Блестящие дела ювелира Ричарда

При взгляде на камень я сразу вспомнил своё детство. Цвет показался знакомым. — Это Голубые Гавайи. Точно тот цвет… — Коктейль? — Нет, ледяная стружка. Ну, та, с голубым сиропом, которую продают в киосках на летних фестивалях. Видел когда-нибудь? Весьма стандартный вкус. Обычные кусочки льда со сладким голубым сиропом, от которого язык меняет цвет. Но когда я был маленьким, этот синий цвет казался мне невероятно роскошным. Пока я занимался на кухне пудингом, который принес с собой, Ричард сходил в подсобку за небольшим чемоданчиком. Он поставил маленькую коробочку на стеклянный кофейный столик. Сквозь прозрачную крышку виднелся драгоценный камень. Необработанный, цвета голубых Гавайев. Если глаза меня не обманывали, казалось, у камня несколько оттенков — оба заостренных конца темно-синие, а центр — кристально-прозрачный. Он был очень маленьким. На коробке была белая этикетка, на которой Ричард написал название камня латинскими буквами. Euclase. Э-в-классе? Нет, у-клас? — О, господин помощник, не могли бы вы достать его из контейнера? Пудинг — не пудинг, если лежит не на тарелке. — Вас понял, босс. Я воткнул маленький нож в стенку серого контейнера, где лежал пудинг, и изо всех сил постарался вынуть десерт целым. Ричард сидел в одном из красных кресел. Рецепт был очень простым — если это вообще можно назвать рецептом, — ему я научился у Хироми. Она называла его моим «детским питанием», и когда я еще жил дома, этот пудинг был нашим любимым блюдом, если кто-то из нас плохо себя чувствовал. Начав жить самостоятельно, я время от времени ловил себя на ностальгии по этому вкусу, поэтому иногда готовил его, когда в магазине проводили специальную распродажу яиц. Пудинг выскочил с влажным звуком и аккуратно соскользнул на тарелку. Карамель прилипла к нему именно так, как и должна была. Я поставил тарелку с ложкой прямо рядом с его чашкой королевского чая с молоком и принял максимально торжественную позу. Ричард, видимо, вообще ничего не заметил. Он был полностью сосредоточен на пудинге. — Я впечатлен. Текстура такая нежная. — Я процеживал его несколько раз. Ненавижу комковатые пудинги. — Ну, магазинные как раз такие, но… — Надо же. Ты ведь тоже умеешь делать такие штуки, да? Ричард наконец посмотрел на меня широко раскрытыми голубыми глазами. — С чего ты взял? — Ну, обычно люди не комментируют «нежную текстуру» пудинга. Я почти уверен, что у тебя всегда вкусные и гладкие пудинги, как из магазина, независимо от того, как ты их готовишь. Если я могу его приготовить, то и любой сможет. Прекрасный ювелир молчал. Он выглядел как человек, которому следовало садиться за стол с серебряным колокольчиком, чтобы позвать слуг принести ему блюда на красивых фарфоровых тарелках. Так почему же именно пудинг? Я ждал объяснений. Лицо Ричарда помрачнело, и он нерешительно заговорил. Он выглядел таким жалким, словно сын разорившейся дворянской семьи, рассказывающий историю их падения. — Живя в Японии, об этом даже не думаешь, но, представь, что ты живешь в регионе, где нет ни пудинга, ни желе, ни слоеных пирожных. Зато есть доступ ко всевозможным минералам, камням, сахару, свежим яйцам и маленькой кухне — что бы ты сделал в такой ситуации? — Ну, думаю, у меня была бы отличная мотивация приготовить то, что я захочу съесть. — Я сделал тоже самое. Ричард оставался совершенно невозмутимым, когда я посмотрел ему в глаза и спросил, как все обернулось. Но тут он отвернулся к окну, чтобы отвести взгляд. Я повернул голову, снова глядя на него, а он скрестил ноги и попытался сменить тему. — Теперь об этом камне. Сейги, ты знаешь, как он называется? — Так каким получился первый пудинг, который ты приготовил? — Он называется эвклаз. Ты знал о таком? Как видишь, он имеет едва заметные вариации в цвете. Хотя множество других камней обладает двухцветным свойством, я считаю, что особые оттенки, которые демонстрирует эвклаз, идеально подходят для раннего лета. — Каким получился твой первый пудинг? — Многие коллекционеры любят его не огранённым, ведь огранённые экземпляры такого плана чрезвычайно редки. «С чего бы?» — спросишь ты. Все потому, что он довольно хрупкий и обладает идеальной спайностью — способностью минералов раскалываться по определенным плоскостям. Поэтому неосторожный огранщик может получить крупицу драгоценного камня и множество осколков от него. — Знаешь, ты не обязан отвечать, если не хочешь, но в таком случае я просто предположу, что пудинг победил тебя в честной битве. — Благодарю за предположение, сделанное с использованием лексики, слишком неуместно архаичной для ювелирного магазина. — Все было настолько плохо, да? Его бледная кожа слегка покраснела, а голубые глаза часто заморгали. Он был хорош собой, как картинка, даже когда корчил такое лицо. Ричард отвернулся от меня, сел в свое красное кресло и закрыл лицо руками. — У меня талант к изучению языков, а у тебя — талант к кулинарии. Ни больше, ни меньше. — Думаю, несправедливо ставить твои языковые навыки и мою кулинарию на один уровень. Это просто хобби. — Для меня это тоже отчасти хобби. Я бы не стал учить какой-нибудь язык, если бы он мне не нравился. То есть, это было одно из увлечений, которое удачно служило практичной цели. Тем не менее, он наверняка упорно трудился, чтобы свободно говорить на стольких языках. Уровень усилий, по-видимому, кардинально отличается от того, который нужно приложить, чтобы суметь приготовить себе что-нибудь вкусненькое. На этой ноте Ричард принялся за пудинг. Он всегда злился, если с ним пытались заговорить во время еды, значит, разговор окончен. Я вернулся к восхищению освежающе-голубым драгоценным камнем. — Итак, эвклаз? Какой приятный цвет. Такая крошка, вероятно, в моем ценовом диапазоне, да? Мой босс никак не отреагировал, даже когда я повернулся, чтобы посмотреть на него. Отчего-то он замер. — Ричард? Взгляд Ричарда метался между мной и драгоценным камнем, словно он колебался над чем-то. Он слегка кашлянул и повернулся ко мне: — Просто для полной ясности: ты ведь не купил его где-то, правда? — Конечно, нет. Почему ты спрашиваешь? На мгновение Ричард выглядел так, словно его слегка ударило током. Он прикусил губу и качнулся из стороны в сторону. Это была знакомая реакция — выражение радости. Ему нравилось. Ему действительно понравилось. — Превосходно… — Да! Когда я сказал ему почаще хвалить меня, поскольку это делает меня счастливым, Ричард просто молча отвел взгляд. Ожидаемо. Наслаждаясь чем-нибудь вкусным, он всегда уходил в себя. Ничто не могло взволновать меня больше его молчаливой реакции «очень вкусно». Было что-то в этом человеке, который, казалось, отведал все сладости в мире, но питал удивительную любовь к такому на удивление простому блюду. — Я прекрасно понимаю, насколько неуместно мое вмешательство, но, может используешь свой талант, чтобы произвести впечатление на свою будущую девушку? Мне говорили, что мужчины, которые хорошо готовят, пользуются популярностью у японских женщин. — Да будет тебе известно, речь идет о парнях, которые могут приготовить блюда французской кухни без рецепта. Или, например, о тех, кто скрупулезно подбирает ингредиенты. Ричард на мгновение глубоко задумался, бормоча себе под нос что-то о французской кухне и разборчивости в ингредиентах. Я не имел в виду кого-то конкретного. Просто… я почти уверен, что парень, который «хорошо готовит», так называемый любимец женщин — не стряпает эконом-вариант из уцененного мяса. Во всяком случае, я уж точно не гожусь на это звание. Помню, однажды в начальной школе я потратил все свои карманные деньги на продукты для шоколадного торта ко дню Святого Валентина. Я старался изо всех сил и испек его, но девочки смотрели на меня, как на инопланетянина, а мальчики старательно избегали. Хотя я очень усердно поработал над начинкой и украшениями. Однако бабушке очень понравилось, она сказала, что мне стоит открыть кондитерскую. Я был счастлив. Бабушка всегда умела делать комплименты. Брови Ричарда слегка дернулись, и он обреченно вздохнул. — Правда? Я искренне извиняюсь за свой поверхностный и дилетантский комментарий. — Ты слишком остро реагируешь. Вряд ли ты так уж далек от истины. — Говорят, что эвклаз весьма полезен в таких ситуациях. — Ты и правда можешь свести любой разговор к драгоценным камням, да? Говорят, эвклаз — это камень мудрости, который развивает прозорливость. Предположительно, он усиливает таланты, помогает спокойно принимать решения и способствует рациональному мышлению. Видимо, этот камень помогал сохранять хладнокровие. Такой маленький камешек, похожий на кусочек леденца, и правда так влияет на людей? — Название «euclase» происходит от греческих слов, означающих «легко разрушающийся». При семи с половиной баллах по шкале Мооса он тверже, например, чем опал, но, как я уже сказал, довольно хрупкий. Поэтому необработанный эвклаз встречается гораздо чаще, чем полированные и ограненные образцы. Необработанный эвклаз? Я в замешательстве склонил голову набок, а Ричард выхватил свой телефон и поискал изображение по латинскому названию. Ясное дело, результаты поиска были на английском языке. На экран хлынул поток изображений ледяных белых и голубых глыб. Похоже на фотографии образцов минералов, которые показывала мне Танимото. Было также несколько изумрудно-зеленых и бледно-желтых образцов. — Красиво, конечно. Готов поспорить, в ювелирных изделиях они были бы очень популярны. — Вероятно, будь камень чуть более прочным. Обычный огранщик не может даже прикоснуться к эвклазу. Для него нужно искать особенно уверенного в себе мастера. В этом отношении, талант огранщика этого камня бесспорен. Его работа — совершенство. Мой взгляд снова упал на этот холодноватый по цвету камень. Такая заостренная миндалевидная форма называлась огранкой «маркиза», а камень был настолько крошечным, что если уронить его на пол, можно уже и не найти. Хотя, судя по словам Ричарда, в таком случае он вообще может разбиться. И все же такая штука огранена множеством крошечных граней и отполирована до блеска. Это был изысканный плод времени и усилий. И редкого мастерства. И если этот симбиоз материально не окупался, овчинка выделки бы не стоила. — Ранее я сказал, что могу его себе позволить, но… Полагаю, на самом деле он не такой уж дешевый, да? — Весьма проницательная догадка. Даже просто достать образец для продажи — крайне сложно. Слишком много хлопот с хранением. — Сколько стоит такая вещица, тысяч сто йен? Ричард поднял четыре пальца. Сорок тысяч? — Примерно в четыре раза больше названной тобою цены. Это гораздо более редкий камень, чем ты думаешь. Я был в восторге. И страхе — даже стоять с ним рядом боялся, вдруг случайно коснусь как-то не так? Будь я ювелиром, наверное, вообще избегал бы иметь дело с таким дорогим и хрупким камнем. Лучше взять что-нибудь покрепче. К тому же, сомневаюсь, что он особо популярен. Я даже не слышал о нем. — У тебя уже есть покупатель на него? — Да. Помнишь ту пару из Кансая, которая недавно приезжала? Они попросили граненый кусочек эвклаза. Конечно, я их помнил. Веселая парочка, которая могла болтать целую вечность, по сути, не сказав ничего особенного. Их больше интересовали редкие драгоценные камни, чем какие-нибудь бриллианты или рубины. Конечно, работая тут, я уже знал, что цены на камни могут сильно варьироваться, но подобная диковина казалась мне не такой ценной, как особо редкие бриллианты или рубины. Пожалуй, с точки зрения инвестиций, толку от них тоже особо никакого. Они сами по себе были прекрасны. Какая радость и чудо знать, что такой камень существует. Такой вот эвклаз. — Зачем ты показал мне его? — Зачем? Разве ты не интересуешься драгоценными камнями? — Ну да, но… Ричард был не из тех, кто будет пытаться произвести на меня впечатление, показывая редкий камень, который недавно попал ему в руки. Только лишь когда этот таинственный ювелир решает, что я обязан что-то увидеть. Но почему? Я пристально посмотрел на его красивое лицо, и Ричард раздраженно отвернулся к столу. Он медленно потягивал свой королевский чай с молоком. — Я считаю, что этот камень — самый редкий и красивый из всех, что есть у меня на данный момент. Ни больше, ни меньше. Может, тебя интересуют еще какие-нибудь другие? Погодите, так он хотел поблагодарить меня? За пудинг. Если да, то это просто смешно. Предполагалось, что пудинг станет благодарностью за то, что он приехал за мной посреди ночи на своем «Ягуаре» и подбодрил. Да ладно, чувак, не нагнетай еще больше. Это никогда не закончится. — Тебе не нужно так суетиться насчет меня. В конце концов, мы всего лишь начальник и подчиненный. — Полагаю, это моя реплика. Чем больше я раздражаюсь, тем вкуснее это становится, и чем больше я ем, тем больше меня это раздражает. С таким же успехом мы вдвоем могли бы стать хрестоматийным примером «прекрасной японской культуры», о которой все судачат. Знаете, это как застрять в бесконечном цикле поклонов друг другу по пути в чей-то дом и так и не попасть внутрь. Думаю, на каком-то уровне смирение и сдержанность являются своего рода защитным барьером — это разумная проверка, говорящая вам остановиться. На мой взгляд, иногда такое отдает одиночеством, но тут все же есть определенная теплота. Я был счастлив. — В любом случае, я рад. Гораздо приятнее знать, что есть люди, которых подобные вещи не отпугнули бы. — Отпугнули? О чем ты? Я поведал ему предельно краткую версию своих горько-сладких воспоминаний о начальной школе. Ричарда, казалось, немного шокировала идея, что маленькие дети обмениваются угощениями, приготовленными своими руками — я слышал, как он пробормотал, что, по его мнению, такие вещи только для взрослых. А я уж думал, что многие за пределами Японии знакомы с нашими культурными условностями. Странно, что он не знал. Я завершил разговор, сказав, что не знаю, как сейчас, но десять лет назад мальчики, умеющие готовить, были большой редкостью, так что, возможно, отсюда и реакция. Ричард молча поставил свою чашку обратно на блюдце. — Ну, мне понятны испуг или подозрение при даре какого-нибудь сокровища. — Ты действительно перебарщиваешь с комплиментами. — Отнюдь. Любой цвет эвклаза считается редким, но самый редкий и дорогой — двухцветный эвклаз, такой, как этот, где камень имеет отчетливую цветовую зональность. Редкость — очевидный источник ценности. Его чрезвычайно трудно достать. Хотя, пожалуй, не так сложно, как найти помощника на полставки, который владеет карате и умеет вкусно готовить. Я покраснел, как свекла, а Ричард яростно принялся уничтожать пудинг. Он съедал каждый кусочек очень аккуратно, но очень, очень быстро. У меня в холодильнике было еще три порции, но мой босс напоминал машину для поедания пудинга. — Благодарю тебя. Это было чрезвычайно вкусно. — Я очень рад, что тебе понравилось. Оу… Эм… — Что? — Ричард приподнял бровь. На этот раз у меня было действительно самодовольное выражение лица. — Просто, на секунду мне показалось, что мы напоминаем милую супружескую пару, да? Температура в магазине резко упала. Я определенно наступил на противопехотную мину. — Я урезаю тебе зарплату. — Нет! Забудь, что я вообще открывал рот! — Я урезаю тебе зарплату за домогательства. — Прости! Я просто провел аналогию! Обычная метафора! Я никогда больше этого не скажу, клянусь! Скорее ад заледенеет! — Просто в будущем будь более внимателен к своим словам. Я встал на колени и извинился, и Ричард свирепо посмотрел на меня. — Очевидно, за последние десять лет ты никак не исправил свою легкомысленную натуру. Хотя в твоих кулинарных способностях нет ничего плохого, разве твой беспечный нрав не доставил тебе проблем? — Да не так уж я и плох. Кроме того, я же уже извинился? — Представление человека о себе часто расходится с тем, как его видят другие. Хотя небольшое несоответствие допустимо, существуют определенные ограничения. Для более плавного социального взаимодействия я бы настоятельно рекомендовал тебе поработать над исправлением твоей безнадежной склонности говорить, не подумав. — Я еще принес немного молочно-агарового желе, но, думаю, лучше заберу его обратно домой. Тишина. Ричард на мгновение застыл. Человек, который только что назвал меня легкомысленным, может и был невероятно красив и уверен в себе, но у каждого есть слабое место. И его — я знал. — Почему ты раньше ничего не сказал? — Как почему? Я же такой легкомысленный. Подумал, ты сочтешь такую навязчивость неприемлемой, поэтому решил просто молча забрать его домой. Не беспокойся. Я возьму на себя ответственность за свою ошибку и ради тебя избавлюсь от него. — Я не говорил, что не хочу его есть. — О, нет, не стоит. Подумаешь, десерт, приготовленный мной, легкомысленным, беспечным человеком. Кто знает, вдруг я, когда готовил, случайно перепутал белый соус со сгущенным молоком. Хотя вчера я попробовал его, и было довольно вкусно. Что ж, думаю, пора принести еще немного королевского чая с молоком. — Представление людей о каком-либо человеке обычно проходит через призму ожиданий. Возможно, для того и нужны такие вещи, как этот эвклаз, чтобы понять свой собственный образ как нечто более конкретное. Красота его прозрачности и разнообразие цветов призывают нас не придавать слишком большого значения внешнему виду. Достоинства и недостатки человека подобны двум сторонам одной медали, и поскольку мы хрупкие существа, стоит с особой осторожностью развивать многие аспекты самих себя. Я наблюдал, как Ричард кивает с серьезным выражением лица, и отчаянно старался не рассмеяться. Не знаю, что бы я сделал, если бы он снова сказал мне, что урезает мне зарплату. Мне казалось, что мы более или менее во всем разобрались. — Понятно. Если я сейчас разложу его по тарелкам, ты съешь немного? — Если не возражаешь. Ричард сердечно поклонился мне, и я ответил ему таким же вежливым поклоном. — Вряд ли я когда-то ещё так радовался тому, что умею готовить. Спасибо, Ричард, ты действительно отличный парень. — Не за что, Сейги. Мне ли равняться твоей безграничной скромности. После этой весьма натянутой реплики я направился на кухню, отчаянно стараясь не рассмеяться, и достал из холодильника упаковку молочно-агарового желе. Оно было красивым и мягким. К сожалению, едва я выложил его в стеклянную миску, появился посетитель. Я слышал, как Ричард поприветствовал его и представился. Кажется, клиент был новым. Перед приготовлением чая я накрыл миску полиэтиленовой пленкой и поставил обратно в холодильник. Я подам Ричарду десерт, как только он закончит. Идеальное сладкое утешение в разгар рабочего дня. КОНЕЦ ВТОРОГО ТОМА.