Блестящие дела ювелира Ричарда

Уверен, многие прекрасно об этом знают, но цены на авиабилеты, по-видимому, меняются в зависимости от дня вылета, времени года и прочего. Например, полет на выходных обходится дороже, чем в будний день. Еще важна авиакомпания, а прямые рейсы не всегда самые дешевые. Я готовился потратить все деньги, заработанные мною в «Étranger», но единственным рейсом со свободными местами в течение двух следующих недель был самый дорогой субботний. Вылет из Нариты в семь часов вечера с полуночной пересадкой в Хошимине — то есть мне нужно было пересесть на другой самолет, чтобы добраться до Лондона, — и тогда можно будет проспать всю дорогу до Англии. Самолет прибывал в Хитроу в восемь утра. Магия часовых поясов создавала впечатление, будто путешествие заняло всего полдня, но на самом деле оно длилось почти сутки. Если бы я подождал, мог бы выбрать и пару рейсов подешевле, но я боялся, что снова запаникую, и все усилия Танимото, помогавшей мне привести мысли в порядок, пойдут прахом. Как говорится, праздным рукам дьявол найдет дело. Мне нужно было себя чем-то занять. Я провел семичасовой перелет из Нариты в Хошимин весь на нервах, ведь времени до следующего рейса было не так уж много. Пришлось бегом искать стойку регистрации, и в конце концов я добрался до нее, полагаясь на английскую вывеску, но тут произошло нечто неожиданное. Темнокожий стюард улыбнулся мне и что-то сказал, написав ручкой новый номер на посадочном талоне, полученном мной в Нарите. И что это значит? У него был очень сильный акцент, поэтому я не понимал ни слова. Вот дерьмо. Он улыбался, значит, явно не что-то плохое. Но я все равно был в полной растерянности. К четвертому разу, когда я извинился и попросил его повторить, я услышал, как мужчина в тюрбане, стоящий позади меня, громко прочистил горло. Потом кто-то встал рядом. — М-м-м, он сказал, что освободилось место в бизнес-классе и вам повысили класс. Какое счастье! Перелет в Англию долгий, так что лучше отдохнуть. — О! Большое вам спа… — Ну что вы, не стоит благодарности. Человек, улыбавшийся мне, был вовсе не японец. Высокий, светловолосый, голубоглазый иностранец. Его японский звучал немного по-детски, но было ему явно немного за тридцать — наверное, чуть старше Ричарда. На нем был серый свитер с V-образным вырезом. «Увидимся позже», — бросил он на прощание. Так, стоять, какое позже? Однако времени на размышления у меня не было. Я искал свои ворота, основываясь на цифрах в моем посадочном талоне, и подошел к выходу на посадку только после нескольких проверок, что это действительно рейс в лондонский аэропорт Хитроу. Интересно, за какие заслуги раздают такие бонусы? Не припоминаю, чтобы на сайте бронирования об этом писали. Я вошел в самолет, все еще почти не веря в свою удачу, но место в моем билете, без сомнения, располагалось в бизнес-классе. Похоже, никаких дополнительных сборов с меня брать не собирались. По сравнению с креслами эконом-класса в бизнесе царил простор, и пассажиру предоставлялось гораздо больше свободного пространства. Даже ряды были шире. Я был сбит с толку, и не мог отделаться от мысли о каком-то подвохе. Место рядом со мной пустовало. Может, еще какой-нибудь счастливчик из эконом-класса получит повышение класса обслуживания? Так мне стало бы немного спокойнее. Посадка закончилась, пока я нервничал. Я поспешил убрать свою сумку и пристегнуть ремень безопасности, но дверь самолета все равно не закрывали. Наверное, кто-то из пассажиров опаздывал. Прошло пять, десять, пятнадцать минут. Приближалось время взлёта, когда мужчина в сером свитере с V-образным вырезом подбежал к двери, на ходу извиняясь по-английски. Стоило ему сесть в самолет, дверь закрылась. Он немного запыхался, но без малейшего колебания сел на сиденье рядом со мной. — Еле успел! Чувак, прости, что заставил ждать. Я застрял на телефоне. Улыбающийся мужчина, без сомнения, был тот же, что и у стойки. Пока я переваривал происходящее, он положил свой посадочный талон и паспорт на маленький столик между нашими сиденьями привычным жестом, пристегнулся. Самолет почти сразу же тронулся с места, и его паспорт упал со стола. — Эй. Я протянул руку и поймал его на лету. Мужчина улыбнулся и поблагодарил. И в этот момент меня накрыло странное ощущение. Его губы в этой улыбке… Я знал, что веду себя как псих, но… Они вроде напомнили мне кое-кого. Мужчина улыбнулся еще шире, а я в замешательстве пялился на него. Он взял паспорт из моих рук и раскрыл его, показывая мне. В графе гражданства стояло Соединенное Королевство — значит, он британец — а возле фотографии с номером паспорта, указано имя: Джеффри Клермонт. Клермонт. — Привет, Сейги Наката. Как ты, наверное, догадался, я родственник Ричарда. Надеюсь, наш ждет веселое путешествие! Он убрал свой паспорт в нагрудный карман и взял меня за руку. Слабо пожал. У меня не было сил на пожатие в ответ. Самолет на взлетно-посадочной полосе набрал скорость, и, не успел я опомниться, как мы оказались в воздухе. Меня вдавило в сиденье. Полет длится тринадцать с половиной часов, и бежать мне некуда. У мужчины, сидевшего рядом, на лацкане пиджака сверкал большой прямоугольный ограненный драгоценный камень. Он мерцал тем же цветом, что и знак аварийного выхода.

***

— Я двоюродный брат Ричарда. Его отец — младший брат моего. В детстве мы, по сути, были как родные и учили японский с нашим общим репетитором. В общем, он продолжил изучение языка в Кембридже, поэтому я уверен, сейчас у него с ним дела обстоят гораздо лучше, чем у меня. Кстати, не хочешь чего-нибудь выпить? Может, шампанского за знакомство? Джеффри Клермонт не умолкал. — Он с самого детства был умным, понимаешь? И всегда ужасно спокойным, и логичным, но мог и расплакаться из-за ерунды. Например, когда умерла наша собака, Таро. О, у меня есть фотографии, позже покажу! Помню, я подумал, что он казался таким холодным, словно только его это и не затронуло… Но потом я застал его в его комнате, он все глаза выплакал в подушку. Ему тогда было примерно лет десять. Мило, правда, так старательно сохранять лицо. А, да, что у тебя на ужин? Здесь подают мясные, рыбные, этнические и вегетарианские блюда. Ты буддист? — К сожалению, на этом рейсе не так много новых фильмов. В последнее время у авиакомпании финансовые трудности. Я англичанин, но мой отец и старший брат управляют инвестиционной фирмой в Америке, и, похоже, в последние годы вести бизнес стало сложновато. О, ты все-таки собираешься смотреть телевизор? — Потушили свет?! Уже?! Что ж, не волнуйся, можешь просто нажать на эту кнопочку и вуаля! Да будет свет! Мы можем продолжить разговор. Но нужно вести себя потише, поскольку другие пассажиры спят. — Ты с кем-нибудь встречаешься? Смотри, это моя девушка. Она в Бостоне. Хочешь, познакомлю тебя с кем-нибудь, кто говорит по-японски? Ах-а-ха, ты бы видел свое лицо! Да шучу я! Стиль общения Джеффри Клермонта кардинально отличался от Ричарда. Его слова сочились своего рода социальной смазкой, рассчитанной на то, чтобы заставить собеседника ответить. Слушая его, я почувствовал себя убаюканным чувством безопасности, которое почти заставило меня открыть рот. Но манера его речи сильно напоминала ведущего новостей, односторонне передающего информацию. Честно говоря, у меня не было возможности вставить хоть слово. Что он вообще пытался мне сказать? Все освещение в салоне самолета потушили, за исключением ламп для чтения на наших сиденьях. Рев двигателя монотонно разносился по салону. Я старательно прислушивался к разговорам вокруг, но ничего не слышал. Несмотря на шум двигателя, пассажиры крепко спали в масках для глаз или в наушниках от крошечных телевизоров. Мне тоже хотелось спать. В тот день я носился как угорелый, поскольку думал, что смогу отдохнуть в самолете. Если я хоть немного не посплю, мое тело выставит мне немалый счет, когда я прибуду в Англию. И это станет проблемой. Но несмотря ни на что, я не мог игнорировать попытки Джеффри завязать разговор. — Хорошо, теперь, когда все устаканилось, может, перейдем к делу? К какому делу? О чем конкретно речь? У меня была уйма вопросов, но кое-что беспокоило особенно. — Эм, мистер Клермонт, я… — О, пожалуйста, зови меня Джефф. Не возражаешь, если я стану называть тебя Сейги? — Простите, я смертельно застенчив, поэтому предпочитаю обойтись без излишней фамильярности. В любом случае… Как вы оказались на этом рейсе? Джеффри, видимо, немного смутил настолько прямой вопрос. Затем он несколько тревожно улыбнулся. — Стоило ли так старательно подходить к этому вопросу? Ладно, я возвращаюсь домой после вчерашней встречи с клиентом, который живет во Вьетнаме. Конечно, можно проводить встречи онлайн, но лично, тет-а-тет — лучший способ укрепить дружеские отношения? Довольны? Доволен ли я? — Вы следили за мной? — Наверное. Ну разве можно винить меня за любопытство? Я очень удивился, узнав, что кто-то охотится за моим дорогим братишкой. — Вы вроде говорили, что он ваш двоюродный брат? — Да, но мне он как родной. Я сразу вспомнил слова Саула. Джеффри не казался мне одной из тех «гадюк», о которых он предупреждал меня, но и ангелом вряд ли был. Однако это кое-что подтвердило: Ричард намеренно прервал контакты со своей семьей. Значит, наверное, не хотел видеть и Джеффри. Я чувствовал, что рано или поздно столкнусь с кем-то из его родственников, но не ожидал, что кто-то из них сам наведается ко мне. Он должен был откуда-то достать информацию обо мне. Джеффри, видимо, почувствовал мою тревогу, потому что улыбнулся, как человек, пытающийся утешить беззащитную зверюшку. — О, расслабьтесь. Беспокоитесь, что о чем-то проболтаетесь? Вряд ли я хоть как-то успокою вас, но да будет вам известно — я уже некоторое время слежу за вами с Ричардом. Именно инцидент с изумрудами привлек мое внимание. Ричард несколько раз сталкивался с полицией, помните? И не только потому, что был важным свидетелем — у него стали допытываться, отчего имя в его паспорте не совпадает с именем на визитной карточке. И даже позвонили семье. В конечном счете его отпустили, как только поняли, что он добропорядочный гражданин, но благодаря этой шумихе я напал на его след. Мне и правда стоит от всей души поблагодарить японскую полицию. — Тогда как вы узнали, что я буду в этом самолете… — Ну, я из страны Гарри Поттера и просто использовал магию. В частности, волшебство чтения истории вашего браузера. Пользоваться компьютерами в кампусе может и удобно, но я бы настоятельно рекомендовал вам купить собственный компьютер. Любой, у кого есть ваша фотография, может последовать за вами, просмотреть историю вашего браузера после того, как вы ушли, и сообщить об этом кому-то, в любую точку мира. Надо сказать, бронирование этого рейса было катастрофой. Вы можете сколько угодно искать «самую низкую цену», но так близко к поездке это почти нереально. О, и просто для ясности — ничего из моих действий не выходит за рамки закона, и я не желаю вам никакого зла. По спине пробежал холодок, словно что-то скользкое и чешуйчатое ползло вниз. Честно говоря, меня почти пробил озноб. Я потер руки, и, немного погодя, Джеффри бодрым голосом поинтересовался, все ли со мной в порядке. Да что с этим парнем? Разумеется, экран моего телефона показался мне слишком маленьким для поиска рейсов, учитывая, какими крошечными буквами указывались время взлета и посадки в результатах поиска. Поэтому я подбирал себе рейс в компьютерном классе и даже использовал лабораторный принтер для печати билетов. Конечно, не так уж и сложно разнюхать такую информацию, но все же… Чего он пытался добиться, рассказывая мне все это? Сверкающая улыбка Джеффри не дрогнула даже под моим пристальным взглядом. — Теперь, прежде чем я расскажу вам, почему я здесь, мне нужно, чтобы вы кое-что услышали, мистер Наката. О неразберихе с наследством, в которую втянут Ричард, и о нашей семье. Это приемлемо для вас? Или хотите сначала сходить в туалет? История будет довольно долгой. — Все нормально. Валяйте. — О, не стоит злиться. На самом деле это не игрушки, если у вас разовьется тромбоз глубоких вен, особенно в бизнес-классе. Помните, пейте как можно больше воды и время от времени переставляйте ноги во время длительных перелетов. Неужели Ричард никогда не говорил вам об этом? Он рожден для путешествий. — Я же сказал вам, все нормально. Джеффри кивнул, наконец сдаваясь, и немного наклонился ко мне. Затем, непонятно зачем, погладил камень на своем лацкане. Из суеверия, что ли? — Я собираюсь поведать вам историю драгоценных камней, моей семьи и ненависти. Семья Клермонт насчитывала уже девять поколений и была довольно старой, если сравнивать с английской аристократией в целом. Источником проблем с наследством, в которые оказался втянут Ричард, был седьмой граф Клермонт. Старик жил около ста лет назад — значит, типа, прадед Ричарда и Джеффри? Джеффри, увидев, как я нахмурил брови, достал из сумки планшет и нарисовал стилусом схему. В верхней части вертикально ориентированного экрана он изобразил большую черную звезду и написал рядом с ней цифру семь. Полагаю, обозначил седьмого графа Клермонта. — Он родился в конце девятнадцатого века и был деспотичным фанатиком, полным предрассудков и ненависти. Его единственным хобби было коллекционирование драгоценных камней в качестве инвестиции. Как только его сын достиг совершеннолетия, он в мгновение ока покинул Англию и женился на белой женщине, живущей на Шри-Ланке. Ну, уверен, вы бы тоже захотели убраться от него как можно скорее, будь этот человек вашим отцом. Сын отказался идти в армию, поскольку не хотел никого убивать. В Японии, кажется, тогда наступила ранняя эпоха Сёва — в воздухе витал запах пороха. Он провел длинную линию вниз от звезды и добавил черный круг в конце нее. Думаю, он рисовал генеалогическое древо. В то время Шри-Ланка все еще была британской колонией, поэтому, по мнению графа, его единственный сын и наследник совершил нечто совершенно немыслимое, женившись на женщине из этой местности. Дети благородных семей, пропитанных традициями, не вступали в брак с неангличанами — это было неприемлемо. Хотя лично для меня не слишком понятная позиция. Разъяренный граф лишил своего сына наследства и права на фамильный титул, самолично заявив, что наследником становится другой член семьи. Будь я его сыном, наверное, отправил бы ему письмо со словами: «Большое тебе спасибо». Полагаю, лишение наследства стоило ему немалых денег, но с эмоциональной точки зрения должно было снять огромный груз с его плеч. Джеффри сам так сказал. Однако… — Ветер внезапно переменился, когда началась Вторая мировая война. Никто не думал, что так может быть, но даже Англия вступила в войну. А потом Блиц. Вы в курсе такого понятия? Это была крупная кампания по бомбардировке Лондона. Рано утром город подвергся сильной бомбардировке, началась война, и более сорока тысяч мирных жителей погибло. К сожалению, семья Клермонт оказалась почти уничтожена! Каждый член семьи, потенциально претендующий на титул, присутствовал на вечеринке у друзей. Когда прямо в начале начался воздушный налет, многие гости не поверили, что бомбы могут сбросить на богатый район. Самому графу, который явился на вечеринку один и опоздал, чудом удалось избежать прямого попадания бомбы, сравнявшего здание с землей. Но он был серьезно ранен в аварии на дороге во время последовавшей неразберихи и оказался на грани смерти. Решив, что другого выхода нет, кто-то из ближайшего окружения графа передал весточку его сыну на Шри-Ланке, умоляя того вернуться в Англию. Видите ли, возникла проблема с титулом — когда член пэрства умирает, не оставив наследника, его земли и имущество переходят в собственность Короны. Пожалуй, богатые тоже плачут. — Граф, лежавший на смертном одре, при виде сына побледнел от потрясения. «Что ты здесь делаешь?!» — закричал он на него. Прямо готическая история ужасов, да? В конечном итоге это стало его предсмертными словами. И таким образом единственный сын графа со своей семьей с триумфом вернулся на родину и унаследовал титул. Джеффри написал цифру восемь рядом с черным кругом. Между тем война подошла к концу. Жена нового графа, Лия, приехавшая из Шри-Ланки, все больше разочаровывалась во всех тонкостях своего новообретенного статуса. Очевидно, она предпочитала прятаться в поместье вместе со своим мужем и наблюдать за птичками. Новый граф и Лия были бабушкой и дедушкой Джеффри и Ричарда. У них родилось трое сыновей. Джеффри провел три линии вниз от черного круга, нарисовав еще три такие же на их концах. — Первый, старший сын — мой отец. Девятый граф и глава семьи Клермонт. Он все еще жив. Его жена — американка. Я не единственный их ребенок — у меня есть старший брат по имени Генри. Их второй сын, мой дядя, закоренелый холостяк, спокойно живет в Италии. И третий — отец Ричарда. Он энтомолог. Он провел две линии от левого круга и добавил по кругу в конце каждой — вероятно, Генри и Джеффри. И оставив средний круг таким, как он был, добавил лишь линию с кружком на конце к правому кругу — Ричард. — Мать Ричарда — великолепная и ослепительно-прекрасная француженка, но его отец смотрит только на бабочек, так что вскоре они развелись. После этого Ричард стал приезжать к нам чаще. Оба его родителя изначально не слишком интересовались воспитанием детей, поэтому мои, по сути, в конечном итоге и воспитали Ричарда. Вот почему я называю себя его старшим братом. Ах да! Я совсем забыл о фотографиях! Джеффри отложил генеалогическое древо и достал пачку с фотографиями. Он вытащил снимок двух светловолосых детей примерно десяти лет. Они лежали на траве и обнимали собаку колли с широкими улыбками на лицах. Он указал, кто из детей был он, а кто Ричард. Позади них, чуть в стороне, стоял мальчик ростом повыше, одетый в куртку с воротником-стойкой. Выглядел он лет на пять старше. Я решил, что, должно быть, это Генри, старший брат Джеффри. На его груди было что-то блестящее — может, какая-то медаль или брошь? С каждой фотографией мальчики на фотографиях становились старше. Детская одежда превратилась в школьную форму. И вскоре блейзеры заменили выпускные костюмы. Очаровательный мальчик постепенно превращался в красивого мужчину, которого я знал. Джеффри и Ричард больше напоминали родных братьев, чем Джеффри и Генри. Джеффри, немного увлекшись, потчевал меня семейными рассказами — как Ричард всегда во всем преуспевал, а Генри был неизменно серьезным, но любил играть на пианино; о вкусе домашней американской кухни их матери, о поместье, где они выросли в окружении красоты природы, и про их строгого репетитора. Он улыбнулся и предложил нам сделать перерыв, когда фотографии подошли к концу. Я кивнул, и он встал со своего места, извинившись, что ему нужно в уборную. Я тяжело вздохнул. Мне многое предстояло обдумать, например, намерения Джеффри и вопрос наследования. Но самой насущной проблемой на данный момент было совсем не это. Как бы пафосно ни звучало, я ужасно, просто невыносимо устал. И больше не мог держать глаза открытыми. Мой разум был ясен, но тело измучено и умоляло меня дать ему отдохнуть. Такое впечатление, что я веду внутреннюю борьбу с самим собой, но сделать ничего не могу. Я так устал, что мне казалось, будто меня накачали наркотиками. И голова была настолько забита информацией, как если бы я участвовал в соревновании по быстрому поеданию лапши. И мне вручили вторую порцию еще до того, как я откусил и прожевал первую. Я решил немного вздремнуть, просто чтобы попытаться привести в порядок мысли до возвращения Джеффри. Я закрыл глаза. И мой разум тут же соскользнул в другой мир. Гул двигателей самолета становился все дальше и дальше по мере того, как темнота окутывала мое тело. Мне казалось, я лечу. Наверное, за бортом самолета было очень холодно. Интересно, летел ли Ричард этим же рейсом, когда возвращался в Англию. Когда я задремал, то внезапно обнаружил себя в своей квартире в Такаданобабе. Кровать казалась гораздо меньше, чем обычно. В комнате было мрачно, и снаружи раздавался ужасный шум, будто шло какое-то дорожное строительство. И Ричард стоял у моей постели. Я тут же захотел извиниться за то, что смотрел его детские фотографии без него. Но ни мой рот, ни мое тело не двигались. Затем Ричард склонился надо мной. Его губы шевелились, но я не мог разобрать ни слова. Я не понимал, но его лицо приближалось к моему. Я попытался отстраниться, как и всегда, но на этот раз он действительно был близко. И продолжал приближаться. Так близко. И я не мог проснуться. Он так близко. Еще немного и он… Его губы… — Нгх?! Я, тяжело дыша, проснулся, напугав своего соседа. Он погладил меня по спине, стараясь успокоить. — Вы в порядке? Что случилось? — Простите. Мне снова приснился этот… повторяющийся сон о Ричарде. Он, отчасти, поразил меня… — Сон о Ричарде? Какой сон? — Он стоит в моей комнате, и кажется, вот-вот поцелует меня… Но потом я просыпаюсь… — А, все ясно. — Я в порядке. И уже привык к этому… Простите… — Попейте немного воды. Рядом с вами есть бесплатная бутылка. Я почти уверен, что мне снова и снова снится этот сон из-за перенапряжения. Конечно, часть меня хотела обвинить Ричарда, потому что он взял и бесследно исчез, но я почти уверен, что он пришел бы в ужас, начни я злиться на него за содержание моих снов. Я в жизни не расскажу ему об этом. Я даже не понял, какую дичь ляпнул, пока не выпил воды. Я летел в самолете. Не так давно я был во Вьетнаме, а теперь направлялся в Великобританию. Джеффри со своего места наблюдал за мной с веселой улыбкой на лице. — Хотите еще поспать? Или я продолжу свой рассказ? — Пожалуйста, продолжайте. Джеффри восхищенно улыбнулся. Явно фальшиво. Основываясь на его истории, я все еще понятия не имел о том, в чем заключался спор и почему Ричард оказался так глубоко в него втянут. Джеффри снова достал свой планшет и открыл нарисованное им генеалогическое древо. — Сейчас мы живем в двадцать первом веке, и седьмой граф, умирающий в полном отчаянии, почти забыт. Все началось восемь лет назад, когда Ричарду было двадцать. Огромным состоянием, накопленным Клермонтами на протяжении многих поколений, управляет семья, состоящая с нами в дальнем родстве — мы называем их попечителями. Глава этой семьи скончался от болезни в возрасте девяноста трех лет. Он был последним из ныне живущих, кто напрямую общался с седьмым графом, поэтому, когда он умер, раскрылось тайное завещание и богатство прадеда. — Тайное завещание и богатство? — Все никем не унаследованные активы поместили в один сейф и составили планы по раскрытию его содержимого после смерти доверенного лица, которому седьмой граф очень доверял. Как вы думаете, что было внутри? Что внутри? Моя спина была влажной от нервного пота. Наваливалась усталость. Я умолял свое тело и разум сконцентрироваться, продержаться еще немного. Мне о стольком нужно было подумать. Что он сказал, когда начал эту историю? Что она о чем-то и ненависти, окружающей семью. О, точно. — Драгоценные камни? — Бинго! Вы очень сообразительны для того, кто только что проснулся. Да, драгоценные камни. Настоящим гвоздем программы был массивный бриллиант. Вы спрашиваете, сколько карат? Что ж, позвольте я вам скажу: сто шестьдесят два. Такой шедевр и в музее сложно найти. И сколько же он стоит? Извольте, я и это вам скажу: его текущая рыночная стоимость составляет триста миллионов фунтов стерлингов. На эти деньги можно основать три крупных компании, и еще останется сдача. В закоулках моего одурманенного сном мозга полетели искры. Триста миллионов фунтов — это сколько же? Если один фунт стоит примерно двести йен, я могу посчитать. Нет, подождите — уже чуть меньше, чем в пункте обмена валюты, ближе к ста пятидесяти. Итак, триста миллионов умножить на сто пятьдесят. Сорок пять миллиардов йен? Что вообще можно делать с такой кучей денег? Да что угодно. Даже огромные лотерейные джекпоты по сравнению с этим — забавная шутка. — Ну, не очень честно со стороны дедули, да? Очевидно, это была большая часть активов поместья. Чтобы предотвратить разделение состояния, в Англии все наследует старший сын, — только поэтому британская аристократия в той или иной форме жива и по сей день. Но, как выяснилось, не это было волей графа. Я молча смотрел на него. — Думаю, вы уже поняли, что человеком, который должен унаследовать это состояние, является Ричард. — Но почему он? — Не желаете ознакомиться с завещанием? Джеффри открыл какую-то программу на своем планшете и ввел пароль, после чего открылась папка с фотографиями. В ней было полно изображений потрепанных на вид документов — естественно, все были написаны латиницей и словами, которых я не знал. Я вообще не мог их прочесть. Джеффри слегка усмехнулся, увидев, что я замолчал с неловким выражением на лице. — Вы серьезно не можете их прочитать, да? Вообще? Даже проведя столько времени с Ричардом? Даже не верится. — Английский никогда не был моей сильной стороной. — Этот языковой маньяк, конечно, легко обошелся с вами. Я объясню. Это список потенциальных наследников. В нем есть некоторые критерии, касающиеся происхождения их матерей. Вверху страницы было написано: «Краткое изложение требований для наследования имущества седьмого графа Клермонта». В верхнем разделе приводился список потенциальных кандидатов. Джеффри указал на строки «прямой потомок лорда Клермонта по мужской линии» и «потомство нынешнего графа Клермонта и любого из его братьев и сестер на момент вскрытия этого завещания», переведя их для меня на японский. Последнее, по сути, означало поколение Ричарда, в которое входили Джеффри и Генри. Обычно наследовал старший сын, так почему же там оказался Ричард, а не они? Джеффри прочитал мне следующую часть, пока я растерянно смотрел на него. — «Если мать англичанка, если она скандинавка, если она из Центральной Европы, если она из Южной Европы, если она из Прибалтики…» О чем это? — Итак, видите ли, чем дальше от Англии родилась ваша мать, тем меньше прав на наследство, потому что Англия считается самой благородной страной. Мать Ричарда родом из Франции, а наша — из Америки, а Америка гораздо дальше! Вот почему выбор пал на Ричарда. — Какой ужас. — Я знаю, ага? Кошмар. Ужасно, что наследство можно вот так навязать, не считаясь с желаниями наследника. Это напоминало не столько завещание, сколько зловещее проклятие. Неужели даже смерти было мало, чтобы подавить ярость ксенофобствующего седьмого графа Клермонта? — Самое забавное в этом завещании то, что оно никому не позволяет отказаться от своего места в линии наследования. Если Ричард откажется, бриллиант автоматически будет передан в дар благотворительной организации по охране окружающей среды — Национальному фонду. Мне бы он не достался. Как и брату с отцом. И мы дружно слезно распрощались бы с этими тремястами миллионами фунтов! То же самое, если Ричард не будет соответствовать другим критериям, но в данной ситуации он получил бы в утешение сапфиры. Кстати, стоимость коллекции сапфиров, согласно квитанциям о покупке, исчисляется десятками тысяч фунтов стерлингов. Как три билета бизнес-классом туда и обратно между Англией и Японией. — И Ричард отказался? — Конечно, нет. Но пока и не смирился. Выхода все равно нет. Чтобы Ричард унаследовал тайное состояние графа — будь то бриллиант или сапфир, — он должен выполнить еще одно требование. — Это еще не все? — А как же! Палец Джеффри заскользил по экрану. Следующий документ состоял сплошь из лавины текста, но был более детализированным. Кажется, почти каждая строчка заканчивалась чем-то о Национальном фонде. Это ведь та благотворительная организация, о которой говорилось ранее? Что все это значило? — Уловили что-нибудь? Тут говорится, что наследник получит наследство, когда женится. И его выбор партнера напрямую определит, что он унаследует. Например, здесь говорится: «Если наследник женится на женщине, мать или отец которой находятся в пределах трех степеней родства с кем-либо, родившимся в Индии или близлежащем регионе, наследник унаследует сапфир». В этом случае бриллиант перейдет в Национальный фонд. То же самое относится и к тому, если наследник женится на женщине из бурских государств или с континента, известного как Африка. Бриллиант перейдет в Национальный фонд. Вкратце, это список требований, которые мешают Ричарду жениться на ком-либо, если он хочет получить наследство. Списочек, по сути, дисквалифицирует примерно девяносто процентов населения земного шара. — … — Вы в порядке? Неважно выглядите. Я чувствовал себя так, словно у меня в горле застрял камень. По сути, все дело в том, что старик разозлился из-за женитьбы сына на иностранке. Отчасти, мне это понятно. До недавнего времени многие в Японии не слишком симпатизировали международным бракам, и я уверен, что и доныне это весьма распространенное мнение. Но самое безумное не сам гнев, а то, что он направил его даже на своих правнуков. Чего он вообще надеялся добиться? Типа, «очистить» «оскверненную» кровь своей семьи или что-то в этом роде? Похоже на шутку, которую можно придумать после недельного запоя. Но такое ведь не сделает человек, который по-настоящему не горел этой идеей. — Это вообще правда? — Позвольте спросить: зачем мне намеренно выдумывать такую постыдную ложь о своей семье? — А нет ли какого-нибудь способа аннулировать это? Типа, нарушения прав человека или дискриминация или что-то в этом роде? Вы не можете просто порвать это? — Уничтожение официальных документов карается законом. Но в завещании также есть условие, что в этом случае бриллиант переходит в Национальный фонд. Не то чтобы мы этого не рассматривали. Хотя по сегодняшним меркам это явно дискриминационно и этически сомнительно, при жизни старого графа это тоже было весьма спорно. Мы надеялись, что юрист найдет какой-нибудь выход из положения, но не получилось. Похоже, он тогда поручил адвокату составить список запрещенных партнеров, и, кто бы это ни был, у него хватило ума не формулировать это как «никаких небелых». Все, что там говорится — если наследник женится на человеке определенного типа, он унаследует сапфир. Таким образом, можно утверждать, что это всего лишь основано на предпочтениях покойного, а не на расовой дискриминации. Мы пытались возразить, что юридически это не обязательно, но потерпели поражение. Железную стену фанатизма не прошибешь. — Итак, в конечном счете, чтобы Ричард унаследовал бриллиант… — Ему придется жениться на чистокровной англичанке. Ох. Ричард упоминал о необходимости разорвать отношения с любимым человеком из-за наследства, и я наконец понял почему. Может, поэтому он и не хотел оставаться наедине с женщиной в магазине. Но ничто из этого не имело для меня никакого смысла — ни содержание завещания, ни то, почему Джеффри рассказывал мне все это. — Зачем вы все это мне рассказываете? — Почему бы нам не обменяться вопросами? Я расскажу вам, если вы ответите мне. Что заставило вас принять решение отправиться в Лондон за Ричардом? Потому что мошенник Сасаки показал мне ту фотографию, и я понял, что Ричард собирается в Лондон. Но это, наверное, было «как», а не «почему», честно говоря. Почему я преследовал Ричарда? Не мог оставить все как есть. Я разозлился и не мог смириться с ситуацией, поэтому решил пойти и высказать ему все, как на духу. Хотя вряд ли Джеффри поймет эти причины. — Трудно объяснить. — Хм, думаю, это считается ответом. Далее, вы знаете, почему он исчез? Нет. Он мог сбежать, потому что кто-то преследовал его, или ушел по совершенно другим причинам. Джеффри, казалось, интуитивно прочитал ответ по моему лицу. — Я скажу вам: мой отец попросил его вернуться домой. Видите ли, недавно он перевел немного денег со своего счета в британском банке. Примерно тридцать пять тысяч фунтов — достаточно, чтобы купить машину. Конечно, нет причин удивляться тому, что он делает со своими деньгами, но снятие Ричардом денег с этого счета должно что-то значить. Ведь он не прикасался к ним целых четыре года. Отец Джеффри, нынешний граф Клермонт, относился к Ричарду как к родному сыну. Ричард, по сути, исчез четыре года назад, поэтому, когда он снял деньги, отец Джеффри каким-то образом прошел через банк и попросил Ричарда приехать повидаться с ним. Я даже не знал, что так можно. Но, вероятно, если вы какой-то невероятный мегаклиент, то даже крупный банк может стать вашим мальчиком на побегушках. — Ричард чувствует себя в долгу перед моим отцом, а ведь тому уже почти семьдесят. Поэтому он точно не мог отказать ему. В конце концов, Ричард такой добрый человек. У вас есть какие-нибудь идеи, на что он потратил эти деньги? В тоне его голоса было что-то натянутое. Тридцать пять тысяч фунтов. По курсу сто пятьдесят йен это примерно пять миллионов, и я предполагал, куда он их дел. Видимо, они стали доплатой к нефритовой руке, которую он внес. Тогда он вел себя странно. Я думал, это из-за появления того мужика, Сингха, но, кажется, все началось гораздо раньше. — Вряд ли дело в этом. — Хм? — Я почти уверен, что он еще до этого планировал уйти. — О, какие же мы сообразительные. И с чего вы взяли? Позвольте мне насладиться вашими доводами. — Во-первых, у меня к вам вопрос. Вы знаете человека по имени Сингх Ганапати Бертуччо? — О. — Джеффри кивнул. У него было такое же лицо, какое обычно делал Ричард, когда говорил мне «браво», но его улыбка быстро сменилась безразличным выражением. — К сожалению, нет. Но припоминаю, что слышал о торговце антиквариатом из Юго-Восточной Азии, поднявшем шум в Англии — он ходил и всем рассказывал, что ювелир с лицом кинозвезды разрушил его бизнес. Ужасно неприятно. Возможно, я дал ему немного информации, чтобы он исчез. — А как насчет японца по имени Ёсицуна Сасаки? — И этого имени я никогда не слышал. Но знаю человека, которого послал показать вам ту фотографию Ричарда. А потом вы разозлились и немедленно забронировали билет на самолет. — Почему вы так стараетесь сделать вид, будто не знаете их? — Во имя имиджа, который нужно поддерживать. Я все еще не очень хорошо его знал, но, по крайней мере, мы разговаривали. Итак, индиец итальянского происхождения, который пытался затеять драку с Ричардом на аукционе, работал под покровительством его кузена. Но Джеффри бессмысленно посылать его, чтобы заставить брата что-то сделать. Если он пытался выследить Ричарда, отправив такой экземпляр, тот бы просто насторожился. Очевидно, Сингх просто пытался осуществить свою собственную мелкую месть. Ричард, должно быть, почувствовал, что за появлением Сингха назревает что-то более глубокое, оставил магазин своему наставнику и исчез. Может волновался, что причинит неприятности своим клиентам. И мне, видимо, тоже. — Есть еще вопросы? Джеффри улыбнулся. Казалось, он действительно готов был ответить на все. В таком случае… — Насчет этого камня. Я указал на брошь у него на лацкане. Кузен Ричарда приподнял свою красивую бровь. Это был прямоугольный драгоценный камень огранки «кушон». Он был красным, но точно не рубин. Таких крупных или прозрачных рубинов просто не существует, да еще и в такой огранке. Я видел рубины и сапфиры только в круглой. — Вам подарили этот камень? — Этот?.. Да, это был подарок. А какая разница? Так я и знал. Что ж, почти уверен, что выяснил одну вещь, которая меня интересовала. Внезапно на меня навалилась тяжесть. Я совсем не просил, чтобы мне рассказывали такую ужасную историю. Джеффри снова улыбнулся, заметив, как я притих. — Я так понимаю, вопросы у вас закончились. Я хочу, чтобы вы как следует уяснили себе — даже если Ричард останется холостяком до самой смерти, бриллиант пожертвуют группе экологов. И у меня с этим определенные проблемы. Триста миллионов фунтов — огромное состояние. Они должны быть переданы семье как часть имущества, а не доставаться одному человеку. Он может все отлично уладить, женившись на нужной девушке, унаследовать бриллиант и вернуть его в семью. — Хотите женить его на той, кого он не любит? — Мы не в девятнадцатом веке. Люди постоянно женятся, разводятся и вступают в повторный брак. Женится на ком нужно, унаследует бриллиант, разведется и уйдет к тому, кого любит, черт возьми, или будет вести холостяцкую жизнь, если та его конек. В наши дни это так просто, что поймет даже ребенок. А он упрямится. — Может, у него для такого решения есть очень веская причина. — Вероятно. Но мне ее не понять. Тон Джеффри все это время оставался беззаботным. Он улыбался, но не искренне. Я тоже устал слушать и говорить. Но стоило мне подумать, что мы закончили, он задал еще один вопрос. — Хотелось бы кое-что узнать: насколько у вас двоих все серьезно? — Что? — Знаете ли, в Англии бывали судебные иски, когда женщина подавала в суд на своего парня за то, что «он признался мне в любви, но так и не сделал предложения, хотя они прожили вместе два года». Я просто хочу посоветовать вам отказаться от этой идеи, если вы поэтому едете за ним в Англию. С нашими юристами шутки плохи. О, хотя я в курсе, что вы не жили вместе. Просто для ясности. Я ошеломленно пялился на него. Давненько я не чувствовал, как у меня вот так опускается желудок. Я так разозлился, что мозги просто отключились. Мое тело ужасно устало, а разум оказался настолько взбудоражен, что они отказывались работать вместе. Некоторое время я не мог вымолвить ни слова, но Джеффри просто сидел и ждал, когда я заговорю. Я почти уверен, что у меня на лице было ужасающее выражение. — Кажется, я знаю, что вы делаете в этом самолете. И больше не буду отвечать ни на какие вопросы. Мне жаль, если это несправедливо с моей стороны. Не возражаете, если я посплю? Я устал. — Ни в чем себе не отказывайте. Хотите снотворное? — Нет, спасибо, — бросил я и начал откидывать спинку сиденья. Меня потрясло, когда я обнаружил, что при нажатии кнопки сиденье становится плоским, как кровать. Я бы, наверное, чувствовал себя прекрасно, если бы не окружающие обстоятельства. И будь со мной рядом именно Ричард. Ричард. Вот же тупой придурок. Неужели он исчез, ничего мне не сказав, потому что думал, что я разозлюсь и слечу с катушек? Если именно поэтому, то он оказался прав. Я знал, что мне нужно поспать — мои конечности напоминали мокрую лапшу, а в голове звенела полная пустота, а вот сердце не успокаивалось, даже когда я закрывал глаза. Мне так сильно хотелось спать, но я все равно видел его улыбающееся лицо в «Étranger» и хотел заплакать. Я просто жажду накричать на него, когда увижу снова. Такое впечатление, что кто-то вывалил на кого-то тонну невезения, ненависти и неуместного гнева под видом выигрышного лотерейного билета. Если только все, сказанное Джеффри, было правдой. Но по его же словам, зачем ему так стараться и придумать настолько тщательно продуманную и нелепую ложь? Все бесполезно. Я хотел спать, но разум в голове просто вопил. Если бы мне пришлось искать золотую середину в этой ситуации, то я бы связал ее с тем «очень особенным человеком», о котором Ричард рассказывал мне в магазине. Он был ему глубоко небезразличен, но с ним пришлось расстаться. Я не мог определить пол из рассказа о нем — хотя он меня не особенно волновал, но все же мне было любопытно. Кто это был — мужчина или женщина? Но, хотя мне очень не хотелось благодарить Джеффри, по крайней мере, теперь можно было не задавать Ричарду никаких неудобных вопросов на сей счет. В конце концов, я так и остался лежать, не сомкнув глаз, пока в салоне снова не зажегся свет, вероятно, потому, что пришло время вставать. Я чувствовал себя просто дерьмово. Не из-за какого-то тромба в ноге или чего-то еще, а просто недосып все же настиг меня. Ужасно хотелось глотнуть какой-нибудь энергетик. Зато Джеффри был полон энергии. Он приветствовал меня солнечной улыбкой. Когда я включил маленький телевизор передо мной, на нем появилась карта мира. Я знал, что нахожусь в самолете, летящем в Европу, но до этого момента все это казалось нереальным. Поездка в Сингапур в старших классах, не так уж отличалась от поездки на Хоккайдо или Окинаву. А тут уж совершенно другой уровень. В последний раз, когда я смотрел на карту, мы летели над Индийским океаном. Но теперь Европа была совсем рядом. До конца полета оставалось два часа. Однако окна все еще были закрыты, и я не мог видеть, что за бортом. Я, спотыкаясь, добрался до маленькой ванной и умылся чуть теплой водой из раковины. Когда я вернулся на свое место, Джеффри уже переоделся в накрахмаленную рубашку и пиджак. Драгоценный камень в броши сверкал у него на лацкане. Он, наверное, тоже только что проснулся, может, еще не успел собраться с мыслями. Скорее всего, это мой единственный шанс вытянуть из него правду. — Доброе утро, мистер Наката. Хорошо ли спалось? — Отлично. — В самом деле? У вас мешки под глазами. Я потер лицо, а Джеффри поднес руку ко рту и рассмеялся. — Вы такой же, как Ричард. Он тоже далеко не жаворонок. Ему трудно вставать с постели по утрам из-за низкого кровяного давления. Раньше он засыпал на полу с подушкой в руках или все время дремал в ванне — удивительно, что ни разу не утонул. Хотя, конечно, вы уже в курсе. — Нет, я никогда не видел его таким. — О, вы действительно многое упускаете. Он такой очаровательный, когда дремлет. Джеффри как всегда болтал без умолку, как ведущий ток-шоу перед аудиторией. Нужно было найти способ вставить хоть словечко. Но как? Я же не такой умный, как Ричард. Весь мой арсенал — меткие удары. — Эм… я помню, что сказал вам перед сном, но я все еще не понимаю, честно говоря. — Что именно? — Чего вы от меня хотите. Почему он сидел рядом со мной в этом самолете? Я все еще не знал наверняка. Будь я на его месте, просто нашел бы номер телефона и завел неловкий разговор, чтобы попытаться уговорить меня остаться в Японии. Это гораздо проще, чем покупать место в самолете. Должна быть причина, по которой он не пошел очевидным и легким путем. Что же он задумал? — Чего хочу? Какие тревожные слова. Говорите так, будто я пытаюсь что-то с вами сделать. Ну… Вы знакомы с романом Дюма-сына «Камилла»? Это история о том, как человек уходит от кого-то, потому что любит. Разве это не одно из ваших японских достоинств? Как по мне — хорошая идея. Пожалуй, можно сказать, что именно этого я от вас и хочу. Если согласитесь, я вас щедро отблагодарю за вашу жертву. Как вам работа в зарубежной компании по ценным бумагам после окончания учебы? В секторе иностранного кредитования дела всегда идут хорошо. — Вот так вы и разрушили последние отношения Ричарда? Джеффри на мгновение замолчал. Похоже, он не ожидал, что я знаю об этом. Честно говоря, я тоже никогда не ожидал разговора с таким как он… Хотя, думаю, теперь придется извиниться перед Ричардом еще за одну вещь. Кажется, Джеффри на мгновение утратил самообладание. Но затем снова погладил драгоценный камень на лацкане пиджака и улыбнулся. — Ух ты, вы, значит, знаете об этом. Я впечатлен — видимо, он действительно настроен по отношению к вам серьезно. Ричард не из тех, кто выставляет напоказ свои слабости, понимаете? Он хочет выглядеть идеально, даже если все, что он когда-либо делал, — это убегал от своих проблем. Что вам вообще в нем нравится? Личико, да? Похоже, ему и в голову не приходило, что четыре года, которые Ричард провел в «бегах», на самом деле были просто «переездом» и «карьерой». Он покинул родной дом, нашел наставника, который взял его к себе на Шри-Ланку, и начал новую жизнь — и только благодаря всему этому я с ним познакомился. — Я хочу объяснить, но… Я не очень хорошо умею пользоваться словами… Извините, я пытаюсь думать. — Не нужно заставлять себя. Можете объяснять все, что вам заблагорассудится, но есть вещи, которых я никогда не пойму. — Но я хочу. Потому что хочу узнать его получше. — Думаю, вам стоит отказаться от мысли, будто вы можете понять всех — даже его. Это высокомерие в чистом виде. Людям не нужна причина, чтобы любить друг друга, так же, как и не нужна причина для ненависти. Вот чему научило меня завещание моего прадеда. Уверен, вы тоже понимаете, о чем я говорю — есть люди, с которыми вы просто инстинктивно знаете, что не поладите. Вроде меня. — Нет, я так о вас совсем не думаю, — сказал я, и Джеффри одарил меня насмешливой ухмылкой. Вероятно подумал, что я говорю это просто из вежливости, но он ошибается. Понимает он это или нет. — Я имею в виду, вы ведь тоже очень заботитесь о Ричарде, не так ли? То выражение исчезло с лица Джеффри. Прошло несколько секунд, прежде чем его место заняла презрительная усмешка — будто реакция запаздывала. Он напомнил мне ребенка, которого обделили вниманием. И от этого выглядел немного моложе. — Это был наводящий вопрос? Я привык заботиться о нем. Ключевое слово: привык. В конце концов, он был мне как младший брат. Но больше нет. Теперь он просто человек, который доставляет мне проблемы. Я не могу смириться с тем, что имущество, которое по праву должно принадлежать поместью, из-за него фактически заморожено. Ведь эти деньги инвестиционный фонд мог бы использовать для изменения репутации компании. Насколько я понимаю, нежелание жениться — просто предлог, чтобы убежать от прагматичных деловых проблем, и я никогда не позволю ему забыть об этом. Но вы, скорее всего, просто не в состоянии понять, каково ненавидеть члена своей семьи. — О, поверьте мне, я знаю. Мой отец был жестоким человеком. Еще в начальной школе я бы с радостью умер, если бы это означало, что убью и его. Но это не та ненависть, которую вы испытываете. Джеффри выглядел слегка удивленным. Если он хотел поговорить о ненависти к семье, я почти уверен, что у моей в наличии практически все возможные варианты — моя бабушка ненавидела себя за свои преступления; Хироми, которая никогда не могла смириться с тем, что сделала бабушка, и позволяла этому определять ее жизнь; мой отец, который бил ее; и я, презирающий его за это. И я прекрасно осознавал, насколько огромной может быть пропасть между «легкой тревогой» или «антипатией» и истинной ненавистью. — Требуется немало сил, чтобы по-настоящему возненавидеть кого-то. Думаю, вам лучше держаться от этого подальше. Единственная причина, по которой я все еще ненавижу своего отца, заключается в том, что, пытаясь этого не делать, я так устаю, что могу упасть замертво… Но это явно не ваш случай. Вы и близко не чувствуете что-то похожее — просто притворяетесь, будто ненавидите Ричарда. Иначе вы бы не показывали мне с таким удовольствием эти старые семейные фотографии. — Боже, что за рот. Хорошо, если ваша миленькая теория верна и я все еще испытываю к Ричарду ту же нежность, что и в детстве, неужели думаете, я сказал бы человеку, которого он любит, возвращаться туда, откуда он пришел, не заботясь о счастье Ричарда? Разве это не противоречит вашей теории? Потому что она ошибочна. Конечно, были мелкие нестыковки. Но мой мозг работал бы гораздо лучше, приведи я его в порядок. Интересно, что бы сказал Ричард в данной ситуации? Будь Ричард здесь… Если бы человек, умеющий открывать новый свет в глубинах прекрасных драгоценных камней, был здесь, что бы он сделал? — Люди не всегда говорят именно то, что чувствуют. И не всегда действуют в соответствии со своими чувствами. — Похоже, этот разговор обещает стать сложным. Я не уверен, что мой японский выдержит. — Верно, вы сказали, что изучали японский с Ричардом. То есть, вы наверняка разговаривали с Ричардом так же, как сейчас разговариваете со мной… Думаю, в таком случае, вы были очень близки. — Вы делаете предположения. Вполне естественно, что у нас идентичная манера речи — мы же учились у одного преподавателя. — Честно говоря, вы совсем на него не похожи. Он говорит по-японски гораздо осторожнее, с идеальной точностью — диво дивное. Ричард всегда немедленно поправлял меня, когда я говорил что-то не то. Говори я с ним так, как вы сейчас разговариваете со мной, он бы точно разозлился, но, видимо, в вашем случае, совсем не возражал, ведь это с вами он разговаривал, и поскольку он был с вами, он, вероятно… — Вы в порядке? У вас какая-то путанная речь. — Ваш брат тоже говорит по-японски? Джеффри на мгновение замолчал, затем едва заметно усмехнулся и пробормотал, что брат старше его на пять лет. В детстве пять лет — огромный промежуток. Я складывал кусочки воедино, фрагмент за фрагментом. — Извините, еще кое-что насчет вашей собаки… вы упомянули, что Ричард плакал в своей комнате. И еще, что он засыпал на полу и в ванне. — И? К чему вы клоните? — Он позволил вам заботиться о нем. — Что, простите? — Джеффри застонал. На его губах играла слабая улыбка, но она не выглядела фальшивой. Кажется, я медленно раскрывал его настоящего. — Даже я знаю, что он не из тех людей, которые позволяют другим видеть свои слабости. Он всегда настороже. А вам, видимо, позволил увидеть себя таким. — Это было сто лет назад. — Мне кажется, в детстве он еще больше старался «держать лицо». Будь у него кто-то, кто притворялся бы, что не видит тех его сторон, которые он старался скрыть от всех, он бы… — Вы выдвигаете одно нелепое предположение за другим. Хватит. Этот разговор бессмыслен. — О, я в чем-то прав — он действительно доверял вам. — Я сказал, хватит! Внезапно по салону разнесся звон. Стюардессы прошли в переднюю часть самолета, открывая окна одно за другим. Думаю, это означало, что уже наступило утро. За окнами было море облаков, но солнечный свет слепил глаза. Маленький экран телевизора на моем месте показывал текущее время в Англии — семь часов утра. Стюардесса с улыбкой сказала: «Простите», не обращая внимания на напряжение, повисшее между нами, и открыла шторку на окне рядом со мной, прежде чем пройти дальше по проходу. Солнечный свет сам по себе сверкал, как драгоценный камень. Джеффри поднес руку ко лбу, прикрывая глаза. — Ваш камень — александрит, не так ли? Его взгляд тут же метнулся к броши на лацкане пиджака. Вероятно, она была слишком близко к его лицу, чтобы он мог рассмотреть, зато я все видел очень хорошо. Зловещий красный камень менял цвет в лучах солнца. Теперь это был чистый, освежающий зеленый, похожий на подлесок в глубине вечнозеленого леса. В мире драгоценных камней существует идея «Большой четверки». Это не научная категория, просто группа драгоценных камней, которые легко использовать в ювелирных изделиях: бриллиант, рубин, сапфир и изумруд. Ричард однажды сказал мне, что будь это «Большая пятерка», александрит, вероятно, стал бы пятым. Красивый, редкий и достаточно прочный, чтобы его можно было часто носить — идеальный выбор для ювелирных изделий. Его самым впечатляющим свойством является способность менять цвет в зависимости от освещения. Если верить моему Темному Принцу Знаний, под лампами накаливания (такими, как в самолете) он выглядел красным или тёмно-фиолетовым, но зато в лучах солнца становится сине-зелёным. Тот, что я видел в «Étranger», изменился с темно-фиолетового на зеленый. Камни, меняющие цвет с красного на зеленый, были популярны в прошлом, а сейчас очень редки. Даже при условии богатства, такую вещь не стал бы носить для красоты тридцатилетний мужчина. — Она — часть коллекции драгоценностей графа? — Вы сообразительны. Верно. Хотите его? Дарю. — О нет, я не могу… Не стоит даже шутить на эту тему. — Я серьезно, не сдерживайтесь на мой счет. Я и так уже знаю, кто вы такой. — И что же вы хотите этим сказать? — Вы мне скажите. Я-то знаю, а вы знакомы с историей, связанной с александритом? Я покачал головой, и Джеффри заговорил так, будто я наконец вернул ему эстафетную палочку. Я видел в нем частичку Ричарда. Особенно в том, что оба казались больше погруженными в свой собственный мир, когда говорили, чем в молчании. — Уверен, вы знаете, что название «александрит» ассоциируется с одноименным русским императором. Первоначально камень был преподнесен Николаю I примерно во время празднования дня рождения его сына и наследника Александра и, таким образом, скорее всего, был назван в честь принца. К сожалению, мастера, которому поручили его огранку, постигла горькая участь. Джеффри окончательно погрузился в себя, не забывая держать на лице вежливо улыбающееся выражение. — Утром император доверил камень мастеру. Когда он пришел навестить его вечером, то изрядно удивился, обнаружив, что камень изменился! Конечно, камень только открыли, поэтому император не знал о его свойствах изменять цвет. Он предположил, что мастер совершил подмену и приказал казнить его той же ночью. Но, выспавшись как следует, император проснулся и утром увидел камень. Он был потрясен, обнаружив, что тот вернулся к своему первоначальному цвету. Узнав о таинственной природе камня, меняющего цвет, и осознав свою ошибку, император глубоко раскаялся в содеянном и далее стремился управлять своей страной как мудрый и справедливый правитель. Забавная история, да? — Скорее, ужасная. Улыбка Джеффри стала еще шире. — Разве что с точки зрения мастера. Даже ребенок понял бы, кто в этой истории прав. Но ремесленник был казнен, а император продолжал жить своей жизнью, не подвергаясь осуждению за свои действия. В конце концов, жизнь человека определяется углом, под которым он смотрит на ситуацию — нет, я бы сказал, углом, под которым на него смотрят. Разумеется, что такое хорошо, а что такое плохо — важные понятия, но не они определяют результаты. Есть ли в руках власть? Вот это действительно имеет самое большое значение. Ни в коем случае нельзя упускать фактор власти. И не позволяйте тем, кто угрожает украсть источник вашей силы, разгуливать на свободе. Это кредо моей жизни. А все, кто критикует эту позицию, ссылаясь на мораль… Что ж, собаки лают, а караван идет. Критика — небольшая цена за сохранение власти. Семью скрепляют не цветистые слова, а власть, дарованная деньгами. Этот камень важен для меня, потому что он научил меня важности власти. Закончив свою маленькую речь, Джеффри поклонился. Сила. Власть, как у русского императора. Достаточно силы, чтобы сокрушить слабого, и никто не выступит против тебя. И тогда такой человек мог делать все, что ему заблагорассудится. Какой же должна быть жизнь, если для того, чтобы научить вас такой обыденной вещи, нужен камень?! Джеффри был далеко не так харизматичен, как ему казалось. Будь они вместе и оба молчали, Ричард почти наверняка затмил бы его. — Чего вы так на меня смотрите? Хотите что-то сказать? — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но перед вылетом вы разговаривали по телефону с вашим братом? Лицо Джеффри напряглось. Прямо в точку. — Хм… трудно выбирать между двумя членами семьи, да? В моем случае я был зажат между матерью и бабушкой. Я очень люблю свою бабушку, но… они с моей матерью никогда не ладили. — В ваших словах нет никакого смысла. О чем вы вообще говорите? — Простите, что хожу вокруг да около. Вы зажаты между своим братом и Ричардом, верно? Джеффри плотно сжал губы. Он машинально поднес руку к камню на лацкане пиджака, прежде чем опомнился и отдернул ее. — Почему… Почему вы так внезапно заговорили об этом? Ричард вам что-нибудь сказал? — Нет, эм, я даже не знал о вашем существовании. Но этот александрит… — Что? — На фотографии с собакой, которую вы мне показали, брошь была на вашем брате Генри. У меня закралось сомнение при виде зеленого камня на картинке, но я не был уверен, пока не открыли шторки на окнах в салоне. Его реакция была единственным подтверждением, в котором я нуждался. Было кое-что еще, в чем я сомневался и что не давало мне покоя. Если я планирую когда-нибудь спросить об этом, настал мой шанс. — Ваш брат подарил ее вам, когда Ричард покинул Англию? Джеффри велел мне умолкнуть, но не по-японски. С двумя английскими словами. До этого я даже не понимал, что ляпнул что-то, чего не исправишь простым извинением. Почему я снова и снова создавал такие ситуации? В глазах Джеффри безошибочно угадывался оттенок ненависти. Даже странно, что он меня не ударил. Но вместо того, чтобы поднять на меня руку, Джеффри потянулся к лацкану пиджака и сорвал теперь уже зеленый камень, крепко сжав его в кулаке. — Простите. Мне действительно жаль, ладно? — Ты почти как его миниатюрная версия, — тихо прошептал он. Слова были черной смолой, просачивающейся откуда-то из глубины его души. Это поразило меня. Джеффри несколько мгновений пристально смотрел на меня, затем на его губах появилась двусмысленная улыбка. — Да, общение с тобой напоминает мне об одном человеке. Идеальном — слишком идеальном — настолько безупречном, что возле него не выжить. Он умен и красив, достаточно талантлив, чтобы ему не нужно было сильно напрягаться в работе, никогда никому не завидует, и не держит зла, и добр как к совершенно незнакомым людям, так и к своим кузенам. Люди должны помогать друг другу, верно? Но он слишком совершенен для чьей-либо помощи. И может жить совсем один. Я хочу, чтобы ты на минутку представил — если бы обычному человеку пришлось жить в его тени, как, думаешь, он бы себя чувствовал? Я вспомнил фотографию трех мальчиков — Джеффри, Ричарда и Генри на заднем плане. Генри не мог говорить с ними по-японски. «Обычный человек», о котором говорил Джеффри, вероятно… — У тебя в семье кто-нибудь страдает серьезным психическим заболеванием? В Японии это серьезная социальная проблема, да? Надеюсь, у вас на таких людей смотрят добрее, чем в Англии. Наша родовитая семейка отнеслась к нему весьма холодно: «Ричарду приходится гораздо тяжелее, почему ты ломаешься? Слабак». Даже наш собственный отец. То есть под давлением тайного завещания сломался вовсе не Ричард, оказавшийся в самом центре событий, а Генри, старший сын и наследник нынешнего графа Клермонта. Он не смог этого вынести и в результате выбыл из строя. И речь о достаточно молодом мужчине. Полагаю, это примерно так, как если бы молодой руководитель компании внезапно впал в глубокую депрессию. — Самое замечательное в Генри — он милый болван. Он хотел стать сильнее и ради этого готов был страдать больше всех. Если бы именно он оказался в таком затруднительном положении и его мучило это абсурдное темное прошлое нашей семьи, с ним все было бы в порядке. Но все обернулось иначе. Единственной «жертвой» стал прекрасный, совершенный и всегда такой добрый Ричард. Ричард, который с одинаковой легкостью переносит как солнечную, так и штормовую погоду. Казалось, будто все, что мой брат долгое время сдерживал, наконец вырвалось наружу. Он начал говорить что-то вроде: «Ах, если бы Ричарда никогда не существовало», и «Я ничего не стою», и «Даже если бы этот бриллиант исчез, я бы ничего не смог сделать». Он такой гордый. Хотелось спросить его, почему тогда он не попытался помочь Ричарду, но слова застряли у меня в горле. Нельзя. Меня там не было, и всё это не касалось меня напрямую. Не мое дело говорить что-то подобное. Джеффри может — да, но не я. Но хотя я не озвучил эту мысль вслух, Джеффри, казалось, знал, о чем я думаю, и его губы скривились в жестокой улыбке. — Нет, правда, почему бы тебе не пораскинуть мозгами хоть минутку? Ричард одной-единственной улыбкой мог привлечь на свою сторону любого. Он добрый, умный, красивый и щедрый в придачу. Ну, он же тебе нравится, не так ли? А мой единственный родной брат недостаточно хорош. Как будто он совершенно бесполезен. Он работает не покладая рук, но все равно он заурядность. И не очень ладит с людьми. Без меня он был бы совсем один. Вот почему я встал на сторону Генри. Джеффри сказал это так, словно озвучил самую очевидную вещь в мире. — У каждого в жизни случаются неудачи, и так уж вышло, что Генри четыре года назад оказался в одной из них. И этим все сказано. Как думаешь, что происходит с человеком в одной из таких ситуаций, когда рядом нет никого, кто мог бы ему помочь? Когда все просто презрительно пялятся на его жалкое состояние? Я даже думать об этом не хочу. — А был ли кто-то рядом с Ричардом, кто мог бы ему помочь? — Все в семье с пониманием отнеслись к его тяжелому положению. — Да, но сочувствие не равно помощи. — Будь хоть кто-то в силах что-то изменить — Бог, закон, мой отец или я, уже давно бы это сделали. И ты прав, этот камень подарил мне мой брат. Незадолго до исчезновения Ричарда. Ему дал его наш отец. Но зачем, спрашивается? Я не сказал любимому человеку Ричарда порвать с ним, потому что надеялся на вознаграждение. Я сделал это лишь потому, что не хотел, чтобы Генри умер. — Затем, помолчав, добавил: — Не то чтобы я жаловался. Самолет, который летел под ослепительным утренним солнцем, скользнул в облако. Кабину слегка тряхнуло, и капли дождя прилипли к окошкам. Джеффри опустил руку, которой прикрывал глаза от солнца, и посмотрел на меня. Он все еще улыбался. — Я думаю, что при желании любой может выжить самостоятельно, — сказал я. — Даже при условии смертельного одиночества, имея крышу над головой и еду, никто не умрет. Но я не хочу, чтобы ему приходилось так жить. Джеффри замолчал. Честно говоря, забавно, что именно он заговорил о поддержании имиджа, поскольку все, что он до этого говорил, было напоказ. Неужели он сдался? Но из-за чего? Из-за дружбы, которая была между ними в детстве? Неужели он бросил Ричарда и встал на сторону Генри, потому что они никогда не смогут вернуться к счастливому триумвирату? Или он активно реагировал на эгоистичное желание своего брата, чтобы Ричард исчез? Даже несмотря на то, что семья отказалась помочь. Это проклятое завещание, видимо, разбило нечто большее, чем отношения Ричарда и сердце Генри. — Послушайте, мистер Наката, я хотел бы вас кое о чем спросить. Если я отдам вам этот камень, вы развернетесь и вернетесь обратно в Японию, как только мы доберемся до Хитроу, и пообещаете никогда больше не видеть Ричарда? Джеффри сверкнул кривой улыбкой. Я не хочу видеть такое выражение у него на лице. Не хочу, чтобы кто-то, похожий на Ричарда, вот так улыбался. От этого у меня сжималось сердце. — Да шучу я, шучу. Знаю, вам знакомы подобные шутки. — Слушайте, я правда сожалею о своих словах. — Что было, то было. Не хотелось бы этого говорить, но, думаю, вам действительно нравится красть чужие вещи. В конце концов, вы — внук легендарной карманницы. Я ошеломленно молчал. Джеффри снова изобразил на лице свою обычную фальшивую улыбку. У меня кровь застыла в жилах. Я не представлял, как много он знал о моей семье. Хотя, честно говоря, меня это не беспокоило. Я с детства привык быть объектом любопытства. Я даже привык к сплетням о том, что я из семьи преступников. Но с чего он взял, будто я любитель прикарманить чужое? Неужели думал, что моя бабушка воровала забавы ради? Моя бабушка, женщина, которая сотни раз говорила мне, что плохие поступки всегда вернутся бумерангом? Женщина, которая всю жизнь, до самой своей смерти, думала, что никто и никогда не простит ее за все, что она сделала? Так, спокойно. Мне нужно успокоиться. Что бы сделал Ричард? Как бы поступил в подобной ситуации? Он всегда думал о том, чего хотел и что пытался сделать человек, с которым он имел дело. Так чего же хотел Джеффри? Он сказал это в отместку за мой грубый комментарий? Вряд ли. Джеффри вырос в той же среде, что и Ричард. И мозг у него должен работать скорее как у Ричарда, чем у меня. Значит, у всех его поступков есть какая-то цель. Он пытался меня разозлить? Но зачем? Я снова посмотрел на Джеффри в поисках хоть какой-нибудь зацепки, которая приоткрыла бы мне завесу тайны. Он все еще крепко сжимал камень в правой руке — не похоже, что он планировал вскоре выпустить его. Но почему? Зачем это делать, когда он приобрел такой красивый оттенок зеленого? Может быть… Возможно, он пытался сыграть роль александрита, который не меняет цвета. И не быть человеком, поневоле оказавшимся между братом и кузеном. Может, он просто предпочитает быть эгоистичным придурком. И ему легче играть роль злодея. Нет… Скорее всего, он пытался сосредоточить мою ненависть на себе, а не на ком-то другом. Я расслабил плечи и тихонько вздохнул от облегчения, а Джеффри наморщил лоб. — В чем проблема? Знаете, пялиться невежливо. — Нет, я просто осознал, что вы действительно старший брат Ричарда. Каждый раз, говоря с ним, я невольно поражался его воистину неутомимым попыткам проявлять доброту к окружающим. Судя по выражению его лица, это последнее, что он думал услышать. Джеффри действительно надеялся, что я разозлюсь на него. Блин, он серьезно плох в такого рода вещах. Если и правда хотел, чтобы я его возненавидел, мог бы просто бросить меня, пока я боролся с пересадкой. — Простите, что расстроил вас. Правда. — Вы с ним действительно похожи. Хотите знать, в чем? Вы, как и Ричард, считаете себя лучше всех. Хотя не можете не совать свой нос в чужие дело. Я терпеть не могу, когда вы оба смотрите на людей так, словно они животные в зоопарке за стеклом. Я почти уверен, что Джеффри терзается чувством вины. Он мог при желании изрядно подпортить мне жизнь, может, и не вполне законно, зато более эффективно. Но не сделал этого. Он встретился со мной лицом к лицу и попытался заставить меня возненавидеть его, желая защитить кого-то другого от необходимости быть злодеем — например, его брата Генри или даже Ричарда. В любом случае, очевидно, что не он стоял за всем этим. — Я знаю, что это не ваша вина. — Вижу, вы из любителей делать предположения. Ничего себе. Теперь я немного боюсь вас. — Ну что ж… Мне ли отрицать? Поверьте, я знал, насколько безумен мой поступок, когда садился в этот самолет, даже не зная, увижу ли я Ричарда вообще. Стоило сказать это, на лице Джеффри появилась довольная улыбка. Он казался счастливее, чем за все время нашего короткого знакомства. И смотрел на меня с выражением чистой радости. Так обычно смотрят на любимого питомца, думая: «Боже, какой же ты глупыш». — Спасибо вам, мистер Наката. Вы славный парень. — С чего вдруг такая перемена? — На самом деле ничего особенного. Вы просто сказали мне, что не мчитесь на назначенное свидание и не строите планов на свадьбу или что-то в этом роде. Ух ты, какой груз с моих плеч. Я смущенно застонал, а Джеффри снова весело улыбнулся. Он выглядел удовлетворенным. Чрезвычайно довольным. — Знаете, я очень испугался. В наше время в Англии можно юридически признать однополые отношения способом, почти идентичным браку, без предварительного публичного уведомления и возражений третьих лиц. Называется «гражданское партнерство». Не представляю, что бы я сделал, если бы вы с Ричардом встретились в Гретна-Грин, но, похоже, вы не лелеете таких планов, несмотря на ваш поступок. Какое облегчение! — Гретна-Грин? — Это деревушка, куда сбегают пары, чтобы пожениться. В конце концов, он действительно делал не самый рациональный выбор. Если бы Ричард действительно хотел на ком-то жениться и прошел процедуру оформления однополых браков в Великобритании, бриллиант в конечном итоге пошел бы на благотворительность, а не в поместье графа. Со стороны Джеффри было бы гораздо умнее припугнуть меня в Японии, чем так рисковать. Но как камень менял цвет в зависимости от освещения, так и Джеффри колебался. Он заявил, что выбрал сторону Генри, но, думаю, что он и с Ричардом хотел поступить правильно. Может, так для него даже легче. Но не важно — ненавидеть самому или быть объектом чужой ненависти — в конце концов страдают все. — В любом случае, я покончил со старомодными шутками. Надеюсь, вы сможете простить меня. И разницы в тарифах эконом и бизнес-класса хватит, чтобы покрыть урон от моего чувства юмора, ха-ха. — Как по-вашему, есть ли хоть какая-то вероятность, что Ричард сможет помириться со всеми? — Вы действительно не умеете останавливаться, да? Можете сколько угодно судить меня. Но я все равно продолжу делать все по-своему. И Джеффри агрессивно задернул шторку на окне. Крупный александрит снова заискрился ядовито-красным, и Джеффри одарил его сияющей улыбкой. Мне удалось восстановить немного энергии за своим не до конца размороженным завтраком, а затем салон начал готовиться к посадке. Объявление прозвучало из динамиков на английском языке. Я услышал, как в брюхе самолета раскрылись шасси. И после легкого толчка, который отбросил меня назад на сиденье при торможении, самолет остановился. По всему салону раздались редкие аплодисменты. Мы приземлились. Лондон зимой — какое странное ощущение. Еще вчера я был в Японии, но сейчас находился в совершенно другом мире. И впервые я вспомнил самое важное, от чего отмахивался все это время: что мне делать дальше? Как найти Ричарда? И как освободиться от его надоедливого кузена, который вознамерился сыграть злодея?