Блестящие дела ювелира Ричарда

Дизайнер из Киото, похоже, оказался и вправду талантливым, поскольку господин Онодэра остался доволен всеми тремя эскизами. Зажимы для галстука были довольно простыми, но способ крепления камня к основанию — так называемая «оправа» — в каждом дизайне имела интересные углы или трехмерные изгибы. Они были совершенно уникальными, — таких в магазинах точно не найти, — но не слишком вычурными. Все три эскиза предполагали удобное пользование как в повседневности, так и в более формальной обстановке. Я наливал чай и с абсолютным восторгом разглядывал рисунки. Вскоре должно было родиться новое ювелирное изделие. Господин Онодэра снова принес кольцо с бриллиантом — черное пятно по прежнему смазывало его поверхность. Несмотря на радость, он казался встревоженным, поэтому обратился ко мне за советом. — Молодежь в моей компании примерно твоего возраста — какой из них выглядит современнее? Мне нужно мнение молодого человека. — Думаю, они все классные, но, хм… — я указал на третий рисунок: — наверное, этот. Господин Онодэра счастливо улыбнулся. — Мне тоже этот понравился больше всех. Оправа была простой, без особых дополнительных украшений, которые отвлекали бы от бриллианта. Ричард улыбался так, словно и не бросал на меня злобные взгляды тогда в универмаге Синдзюку. В конце концов, он был международным торговцем. Хотя, возможно, ягодный пирог, который я ему принес, тоже изрядно смягчил его настроение. Когда господин Онодэра остановился на подходящем дизайне, Ричард немного нерешительно сказал: — Мне нужно кое-что обсудить с вами. Дизайнер хотел бы знать, не против ли вы новой полировки и огранки камня? Он предлагает немного переделать его. — Из-за сажи? — Нет. Конечно, когда изделие будет готово, камень будет совершенно чист. Просто дизайнеру хотелось бы поэкспериментировать с огранкой — но лишь с вашего разрешения, господин Онодэра. Интересный поворот. Немного мыла — и грязь бы исчезла, а вот повторная огранка… В мире, где разница всего в 0,2 грамма, целый карат, существенно меняла цену, разве такая просьба не чересчур? Ричард, вооруженный своим стильным костюмом и теплой улыбкой, спокойно продолжал: — Вы купили этот бриллиант более сорока лет назад? — Да. Вероятно, в то время эта огранка была в моде. Я купил его во время нашего медового месяца в Антверпене. Денег у нас почти не было, но… тогда огранка алмазов была синонимом Бельгии. Сейчас тоже? — Бельгия все еще весьма популярна, но азиатский рынок значительно расширился, особенно в Таиланде, Шри-Ланке и Индии. — Времена действительно меняются, да? Медовый месяц сорок лет назад. Мир до появления мобильных телефонов и Интернета. Интересно, каким он был? Господин Онодэра пристально смотрел на кольцо, лежащее на столе. Казалось, он чему-то улыбался. Наконец, подняв голову, он изобразил свою лучшую джентельменскую улыбку. — Хорошо, я вам доверяю. Можете сделать новую огранку. — Замечательно. Работа займет примерно месяц. Что касается бюджета… — Ни в чем себе не отказывайте. Если возникнут непредвиденные расходы, напишите мне по электронной почте. Сегодня у меня не так много времени, поэтому вынужден откланяться. Господин Онодэра поспешно встал и принялся собираться. Как-то внезапно он подскочил. Разве мы не добрались до самой важной части сделки? Он не говорил, что ограничен во времени, когда только пришел. Он передал коробочку с кольцом Ричарду, и они пожали друг другу руки. Я был взволнован и растерян, но господин Онодэра улыбнулся мне. Приглядевшись, я заметил, что на нем была замшевая шляпа. Явно зимняя вещь, хотя на дворе лето. Странно. — Все еще изучаешь бриллианты, юноша? — Пытаюсь. Недавно я вживую видел целую кучу разных камней. — Здорово, — сказал он с улыбкой, но в ней чувствовалась какая-то пустота. Казалось, он не столько хочет поговорить со мной, сколько избегает разговора с Ричардом. Или, точнее, разговора о бриллианте. Интересно, почему? — Господин Онодэра, что для вас значит этот бриллиант? — Хм? — Ну, обручальные кольца действительно особенная вещь, да? Говорят, что бриллианты вечны, эти камни остаются с вами от начала и до конца. Кардинальное изменение, кажется, довольно важное решение. — Сейги. Голос Ричарда был холоден как лед. Не только я отреагировал на тон. Господин Онодэра выглядел так, словно шарил на ощупь в пропасти, прежде чем вынырнул из нее и снова заставил себя улыбнуться. — Спасибо, что уделили мне время. Прошу извинить. Ричард проводил его со словами «Это вам большое спасибо». Я же не мог вымолвить ни слова. Давно уже я не видел такое выражение в чьих-то глазах — словно человек стоит на краю обрыва. За спиной раздалось резкое фырканье, словно от разъяренного тигра. Я обернулся — Ричард смотрел на меня, скрестив руки. Ничего себе. С макушки и до пят он напоминал статую, высеченную изо льда. — По-моему, совсем недавно я уже говорил, что ты здесь работаешь, а не заглянул на экскурсию. К моему глубокому разочарованию, ты, похоже, так и не понял меня. Я его ужасно разочаровал. Уж лучше бы он назвал меня идиотом. Я низко склонил голову в мертвой тишине магазина. — Мне очень, очень жаль. — Пойду отнесу кольцо в сейф. Я хочу чаю. Королевского, с молоком. Я поймал себя на том, что просто пялюсь на дверь магазина после того, как Ричард исчез в кабинете. Мне казалось, что господин Онодэра вот-вот вернётся и попросит вернуть кольцо. Нелепость. Он был солидным и более чем зрелым человеком; владел компанией и носил прекрасные костюмы. С чего бы ему особо переживать из-за маленького камешка? Но этот «маленький камешек» много значил для господина Онодэры. Вероятно, он пришел сюда, решив кардинально изменить то, что намеренно затемнил. Я понятия не имел, что с ним случилось, как и Ричард. Вот почему так хотелось все выяснить… Ясное дело, не каждый потерпит жгучее любопытство к своей жизни. Даже когда я, обычный студент, который, казалось, не имел никакого отношения к ювелирным изделиям, показал Ричарду свой сапфир, он и слова лишнего не сказал. Возможно, временами он чересчур холоден и деловит, но Ричард никогда и никому не лезет в душу. И дело было не только в камнях. Ричард молча доел заварной крем с черничным пирогом. Продавец заверил меня, что это хит продаж, но честно говоря, я понятия не имел, какой он на вкус.

***

Две недели спустя, мои дурные предчувствия оправдались. Ричард, проводив покупателя из Шанхая, как раз жаловался на вероятный дождь. — Здравствуйте. Господин Онодэра появился крайне внезапно, учитывая, что зажим для галстука должен был быть готов только через две недели. Его одежда была гораздо темнее по тону, чем в прошлые визиты. Брюки темно-синего, почти черного цвета, а рубашка — обычная, белая. Наверное, шел с какой-то официальной деловой встречи? Он даже не взглянул на меня. Его глаза были сосредоточены исключительно на Ричарде. — Я Онодэра, заказывал у вас зажим для галстука… — Рады видеть вас вновь. Работа идет хорошо. — Я все же хотел бы отменить свой заказ. Слова рассекли воздух, как нож. Господин Онодэра сбивчиво забормотал: — Я просто все хорошенько обдумал и решил, что лучше оставить все как есть. Разумеется, я оплачу все расходы. Просто пришлите мне счет. Я чрезвычайно сожалею о доставленных хлопотах. Я же успел до переделки? — Понятно. Я свяжусь с вами в ближайшее время, возможно, позже сегодня вечером. — Еще раз простите. Что ж, эм… спасибо. — Он поклонился, и едва глядя на нас, вышел из магазина. Словно ходячее привидение. Я снова посмотрел на Ричарда. Он мгновенно прочел мои мысли. — Даже не думай. — Извини, мне нужно выйти. — Это не твое дело. — Похоже, вот-вот пойдет дождь! — Сейги! Я проигнорировал его, схватил зонт и бросился вниз по лестнице. Небо загрохотало. Я оглядел близлежащие улицы и направился к кварталу Тюо, где заметил мужчину в белой рубашке. Он успел уйти довольно далеко, почти бежал, словно убегал от чего-то. На нос мне шлепнулась дождевая капля. — Господин Онодэра. Я не хотел кричать, боясь напугать его. Он выглядел так, словно вот-вот рухнет. Почти нагнав, я протянул зонтик и снова окликнул его. Господин Онодера повернулся и посмотрел на меня. Он был бледен как полотно и, казалось, не сразу узнал меня. — Я Сейги Наката, подрабатываю в ювелирном магазине. Я принес вам зонтик. — Не нужно. Я еду домой на такси. — Пожалуйста, возьмите. Он мой, а не магазина. Я пришел по своей инициативе. И никак не связан ни с драгоценностями, ни с чем-либо еще. Он сделал шаг назад и споткнулся. — Осторожно! — воскликнул я и схватил его за руку, как раз в тот момент, когда совсем рядом промчалась синяя машина. Мы оба вздохнули. — Сегодня… годовщина… смерти моей жены… — пробормотал господин Онодэра, его слова сливались с шумом дождя. — Хм? Годовщина смерти. Владелицы обручального кольца. Дождь усилился, пока я держал над нами зонтик. Он хлынул, как из ведра, и моё дешевое укрытие вряд ли смогло бы долго защищать нас. Господин Онодэра оперся на перила и грустно улыбнулся. — Может, зайдем в то кафе и переждем дождь? Он выглядел измученным, словно тащил на себе какую-то тяжесть. Мы зашли в ближайшее кафе. Не об этом ли месте болтал Ричард с продавцом, расхваливая бисквит? Еда в данных обстоятельствах показалась мне неуместной, поэтому я просто заказал два кофе. Дождь на улице усилился. — Я ходил сегодня к ней на могилу. Но когда до меня дошло, что кольца со мной нет… Я почувствовал, что должен бросить эту идею… Он потерянно пытался связать слова воедино. Но все же медленно и болезненно рассказал о произошедшем. Она погибла при пожаре. Я примерно так и представлял после слов Ричарда, что черный налет — это сажа. Я не сообразил сразу выразить соболезнования. Но эта фраза звучит так высокопарно, как по мне, это словно сыпать соль на рану. Но сказать что-то все равно нужно, иначе я просто добавлю ему еще и собственный дискомфорт. Он задумчиво посмотрел на меня и слегка улыбнулся. — Такой молодой, но с таким глубокомысленным взглядом. Ты действительно уникален. — Думаю, я унаследовал это от своей бабули. — Твоей бабушки? — Она всегда много думала о разных вещах. И взгляд у нее был совсем как у господина Онодэры сейчас. Выслушать чью-то историю — значит приобщиться к частице их прошлого. Может, это и не совсем облегчает бремя, зато помогает пролить свет на бесформенные чувства, которые обуревают человека. И тогда, возможно, они проявятся, как неуловимые призраки. А стоит их увидеть и понять, тогда и нести этот груз становится чуть легче. Вот почему я стремился поговорить с бабушкой — обо всем на свете. Мне хотелось хоть как-то помочь ей. Но тогда я ничего не мог поделать. Видимо, я так рвусь помогать всем подряд, невзирая на последствия, потому что в детстве бабушка хвалила меня за это. Но ещё, пожалуй, я просто отчаянно пытался заполнить огромную пустоту, которую сам тогда чувствовал. Когда я промолчал, господин Онодэра снова заговорил: — Мою жену звали Кёко. Она была такой жизнерадостной. Вкуснее всех тушила лопух и, даже если я засиживался на работе, никогда не жаловалась… Хотя иногда мы все же ссорились. Мои сотрудники обожали ее, как родную мать. Видишь ли, у нас не было детей… Он сказал, что пожар вспыхнул посреди ночи. Когда ему позвонили — на мобильный, который он только начал носить с собой, — и сообщили, что его дом горит, он пил с клиентом. Пожар начался в приемной на втором этаже. Плохо потушенная сигарета упала на пол и подожгла кресла. Только Кёко была в доме. Соседи видели ее в ту ночь. Она выскочила сразу, как начался пожар, но убежала обратно внутрь до прибытия пожарных. — Она… она сказала, что вернется за… своим кольцом… Алмазы состоят из углерода. Как древесный уголь. Даже я это знал. При высоких температурах могут сгореть. Она, наверное, тоже это знала. Но горят не только алмазы, но и люди. После пожара господину Онодэре от нее осталось лишь закопченное кольцо. — У нас был небольшой сейф у кровати, и каждый вечер перед сном она доставала кольцо и любовалась им. Все произошло ночью, так что… возможно, поэтому его и не было в сейфе. Я нашел кольцо в нашей спальне… прямо рядом с ней… Невредимой была лишь часть, которую она накрыла своим телом… Он запнулся и промокнул глаза белой салфеткой. Официантки в черной униформе притворились, будто ничего не заметили. Скорее всего, им не привыкать к таким сценам. Наверное, такими и должны быть отношения между персоналом и клиентами. Слишком вовлекаться в чужие дела — дурной тон. Но для меня этот корабль отплыл давным-давно. — Простите, что расстроил вас. Кольцо наверняка навеяло множество воспоминаний. Столько, что даже… — Это кольцо стало моим кошмаром, — резко прервал он меня. — Она была так счастлива, когда я подарил его ей. Ужасно счастлива… Если подумать, не так уж и много денег я тогда потратил, но, увидев его, она сказала: «Я и представить не могла, что бриллиант может быть таким прекрасным». Однако теперь, каждый раз при взгляде на него у меня болит сердце. Я переполнен горькими, ненавистными чувствами. Лучше бы вообще не покупал его… Я не могу с ним расстаться, но и смотреть на него больно. Если бы не это кольцо, она была бы жива. Если бы я только… Если бы я никогда… Она… Господин Онодэра, сбивчиво извиняясь, вытащил носовой платок. Аккуратно сложенный в квадратик, он выглядел так, словно пролежал у него в кармане очень долго. И человека, который раньше каждое утро гладил и подавал ему этот платок, больше не было на этом свете. — Терять любимых очень больно. Настолько, что долго не можешь ни о чем думать. — Да уж. У меня такое чувство, что последние десять лет я живу, совсем ничего не соображая. — Десять лет?! — Удивлен? Его улыбка была такой кроткой. Значит, он уже десять лет каждый Божий день смотрит на это покрытое сажей бриллиантовое кольцо и вспоминает пожар. Я все же попытался намекнуть ему, что сажу легко можно смыть мылом. Вряд ли, конечно, он об этом не знал, и, как я и думал, господин Онодэра мягко улыбнулся. Ричард был прав. Он знал, но решил так и оставить. — Хотя кажется, что с годами время течет быстрее, с болью и печалью все совсем иначе. — Итак, хм, тогда зачем вы пришли в ювелирный магазин переделать кольцо? Лицо господина Онодэры снова помрачнело. Я знал это выражение. Так выглядели люди, остро ощущающие диссонанс между тем человеком, каким они себя представляли, и тем, кем были на самом деле. Они не пойдут на контакт, даже если пытаться их разговорить. Дети, например, очень боялись таких людей. И не важно, мужчины это или женщины. Он отложил носовой платок и закрыл лицо рукой. — Я эгоист, да? Тридцать лет мы прожили, не зная печали, в счастье и радости. Я всё помню, но каждый раз, видя её кольцо, я думаю лишь о пожаре. Эта боль и чувство вины, я тонул в них… И хотел как-то исправить. Но чем больше я думал об этом… тем сильнее казалось, будто я пытаюсь забыть её. И при мысли, что её кольцо вернется ко мне в новом виде, у меня сердце разрывается, и ни о какой радости не может быть и речи. Прости, я знаю, что, вероятно, тебе не хочется все это слушать. Нет, вовсе нет. Существуют градации боли, и она не всегда одинакова для всех. Агония от смерти любимого человека способна настигнуть в любой момент. Вы даже плачете в местах, которые совсем не связаны с ним. Любая мелочь раздражает, каждое усилие утомляет. Порой вы даже смотреть не можете на людей вокруг вас. Несмотря на свое горе, моя мать решила двигаться вперед и вернуться к работе. Я по-прежнему не представляю, насколько разрушительна потеря единственного родителя. Но она вернулась к своим ночным дежурствам и наслаждается любимыми жареными блюдами. И это очень радует меня. Когда у близкого человека депрессия, ты волнуешься и хочешь снова увидеть улыбку на его лице. Всем знакомо это чувство. — Гм, господин Онодэра, а вы знали, что алмазы на самом деле не сильно, если вообще это происходит, сверкают при добыче? Их не особо признавали среди драгоценностей по сравнению с рубинами и сапфирами. И лишь годы спустя, после того, как в Антверпене был огранён первый бриллиант, они заняли свою нишу. Конечно, до красноречия Ричарда мне было далеко. Но в такие моменты, когда мне обязательно нужно было донести свою мысль, я просто обязан был доверять собственным словам. — Когда я начал работать на Ричарда, стал больше узнавать о драгоценных камнях. Сначала всё мне казалось странным. Я думал, что люди занимаются их добычей только ради денег. Но… если все дело в выгоде, отчего тогда их так любят? Конечно, товар — это всё, что продаётся; но история драгоценных камней зиждется на радости — дар от человека к человеку. Господин Онодэра не находил слов. Он просто смотрел мне в лицо. А я слышал лишь шум дождя снаружи. — Я имею в виду… Вы только посмотрите, как эти милые штучки делают всех счастливыми! Их красота трогает сердца. Мотивирует. Придает сил. Думаю, настоящий спрос на драгоценности исходит из желания подарить эти чувства людям, которые нам дороги. Рубины и сапфиры были любимы королями и королевами прошлого, а аметист из-за своего винного цвета ценился, как защита от опьяняющего действия алкоголя. Новая огранка, полировка и маркетинг — и алмазы стали бриллиантами. Очень популярными камнями. Некоторые сказали бы, что огранка камней — это история технологического прогресса человечества, но вот что я об этом думаю. Сто пятьдесят лет назад какой-то богач решил заработать деньги на алмазах. О чем он думал, создавая слоган «бриллианты — навсегда», я могу лишь догадываться, но так или иначе, сейчас это уже неважно. Самое главное — бесчисленное множество людей, которые черпали свое счастье в блеске «вечности», которую он создал. Если камни действительно несут в себе бесподобную скрытую ценность — то это про волшебство момента, когда их владельцев переполняет искренняя любовь. Без огранки и полировки алмазы не стали бы драгоценными камнями. Поэтому над ними работают и заставляют их сверкать, желая сделать кого-то счастливым. Камни исполняют это желание, передают эмоции. — Недавно в Синдзюку я видел несколько бриллиантов. Они сверкали, как калейдоскопы. Словно в них сияла вся радость мира. Честно говоря, я не знаю, что такое «навсегда», но понимаю, что, подари я их любимому человеку, всей душой желал бы ему добра и счастья. Очевидно, господин Онодэра тоже так думал сорок лет назад. Он молча покачал головой. Я был совершенно незнакомым человеком, глупым пацаном, который понятия не имел, о чем говорит. Он вполне мог уйти, не сказав ни слова, но нет. Он внимательно слушал меня. Простите. Я почти закончил. — И еще я думаю, что тот, кто получил такой подарок, чувствует тоже самое. Этот человек хотел бы, чтобы любимый всегда был счастлив, а не скорбел. И не желал бы видеть его в силках боли. Ваша жена вернулась не за кольцом, а за воспоминаниями, которые вы ей подарили. Вот почему она так дорожила им и рискнула жизнью, чтобы защитить. Молчание. По кафе разливалась негромкая джазовая музыка. Я узнал песню: «Поющие под дождем». «Я пою под дождем, просто пою под дождем — какое восхитительное чувство, я снова счастлив». Песня из старого фильма. У меня даже на звонке стояла. У этой версии была приятная аранжировка, ноты фортепиано напоминали капли дождя. — Возможно, скорбь и траур — не совсем одно и то же. Его слова лились, как капли дождя, и, казалось, были адресованы не мне. Затем он наконец снова улыбнулся, прямо как при нашей первой встрече. — Твоя бабушка, видимо, была чудесным человеком. — Не знаю насчет чудес, но характер там был — кремень. Вроде вас, господин Онодэра. Простите, я понимаю, что нельзя делать таких дерзких сравнений. — О, не говори так. Для меня это большая честь. — А угадайте, чем моя бабуля зарабатывала на жизнь? — Хм, может, шила одежду? — Она была карманницей. Невероятно ловкой. Сначала он немного опешил, но затем рассмеялся. Я сделал глоток уже остывшего кофе и поведал ему драматическую историю, произошедшую со мной той весной. Как встретил Ричарда по дороге домой с работы, о сапфире падпараджа, поездке в Шин-Кобе, настоящем владельце кольца и моей работе в магазине Гиндзы. Я болтал, а мистер Онодэра улыбался. Когда дождь почти прекратился, мы вышли на светлую и ясную улицу и вместе отправились обратно в магазин Ричарда. — Итак, насчет переделки камня… не могли бы вы продолжить? Простите, что постоянно меняю решения и доставляю столько хлопот. Этого больше не повторится. — Никаких проблем. — Еще раз спасибо. Я полагаюсь на вас. Ричард с клиентом снова обменялись рукопожатием. Я проводил господина Онодэру и потрясенно уставился на часы в магазине. Была уже половина шестого. Мы давно должны были закрыться. Я совсем потерялся во времени, пока шел дождь. — Ричард, прости! Я знаю, что рабочий день давно закончился. Ричард вышел из кухни с двумя чашками чая. Королевского, с молоком. Явно свежезаваренного. — Пей. Я не очень понимал, что происходит, но молча сел в одно из кресел, взял чашку и сделал глоток. Он положил чуть больше сахара. Было вкусно и тепло. Я сразу успокоился. Как в первый раз, когда пришел в магазин. — Ты ждал меня, хотя я вел себя так упрямо и безрассудно… — Я уже привык. Или мне стоило закрыть магазин и вышвырнуть твою сумку на улицу? Шел дождь. Радуйся, что твои вещи не промокли. — А, ну да… Я думал, он собирается отчитать меня, но слова Ричарда были мягкими. Я в замешательстве уставился на него. — В девяноста процентах случаев твоя чудовищная прямолинейность весьма проблематична… Но оставшиеся десять процентов все окупают. На этот раз ты оказал большую услугу нашему клиенту. Тебе очень повезло, что он хорошо воспринял твою агрессивную искренность, — сказал Ричард, все еще держа чашку в руке. — Я ужасно сожалею о своих словах. Я не должен был сравнивать тебя с бездушным камнем. — О? Я и не помню. — Конечно, помнишь! Ты же знаешь, как мы, японцы, ценим уважение и доброжелательство! — Как видишь, я не японец. И мне чужды ваши культура и традиции. Он точно помнил. Ричард потягивал чай с надменным выражением лица. Я мог лишь выдавить из себя неловкую улыбку. — Ты часто заставляешь себя пить чай, который я готовлю тебе? — Прошу прощения? — Потому что у тебя все равно получается вкуснее. Почему твой чай такой особенный? — Нет ничего вкуснее чая, приготовленного кем-то для тебя. Мои глаза расширились, и Ричард быстро отвел взгляд. — Когда закончишь, чашки нужно вымыть, магазин убрать и запереть. Поторапливайся. — Ты ведь на самом деле ужасно застенчивый, да? — Ты невыносим. Мы вышли из магазина в шесть часов вечера, пожелали друг другу спокойной ночи и раскланялись. Ричард исчез на улицах Гиндзы, таща за собой черный чемодан.