Блестящие дела ювелира Ричарда

Я прибыл в Хитроу в восемь утра и вышел из таможни примерно в половине десятого. Именно после этого и начался мой личный ад. Целых три круга. — О, да ладно вам, мистер Наката, улыбнитесь! Улыбнись! Улыбайтесь так, словно выглядываете своего любимого! Сы-ы-р! Биг-Бен, Вестминстерское аббатство, Трафальгарская площадь. Джеффри схватил меня за руку и потащил на классическую обзорную экскурсию по Лондону. Я планировал оторваться от него и сбежать, но каждый раз, когда я думал, что потерял его, он снова прилипал, как пиявка. Я даже попытался раствориться в толпе и поймать такси, но не успела машина отъехать, Джеффри с улыбкой на лице оказался рядом и забрал меня. Мне и так нелегко общаться в англоязычной стране, а я еще оказался совершенно беспомощен перед злонамеренным переводчиком, специально искажающим мои слова. Интересно, уж не механизмом ли самозащиты является страсть Ричарда к языкам? Это был первый круг моего ада. — О, тут тоже хорошее место. Квинтэссенция Лондона. Давайте сделаем еще один снимок, мистер Наката. Джеффри все время просил меня улыбаться. Я не мог, но он все равно щелкнул затвором. Это, наверное, было уже седьмое или восьмое селфи со мной с тех пор, как мы прибыли в Лондон. Он все выложил в социальные сети и показал мне. Думаю, он в некотором роде знаменит, потому что каждый раз, когда он публиковал очередную фотографию, приходили комментарии — его спрашивали, кто это рядом с ним и все такое. Он не ответил ни на один из комментариев, и людям не потребовалось много времени, чтобы начать строить предположения обо мне. Он был красивым мужчиной, таким же, как и его кузен, и в нем тоже было что-то от веселого богатого мальчика. Вероятно, у него имелось много поклонников. Это был второй круг моего ада. Я просто хотел, чтобы Джеффри оставил меня в покое. Зачем он вообще все это делал? Хотя, все же очевидно, да? Он пытался добраться до Ричарда. А я — просто инструмент в ловле на живца для весьма специфической рыбы. — Мистер Наката, с вами все в порядке? Вы же не заболели, правда? Просто злитесь? Или голодны? Я молчал. Джеффри, видимо, думал, что я не отвечаю ему, потому что злюсь, но нет. Мои причины были гораздо физиологичнее. Знаю, как пафосно это звучит, но кажется, я впервые за много лет поймал простуду. Мне и правда следовало взять с собой в самолет сменную одежду и маску для лица. Сначала я подумал, что это просто небольшая боль в горле. Но потом мне уже казалось, будто я в огне, и каждый шаг давался с трудом. Это был третий круг моего ада. Будь мое тело хоть немного посговорчивей, я бы сбежал от Джеффри. Хотя в полицию идти нельзя — это лишь создаст проблемы Ричарду, и я не уверен, что смогу объяснить им ситуацию. Думаю, такова моя судьба — таскаться за чрезмерно жизнерадостным мужчиной, изо всех сил стараясь не отставать от происходящего. Мне только сейчас пришло в голову, что у меня даже нет гостиницы на ночь. Я прочитал в Интернете, что можно пойти в туристический информационный центр, и просто поверил в это, решив, что на месте во всем разберусь. Но если Джеффри будет таскать меня за собой до глубокой ночи, все может закончиться ночевкой на станции метро. Мои силы почти на исходе. Я перед отъездом позаботился о туристической страховке, но больше не хотел тратить драгоценное время впустую. Следующим местом, куда Джеффри направил такси, был самый известный музей Англии — всемирно известный Британский музей. Он улыбнулся, сообщив мне, что вход свободный. — В музее хранится более восьми миллионов экспонатов, среди которых, как известно, мрамор Элгина и Розеттский камень, и множество других вещей. Уверен, вам с Ричардом бы понравилось. Глядите. Пока мы стояли в очереди на вход, он снял брошюру со стойки в вестибюле музея и протянул ее мне, указав на зал, помеченный номером «сорок семь» в нижней правой части карты. Полагаю, в этом музее все залы пронумерованы? Я поплелся за решительно шагающим Джеффри, когда мы вышли из вестибюля с черным решетчатым потолком, похожим на птичью клетку, и увидел вывеску с надписью «Всемирная коллекция драгоценных камней» на английском языке. В стеклянной витрине сверкало множество экспонатов. — Невероятно, правда? Это выставка редких ювелирных изделий девятнадцатого века. Коллекция королевской семьи тоже здесь — в задней части здания. Разве не чудесно? Вы ведь работали с Ричардом в ювелирном магазине? Тогда, должно быть, знаете, сколько стоят такие вещи? Гордая улыбка Джеффри скрывала укол жалости — так смотрит подлый учитель на ученика, у которого нет шансов на успех. Все камни, которыми Ричард торговал в «Étranger», предназначались покупателям. Некоторые покупались как сувениры, другие — в качестве подарков для супругов или членов семьи. Иногда их использовали как инвестиции. Но по сути, эти вещи существовали между людьми. Хотя сами драгоценные камни, возможно, и не обладают собственной волей, я привык воспринимать их как домашних животных, или духов, или некоей временной связью между сердцами. Но на этой выставке ювелирные изделия являли собой полную противоположность всему, с чем мы работали в «Étranger». Внутри металлической корзины для фруктов лежали грушевидные жемчужины в стиле барокко, словно маленькие плоды, спрятанные в мягко изогнутых золотистых листьях. На краю корзины примостилась птица с крыльями из хризолита и аквамарина. Одна нога у нее была задрана, будто она в любой момент собиралась улететь. Было и ожерелье из десяти нитей, инкрустированных бриллиантами и изумрудами огранки «кушон», с крупным, бросающимся в глаза сверкающим изумрудом в центре. В нем, наверное, было несколько десятков — нет, сотен — карат. Размером с куриное яйцо. Какая бы принцесса не носила его, у нее наверняка потом болели плечи. Объемная брошь в форме анютиных глазок, украшенная изящными волнистыми лепестками из аметиста и цитрина, создающими градиент цвета. Но как бы внимательно я ни присматривался, понять, как крепились драгоценные камни, было просто невозможно. Такое впечатление, будто камни притягивались друг к другу таинственной силой, и им изначально суждено было превратиться в украшенный драгоценными камнями цветок. На выгравированных золотых листьях были вырезаны сотни крошечных прожилок. Отбросив на мгновение историческую ценность и тот факт, что они — музейный экспонат, в зале не было ни одного ювелирного изделия, которое можно было бы купить даже за десять миллионов йен. В магазине Ричарда я узнал, как выглядит камень за такие деньги. Но ювелирные изделия, выставленные здесь, казались чудовищными артефактами, за пределами человеческого понимания — для такого дизайна требовалось достаточное количество камней такого калибра и талантливые мастера, которые вкладывали в свое детище всю душу. Уверен, у каждого украшения здесь своя история, но это истории отдельных испытаний и невзгод. Это рассказы о семьях — о странах. Воплощенные истории, которые разворачивались в огромном масштабе общих событий. И они простирались до соседнего зала. В Англии есть аристократия, а аристократы должны быть богатыми. У меня никогда не было четкого представления о том, насколько, но ювелирные изделия на этой выставке, несомненно, дали мне один ответ — они точно не были на том же уровне, что и обычные старые помещики. — Теперь понимаете? Триста миллионов фунтов ввели бы вас в этот мир. У меня разболелась голова. Из-за простуды, которую я подхватил, а не жестокого комментария Джеффри. Он привел меня сюда и показал эти прекрасные, бесчувственные драгоценные камни только для того, чтобы напомнить мне, что мы с Ричардом из разных миров? Серьёзно? Он англичанин, а я — японец. Он ювелир, говорящий на множестве языков, а я изучаю экономику в университете. Поверь мне, я прекрасно понимаю, что мы живем в разных вселенных. Но есть то, что главнее — на дворе двадцать первый век. Даже если люди действительно из разных миров, даже если наши национальности, доходы и расы совершенно разные, все равно можно сесть в самолет и отправиться из Японии в Англию. Мужчины могут целовать друг друга и не попасть из-за этого в тюрьму. О нет, я снова позволяю своим фантазиям пробираться в реальность. Если я вот так встречу Ричарда, он меня ударит. Ох, но… Знаю, что уже поздновато беспокоиться, но правильно ли я поступил, прилетев сюда? Сейчас я не более чем досадная помеха. Джеффри оглядел зал и в итоге ушел в соседний в гордом одиночестве. Я доковылял до скамьи в центре зала и сел, прежде чем снова оглядеть огромное пространство. Пришлось оторвать взгляд от потолка, когда показалось, будто он может упасть прямо на меня. Именно тогда я заметил между подушками маленький клочок бумаги. — Хм? Сначала я решил, что это просто мусор, но вдруг заметил какой-то знакомый текст. Это был японский чек. На сумму девятьсот двадцать йен. За каштановый чизкейк. Датирован месяцем назад. И он был из магазина… …Салона «Шисейдо» в Гиндзе. Когда Джеффри вернулся, чтобы спросить, не случилось ли чего, я рефлекторно выпустил чек, и он упал на пол. Обратная сторона его была пустой. На нем ничего не было написано. Я не мог поднять его под подозрительным взглядом Джеффри, поэтому поднялся со скамейки, чувствуя себя едва ли не охваченным горем. Мое сердце бешено колотилось. Что здесь делал чек из магазина, в который я десятки раз бегал по поручениям? Неужели его обронил японский турист? Маловероятно. Зал, в котором я находился, сорок седьмой, располагался в правом нижнем углу массивного прямоугольного музея. На другом конце от северного входа. Залы «сорок шесть» и «сорок пять» вместе с выставкой ювелирных изделий продолжались на восток и заканчивались тупиком. Я на ходу рассеянно оглядывал экспонаты. Увидел пару весело болтающих кореянок. Группа светловолосых учеников начальной школы делала заметки, предположительно, во время какой-то классной экскурсии. Я заметил нескольких индийских женщин в сари с золотыми аксессуарами на шее. Но это все. Он здесь? Ричард действительно здесь? Я слишком много думаю. И веду себя как сумасшедший. Обычный самообман просто потому, что случайно наткнулся на что-то странное. Но стоило этой мысли прийти мне в голову, я нашел еще один чек на полу — нет, его явно оставили там нарочно. Из «Сенбикии» в Гиндзе. Чек на фруктовый сэндвич и минеральную воду. Минеральная вода. Не чай, а минеральная вода. Я еле сдержался, чтобы не улыбнуться. Он никогда и ни за что не пил ничего, кроме воды, находясь вне дома. Я отвернулся к стене, пытаясь взять себя в руки. Нельзя улыбаться, чтобы не вызвать подозрений у Джеффри. Но это доказательство. Я абсолютно уверен. Мне было немного совестно перед сотрудниками музея за весь этот мусор, но сложно представить, какой энергией меня зарядил этот маленький клочок бумаги. Сомнений не осталось — он здесь. Император сладостей собственной персоной. — Смотрите, здесь начинается королевская коллекция. Великолепная коллекция из эпохи, когда величайшие мастера мира не жалели средств на создание произведений искусства. Мистер Наката? С вами все в порядке? — Я в порядке. Просто немного устал. Я боролся с желанием бежать, глядя на еще более блестящие и помпезные украшения, чем до этого. Где-то в этом огромном музее находился Ричард. Но почему? Неужели увидел посты Джеффри в социальных сетях, решил заглотить наживку и сдаться? Это совсем на него не похоже. Нет, он наверняка намеревался заглотить наживку и сбежать. Он пришел спасти меня. Я на его месте сделал бы то же самое. Нужно найти его. И потом бежать со всех ног. Нельзя подставлять его ещё больше. Само мое присутствие здесь доставляло ему кучу проблем. Но что мне делать? Может, где-то есть еще один чек. С каким-нибудь номером или чем-то, написанным на обороте, — всем выставкам этого музея присвоены номера. Как только я узнаю, куда мне идти, смогу ускользнуть, сказав, что мне нужно в туалет, а затем… Нет, так не пойдет. Если Джеффри нашел записку с номером раньше меня, конец всему. А может, он не смог прочитать, раз надпись на японском? Хотя маловероятно, учитывая, насколько хорошо он говорит по-японски. Конечно, он в состоянии прочитать иероглифы, по крайней мере, цифры. Не стоит забывать, что он тоже мог видеть другие чеки и сделать вид, будто не заметил. Если он проследит за мной, я в итоге как дурак шагну прямо в пасть хищнику. Да и вообще, Ричард и правда здесь? Это точно не сон? Мне казалось, будто кто-то дует мне в ухо. И я вижу грань между мечтами и реальностью в мерцании ювелирной коллекции. Я сейчас в Токио? Или в Лондоне? Где Ричард? Внезапно я услышал звонок мобильного телефона. Я едва не налетел на одну из витрин. Похоже, звонил телефон Джеффри. Он ответил «Слушаю», а затем направился в пустой коридор с очень серьезным выражением лица. Неожиданный звонок, по крайней мере, не был похож на что-то незначительное. У него не было бы времени обращать на меня внимание. Вот он, мой шанс, правда? Пока Джеффри был занят, я оббежал выставку так быстро, как только позволяло мне мое тело. Убедившись, что других чеков нет, я заметил вывеску с указанием туалетов поблизости. А вдруг? Мне пришлось искать везде, где только можно. В кабине для инвалидов мужского туалета, в щели между раковиной и зеркалом я нашел долгожданный чек. Он был сложен пополам. Я взял его, и открывая, молился, желая найти на нем сообщение. И оно там было. «Ты тоже пересек море? Ты сможешь найти меня среди своих друзей. Подробности поищи в своей брошюре». Написано было аккуратной округлой хираганой и иероглифами, выведенными идеальным почерком, несмотря на заявления о том, что ему еще многому предстоит научиться. Почерк Ричарда. Я прижал чек ко лбу и спрятался в одной из кабинок, заперев за собой дверь. Какое послание нес этот стишок? Конечно, я понимаю, что он, вероятно, написал так расплывчато в целях безопасности, но хотелось бы, чтобы он намекнул поконкретнее. Что он будет делать, если я не смогу его найти? «Моих друзей?» Он имел в виду какие-нибудь японские экспонаты в музее? Ну-ка посмотрим, где они? Я пролистал брошюру. Японская выставка находилась в залах с девяносто второго по девяносто четвертый. На четвертом этаже. Он серьезно хотел, чтобы я протопал весь этот путь? Мы же как крысы в мышеловке — все выходы только на первом этаже. Нет, стоп. Нужно пораскинуть мозгами. Были и другие подсказки. Например, что значит «пересек море»? Конечно, тут не о простом перелете из-за границы. Пересек море… Я смутно припомнил, что эта фраза однажды звучала в «Étranger». Я изо всех сил старался вспомнить. Но головная боль совсем не способствовала мыслительной нагрузке. Голубой океан. Голубой драгоценный камень. Сапфир. Голубой топаз. Аквамарин. Точно, моряки ведь считали аквамарин защитным амулетом. Марин — значит море. Точно — кажется, даже краска есть с «марин». Глубокого, синего цвета. В голове все плывет. Честно говоря, я не особый любитель живописи. У меня кружится голова. Да, это сообщение от Ричарда. Что-то такое было у Ричарда в «Étranger». Я сунул чек в карман и снова открыл брошюру. К счастью, на карте, приложенной к брошюре, были указаны места расположения наиболее популярных у туристов экспонатов, а также их небольшие фотографии. Вероятно, так людям проще ориентироваться без необходимости снова и снова задавать сотрудникам одни и те же вопросы. Но музей просто громадный. Все указанное на карте было знаменито. Но среди экспонатов… Нашел. Я нашел то, что искал. Вот оно. В голове у меня стучало, как на концертной площадке во время выступления дэт-метал-группы на бис, но, скорее всего, это все из-за нервов. Я медленно открыл дверь кабинки. Убедившись, что вокруг никого нет, я вернулся в выставочный зал поискать Джеффри. Но не нашел его. Наверное, он все еще разговаривал по телефону. Я молился, чтобы звонок был долгим. Нужно спешить. Мне нужно как минимум пройти по длинному коридору обратно к экспонатам в северной части музея. Продолжая колебаться, я снял куртку и сунул ее подмышку, надеясь, что так меня сложнее будет узнать на расстоянии. Небольшая прохлада не убьет меня. Теперь я вспомнил. Ричард рассказывал мне о старом камне в «Étranger». Осколок звездного ночного неба. Именно так люди в древности описывали его. Даже я знал название. Прежде этот камень растирали в порошок для приготовления косметики и красок. Знаменитый художник Вермеер так часто использовал краску этого цвета, что она стала его отличительной особенностью. Пигмент называется «ультрамарин». Мне всегда это название казалось весьма сомнительным. Ну, то есть, «ультра»? Серьезно? Это, что, какой-то фильм о супергероях? Я не смог сдержать смех, да говорите уж «супер голубой» или что-то в этом роде, но Ричард выдавил из себя улыбку и объяснил, что речь вовсе не об этом. — «Ультра» изначально означало «за гранью». Думаю, супергерои в этих фильмах вышли «за грань» обычных человеческих возможностей. Надеюсь, мне не нужно снова объяснять, что «марин» означает «море», — сказал он мне тогда. Другими словами, ультрамарин означает «из-за моря». В прошлом считалось, что этот камень привезли из Афганистана, поэтому европейцы считали, что он «пересек море». Пока не научились производить искусственный ультрамарин, камень стоил даже больше, чем его вес в золоте. Пройдя большую часть коридора, я быстро оглянулся через плечо. Такое впечатление, будто я играю в игру «Море волнуется раз». Но позади меня были только туристы. Ни следа Джеффри. Можно двигаться дальше. Нет, просто необходимо. Я повернул налево и попал в совершенно другую атмосферу. Я чувствовал себя глупой куклой, постоянно сравнивая коридор, в котором находился, с картой в брошюре, но в конце концов все же нашел дорогу к нужному мне месту. Надпись на стене гласила: «Древняя Месопотамия». Другими словами, место зарождения цивилизации. Уединенный зал заполняли стеклянные витрины, в которых были выставлены предметы, которые носили и использовали древние народы. Было тут и ожерелье из каменных бусин, которое по сегодняшним меркам выглядело грубым и незаконченным, но кто-то носил его более четырех тысяч лет назад. Интересно, сложно, наверное, было раздобыть столько камней для его создания. Я с тревогой огляделся по сторонам, сверяясь со своей брошюрой, пока не нашел то, что искал. В центре зала стояла большая стеклянная витрина — главная достопримечательность выставки. Сплошная масса насыщенного синего цвета. Надпись гласила: «Штандарт из Ура». Большая деревянная шкатулка, вся поверхность которой инкрустирована ляпис-лазурью. Человеческие фигуры изображены сверкающими радужными осколками раковин и красными кораллами на фоне ярко-синей мозаики. Люди устраивают банкет, прогуливаются с козами, несут дрова на спине и так далее. Произведение искусства четырехтысячелетней давности. Я вспомнил, как в старших классах нам рассказывали, что, пускай до сих пор неизвестно, для чего создали этот шедевр, однако его красота неоспорима. Хотя сейчас, конечно, не самое подходящее время отвлекаться на любование красотами. Это был единственный экспонат с ляпис-лазурью, упомянутый в брошюре. Я точно не мог ошибиться. Теперь вопрос лишь — когда? Давно ли Ричард оставил мне записку в туалете? Неужели он уже ушел? Единственным человеком возле стенда была женщина в плаще, с пестрым шарфом, обмотанным вокруг головы, и в туфлях на высоком каблуке. Только она и рассматривала штандарт. Лица ее с этого ракурса я не видел. Может, она знакомая наставника Ричарда, Саула? Или какой-то другой контакт? На обороте штандарта были другие изображения. Я обошел стенд с другой стороны, притворяясь, будто пытаюсь рассмотреть вид сзади, и украдкой взглянул на лицо женщины. — Ты идиот. Голубые глаза уставились прямо на меня. Этот голос. Эти светлые волосы. Красота, которая с первого взгляда заставляет поверить в вечность. — Ричард! Лицо, смотревшее на меня из-под шарфа, было настолько недовольным, насколько это вообще возможно. Каблуки Ричарда застучали, когда он подошел ко мне, схватил за запястье и повел прочь. Зал, в котором мы находились, напрямую соединялся с музейным рестораном. Оттуда можно было спуститься по лестнице и добраться до выхода. — За мной. Заберем твои вещи из гардероба. — Я… Это действительно ты! Я думал, ты член королевской семьи или что-то в этом роде! — Потом отчитаю. В ресторане, который, казалось, почти парил в воздухе, кипела жизнь — туристы расслаблялись после долгого дня, отданного в жертву искусству. Мы пробрались сквозь толпу и спустились по белой лестнице к стойке регистрации, за моим рюкзаком с паспортом. Как только Ричард забрал и свои вещи, он снова схватил меня за запястье. У меня не было времени оглянуться, чтобы посмотреть, преследуют ли нас. Я так счастлив, что проявил твердость и не позволил Джеффри забрать мой паспорт. Когда мы вышли из музея, Ричард снял туфли на каблуках, в которых был, и выбросил их в урну, а сам вытащил пару мужских туфель из коробки, которую вручил мне, и обул их. Затем ослабил пояс плаща, туго затянутого вокруг его талии. Он проигнорировал длинную очередь на стоянке такси перед музеем и быстрым шагом прошел квартал вниз по дороге, чтобы поймать такси там. Как только мы с ним забрались на заднее сиденье черной машины, Ричард закричал: — О чем ты только думал?! — Прости. — Мне не нужны извинения! — Я же искренне прошу у тебя прощения! Таксист оглянулся и что-то сказал Ричарду. Я был на девяносто процентов уверен, что это было что-то вроде «Успокойся или вон из машины». Ричард извинился и назвал ему пункт назначения. Машина тронулась с места, и я испустил глубокий, протяжный вздох. Впервые с тех пор, как приехал в эту страну, я наконец-то смог выдохнуть. — Мне нужны не извинения, а объяснения. Зачем ты здесь? Что они тебе сказали? Что они мне сказали? Точно, Ричард может подумать, что меня привезли силой. А что, логично. С его точки зрения, у меня не было причин следовать за ним. Я не знал, как объяснить ему так, чтобы он понял. Во-первых, нужно заставить его поверить, что я не присоединялся к лагерю Джеффри. — Я тебя не предавал. Прошу, поверь мне. — Да уж, учитывая твой характер, мне это прекрасно известно. Я хочу, чтобы ты объяснил, что происходит. Что ты здесь делаешь? Я мог бы просто сказать ему, что приехал, потому что хотел его увидеть, и оставить все как есть, но это ничего бы не объяснило. Мне нужно подумать. Мир все кружился вокруг меня. Кружился? Почему он кружится? Да, у меня кружилась голова. Я изо всех сил старался сидеть прямо. Однако мне о стольком нужно подумать. — Сейги? Сейги. что случилось? — Я… я пытаюсь подумать… Мне просто нужно еще немного… времени… — Не знаю, переполняло ли меня счастье или облегчение, но что бы это ни было, мой разум достиг своего предела. Я, вероятно, напугал Ричарда, когда прижался к нему, хотя машина и не собиралась поворачивать. Очень жаль. Но мое тело больше не слушается меня. Я так устал. И мне так жарко. У меня кружится голова, и я обессилен. Череп просто трещит. И я не могу сдвинуться ни на йоту. Голос, снова и снова звавший меня по имени, постепенно становился все дальше и дальше.

***

Я так привык к этому странному сну. Когда я сплю в своей квартире, а Ричард стоит надо мной и смотрит на меня. Его губы шевелятся, словно он пытается заговорить, но я не слышу ни слова. По крайней мере, обычно это сон. — Вижу, ты наконец проснулся, мой рыцарь в сияющих доспехах. Я открыл глаза и увидел незнакомую люстру на потолке. Я не у себя дома в Такаданобабе. И уже не лежу в кресле самолета. Верно. Я прибыл в Лондон. Пошел в музей и нашел записку, которая привела меня к Ричарду. — Видимо, я сплю… Это действительно больше похоже на сон, чем на явь. — Не хочу показаться педантом, но ты уверен, что не имеешь в виду «кошмар»? — Нет, совсем не кошмар… Ведь ты же здесь, со мной… Только попытавшись сесть, я понял, что у меня под головой что-то твердое и хрустящее. Оказалось, пакет с колотым льдом, наполовину растаявший и завернутый в белое полотенце. На лбу лежал носовой платок. На мне сейчас не белая рубашка, в которой я был в музее. А толстовка из рюкзака. Наверное, Ричард позаботился обо мне, пока я валялся в отключке. — Я позаимствовал термометр у администратора. У тебя температура выше ста. — Ста? Думаю, твой термометр сломался… — Прости, для тебя значение по Фаренгейту совсем непонятно, да? Это на волосок ниже тридцати восьми градусов по Цельсию. Я волнуюсь. Пожалуйста, измерь еще раз. Если температура не упадет, придется везти тебя к врачу. Ты оформил туристическую страховку? — Да. Но кому я нужен? Мы все еще в Лондоне? Разве ты не должен бежать отсюда? Ричард рассмеялся, словно я пошутил. Он выглядел так, будто пытался задобрить маленького ребенка. Когда термометр, который он мне вручил, запищал, на нем отобразились какие-то неразборчивые цифры, поэтому пришлось вернуть его медсестре Ричарду для разъяснения. — Девяносто восемь и пять десятых. Температура немного спала. Слава Богу. — Да ничего хорошего тут нет. Ты уверен, что здесь мы в безопасности? Если нужно переехать, я могу… — Нет. Спи дальше. — Не нужно беспокоиться обо мне. — Это ты не беспокойся обо мне. Давай, ложись и немного отдохни. Я упрямо посмотрел на него, молча говоря: «Ты явно в отчаянии, раз говоришь такие странные вещи», и Ричард нахмурился в ответ. Разве он не бежал от своей семейки? Хотя, конечно, я отлично понимал, что не мне говорить такое, будучи личной ходячей катастрофой Ричарда. Фух. Мягко говоря, мне просто хотелось умереть. Почему я умудрился простудиться именно сейчас? — Я не помню ничего после того, как мы сели в такси. — Ты начал терять сознание, но твердил, что все хорошо. Хотя и с трудом, но на ногах все же стоял, и я, поддерживая тебя, довел нас и поселил в ближайшем отеле. Я уже подумывал вызвать врача, если через час ты не проснешься. — Теперь все хорошо, правда. — Думаю, мне хватит этой фразы на ближайшие сто лет. И больше слышать ее я не хочу, — вполголоса заявил Ричард. — Как ты узнал, что мы в музее? Предположил, что он отведет меня туда? — Ваши совместные селфи исправно доставлялись на мою старую почту в режиме реального времени. Вы с моим кузеном ехали на север от Биг-Бена. Прогулка действительно навеяла воспоминания — в детстве, на каникулах, это был наш обычный маршрут. То есть, Ричард, Джеффри и, предположительно, Генри тоже регулярно ходили по этим местам. Джеффри все это время посылал Ричарду особое сообщение. Значит, у нас действительно нет времени сидеть здесь. — Ричард, теперь я в порядке. Думаю, лучше, если мы… Ой, ой, ой… — Не вставай. Ложись обратно. У меня к тебе вопросы. Что ты здесь делаешь? Кто тебе сказал, где я? Даже Саул не знает. Лежа на кровати, я рассказал Ричарду о том, как мошенник Сасаки подошел ко мне и во время разборок показал ту фотографию. Ричард сел на стул рядом с кроватью, закрыл лицо рукой и глубоко вздохнул. — Как неосторожно с моей стороны. — Если ты имеешь в виду костюмированный трюк, который мы провернули, то да, именно. — Такие люди как он вызывают у меня глубокое отвращение. Так и хочется вбить в них немного здравого смысла. — Потому что напоминают тебе о том, каким ты был раньше? Ричард удивленно посмотрел на меня, затем кротко улыбнуться и поправил платок у меня на голове. Было очень приятно и прохладно. — Вижу, Саул провел с тобой увлекательную беседу. Мне казалось, я сумел донести до него, что излишняя доброта к тебе не принесет ему ничего, кроме неприятностей. Полагаю, эта фраза из разряда «Он привяжется, если будешь называть его по имени». На самом деле, у меня все еще не было ответа на вопрос Ричарда, почему я здесь. Сначала мне казалось, я хочу ударить его, но теперь, после воссоединения с ним, меня переполняла такая радость, что я совершенно не находил слов. Наверное, я просто из тех парней, которые не в состоянии заставить себя сказать то, что хотят, когда дело доходит до серьезного разговора. Такое уже было у меня с Танимото. Но на этот раз я просто обязан это сказать. Иначе другого шанса может и не представиться. И эта мысль настолько расстроила меня, что не успел я опомниться, как оказался на другом конце света. — Знаю, это прозвучит эгоистично с моей стороны, но не мог бы ты оказать мне одну услугу? — Зависит от услуги. — Ничего сложного. — Как я уже сказал, зависит от одолжения. Если беспокоишься о номере — не стоит, я выставлю тебе счет на полную сумму. Я взмолился, чтобы он перестал дразнить меня и вспомнил, как мы ездили в тот отель в Юракучу. Ричард был так добр ко мне. Но сейчас мне нужно было что-то более реальное, а не такая вот его своеобразная чуткость. — Пожалуйста, не исчезай, не сказав ни слова. Умоляю тебя, — продолжил я, и Ричард слегка заерзал. В комнате воцарилась тишина. — Когда ты исчез… В груди словно дыра осталась. Я так волновался, просто места себе не находил. У меня опустились руки, поэтому я и оказался здесь, но… Если бы я не смог тебя найти, наверняка бегал бы вокруг, как курица с отрубленной головой. Так что… пожалуйста… Я умоляю тебя… Ответь хоть что-нибудь. Это все, что я мог сказать. — Есть вещи, которые не решить простыми разговорами. — Я и не говорю, что ты должен все мне объяснять! Меня это не волнует. Конечно, мне было бы любопытно, но особо не важно. Я просто хотел хоть чего-нибудь. Хватило бы простого: «Я не могу сказать тебе зачем и что буду там делать, но я еду в Лондон». — Я выплатил тебе зарплату даже больше, чем требовалось. Жаловаться не на что. С какой стати я должен отчитываться перед тобой? Ричард прав. Аргумент более, чем веский. Другого я от него и не ждал. Он и так снисходителен ко мне. Будь он по-настоящему зол, и реши уничтожить меня, у него нашлись бы способы ткнуть меня туда, где действительно больно. Но, честно говоря, я немного устал от этого. — Потому что я думал, что мы с тобой ближе рабочих обязательств. Нет… я хотел быть ближе к тебе. — Ты ведешь себя нелепо. — Думаешь, я не в курсе? Я такой дурак, что мне хочется плакать. Я понятия не имел, сколько буду работать в «Étranger», но, наверное, я просто почувствовал, что скоро мы сможем проводить вместе выходные или просто так разговаривать по телефону. Ты никогда не давал мне ни малейшего повода в это верить, но я начал думать, как это было бы здорово. Хотя знаю, что сам все себе напридумывал. Это было неловко даже для меня. Но Ричард просто сидел и слушал, не перебивая. Поэтому я решил, что должен высказать все, пока есть такая возможность. Кажется, если у меня снова поднимется температура и я засну, когда проснусь, Ричарда уже не будет. Со всеми этими его семейными неурядицами, он, вероятно, всегда будет в бегах. — Ты мне нравишься. Так сильно, что я в ужасе. Мне нравилось быть рядом с тобой. Не успел я опомниться, как это превратилось в норму для меня. Вот почему, когда я внезапно потерял тебя, мне казалось, будто меня выбросило в открытый космос без кислорода. Невозможность видеть тебя раз или два в неделю причиняла такую боль, что я превратился в руину. Хотя, нет, дело даже не в этом. Даже если я не смогу видеть тебя каждую неделю, мне просто нужно знать, что где-то в мире ты жив и здоров, и с тобой все в порядке. Но у меня не было даже этого, так что… Я ужасно волновался… Я абсолютно не планировал сесть в самолет, но я так волновался, что все равно это сделал. Ха-ха… разве не смешно? Прости. Я знаю, что приношу тебе одни неприятности. Мне очень жаль. У меня болит голова. Я не могу толком выразить то, что хочу. Мне снова снится этот странный сон. Лицо Ричарда прямо перед моими глазами и становится все ближе и ближе. В конце концов он всегда отстранялся и дарил мне эту ужасную улыбку. Почему он снова мне снится? Так, стоять. Это не сон. Позади него горит странная лампа, похожая на гостиничную. И к тому же недешевая… что? — Перестань болтать хоть минуту. Его лицо так близко к моему. Красиво очерченный нос Ричарда скользнул прямо по моей щеке и остановился рядом с правым ухом. Тонкие руки обвились вокруг меня, сжимая плечи до боли. Его тело прижалось к моей груди, но я не чувствовал тяжести, потому что ноги Ричарда все еще стояли на земле. Тело, которое я ощущал сквозь одеяло, оказалось гораздо крепче, чем я ожидал. Я слышал его сердце — оно билось совсем в другом ритме, чем мое собственное. Наши сердца будто бились наперегонки. Неужели я просто не в себе от простуды? — Мне действительно очень жаль… — Закрой рот. — Слушаюсь, сэр. Ричард, обнимая меня, словно окаменел. Примерно через минуту он застонал. — Ты — ходячее недоразумение. Почему ты всегда, всегда признаешься мне в симпатии именно так? — Я знаю. Поэтому… — Ты назойливый и слишком доверчивый ребёнок. Бросаешься в омут с головой, не зная своих пределов. Твое чувство справедливости настолько своекорыстно, что в конечном итоге просто не оставляет тебе ничего, кроме собственного удовлетворения. Тебя даже бесполезным мало назвать. — Да тебя не остановить… — Так почему же я не могу заставить себя невзлюбить тебя? Ричард в последний раз сжал меня, затем отпустил и отошел от кровати. Подожди. Пожалуйста, подожди. Я так испугался, что он сейчас выйдет из комнаты. Я ведь еще не все ему сказал. — Чуть не забыл. У меня для тебя кое-что есть. Не волнуйся, кольцо я принес с собой. — Кольцо? — Мне дал его Саул, чтобы… Не успел я закончить, голову пронзила острая боль. Может, резко подскочило кровяное давление после того, как Ричард отпустил меня. В конце концов мне не удалось его достать, поэтому я просто попросила Ричарда подать мне сумку с кодовым замком. Он вытащил ее из моего рюкзака. — Да, она самая. Я, кашляя, назвал ему трехзначную комбинацию, и его бледные пальцы проворно открыли ее. Оттуда появилась коробочка с кольцом. Ричард застыл, лишившись дара речи. Это было кольцо Ричарда. То самое, которое, по словам Саула, досталось ему в наследство. Я молчал. Ричард, глядя на старое кольцо, заговорил: — Как много ты знаешь о моем наследстве? Вот о чем мы сейчас говорим? Я немного удивился, однако, почти уверен, я уловил суть происходящего в самолете. — Мне сказали, что если ты женишься на том, кто соответствует определенному набору требований, унаследуешь бриллиант, а если нет, его передадут Национальному фонду. Как какая-то зловещая головоломка. — Что еще? — Невеста должна быть «чистокровной англичанкой», а все остальные исключаются. — Что еще? — снова спросил Ричард. А что там еще было? Больше я ничего не мог припомнить, поэтому покачал головой, и Ричард слабо усмехнулся. — Судя по всему, тебя посвятили в две трети. Даже если я женюсь на ком надо, то все равно не получу наследство. Бриллиант достается будущей супруге. — Супруге? — Да, человек, который унаследует бриллиант, — не я, а тот, на ком я женюсь, другими словами, «чистокровная англичанка». По сути, я не более чем банкомат, облегчающий весь процесс. Вот как работает завещание. То есть, Ричард — всего лишь курьер. Что бы он ни делал, бриллиант все равно оказывался в чьих-то руках, будь то Национальный фонд или супруга Ричарда. Конечно, будь брак счастливым, тогда, можно сказать, камень принадлежал бы им обоим, но такая огромная сумма денег, свалившаяся кому-то на голову, казалась верным путем к катастрофе, даже в хороших отношениях. Полагаю, граф вообще не собирался оставлять бриллиант своим внукам? Чем дальше, тем причудливее это завещание. — Бессмыслица какая-то. Чего он вообще пытался добиться этим завещанием? — Я давным-давно отказался от попыток разобраться. Людям не нужна причина, чтобы любить друг друга, так же, как и не нужны особые причины для ненависти. Ты просто измотаешь себя, пытаясь найти смысл в его злобе. Но если уж размышлять, я бы назвал это весьма изощренным способом выместить свой гнев на других. — Эй, а эта фраза «людям не нужна причина, чтобы любить друг друга» исходит от кого-то конкретного? Ричард посмотрел на меня со слегка измученной улыбкой. Видимо, не ожидал такого вопроса. — Так любил говорить человек, который меня вырастил. Девятый граф Клермонт. — Отец Джеффри, который связался с тобой через банк? — Я многим ему обязан. Он мне больше отец, чем когда-либо был мой родной. Тем не менее я вежливо сообщил ему, что в долгосрочной перспективе у меня нет намерения оставаться в этой стране. — И куда ты поедешь дальше? Ричард не ответил. У меня возникло странное предчувствие относительно того, что будет дальше. Казалось, мой голос вообще не достигал ушей Ричарда. Он даже в глаза мне не смотрел. Просто в общем моем направлении. Я никогда раньше не видел его таким. Наверное, я в ответ состроил какую-то кошмарную гримасу, потому что Ричард вздохнул. — Не забивай себе голову. Сыновья нынешнего графа хотят лишь одного — чтобы я женился на женщине, которая будет делать то, что они скажут, но, проще говоря, они могут… Ричард произнес идиому из двух слов с точностью словарного упражнения. Сомневаюсь, что когда-либо слышал, чтобы кто-то говорил «Есть дерьмо» с такой ясной и совершенной интонацией. Он полностью отдался этой фразе. — То есть, их шансы достичь желаемого исчезающе малы. Прошу прощения за использование такого вульгарного выражения. — Ругайся сколько хочешь. Так тебе точно полегчает. Я улыбнулся, но выражение лица Ричарда не изменилось. Его незанятые руки принялись теребить кольцо с его именем. — Саул сказал, что это кольцо досталось тебе в наследство… Мне не удалось спросить, от кого он его унаследовал, но Ричард тем не менее ответил на мой вопрос. — От моего деда. Восьмого графа Клермонта. Так уж вышло, что у нас с ним одно имя. О, так сына седьмого графа, от которого отреклись за женитьбу на неангличанке, тоже звали Ричард. Наш Ричард оказался в центре проблемы наследования из-за дискриминационного пункта в завещании, упомянутом Джеффри, совсем не из-за своего имени. Но, возможно, это судьба. — Я удивлен, что ты сохранил его. — Есть вещи, от которых просто так не избавиться. Фраза показалась мне знакомой. Хотя действительно, даже если бы он избавился от кольца, ему никуда не деться от своей семьи. Учитывая характер Ричарда, конечно, он решил оставить его. Видимо, все же немного привязан к нему, раз отдал Саулу на реставрацию. — Это фишка всех дворян? Кольца с именами? — Это пережиток более ранних времен. И конечно, не общая традиция. Сомневаюсь, что изготовление такого рода вещей когда-либо было настолько популярным. Некоторые считают их талисманом или амулетом. Даже утверждают, будто с каждым поколением такой предмет приобретает больше силы. — Погоди, так значит, твой дедушка сделал его не для себя? — По всей вероятности, это был подарок его отца, седьмого графа Клермонта. Каждый камень в кольце великолепен, но чего еще ожидать от коллекционера с бриллиантом стоимостью в триста миллионов фунтов стерлингов? Прекрасные камни безгрешны, каким бы мерзким ни был их владелец. Кольцо, воплощающее в себе его имя, подарено отцом — человеком, который вычеркнул его из своей жизни. Не знаю, из-за температуры или нет, но я вообще не видел тут ни малейшего смысла. Возможно, дед Ричарда тоже считал, что камни безгрешны. Но все равно это был подарок от человека — пускай и родного отца, — который презирал ту, которую он любил настолько, что отказался от всего. Кто бы захотел подарить такое кольцо своему внуку? Будь я на его месте, наверное, выбросил бы его или закопал — унес с собой в могилу. С другой стороны, из-за его внушительной финансовой ценности, может, я бы и передал его внуку. В нем же есть настоящий рубин и бриллиант. Но все равно, что-то не сходится. Погруженный в мысли, я начал отключаться. Кто-то звал меня вдалеке. Я не сразу осознал, что голос, настойчиво зовущий меня по имени, реален. Наверное, я почти задремал. Это было близко. — Сейги? Ты в порядке? Мне не следовало заставлять тебя так много говорить. — Ничего страшного! Я в полном порядке! — Тебе следует отдохнуть. У тебя все еще жар. — Как я вообще могу заснуть после того такого крепкого сна! Я в полном порядке, ясно! Я постарался придать своему голосу как можно больше бодрости, но даже для меня прозвучал он глухо. А что еще мне оставалось делать? Я был в ужасе от того, что Ричард снова исчезнет. Я точно уверен, что стоит мне закрыть глаза и позволить себе провалиться в сон, проснусь я уже один в оплаченной комнате. И на этом все закончится. У меня даже возможности не будет связаться с ним. Я сказал все, что хотел, но он так и не дал мне ответа. Интересно, почувствовал ли Ричард, почему я так странно смотрю на него. Невероятно красивый мужчина поставил коробочку с кольцом на прикроватный столик, снял носовой платок с моего лба и заменил его своей ладонью. Видимо, у меня действительно все еще был жар, раз его нежные пальцы казались такими холодными. Безнадежно. Почему мое тело должно было отказаться от меня именно сейчас? Это мог быть буквально любой момент в моей жизни, и я согласен на все, кроме этого. Я почувствовал, как левая рука Ричарда скользнула мне под шею, но пальцы его не ощутил. Наверное, они под мешком со льдом. Там он их и оставил. Стоило задаться вопросом, что он делает, Ричард убрал левую руку с моей шеи и поменял ее местами с правой. — Чт… вау… Его ледяная рука погладила мой лоб. Я прерывисто задышал. Как только ладонь согрелась, он поменял ее местами с правой, затем снова с левой и так далее. Что он делает? Наверное, охлаждает свои руки льдом, а потом касается моего лица. Я замер, не произнося ни слова, едва дыша, когда услышал тихое хихиканье. Ричард смеялся. Он, что, уже устал? — Как ты себя чувствуешь? — Отлично. Мне в жизни не было так хорошо… — Что ж, очень приятно это слышать. Его похожий на шепот тон приятно отдавался в моих ушах. Я сразу вспомнил, как Хироми заботилась обо мне, когда я болел в детстве. Стоило расслабиться, как я впадал в панику и снова открывал глаза. Нет. Спать нельзя. Скажи что-нибудь. Ты засыпаешь. — Ричард, кое-что до сих пор не дает мне покоя… Хотя, наверное, сейчас не лучшее время задавать тебе этот вопрос, но… — Помнится, я велел тебе отдохнуть. Какой вопрос? — Когда твой любимый человек сказал, что не хочет, чтобы люди думали, будто он охотится за твоими деньгами, — сказала я, и Ричард замер как раз в тот момент, когда собирался снова поменять руки. Наверняка вспомнил наш разговор в Гиндзе незадолго до его исчезновения. — Бриллиант достанется «чистокровной англичанке», верно? То есть, твой супруг ничего бы не унаследовал, женись ты на человеке, не подходящем под нужные параметры, так… почему? — А, нет. Конечно, унаследовал бы. — Что? — Даже если бы я женился, игнорируя критерии, супруга все равно получила бы наследство. В данном случае — коллекцию сапфиров графа. Пускай его стоимость исчисляется самое большее десятками тысяч фунтов, все равно это целое состояние. Хотя, по общему признанию, едва ли сравнится со стоимостью бриллианта. Я ошеломленно молчал. Теперь мне все стало ясно. Видимо, поэтому бывший парень Ричарда решил уйти от него. Какой бы выбор он не сделал, его личную жизнь всегда будет преследовать старый призрак. Как проклятая тень. Если бы только можно было покончить с ним, запереть в железном ящике и выбросить куда-нибудь в океан — далеко-далеко. — Что бы ты ни делал, в конечном итоге все равно остаешься с пустыми руками, да? — Верно. Это и тяготило тебя? Если так, то… — Это еще не все. Эм… я помню, ты сказал, что сапфиры оценили в десятки тысяч фунтов. Значит, сами вы их никогда не видели? — Нет. Они в сейфе. Нам их разрешат увидеть только перед свадьбой. — Тогда откуда ты можешь знать, сколько они стоят? — Джеффри не упоминал, что у нас есть записи о покупках? Официальные документы с подписями доверенного лица графа и продавцов камней. Возможно, тебе знаком термин «доверительный управляющий» в контексте процедуры банкротства — своего рода бухгалтер, назначаемый правительством. Но доверительный управляющий семьи Клермонт занимает совершенно иную должность. Возможно, проще всего описать его, как нечто среднее между государственным чиновником и доверенным другом семьи. У попечителей нет полномочий передавать нам драгоценные камни по своему желанию. — А, да… Джеффри действительно что-то говорил об этом в самолете… Он сказал, что была семья доверенных лиц, которые управляли семейным состоянием — вроде казначеев, — и когда нынешнее доверенное лицо скончалось, тайное завещание вскрыли, и началась эта кутерьма. — Ричард, мне очень жаль… Я немного поговорил с Джеффри в самолете о твоем прошлом… — Твое беспокойство необоснованно. Он больше меня знает детали этой темы. Ричард выглядел ровным и лишенным эмоций. Я вспомнил наш разговор в самолете. С чего он решил сравнить это с «Камиллой»? Было что-то ошеломляюще-печальное в том, как его холодная, но нежная рука касалась моей кожи. — Это так ужасно. То, что произошло с тобой и твоим парнем. — Прошу прощения? — Э-э-э… После минуты неловкого молчания Ричард убрал руку с моего лба, будто внезапно что-то понял, и плотно сжал губы. Я скучал по этому его выражению лица. Я постоянно видел его в «Étranger». Честно говоря, мне оно даже нравилось. — Позволь мне объяснить как можно короче. Я не гей — нет, возможно, эта формулировка может непреднамеренно ввести в заблуждение, поэтому, пожалуй, я внесу поправки в свое утверждение: до сих пор у меня никогда не было романтического партнера того же пола. Ясно? — Абсолютно! — Хорошо. Ричард, казалось, почувствовал облегчение. А у меня будто тяжесть с груди свалилась. Одна из загадок, над которой я размышлял целую вечность, наконец-то разгадана, и проклятие, тяготеющее над моим сердцем, снято вместе с ней. Вы были не правы, господин Хомура. Промахнулись мимо цели. Какая радость. Напряжение, давящее на меня, вероятно, и стало причиной странных повторяющихся снов. Что ж, я почти уверен, что все равно оказался бы здесь, даже без слов господина Хомуры, но это не давало мне покоя. Стоп. Тогда почему? — Сейги? — Твое объяснение было очень ясным, но тогда почему? — Потому что она была англичанкой турецкого происхождения, — ответил Ричард еще до того, как я задал этот вопрос. Но больше он ничего не добавил. Думаю, в любом случае, совсем не важно, был ли прежний романтический интерес Ричарда мужчиной или женщиной турецкого происхождения, ни тот, ни другой не соответствовали требованиям, указанным в завещании для наследования бриллианта. Учитывая, насколько глобален мир, в котором мы живем сейчас, нет особого смысла выбирать человека с родителями-британцами. — Просто это так ужасно… — Злиться бессмысленно. Человек, ответственный за это, давно мертв. — Подожди, тогда откуда у твоего кузена взялась идея, что мы с тобой…? — Что мы с тобой?.. Я несколько раз быстро указал на себя, а затем на Ричарда. Пожалуйста, пойми намек. Он думал, что у нас такие отношения. Сначала я решил, что это просто потому, что я, едва проснувшись, упомянул о своих странных снах о Ричарде, пытающемся поцеловать меня, но для этого он был слишком уверен в себе. Я думал, Ричард разозлится, но он просто пожал плечами. — Понимаю. Что ж, это, должно быть, больше всего тебя встревожило. — Я совсем не беспокоился. Это ничего не значило. Но почему он так подумал? — Вообще-то, не думаю, что так уж много студентов… каким бы гибким ни было их расписание, сядут в самолет, чтобы отправиться за «другом», который вот так внезапно исчез. Хорошо. Да. Думаю, в конце концов, всему виной мое странное поведение. Мне стало плохо. Когда я нахмурил брови, Ричард продолжил: — Однако, на мой взгляд, тут не полностью твоя вина. — Что? Тихим, неровным тоном Ричард сказал, что не хочет, чтобы это прозвучало так, будто во всем виноват лишь я, а затем перешел к объяснению своих старых «вредных привычек». — Трудно найти правильный баланс, выражая к кому-то свою привязанность. — Баланс? — Когда я учился в начальной школе, один мой друг простудился. Мы с ним дружили, потому что учились в одном классе. Мне было не сложно, поэтому я подготовил для него конспекты по всем четырнадцати нашим предметам. Но через неделю после того, как я отдал ему записи, он сказал мне: «Я тоже тебя люблю, поэтому, пожалуйста, давай сходим на свидание». В итоге я дал ему пощечину. — Н-ну, он сам виноват! Просто неправильно тебя понял! — Когда я учился в средней школе, другой мой друг очень радовался возможности повидаться со своей бабушкой в Австрии на рождественские каникулы, но произошла путаница с бронированием билетов, и он не смог поехать. Он очень расстроился из-за этого. Так случилось, что примерно в это время у меня были планы отправиться в тот же район на лыжную прогулку, на которую я не особенно рассчитывал, поэтому я отдал ему свой билет и провел ту зиму в школе. После зимних каникул он подарил мне стихотворение: «Твой образ всегда отзывается эхом в моем сердце». Я решил заняться боксом. — Да, не очень приятно, но и тут виноват тот мальчик. — Когда я учился в университете в Англии, я решил пойти на курсы вождения вместе со своим однокурсником, с которым мы часто общались. После проведенных вместе семнадцати уроков вождения в течение двух месяцев он подошел ко мне и сказал, что «хотел бы отправиться со мной в путешествие, чтобы обрести вечность». Я чуть не ударил его, едва не спровоцировав аварию. — Ни в чем из этого не было твоей вины! Они сами виноваты! Тебе нечего стыдиться! Ричард бросил на меня мрачный взгляд. — Конечно, ты так и скажешь. Но проявлять дружеские чувства и выражать благодарность так сложно. Кажется, я каким-то образом веду себя чрезмерно по обычным меркам… Я отлично понимал, о чем он говорил. Ну, то есть, как еще назвать ожидание в течение пяти часов на станции, если не чрезмерным? Хироми так же ошиблась, когда я разговаривал с ней. Но все же. — Ни ты, ни твое лицо не виноваты. Просто ты сам по себе — невероятный человек. Ты с легкостью можешь делать то, о чем я и большинство других людей даже не мечтают, поэтому тебя неправильно понимают, судят о тебе по себе. Любой, кто действительно знает тебя, понимает, что ты просто слишком добр себе на беду. Ричард закрыл рот и затих. Я ждал, что он что-нибудь скажет. Он опустил взгляд в пол со слегка смущенным выражением на лице, затем поднял глаза к потолку. — Мир огромен, и всегда найдется кто-то лучше, чем даже самые лучшие. — Хм? Что ты имеешь в виду? — На самом деле, ничего. В любом случае, учитывая множество других взлетов и падений в моей жизни и карьеру, которую я выбрал, пожалуй, неудивительно, что даже у моей семьи сложилось впечатление, будто я гей или бисексуал. В конце Ричард еще раз слегка склонил голову, как бы извиняясь. Я кивнул в ответ. Ужасно деликатный вопрос. Я был примерно на восемьдесят процентов не уверен, но оставшиеся двадцать меня волновались — хотя я, конечно, не собирался объявлять об этом. К тому же, я почувствовал легкий трепет, словно провел кого-то, кто мне не особенно нравился… Стоп. Так, может, используем эту ситуацию в своих интересах? — Ричард, погоди, мы должны выработать стратегию наших следующих шагов. — Твои «следующие шаги» уже определены. Как только окрепнешь для путешествия, отправишься прямо в аэропорт и первым же самолетом полетишь обратно в Токио. Вот и все. — Но я могу помочь. — Ты действительно думаешь, что сможешь победить стаю гиен в их вотчине? Максимум, что тебя ждет — их грязные когти на твоей спине. — Да, и что потом? Ты просто исчезнешь, и я никогда больше тебя не увижу? Я сел в постели и посмотрел Ричарду прямо в глаза. — Ты все еще не ответил, окажешь ли ты мне ту услугу. Пожалуйста, просто не исчезай снова, не сказав ни слова. Просто скажи хотя бы, где ты будешь. Но сколько бы я ни смотрел и ни молился, выражение лица Ричарда не менялось. Понятно. Какой он милый. Не может заставить себя солгать мне. Я знал это, но реальность ударила слишком больно. Я ничем не могу ему помочь. Я рассмеялся, однако Ричард не сказал ни слова. Голос у меня все еще хрипел, так что я даже смеяться нормально не в состоянии. Но больше я ничего не могу поделать. Танимото дала мне толчок, в котором я нуждался, чтобы приехать в Англию, и я получил то, чего хотел: я снова увидел Ричарда. И это подарило мне столько счастья. Но я все равно бесполезен, как и всегда. — Сейги. — А что, довольно забавно. Я даже море пересек, прямо как Штандарт Ура. — Я вообще не просил тебя делать это. — Это безумие, что ты посчитал, будто я пойму намек, который ты оставил. Ляпис-лазурь — не самый ходовой товар в «Étranger», а ультрамарин всплыл в разговоре всего лишь раз. Такие разговоры копились день ото дня, как пыль на ковре, — столько, что можно несколько раз заполнить магазин до краев. — Что бы ты сделал, если бы я не вспомнил тот разговор? — Не вспомнил — значит, не стоило и вспоминать. Я просто притворился бы, что не видел этих идиотских сообщений и фотографий. Кажется, он не думал, что я забуду тот разговор. И, очевидно, я не забыл. Но почему так? Доверял он мне или нет? — Да будет тебе известно, я… — Иди домой. Ты — студент, твоя задача — учиться. Тебе рано совать нос в дела взрослых. — Я мог бы… — Уезжай. Мне куда проще без твоего присутствия. Его идеальный японский просто проскользнул мимо. Ричард не смотрел мне в глаза. Я наконец понял — он не хотел, чтобы я ему помогал. Потому что стремился защитить меня. По той же причине он отказывался рассказывать мне, что происходит, как бы сильно я на него ни давил. Какого хрена? За кого он меня принимает? Даже не припомню, чтобы когда-нибудь так злился на кого-то за чрезмерную заботу. — Боже, чрезмерная доброта тебя однажды погубит. — Ах если бы я мог завернуть эту строчку и вернуть ее тебе обратно. Отдыхай. — Я всего лишь подрабатываю у тебя, помнишь? И вряд ли у тебя есть особые причины так сильно заботиться обо мне. Просто используй меня по своему удобству. — Если ты будешь продолжать эту бесполезную болтовню, я свяжу тебя и заставлю уснуть. Неужели он действительно так сильно хотел избежать разговора со мной? Не похоже. Но каждый раз, когда я говорил, опущенный взгляд Ричарда выглядел таким душераздирающим, что мне было больно просто находиться с ним в одной комнате, пока он в таком состоянии. — Если собираешься меня связать, лучше заверни, как мумию. Но вряд ли это заставит меня замолчать. — Постарайся не увлекаться неуместными идеями. Отлично, если хочешь поболтать, давай поговорим о камнях. Это должно быть идеально для наших явно холодных отношений. Ложись обратно и просто повторяй «угу» время от времени, если настаиваешь. И на этой ноте Ричард принялся рассказывать историю не о драгоценностях семьи Клермонт, а о лазурите. Словно давал понять, что я не имею никакого отношения к бедам его семьи. Японское название лазурита — руи. Он ценится в буддийских писаниях как одно из семи сокровищ. Честно говоря, сейчас не время для подобных разговоров, но я знал, что если продолжу настаивать, буду не лучше ребенка, закатывающего истерику. Этого я не хочу. Больше всего на свете я ненавижу смотреть, как кому-то плохо, а я вынужден уйти, не сделав ничего, чтобы помочь. Маленькие золотистые вкрапления пирита, смешанные с камнем, создавали впечатление, будто кусок лазурита заключал в себе ночное небо как раз в тот момент, когда на нем начинали появляться звезды. — Если когда-нибудь ты окажешься летом за городом в Европе или Западной Азии, рекомендую тебе ясными ночами около девяти или десяти часов вечера выходить на крыльцо и смотреть в небо. На прекрасной сини неба горит бесчисленное количество звезд. Такого в Японии не увидишь. Смотреть на камень в своей руке, конечно, приятно, но хорошо бы время от времени напоминать себе, что эта голубая планета, называемая нами домом, не более чем одинокий камень на бескрайнем пространстве космоса. По сравнению с этим все ваши проблемы кажутся мелкими и несущественными. Говоря это, Ричард снова положил руку мне на лоб. Я попытался представить ночное небо в Европе и Ричарда, стоящего в полном одиночестве где-нибудь в горах, которые я видел из окна самолета. Какое это, наверное, дивное зрелище — настолько прекрасное, просто до слез. — Ты знаешь, насколько ты невероятный? Я вижу это синее ночное небо, закрывая глаза и просто слушая тебя. — Наверное, в тебе говорит лихорадка. Ты все еще горячий. — Теперь я вспомнил. Ляпис-лазурь — невероятный камень. — Ты все никак не умолкнешь? Что ты хочешь этим сказать? Я вспомнил подслушанный мною разговор Ричарда с клиентом, когда подавал чай. Тот клиент был скорее коллекционером минералов, чем ювелирных изделий, с удовольствием обсуждал выложенные Ричардом камни — кварц, агат и так далее, а также ляпис-лазурь. — Разве ты не помнишь ту фразу о том, что это самый «сильный» камень? Клиент утверждал, что ляпис-лазурь — самый сильный камень из всех. Мнение о том, что камни обладают некой духовной силой, существовало с незапамятных времен, но самые древние сохранившиеся у нас свидетельства таких верованиях относятся к ляпис-лазури. Вот почему он «самый сильный из всех». И применялся практически для всего — исцеления, ободрения, мужества, утешения. Прекрасный голубой драгоценный камень, способный практически на все. Как по волшебству. Я уверен, что древние, глядя на этот мистический синий цвет и предметы из него, ощущали ту же силу и тысячелетиями передавали его из поколения в поколение. Я снова рассмеялся, и Ричард бросил на меня обеспокоенный взгляд. Я в порядке. Это не лихорадка. Если уж на то пошло, я просто начинаю уставать от собственного бреда. — Я имею в виду, есть же легенда, что чем старше камень, тем он могущественнее? То есть, наше воссоединение перед этим древним артефактом из ляпис-лазури означает, что это доброе предзнаменование. — В таком случае, ни один артефакт или какие-нибудь древние руины не уничтожались бы руками идиотов. — И то верно. Люди доверяют свои чувства камням. Это напоминает написание молитвы на эма. Но мечтать о чем-то и прилагать серьезные усилия, чтобы оно произошло, — совершенно разные вещи. Хотя тут даже не сам результат важен — можно стараться изо всех сил, и все равно не осуществить свое желание. Отчего-то я мысленно увидел бабушку. «Не поступай дурно. Ведь причиненное зло непременно к тебе вернётся» Почему эти слова пришли мне на ум именно сейчас? Ведь зло сотворил прадед Ричарда. А обратка прилетела к самому Ричарду. Почему все должно быть именно так? Почему я всегда такой бесполезный? Я спросил Ричарда о том, что не давало мне покоя с тех пор, как Джеффри рассказал мне о наследстве. Мы называли их «Клермонты», но, в отличие от моих немногочисленных родственников, те должны быть большой и разнообразной семьей. Интересно, как отреагировали эти люди, когда это абсолютно неразумное завещание было вскрыто. Ричард некоторое время молчал, затем все же сказал: — На самом деле, никак. Значит, ничего, кроме того, что седьмой граф Клермонт стал чем-то вроде запретной темы в семье, существенным образом не изменилось. И что-то пытались делать лишь два кузена Ричарда. Казалось, остальные пытались сказать, что устраивать скандал из-за жалких трехсот миллионов фунтов неприлично, и делали вид, будто завещания не существует, вежливо придерживая языки, чтобы никто не поднял из-за этого шум. Ричард, казалось, правильно понял, к чему я клоню — неужели он действительно ни к кому не мог обратиться за помощью? — и спокойно заявил, что это ничего бы не изменило. Он уже родился в одном поколении с нынешним наследником, и имел мать-француженку. Ричард предполагал, что план седьмого графа Клермонта состоял в том, чтобы заставить своих внуков сражаться между собой за наследство. — Думаю, он всем был недоволен — сын сбежал, семья распалась. Может, именно из-за злобы седьмой граф Клермонт захотел восстановить чистоту родословной своего благородного рода. Ненависть ожесточает людей, и это как нельзя лучше характеризует того одинокого старика на смертном одре. Но я не обязан потакать ему. Буду бежать столько, сколько потребуется. Для меня слова Ричарда прозвучали как «Я никогда и нигде не осяду до самой смерти». Возможно, ювелирный бизнес действительно идеален для подобного образа жизни. Но убегать от кого-то совсем не то же самое, что просто путешествовать по миру. Ричард слабо улыбнулся мне, как будто мог прочесть по моим глазам, что у меня на сердце. — Это не так уж и сложно, как ты думаешь. Я свободно говорю на многих языках, у меня есть работа, и я действительно могу гордиться своим чутьем на драгоценные камни. Я уже четыре года так делаю и привык к одиночеству. Когда я замолчал, он вопросительно склонил голову набок. — Ну что такое? — спросил он с такой нежностью, что у меня в груди все растаяло. Наверное, из-за простуды. — Ну, все понятно. Ты со своим черным чемоданом отправишься, например, в Аргентину или Катар и откроешь ювелирный магазин на главной улице. Милый и уютный, где подают вкусный чай и сладости. И вскоре наймешь какого-нибудь помощника, и я точно знаю, что вскоре он начнет глубоко уважать тебя. — Этому не бывать. — Но… — Я не буду никого нанимать. Я замолчал, и Ричард, казалось, истолковал это как вопрос. Его губы изогнулись в улыбке. Такой улыбке, от которой мне захотелось умолять его не улыбаться так. — Зачем мне кого-то нанимать, если я и сам прекрасно справлюсь? Прошла целая вечность с тех пор, как он впервые сказал мне это, но выражение лица Ричарда совсем не походило на то, которое было у него тогда. Ричард попросил Саула не называть меня по имени. Потому что я бы «привязался». Я не просто «привязался». Мне просто хотелось быть ближе к нему. Хотелось, чтобы он зависел от меня. Я мечтал отплатить ему хотя бы малой толикой того, чем он уже одарил меня. Только и всего. Наверстать все те времена, когда я прятал свою трусость под маской вежливости. — Ричард. — Я собираюсь сбегать в магазин. Как думаешь, сможешь что-нибудь съесть? Хотя бы фрукты? — Какой же ты… Внезапно я услышал странный звук. Стук. Тук-тук, тук-тук — кто-то стучал в дверь комнаты. Мы с Ричардом немедленно замолчали и уставились на дверь. Последовала пауза, а затем еще один стук. Это персонал отеля? Хотя они могли просто воспользоваться телефоном. — Есть какие-нибудь идеи? — шепотом спросил я Ричарда. — Я спрашивал на стойке регистрации аспирин. — Давно? — Когда ты нырнул в постель в полубессознательном состоянии. Часа три назад. Наверное, лучше не открывать. Ричард направился к двери, оставив меня в постели. Он не сказал ни слова. С той стороны двери послышался голос, почти похожий на стон. Говорили по-английски. Ричард, казалось, понял, потому что в шоке поднес руку к губам. — Генри? Генри? Нездоровый брат Джеффри? Как он узнал, что мы здесь? Пока я замер, взволнованный таким развитием событий, в комнате внезапно зазвонил мобильный телефон. Мелодией звонка был второй ноктюрн Шопена. Чей это телефон? Уж точно не мой. Ричард тоже выглядел смущенным. Значит, и не Ричарда? Откуда доносится этот звук? Я с трудом поднялся на ноги и огляделся. Звук шел из моей сумки. Порывшись, я нашел в одном из внешних карманов раскладной телефон, которого прежде никогда не видел. Непонятно, что происходит, но я все же ответил. В конце концов, кнопки у японских и зарубежных телефонов практически одинаковые. — О, мистер Наката? Это Джеффри. Мои извинения за то, что прерываю ваше уединение с Ричардом, но, похоже, мой телефон каким-то образом попал в вашу сумку! К счастью, я смог отследить его с помощью GPS. Кстати, мистер Наката, хотите услышать воодушевляющую новость? Со мной связался один из наших юристов, и есть шанс, что бриллиант… Ричард резко развернулся, как робот, и направился ко мне. Выглядел он откровенно пугающе. На его лице не было абсолютно никакого выражения. Я отбросил телефон, словно раскаленный кусок железа, а Ричард поймал его и закричал в трубку: — Я предупреждал тебя не лезть в мою жизнь! А потом он быстро разломил телефон надвое. Более мелкие детали рассыпались по полу. Ричард, как ни в чем не бывало швырнул остатки телефона в мусорное ведро. Я лишился дара речи. В жизни не видел его таким. Даже представить не мог, что он может быть таким эмоциональным, когда злится. Его голубые глаза горели огнем. Ричард накинул цепочку на дверь и поставил перед ней стул, потом развернулся и направился обратно в основную часть комнаты. Непонятно зачем он отпер дверь на небольшой балкон с модным столом, стульями и запасной лестницей справа. Видимо, по ней можно спуститься в случае пожара. Стоп, так что? Мы убегаем? По-настоящему? — Сейги, тепло оденься. Мы выезжаем. Не волнуйся, я оставляю большие чаевые. Если уж на то пошло, мои так называемые родственники совсем не бедствуют и находятся буквально за дверью. Пусть платят. — Что за жизнь ты вел на Шри-Ланке и в Гонконге? — Начни я рассказывать тебе историю целиком, мы просидим здесь всю ночь. Забудь о туфлях, я куплю тебе «Армани». — Вас понял, босс. Я пойду за тобой на край света. Я сказал это в шутку, но вообще-то с изрядной долей правды. Я рассмеялся, но Ричард ничего не ответил. Просто повернулся ко мне спиной. Это и есть его ответ? По ту сторону двери настойчиво стучали, но Ричард игнорировал звук. Телефон в отеле тоже начал звонить, но и его он не замечал. Но тут… Я услышал что-то похожее на крик. — Мистер Наката! — позвал мужчина через дверь. Достаточно простая фраза, чтобы даже я мог ее понять. — Пожалуйста, спасите Ричарда. Он снова и снова повторял эти слова, продолжая стучать. «Пожалуйста, спасите Ричарда»? Что это должно значить? Я замер, и Ричард так резко и крепко схватил меня за запястье, что я опешил. Почему нельзя было просто взять меня за руку? — Бредовый лепет призрака. Не обращай внимания. — Но… — Их волнует только бриллиант. Не обманывайся — им на тебя наплевать. Ты не обязан слушать этих людей. Возвращайся домой, в Японию. Сочетание телефонного звонка, стука в дверь, умоляющего голоса мужчины и лихорадка исказили мои чувства. Городской шум и холодный лондонский воздух, проникающий через открытые балконные двери, смешались в моей голове, прежде чем я сосредоточился на лице Ричарда. Это напоминало внезапную вспышку белого света. Он действительно всегда и при любой ситуации выглядел безупречно. Но сейчас его лицо было настоящей проблемой. Такая беспощадная красота. Это лицо человека, который не услышит тебя, даже если просто попытаться заговорить с ним. Лицо человека, который все уже решил. Тогда о чем мне беспокоиться? Зачем утруждать себя попытками отговорить его? Если он стоит на своем, так в чем проблема? Зачем стараться изо всех сил, чтобы донести ему, что я хочу помочь? Я просто могу сделать то же, что и он. И все. Я вырвал свою руку из хватки Ричарда и бросился к двери. Отодвинул стул в сторону, снял цепочку и отпер дверь. — Сейги! — воскликнул Ричард, но я не обратил на него внимания. Когда я открыл дверь, в комнату едва не ввалился мужчина. Его волосы были более чем наполовину седыми. При виде меня, голубые глаза расширились… Такие же голубые, как у Ричарда. Думаю, они — фамильная особенность семьи Клермонт. Но этот парень не выглядел так, будто ему слегка за тридцать. Он казался ровесником Саула. — Генри? — Да, — кивнул он. Его глаза были полны слез. Это и правда тот же человек, который сидел на скамейке у фортепиано с Ричардом и Джеффри по обе стороны? Он просто кожа да кости. Даже не верится, что он вообще способен стоять на ногах. Из лифта вышел Джеффри. Увидев нас с Генри, он потрясенно замер, а затем со всех ног бросился к нам. — Мистер Наката! Что вы сделали с Генри?! Джеффри что-то быстро сказал по-английски, и Генри ответил. Что-то об опасности. Неужели думал, что я собираюсь взять Генри в заложники? Генри выглядел удивленным, но вернулся к брату. Я уставился на этих двух мужчин. Оба светловолосые, отдаленно похожие на Ричарда, они превратили его жизнь в хаос. Я слышал, как Ричард зовет меня. Теперь уже слишком поздно. Ты сам не захотел слушать. — Давайте поговорим. Он тут только что говорил о спасении Ричарда. Я так понимаю, я могу как-то помочь. Джеффри, казалось, не сразу понял, что я сказал. Но мне ли его винить, учитывая, как старательно он пытался заставить меня возненавидеть его. Но иногда такое случается. И что-то банальное вызывает сейсмический сдвиг в чьем-то сердце. — Э-э-э, я говорю, что собираюсь сотрудничать с вами. Вы меня понимаете? — Серьезно? — Фух. Честно говоря, мы немного поссорились. Он действительно вывел меня из себя. Словно понятия не имеет, как сильно я забочусь о нем. И в довершение всего, говорит мне не относиться к этому так серьезно? Типа, это должно быть шуткой? Тащиться в такую даль вообще-то было не совсем бесплатно. Я больше не слышал голоса Ричарда, а вот он меня точно слышал. Я почесал в затылке, стараясь выглядеть беспечным, в то время как Джеффри несколько раз моргнул, по-видимому, не веря своим ушам. — Я просто подумал, если можно что-то извлечь из этого, то почему бы и нет? — продолжил я, спокойно глядя на двух изумленных братьев. — Ну? Что нужно сделать и сколько мне с этого перепадет?