Блестящие дела ювелира Ричарда

«Катаура» основали сразу после войны. По-видимому, она была старейшей из балетных трупп в Японии. Около тридцати лет назад они активно гастролировали за границей, но времена менялись вместе с экономикой, и в итоге они уютно устроились под крылом своих меценатов. Школа находилась недалеко от станции Готанда и представляла собой двухэтажное здание с массивными окнами. Оно выглядело так, словно его перенесли прямиком из Европы. Даже охрана была. Золотые буквы на воротах из кованого железа гласили: «Балетная школа Катаура». На доске объявлений красовался тот самый флаер с изображением балерины, который прислала мне Шинкай. — Это частная школа, управляемая компанией. Она также служит репетиционной площадкой для труппы и офисом для руководства фонда. Я спросил ее, в чем именно заключается работа художественного руководителя. Она ответила, что в контексте балетной труппы на ее плечах практически всё. Ее голос был нежным, как щебет маленькой птички, но в позе чувствовалась необычная стойкость. С точки зрения ощущения, она очень напомнила мне моего прежнего инструктора по каратэ. Он был мастером, который не дрогнул бы даже от удара в лоб. Честно говоря, дела у нее были с Ричардом, а меня пригласили потому, что я знал Шинкай. Хотя я чувствовал себя немного неловко — казалось, будто меня сделали приманкой, чтобы выманить моего босса. В то воскресенье наш ювелирный магазин пришлось временно закрыть, к большому неудовольствию Ричарда, и мы вдвоем отправились в офис балетной труппы в Готанде. Будь у нас запись хотя бы на одну встречу, уверен, он бы не закрылся. Ричард молча привёз нас на стоянку, где уже ждала госпожа Катаура. Когда мы вошли в здание, я услышал, как где-то вдалеке играют на фортепьяно. Я нервничал, мне в жизни не доводилось бывать в подобном месте. Мы поднялись по лестнице со стильными перилами, украшенными вензелями, и направились по длинному коридору. Стены были увешаны черно-белыми фотографиями танцоров. Госпожа Катаура провела нас в комнату в конце коридора. Похоже, кабинет директора. В передней части была небольшая приемная, а в задней — стол со стульями. На столе стоял чайник с черным чаем и были разложены сладости, но вряд ли Ричард стал бы их есть. Не успели мы сесть, как он сказал: — Прежде чем вы мне что-нибудь покажете, меня интересует один вопрос. Кто именно из моих клиентов порекомендовал меня вам, госпожа Катаура? Я всего лишь скромный ювелир, и это совершенно выходит за рамки моей компетенции. — Ну, конечно. Знакомы ли вы с Хомура Трейдинг? И конкретно господином Такаюки Хомура? Я знал о Хомура Трейдинг, у меня даже визитка их была. Из-за той заварухи с огромным рубином, которая произошла сразу после открытия магазина прошлой весной. Парень, о котором шла речь, работал в Хомура Трейдинг, компании его семьи. Хотя, кажется, звали его не Такаюки. Он вроде был представительным директором компании, может, это его отец? Помнится, Ричард упоминал, что после этого инцидента господин Хомура стал страстным коллекционером драгоценных камней и у него установились тесные отношения с семьей. Ричард слегка кивнул, все еще с мрачным выражением на лице. — Отрадно, что господин Хомура рекомендует мои услуги; однако я все еще не понимаю, почему вы обратились именно ко мне. Неужели пребываете в заблуждении, будто все британцы подходят на роль Шерлока Холмса? — Его компания поддерживает нашу труппу в рамках своей меценатской деятельности. Я хорошо знакома со всей семьей. Мы встречались несколько дней назад, я попросила совета по этому вопросу, и всплыло ваше имя. «Если речь о драгоценностях, он никогда не откажет» — сказали мне. — Господин Такаюки сказал? — О, нет, эта весьма восторженная рекомендация исходила от его сына. Госпожа Катаура улыбнулась; Ричард выдавил улыбку в ответ. Такаши Хомура ведь явно сделал это не только, чтобы отвлечься от инцидента с рубином? Наверняка, нет. Взрослые люди с нормальной работой и положением в обществе, такими вещами не занимаются. Наверное. Но, возвращаясь к той ситуации, я вроде как усугубил ту неразбериху своим вмешательством, да? Ричард неохотно сел, и госпожа Катаура открыла дверцу шкафа за чем-то, похожим на директорский стол. За двойными дверцами находился массивный банковский сейф. Она вставила маленький ключик в дверь и вбила пин-код под углом, с которого мы не могли его увидеть. С громким стуком дверца сейфа открылась. Госпожа Катаура достала черную бархатную коробочку. Она очень напоминала «шкатулку Урашимы» Ричарда, но была чуть менее широкая и более глубокая. Я тихонько отодвинул чайный сервиз, стоявший на столе, в сторону. — Вот предмет, о котором шла речь. Она опустилась на колени на пол между нами, поставила коробку на стол и открыла крышку. Внутри лежало ожерелье. Оно состояло из пяти ярусов тонкой серебряной цепочки. Напротив застежки висели пять кружевных снежинок из зеленых камней, свисающих с изделия. Вещь была довольно объемной, поэтому носить ее нужно было с одеждой с глубоким декольте. Ну да, вроде сценических костюмов. У балерины на флаере точно было похожее украшение. И если не ошибаюсь, все камни в ожерелье были прекрасными изумрудами. Ничего себе. Они просто безупречны. Я много изумрудов видел в магазине Ричарда, но изумруд — камень с большим количеством примесей, поэтому у него имеются внутренние дефекты: у многих есть пузырьки, явные черные отметины и тому подобное. Наверное, сложно было найти так много безупречных камней. Разумно ли хранить такое сокровище в этом маленьком сейфе? — Его одолжила нам наша североамериканская дочерняя труппа «Мариенбад-балет». Несколько лет назад у них сменилось руководство, и пока они не работают — в основном держатся на плаву такой вот арендой, но… Одолженные драгоценности. О них говорила госпожа Катаура? — Это и есть «проклятые» изумруды? — Если верить слухам, то да. Что же касается нас, насущная проблема… как бы это сказать? В том, что это ожерелье то исчезает, то появляется снова. Ричард нахмурился, и госпожа Катаура негромко рассказала нам о происходящем. Странное явление началось две недели назад, сразу после того, как сценические костюмы вместе с ожерельем прибыли самолетом от их дочерней компании. Каким-то образом сейф, пин-код от которого был только у госпожи Катауры, вынесли из кабинета. Сейф. Он наверняка весил больше двухсот килограммов. Даже очень сильному мужчине пришлось бы приложить немало усилий, чтобы сдвинуть такую глыбу. Госпожа Катаура опустила глаза, когда упомянула, что сейф оказался в холле. Когда артисты сообщили ей о странном происшествии, она тут же побежала за охраной, однако, каким-то образом сейф тем временем вернулся на прежнее место. Не прошло и пяти минут. Госпожа Катаура покачала головой, отметив, что камеры видеонаблюдения в этой части здания еще не установили. Она решила, что, вероятно, на сейф позарился какой-то залетный грабитель и, когда план провалился, попросту сбежал. Она проконсультировалась со службой безопасности, и те согласились усилить патрулирование, после чего труппа собралась на генеральную репетицию. Но потом инцидент повторился. Когда балерина, которая должна была надеть колье, вошла в гримерку, его на месте не оказалось. Я раньше и не знал, но потерять или переложить реквизит с костюмами для постановки считается смерти подобно. Поэтому каждый предмет кладут в специальную пронумерованную пластиковую коробку. Если бы все вещи просто свалили в одну кучу, никто ничего найти бы не смог — честно говоря, это прямо картина шкафа моей матери. Но тут дело было не в том, что ожерелье положили не в ту коробку. Репетицию приостановили, и по боевой тревоге вся труппа бросилась искать колье. Примерно через полчаса его нашли. Самое удивительно, что оно оказалось в своей обычной коробке, как ни в чем не бывало. Это было около недели назад. Госпожа Катаура улыбнулась, напомнив, что все это она сказала Ричарду по телефону. Тот просто смотрел на нее без малейшего намека на теплоту во взгляде — почти как фарфоровая кукла. — И, как я уже говорил во время нашего последнего разговора, мне до сих пор этот инцидент кажется неудачной попыткой ограбления. Допросите своих сотрудников, которые напрямую имеют отношение к этой вещи. — Есть несколько реквизиторов и костюмеров, но у всех столько дел, что конкретного алиби у них не оказалось. Кроме того… будь в кражах хоть какой-то смысл, можно было бы понять, с чего начать. Патрули службы безопасности никого подозрительного не видели, и я знаю — просто рассуждая логически, велика вероятность, что преступник — инсайдер, но… в этом же в принципе нет никакого смысла. — Почему? — Потому что ожерелье почти не имеет ценности. Не имеет ценности? Эта прекрасная вещь? Я один выглядел смущенным. Госпожа Катаура криво улыбнулась, достала изумрудное ожерелье из коробки и вручила мне. Оно оказалось намного легче, чем я себе представлял. — Оно стоило бы невероятных денег, будь все камни настоящими изумрудами, а не имитацией. Заметили, насколько они безупречны? Вот и доказательство их искусственности. — О… — Но из-за прихоти старого ювелира, для которого оно являлось, своего рода, произведением искусства — и это очевидно, стоит увидеть документацию, — среди имитаций есть и несколько настоящих изумрудов, — сказала она, указывая на центральные камни пяти снежинок. Я повнимательнее присмотрелся к ожерелью — действительно, эти камни определенно имели другую текстуру. Они выглядели непрозрачными и легкими, а внутри не были чистыми и однородными. — Но на взгляд любителя они — настоящее сокровище. Все ли знают, что камни фальшивые? — Конечно. Всем прекрасно известно, что это очень хорошая подделка. Мы в принципе уже много лет регулярно арендуем его потому, что это ожерелье играет основную роль в нашем спектакле «Драгоценности». Дизайнером был мой дедушка, который и основал эту балетную труппу, а затем много лет был советником художественного руководителя Мариенбадского балета. Он очень гордился настоящими изумрудами. В то время это был предел финансовых возможностей труппы. Но, как бы там ни было, ожерелье прекрасно, правда? Традиции и история создаются людьми. За много лет привыкаешь к их блеску, и искусственные камни сияют, как настоящие. Однако я понятия не имею, зачем кому-то понадобилось его красть, — мрачно добавила она. Из любопытства я спросил, сколько стоит ожерелье. Госпожа Катаура сказала, что на сегодняшний день цена примерно миллион йен, однако это «себестоимость» ожерелья тридцатилетней давности. Вероятно, сейчас оно стоило бы гораздо дешевле. Тем более, мало кому интересно немыслимое сочетание искусственных и натуральных драгоценных камней. Честно говоря, такое сочетание вообще бессмысленно. Эту вещь в жизни не продашь, даже, если захочешь. Старинное ожерелье из искусственных драгоценных камней практически не имеет ценности при перепродаже. Ну, и вряд ли старые стекляшки внезапно взлетели до небес в цене. Хотя, может, какой-нибудь энтузиаст и купил бы? — На случай, если ожерелье действительно пропадет… У нас есть страховка, но наш мир тесен. Проблемы с доверием могут иметь тяжелые последствия для руководства труппы. Сейчас для многих коллективов сложные времена, нельзя позволить себе страдать из-за странных инцидентов. Мне неприятно даже рассматривать такую возможность, но если придется отменить постановку и вернуть деньги за билеты, это вполне может обанкротить нас. Но даже если бы мы смогли пережить этот финансовый ущерб, потеря единственной связи с моим дедушкой — краеугольного камня этой труппы — стала бы катастрофой, да еще и по такой непонятной причине. Любому в труппе это известно. Более того, я даже не знаю, можно ли его вообще продать… Вокруг ожерелья происходили странности, хотя в его краже отсутствовала любая логика, отсюда и теория проклятия. Я взглянул на Ричарда, но тот, как обычно, являл собой оплот спокойствия. — В конечном счете, это всего лишь предположение с моей стороны, но качество и подлинность камней, по-видимому, решительно не имеют отношения к данной ситуации. Даже если само по себе украшение не представляет особой ценности, если рассматривать его как часть сценического костюма, за него можно было бы получить немалую сумму. Если его носили известные танцоры или использовали в исторически значимых выступлениях, это может значительно повысить его ценность, которую человеку, оторванному от искусства, не понять. — Вы правы — это изделие имеет долгую и славную историю ношения многочисленными прима-балеринами, но… только и всего. Вы же, например, не можете назвать ни одного из наших танцоров, правда? Сильно сомневаюсь, что за него можно было бы выгадать «немалую сумму» из-за того, кто его носил. Нет ни мотива, ни причины, вообще ничего. Может, я и приняла бы идею о краже для коллекции, но стал бы кто-то ради этого таскать такой тяжелый сейф? Я в полной растерянности… В конце ее голос задрожал. Она встала и взяла со стола салфетку, чтобы высморкаться. Когда она обернулась, Ричард задал ей еще один вопрос: — Тогда почему вы называете это проклятием? Если речь лишь о неудачной попытке кражи, тогда это, скорее, просто загадка? На мгновение показалось, что жесткое выражение лица госпожа Катауры вот-вот сползёт. Ричард, должно быть, заметил. Бледная, как кукла, она стиснула зубы и заговорила тихим, бесстрастным тоном. Как будто отчаянно пыталась что-то утаить. — Балерина, которая должна была исполнять главную роль в «Драгоценностях», скоропостижно скончалась в прошлом году от болезни. Ходят… слухи, что ее давнее желание станцевать эту роль и могло вызвать… Уверена, вы понимаете о чем я. — Не хочу показаться грубым, но сами-то вы верите в эти «слухи»? — Конечно, нет! Я бы в жизни такое не подумала. Но… Она на мгновение повысила голос, а затем резко замолчала. И в отчаянии стиснула зубы. — Мои соболезнования, — сказал Ричард, склонив голову. Госпожа Катаура кивнула в ответ. Она выглядела крайне измученной. И совершенно растерянной. Вероятно, именно поэтому ей и понадобилась помощь Ричарда. Пускай его рекомендовал и близкий друг, она все равно обсуждала такую щепетильную тему с незнакомцем, да еще и иностранцем. Видимо, у нее действительно не было выбора. Возможно, тронутый ее отчаянием мой прекрасный босс смирился с тем положением, в которое его поставили. — Вы не возражаете, если я осмотрю эту вещь? — Конечно, нет. Пожалуйста, прошу. Выражение ее лица внезапно просветлело. Я повернулся к Ричарду, желая высказать свое одобрение, но слова застряли у меня в горле. Я никогда раньше не видел Ричарда таким серьезным. Он вынул из сумки свои перчатки, проворно надел их и поклонился, прежде чем взять изумрудное ожерелье. Я, словно загипнотизированный, следил за его действиями. Мне казалось, я уже привык к нему, но нет, этот мужчина… Нет, этот человек… Нет, это существо было невероятно прекрасно. Он был прекрасен, даже когда вообще ничего не делал, но просто ослеплял, когда сталкивался с какой-то трудностью. Его голубые глаза ярко блестели. Он внимательно изучал каждый камень. Мне и не сосчитать, на скольких языках говорил Ричард. Может, он и язык камней знал, и в этой удушающей тишине действительно вел тайную беседу с имитацией драгоценных камней. Спустя, примерно двадцать минут, в течение которых Ричард тщательно изучал ожерелье с пятью предположительно подлинными камнями, он покачал головой. — При визуальном осмотре я не могу идентифицировать в этом изделии ничего примечательного. — Понятно. Полагаю, именно такой результат они оба и ожидали. Госпожа Катаура выглядела разочарованной, но явно испытывала облегчение, когда извинилась за причиненное беспокойство. Ричард, казалось, беспокоился за нее. Но нас троих объединяло одно — ответ, вернее, его отсутствие, нас не удовлетворил. Ну, странности в жизни случались повсеместно. Вероятно, это была просто серия инсценированных ограблений и попыток кражи. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Однако, даже окажись это настоящим проклятием, как с ним вообще можно бороться? После этого я подождал, пока Ричард и госпожа Катаура закончат разговор. Когда мы вышли из ее кабинета, в холле под портретами нас ждала очень длинноногая фигура. На ней были белые колготки с гетрами и сапоги из овечьей шерсти, хотя лето почти наступило. Еще струящееся спортивное платье и розовая толстовка с капюшоном. Девушка выглядела так, будто только что прибежала со строительной площадки. На шее у нее болтался большой зеленый кулон. Малахит или просто какой-то зеленый круг свисал с чего-то похожего на полоску кожи. Длинные волосы были спрятаны, поэтому я не сразу узнал ее, но это оказалась Шинкай. — Сейги! Это действительно ты. Как необычно видеть тебя здесь. — Да уж. Я хотел поблагодарить ее за билеты, но совсем не ожидал вот так столкнуться с ней. — О, извини, знаю, что выгляжу ужасно. Я только с репетиции. — Это ты прости, что застал тебя в такой момент. Если ты ищешь госпожу Катауру, она все еще в своем кабинете, заканчивает встречу. — Я не к ней. Кто это? — спросила Шинкай, небрежно указывая на Ричарда, стоящего рядом со мной. Интересно, знала ли она, зачем он приходил. Ричард шагнул вперед: — Я управляю ювелирным магазином в Гиндзе. Ричард Ранашина де Вульпиан к вашим услугам. — О, я знаю танцовщицу по фамилии Вульпиан. Она француженка. Шинкай, наконец, улыбнулась и заговорила с Ричардом на неизвестном западном языке. Ричард великолепно отразил ее неожиданную атаку. Я стоял и просто пялился, приоткрыв рот, пока они обменивались непонятными словами. Шинкай виновато улыбнулась мне. — Прости. Хотя, конечно, странно — человек, о котором режиссер упомянула нам сегодня утром, должен был быть британцем. Вы, что, хафу? — В силу некоторых личных причин я довольно хорошо знаком с языками многих стран. — Ваш японский, конечно, просто супер. Ничего, если я спрошу, что за личные причины? Я не пытаюсь совать нос, но это как-то жутковато. Я имею в виду, все тут сходят с ума, а потом появляется какой-то парень, который, типа, почти идеален? Ричард почти впал в ступор. Я не мог спокойно смотреть на это, поэтому вмешался. — Ну что ж! Просто мой босс действительно хорош в изучении иностранных языков. До того, как он приехать сюда, у него был магазин в Гонконге, поэтому он знает и китайский. На днях к нам приходили клиенты в каких-то тюрбанах. Конечно, дело не только в изучении языков, а в его самоотверженной работе с людьми. Он как Танимото с камнями. Я на его попечении уже почти полгода. — Он похож на Сёко? Хочешь сказать, он съест больше риса, если на гарнир драгоценные камни? — Э, что? Хочу ли я знать, что это вообще значит? — Если рядом будет изумруд «Трапиче», я смогу съесть целых три порции, — произнес Ричард с каменным выражением лица. Я был просто поражен. Шинкай расхохоталась. — Извините, я и не думала, что вы такой шутник. Ну да, вы же у нас, кто, «Император сладостей»? Шинкай улыбнулась, а Ричард метнул в меня свирепый взгляд. Ага. Кажется, я и правда упоминал об этом. Шинкай немного расслабилась и снова представилась. — Меня зовут Аки Шинкай. Я прима-балерина балетной труппы «Катаура». Я немного испугалась, когда услышала, что директор пригласил ювелира, о котором я никогда не слышала, поэтому пришла посмотреть. Мой любимый камень — флюорит, а сейчас я ищу пентагонит. Хочу поставить его рядом с моим каванситом. — Хм? Ты тоже увлекаешься камнями? — Разве Сёко тебе не сказала? А еще я была в геологическом клубе. Балерина, которая любит камни и минералы. Какая комбинация! Люди, как мне казалось, из совершенно разных миров, в конечном итоге оказывается связаны совершенно невероятным хобби. Думаю, камни действительно объединяют мир. — Госпожа Шинкай, вы раньше работали во Франции? — Я там училась. В старших классах я выиграла международный конкурс и заслужила право посещать любую балетную школу на выбор в течение года. Я выбрала французскую, и именно тогда выучила язык. И еще, простите, я думала, что смогу немного надавить на вас и заставить выложить все начистоту… — Звучит пугающе… — Слушайте, я ведь уже извинилась. Танимото упомянула, что они вместе учились в младшей и средней школе, поэтому мне показалось странным, что Шинкай не была с ней в старших классах, но это все объясняет. Она выиграла конкурс, а затем ушла в мир балета. Неудивительно, что она казалась намного взрослее меня, хотя мы были ровесниками — наверняка, еще с тех пор точно знала, чего хочет. — Нам рассказали, что происходит. Похоже, вам и правда пришлось нелегко. — И не говори. Было бы намного интереснее, окажись виновником могущественный призрак. — Вся эта история с проклятием мертвой балерины звучит довольно жутко, да? — О, кажется, режиссер не всё вам рассказала? Шинкай прошла в другой конец зала и жестом пригласила нас присоединиться. Поскольку многочисленные фотографии танцоров, висевшие на стене, были черно-белыми, я предположил, что все они довольно старые, но, видимо, нет. Она остановилась у самой дальней фотографии справа. На ней была балерина в белом костюме, с закрытыми глазами и молитвенно сложенными руками. Голову ее украшал цветочный венок. При ближайшем рассмотрении рамка фотографии выглядела совершенно новой. — Кто это? — спросил я. — Минако Катаура. Она скончалась в прошлом году. — Катаура… Подожди, значит… — Она была дочерью режиссера. Какое-то время люди болтали, что это кумовство, но очень скоро все увидели, насколько она талантливая танцовщица. Она была такой красивой и грациозной — словно ангел. У нее развилась остеосаркома, и в прошлом году она вернулась на небо в возрасте тридцати трех лет. Бог, вероятно, действительно принял ее за ангела и забрал себе, — голос Шинкай дрогнул, однако вовсе не от слёз. Она была зла. — Нашу грядущую премьеру не могли поставить несколько лет, в противном случае, в «Драгоценностях» танцевала бы Минако. Почему она должна была умереть на пике своего таланта? Это так несправедливо. Но именно поэтому я не представляю, чтобы она преследовала нас и пыталась причинить неприятности балетной труппе. Минако никогда бы не сделала такого. Мы все ужасно скучаем по ней, и мне понятно, почему людям хочется винить во всем этом ее призрак, но называть ее «проклятием» — оскорбление памяти Минако. Я снова взглянул на фотографию. Белая одежда. Бледная кожа. Мои представления о балете — это «Лебединое озеро» и то, «чему учатся богатые девушки». В любом случае, балерины должны быть нежными, грациозными и эфирными созданиями. Но отчего-то эта фотография напоминала фотографию призрака. Шинкай повернулась к Ричарду и умоляюще сложила руки. Это было странно. Казалось, она почти околдовывает нас, переплетая свои пальцы один за другим. Воздух вокруг неё словно потяжелел. — Все тут на грани, поэтому, пожалуйста, если вы что-нибудь узнаете — хоть что-то! — пожалуйста, дайте мне знать. У Накаты уже есть мой номер. И если каким-то образом нам действительно понадобится экзорцизм, я сама найду храм для его проведения. — Я понятия не имею, насколько смогу помочь, но слышал, что у вас скоро выступление. Я искренне надеюсь, что все пройдет хорошо. — Спасибо. Мы тоже очень надеемся, что все пройдет без сучка и задоринки. — Но, блин, вам, наверное, тяжело. Ну, я о том, что вся эта ерунда связана с одним из костюмов — в нем же должна танцевать ваша балерина, да? В том-то и проблема… — Правда? Что ж, так уж вышло, что я и есть та самая балерина, и, честно говоря, меня это нисколько не беспокоит. Мои глаза расширились, а Шинкай расхохоталась. Ее это нисколько не беспокоило. Как-то слишком беззаботно. Я знаю, как грубо это прозвучит, но ее бравада выглядела несколько… фальшиво. Как будто она просто храбрилась. — Я действительно уважала Минако. И подарила ей этот кулон как талисман на удачу. Симпатичный, правда? Считается, что малахит защищает от болезней, а Минако всегда любила зеленый цвет; подарок казался мне идеальным… Хотя, думаю, все эти поверья не работают, ха, — добавила Шинкай с очередным смешком. — Минако носила его до самого конца, и режиссер вернула мне его после ее смерти. — Талисман на удачу стал напоминанием о потерянном друге. — Всякий раз, надевая его, я чувствую, как Минако присматривает за мной и оберегает. Кажется до меня стало доходить, кем была балерина по имени Минако Катаура. Дочь госпожи Катауры и подруга, на которую равнялась Шинкай. Сердце балетной труппы. Само это здание говорило о том, что тут люди гораздо ближе друг к другу, чем обычные сотрудники. И казалось, что дыра, оставленная главной опорой труппы, все еще болезненно зияла. И пока люди пытались заполнить эту пустоту, происходит этот странный инцидент. Ричард поклонился Шинкай, глядя на нее с сочувствием. — Мои глубочайшие соболезнования в связи с вашей утратой. — Спасибо. Хотя, думаю, тяжелее всего пришлось нашему режиссеру. И раз уж она выстояла, никому из нас нет оправдания. Видимо, она дала мне эту роль в «Драгоценностях» после разговора с Минако. Та одобрила и сказала, что уверена в моем успехе… Я знаю, она болеет за меня оттуда, поэтому я должна выложиться на все сто… Тьфу, простите. Я становлюсь такой сентиментальной. В любом случае, Наката, для меня это не проблема. Я всем сердцем хочу танцевать так, чтобы Минако гордилась мной! — Прости, я ляпнул что-то ужасное, ничего, по сути, не зная. Мне правда жаль. — Ты такой искренний, прямо как Сёко. Шинкай рассеянно улыбнулась, прямо, как тогда, в Синдзюку. Она и правда выглядела крайне измотанной. Кто-то внизу позвал Шинкай, и она отозвалась, перегнувшись через перила. На втором этаже стоял пожилой мужчина в комбинезоне. Он выкрикнул что-то начет генпрогона и… меток? На каком это вообще языке?. — Уже иду! — крикнула в ответ Шинкай. — Похоже, мой побег обнаружен. Простите, мне пора возвращаться. Она поклонилась нам. Глядя на нее, я кардинально менял свое представление о балеринах. Она казалась обычной спортсменкой. А я-то думал, что только феи бывают балеринами. Ричард перегнулся через перила и заметил старика на втором этаже. — Кто это? — Йошида-старший. Э-э, его внук тоже у нас работает, поэтому мы называем его «Йошида-старший», а внука — «Йошида-младший», чтобы не путаться. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, просто спросите его. Он целую вечность работает у нас за кулисами. И занимается всем подряд — монтировкой сцены, реквизитом, декорациями — мастер на все руки. — Погоди. В таком случае, выходит, он — главный подозреваемый? Я бросил на нее выразительный взгляд, и Шинкай расхохоталась. — На мой взгляд очевидно, но все же — человек его возраста в жизни бы не сдвинул с места такой сейф. К тому же, когда ожерелье исчезло из гримерки, он так побледнел, что я решила, у него сердечный приступ — он даже умолял нас убить его. Мы очень волновались, думая, что он умрет, если ожерелье не найдется. Хотя, наверное, где есть свет, всегда будет тень, да? — Мы тут не пытаемся изображать из себя детективов… — Прости. Но он занимался реквизитом, поэтому, если хотите узнать что-нибудь о качестве камней, страховом полисе или других подобных документах, поговорите с ним. В любом случае, мне надо бежать! Шинкай сбежала по лестнице. Добравшись до танцевального зала, она развернулась к нам и грациозно поклонилась. В этот момент атмосфера вокруг нее изменилась — словно по волшебству ее руки и ноги словно поплыли. Но когда она спустилась по лестнице и скрылась в коридоре, веселая улыбка исчезла с ее лица, оставив после себя лишь застывшее, бледное выражение. Думаю, я все-таки не ошибся насчет перенапряжения. «Изумрудная» балерина — танцовщица, которая оказалась в самом центре этой неразберихи — давняя подруга Танимото. Я невольно застонал. Все это ужасно давило на меня.