Блестящие дела ювелира Ричарда

— Может, возьмешь это себе? — спросил меня прекрасный ювелир, держа в руке камень. То, что лежало на его ладони, сильно напоминало картофелину. Сухую, шершавую и, откровенно говоря, невзрачную. Размером примерно с детский кулачок. — Наш торговый партнер добавил его в качестве бонуса. Хотя, по сути, навязал мне. — Как скажешь, конечно… Но что мне, по-твоему, делать с этой штукой? — Ну, например, кому-нибудь подарить. Вероятно, он намекал на Танимото. Она любительница всяких минералов, и, пожалуй, ей понравится даже такой простой камень, но… — Нет… аквамарин, который я недавно купил, все еще ждет своего часа, поэтому… У меня был особенный камень, который я хотел подарить ей. Когда я уклончиво отказался, сказав, что внезапный подарок ей может вызвать вопросы, учитывая контекст чувств, и бла-бла-бла, Ричард посмотрел на меня так, словно оказался застигнут врасплох. Казалось, он ушел в себя. Когда я скорчил гримасу типа «а-а-а, ты опять?», он явно смутился и пробормотал: — Прости. Я немного ушел в себя. — Да ничего страшного. В последнее время такое случалось довольно часто. Никогда в присутствии клиентов, но со мной Ричард изрядно притормаживал. Скорость, с которой количество сладостей в нашем буфете уменьшалось, также явно снижалась. Казалось, будто он просто выбирал те, у которых подходил срок годности, и автоматически ел их, что кардинально отличалась от обычного поведения Ричарда. Только удобоваримый, сбалансированный пудинг Сейги Наката уменьшался в той же пропорции, в какой я его готовил. Причины этого явления я не знал. И, откровенно говоря, очень волновался. — Я могу чем-нибудь помочь тебе? В ответ на мой внезапный вопрос Ричард издал странный звук — то ли вздох, то ли смех. — Что ж, посмотрим; в последнее время вокруг дворца, в котором я живу, часто появляются сорок воров, и они невероятно шумные. Если ты маг, я бы хотел, чтобы ты прогнал их взмахом своей палочки. — Это история из «Тысячи и одной ночи»? Нет, серьезно, ты жертва преследования? — Я пошутил. Меня ничего особенно не беспокоит. А, кстати говоря, мне еще предстоит… Сейги. Иди сюда, — позвал Ричард, садясь на диван и указывая мне на кресло напротив. Камень все еще был у него в руке. Что же в нем такого? — Заклинание. В «Тысяче и одной ночи» было такое, верно? Волшебные слова, которые открывают пещеру. Ты их знаешь? — Волшебные слова… «Сим-сим, откройся»? Когда я произнес их, Ричард улыбнулся и расколол камень надвое. Очень мягко, даже аккуратнее, чем если бы он разрезал рыхлую картофелину в масле. Камень изначально был с трещиной. Внутренняя сторона камня на его ладони оказалась пещерой с сокровищами. Полость была плотно набита ярко сияющими светло-голубыми кристаллами. Хотя снаружи камень был цвета сухого песка. Настоящая коробка с сюрпризом. При ближайшем рассмотрении оказалось, что центр камня полый, и кристаллы мерцали, словно окружая эту пустоту. Это кварц? Нет, точно какой-то другой самоцвет. Я никогда не видел кварц такого цвета. Хотя в нем были светло-голубые вкрапления, преобладал белый цвет. Что это за штука? — Ричард, что это за голубой камень? — Целестин. Кажется, в Японии его также называют «небесно-голубым камнем». Он легко раскалывается, так что осторожнее. Ты когда-нибудь слышал слово «жеода»? Здесь, в Японии, его, по-видимому, называют «друзой». Благодаря движению горячей воды сердцевина камня, в отличие от его внешней стороны, представляет собой сверкающую минеральную пещеру. Явление не ограничивается только целестином — жеода существует в таких камнях как кварцы и агаты. Как легкомысленно я его вскрыл. Но если бы я не разделил минерал и не показал тебе сердцевину, ты бы так и не узнал истинную сущность этого экземпляра? Я прокрутил в голове историю «Али-бабы и сорока разбойников». Когда Али-баба открыл пещеру со словами «Сим-сим, откройся», внутри оказалась гора сокровищ. Человека, который придумал эту историю, наверное, когда-то основательно тронул жеод. Ричард дал мне половинку камня. — В этом мире столько интересных камней. — Твоя девушка лучше разбирается в подобных вещах, правда? — Ты имеешь в виду человека, которого я хочу сделать своей девушкой! — Ах, простите. Я уже довольно давно слышу эту поправку, поэтому решил, что пришло время для перемен. — Нынче молодые люди предпочитают не спешить. Я помрачнел, а Ричард слегка рассмеялся. Обрамленные золотистыми ресницами, его голубые радужки приобрели нежный оттенок. Хм? Кстати, об этом… Когда я вопросительно посмотрел Ричарду в лицо и застыл, красивые брови прекрасного ювелира слегка нахмурились. Я пристально смотрел на него, и он слегка махнул рукой, как бы спрашивая меня, заглядываю ли я ему в глаза. Да уж, блин, может и заглядываю. — Эй, напомни, как называется этот камень? Целе… — Целестин. «Целе» означает «небеса». То есть посыл того, кто придумал название, более чем очевиден, да? От этого камня веет сиянием ясного голубого неба, скрытого под землей. Ясное голубое небо. Да уж, именно такой цвет. Но… — Я знаю еще кое-что, кроме неба, похожее по цвету на этот камень. — Не могу сообразить. Я это знаю? — Однозначно. — Что же? — Твои глаза. При этих словах голубые глаза Ричарда слегка расширились. Работая в «Etranger», я привык к иностранным покупателям и узнал, что голубые глаза не у всех одинаковые. Цвет глаз клиента, который называл свои глаза «фиалковые», представлял собой смесь темно-серого и голубого, а еще бывали люди с такими яркими радужками, будто в них капнули чернила цвета морской волны. Человеческие глаза, как и гранаты с турмалинами — драгоценные камни всевозможных оттенков. Глаза Ричарда были светлыми, серовато-голубыми. На первый взгляд сочетание казалось холодным, но в них была неуловимая глубина, и они были великолепны. Оттенок ближе к зрачку и по краям, немного отличался. Прямо как этот целестин. — Интересно, думал ли человек, который прислал тебе его, о том же самом. Ричард замолчал. О. Ох. Хм. Я ничего не знал о человеке, который прислал этот камень, но если его выбрали и отправили Ричарду с определенными намерениями, конечно, этому ювелиру, который точно не искал себе любовные отношения, стало бы неприятно. Ладно. — Понятно. Я возьму его. Он очень хрупкий, да? Я осторожно поставлю его для красоты. Спасибо. Когда я взял одну половинку и потянулся за другой, у Ричарда на лице мелькнуло странное выражение. А? Что такое? Он же только что так хотел свалить на меня этот ненужный ему дар? Я застыл в полусидячем положении. Что мне делать? Ричард заговорил серьезным тоном, пристально глядя на меня: — Ты собираешься отдать этот камень кому-нибудь? — он медленно произносил каждое слово. О чем это он? Хочет, чтобы я отдал его? Не похоже. Он говорил слишком тихо. Если хотел что-то сказать, говорил бы прямо, чтобы его было легче понять. Ну, что такое? Мне сказать, что собираюсь отдать его? Или наоборот? И вообще, что я хотел сделать, взяв себе этот камень? Отдал бы я кому-то, например Танимото, камень с цветом глаз Ричарда? — Вряд ли. Я бы не стал. Хотя даже себе не смог бы объяснить причину. Ричард, казалось, слабо улыбнулся. — Правда? Тогда… keep them, — сказал он по-английски и положил мне в ладонь вторую половинку. Он сказал «сохрани». Я понял. И принимаю с благодарностью. Но я хочу, чтобы ты, блин, объяснил мне, что это была за пауза. У нее какой-то особенный контекст? Или ты просто снова отключился? Или тебя что-то ужасно беспокоит, но ты не можешь мне сказать? Собравшись с мыслями, я попытался окликнуть Ричарда, когда он встал, но он сбил мой порыв своей речью: — Ладно, ну что ж. Вот еще одна мелочь. Даже если ты впервые услышал о целестине, знаком ли тебе сульфат стронция? Это руда, которая горит очень ярким пламенем и пригодится в качестве сырья для фейерверков и тому подобного. — Камень может гореть?! Тогда мне стоит хранить его с осторожностью… Нет, даже тогда я могу напортачить. — Ты можешь хранить его и без излишней осторожности, сам по себе он не загорится. Однако… — Ричард повернулся ко мне, слегка наклонив голову. Улыбался ли он? — Если наступит момент, когда ты не сможешь подавить свой гнев, разбей его или сожги — так, по крайней мере, он послужит впрок. — Не смогу подавить гнев? — не успел я спросить, что он имел в виду, Ричард неожиданно встал и исчез на кухне. Разбить камень. Я ушам своим не верил. Как Ричард мог сказать такое? Примерно через пять минут он вышел и заперся в кабинете, затем начал говорить по-английски по телефону. Заглянув в раковину на кухне, я обнаружил, что одна из моих мисок для пудинга пуста. Он наверное съел его, когда мы сидели. Когда я закончил мыть посуду и вернулся в гостиную, на стеклянном столе лежала наполовину расколотая целестиновая жеода. Ричард велел мне произнести заклинание, когда я буду разламывать этот камень надвое. Глупая, конечно, ассоциация, но было бы здорово, если бы двери его уклончивости можно было открыть всего одним заклинанием. Мне не нужно знать все его секреты. Достаточно просто разделить с ним иногда его заботы. Но даже если мне случалось открыть пещеру его сердца, что было в его намерениях? Нормально ли для меня было бы увидеть их? — Что ж, так я и думал. — Мои глубочайшие извинения… — Знаешь, мне было интересно, могу ли я что-нибудь для тебя сделать, но я немного колебался, спрашивая себя, придешь ли ты ко мне со своей проблемой, и не мог заставить себя открыть рот. — …за то, что причинил тебе столько ужасных неприятностей… — Я пребывал в такой неопределенности. — …в то время. Ричард, как болванчик, неоднократно извинялся передо мной. Но как и в моих ехидных словах, в его извинениях не было ни капли чувства. Это напоминало фарс для двоих без зрителей. Сыграть этот маленький спектакль для нашего собственного спокойствия было странно, но, в целом, помогло моей душе немного успокоиться. Скоро наступит рождественский сезон, и поводом для напоминания послужили слова клиентки, которая сделала нам приличную кассу. Она перед уходом прокомментировала глаза Ричарда одной фразой: «Их цвет точь-в-точь как у целестина». Но поскольку у нас не было времени на странную болтовню, я оборвал ее и пошел на кухню. Мне пришлось заранее приготовить чай и оставить на столе. В последнее время в магазине было полно народу. Здорово, что дела шли хорошо. Тогдашний целестин лежал в сейфе, который мы купили совсем недавно. Поскольку этот камень легко ломался и загорался, вероятно, в сейфе он был в большей безопасности. Даже если бы небо и земля перевернулись, я точно не разбил бы и не поджег его, и не попытался бы избавиться как-то иначе. В этом я точно уверен. «Etranger» пребывал в мире.