Блестящие дела ювелира Ричарда

Ричард ждал у ворот Яэсу. Я опоздал на три минуты, и он сухо отчитал меня. На нем был серый костюм-тройка, а в руках вместо чемодана — кожаная сумка и упакованный ланч-бокс. В простой рубашке и джинсах я чувствовал себя простаком и сильно смутился, но он, казалось, даже не заметил. Ричард вручил мне светло-голубой билет, значит, места он нам уже забронировал. Мы направлялись в Хакату. Бенто из маринованной говядины с омлетом в ланч-боксе было восхитительным. Каждое зернышко риса просто таяло во рту. Пока я удивленно поглощал угощение, Ричард занял свое место у окна рядом со мной, повесил пиджак на крючок и с упоением принялся за очень аппетитный на вид фруктовый сэндвич с клубникой, дыней и персиком, а затем почти сразу же заснул. Даже не знаю, сколько раз я слышал визг: «Офигеть, парень просто огонь!», а когда оборачивался, встречал лишь натянутую улыбку и: «Прости, я не тебя имела в виду». Я так злился, что подумывал двинуть Ричарду локтем в бок, а потом списать это на случайность, но решил, что это будет совсем уж по-детски, и передумал. В конце концов, он, наверное, до поздней ночи устраивал эту поездку. В час дня мы прибыли на платформу Синкансэн на станции Шин-Кобе. Проснувшись, Ричард выглядел посвежевшим. Он как ни в чем не бывало вызвал такси и передал водителю адрес. — Мы прибудем на место примерно через двадцать минут. — Итак, хм, наверное, уже поздновато спрашивать, но с кем у нас встреча? — Узнаешь, когда приедем. Зря не заехал ему тогда локтем в поезде. Такси отъехало от вокзала. Спустя минут десять мы оказались в странной части города. Вдоль улицы не было ничего, кроме домов с огромными дворами, построенных в стиле античной западной архитектуры. Наверное, район богачей или иностранцев. Машина остановилась перед садом, буквально утопающим в цветах. Я снова и снова бормотал: «Ты уверен? Мы точно приехали куда нужно?», пока Ричард расплачивался с водителем, выходил из машины и звонил в домофон. Камера наблюдения над нашими головами зажужжала, и ворота автоматически открылись. Ричард выразительно посмотрел на меня, и я молча собрался с духом. Нужно просто идти за ним, вот и все. Садовый пейзаж дополнял свежий аромат зелени. Горшки с анютиными глазками, арка из бледно-розовых вьющихся роз и вишневое дерево, что выглядело старше самого дома. Еще были какие-то незнакомые голубые и красные цветы с округлыми лепестками и белые махровые. Каменная дорожка, петляющая среди буйства растительности, вела к двухэтажному дому, построенному в псевдо-западном стиле. Когда мы подошли ко входу, дверь резко открылась. — Иду! О? — улыбнулась нам элегантная женщина лет сорока с небольшим. — Это ты, Ричард. — Видимо, они знакомы. У нее были длинные волосы, голову покрывала соломенная шляпка. Желтый фартук намекал, что, вероятно, она планировала поработать в саду. — Вижу, ты вернулся в Японию. Пришел повидаться с моим мужем? — Прошу прощение, что так давно не давал о себе знать. Мы пришли к хозяйке дома. — К свекрови? Интересно. А это кто? — Её гость. — Ах, да… Она ведь упомянула, что сегодня ожидает гостей. Наверное, о вас и говорила. Я думала, придет ее наставник по чайной церемонии… О, Боже милостивый. — Я коротко поклонился, и она смущенно представилась: «Кимико Мияшита». — Заходите. Чувствуйте себя как дома. Я попрошу кого-нибудь принести вам чаю. По другую сторону двери располагалось огромное пространство, которое идеально соответствовало атмосфере сада. Живопись на стенах, фарфоровые вазы с цветами, которых я отродясь не видел. Готов поспорить, где-то точно бегали горничные. — Идемте. Что-то случилось? — вернул меня с небес на землю мужской голос. Внушительный особняк так очаровал меня, что я замер на месте. Я молча последовал за человеком, сильно напоминающим дворецкого из западных стран. Мы вышли из огромной столовой и направились вглубь дома, где я и нашел Ричарда, стоящего перед зеркалом и поправляющего свой костюм. Он красноречиво взглянул на меня, словно предлагал сделать то же самое. Я поспешно пригладил рукой волосы, а Ричард постучал в массивную дверь. Молодая женщина — явно служанка — объявила о нашем приходе и поклонилась. Я шагнул за Ричардом в комнату. И попал в царство белого цвета. Нас окружали кружевные занавески и круглый ковер с высоким ворсом. Белые диваны разных размеров. Маленькие безделушки, расставленные у окон. Слабый сладкий запах цветов. И посреди всего этого сидит женщина в инвалидном кресле. — Добро пожаловать. Я Таэ Мияшита. Простите, что не вышла поприветствовать вас должным образом. Женщина в кресле была хотя и пожилой, но все еще красивой в своей белой блузке, поверх которой был накинут зеленый кардиган. Большую часть ее седых волос сдерживал черепаховый гребень, а ноги прикрывало кружевное покрывало. Ей было лет семьдесят. Крошечная, почтенная старушка. Ричард преклонил колено и склонил голову, словно рыцарь на аудиенции у королевы. — Я безмерно рад видеть вас снова. Я привел человека, которого обещал. Сейги, иди сюда. — Приятно познакомиться, я Сейги Наката. — Госпожа Мияшита улыбнулась, когда я взволнованно склонил голову. — Ричард изложил мне ситуацию по телефону. Вижу, вы наслышаны обо мне. Так она… Та самая девушка, которая бросилась под поезд, расплачиваясь жизнью за украденное бабушкой кольцо. Или, точнее, та же девушка, но полвека спустя. — Сейги, расскажи мадам Мияшите историю своей бабушки. Только постарайся не слишком вдаваться в подробности, как со мной в кафе. — О, я совсем не против уделить вашей истории время. Сейги, дорогой, пожалуйста, присаживайся, куда хочешь. Ричард, если других дел у тебя нет, советую взглянуть на сад. Розы почти отцвели, но все еще довольно красивы. — Если можно, я предпочел бы остаться. Госпожа Мияшита улыбнулась. Я посмотрел на Ричарда, отчаянно нуждаясь хоть в какой-то поддержке. Он бросил на меня взгляд, словно говоря: «Поздновато спохватился», — после чего слегка кивнул. Я сел на один из белых диванов, и госпожа Мияшита придвинула свое инвалидное кресло поближе ко мне. Нежная улыбка украсила ее почти прозрачное бледное лицо. Я снова начал рассказывать историю о прошлом моей бабушки. Поведал, почему она стала карманницей, каким была человеком, сколько страдала и как любила меня. Я хотел, чтобы эта женщина поняла все чувства и сожаления бабушки. Однако, пришлось постараться, чтобы не казалось, будто я оправдываю ее. Не знаю, справился ли я, но госпожа Мияшита спокойно выслушала мою речь. Ее хрупкая рука все время сжимала мою, она кивала и время от времени вытирала слезы. Как только я добрался до рассказа о случайной встрече с Ричардом и его работе с кольцом, в доме тихо пробили часы с кукушкой. Уже во второй раз. Наверное, они били каждые полчаса, значит, прошел целый час. Я взглянул на Ричарда и увидел, что он стоит рядом с женщиной, которая встретила нас у входа. Они молча наблюдали за нами. Служанка принесла на подносе кофе. Госпожа Мияшита взглядом привлекла ее внимание. — Катакура, подай, пожалуйста, воды? Похоже, я слишком много плакала, и мне немного не по себе. — Сейги, помнится, я просил тебя быть покороче. Госпожа, пожалуйста, не перенапрягайтесь из-за нас. — Все в порядке, Ричард. Возможно, я долгие годы жила ради этого момента. Пока госпожа Мияшита утоляла жажду из чайной чашки с цветочным узором, я встал и промочил горло приготовленным для меня кофе. Он успел остыть. За эти два дня я проговорил целую жизнь. Мало того, я рассказал едва знакомым людям то, что, как думал, унесу с собой в могилу. Хотя, полагаю, в каком-то смысле эту женщину я знал уже много лет. Я поставил чашку обратно и, ошеломленный, стоял столбом, когда Ричард ткнул меня в плечо. А, точно. Кольцо. Я достал черную коробочку из своей сумки и показал кольцо с сапфиром госпоже Мияшите. Она мягко улыбнулась и протянула руку. Я положил кольцо ей в ладонь. Она обхватила его пальцами и поднесла к люстре в форме лилии. Прекрасно ограненный камень мерцал в руках своего законного владельца. Госпожа Мияшита довольно улыбнулась, а затем вернула мне кольцо. — Думаю, оно должно быть у тебя. Мои глаза расширились. Она предложила мне присесть. И теперь уже она рассказывала свою историю.

***

Это произошло в Токио во время послевоенного экономического роста. Стоял холодный апрель. В этом году госпоже Мияшите минуло шестьдесят восемь, но тогда ей было двадцать. И звали ее не Мияшита, а Уэмура Тае, хотя через три месяца она готовилась расстаться с девичьей фамилией. После войны ее семья основала бизнес по импорту продовольствия. Поначалу дела шли прекрасно, но соблазн больших денег был слишком велик и непродуманные инвестиции загнали их по уши в долги. Положение было настолько тяжелым, что самоубийство или бегство всей семьей из города быстро стали их единственными вариантами. Все, как сейчас, — один добивается успеха, зато другой терпит неудачу. В отчаянии ее отец прибегнул к последнему средству: продал компанию конкуренту. Однако он упрямо хотел сохранить свое место в совете директоров и, в рамках хитрых маневров, приказал ей выйти замуж за президента компании конкурента, мужчину старше ее более чем на тридцать лет, у которого уже было несколько любовниц. По словам госпожи Мияшиты, ей казалось, что жизнь ее закончилась, толком не начавшись. Обручальное кольцо с розовым сапфиром — по-видимому, редкая, заграничная диковина, — вот она, цена жизни обычной женщины, думала она. Бедная девушка рассеянно бродила по Гиндзе, разглядывая женщин, работающих в универмагах. В конце концов, она добралась до Шимбаши и села на линию Яманотэ — противоположную от родного дома. Проехала несколько остановок и наугад вышла на перрон. И тогда заметила, что кольцо с ее руки исчезло. — Я до сих пор помню тот момент, словно это было вчера. Я не испытывала ни малейшей грусти. Кольцо не виновато, но с таким же успехом он мог подарить мне ошейник с цепью. — Она усмехнулась. — Казалось, будто кто-то освободил меня из клетки. К сожалению, дело было не шуточным. Когда в семье узнали, поднялся скандал. Отец даже ударил ее. Но она все равно не жалела — просто ощущала себя ужасно эгоистичной и неблагодарной. Она не могла заставить себя стать жертвенным агнцем во имя своей семьи. — Я не видела выхода. В тот момент я была бесполезна для семьи. Мне не хотелось жить, поэтому я решила вернуться на ту же станцию на следующий день и умереть. Я прыгнула, но случайно зацепилась и потеряла лишь ногу, а не жизнь. Люди, которые спасли меня, назвали это чудом, но тот день сделал меня еще большим бременем для моей семьи. — Помолвку расторгли, и правой ноги у меня больше не было. Я надеялась, что мне позволят прожить остаток жизни взаперти в крошечной больничной палате, но… Мне случайно приглянулся доктор с милым южным акцентом. Порой жизнь принимает неожиданные повороты, правда? — закончила она с улыбкой. Она выглядела по-настоящему счастливой. У нее был сын, который сейчас с женой жил с ней, а её внук уже учился в начальной школе. У нее было лицо… Я никогда в жизни не видел такого выражения на лице моей бабушки. Госпожа Мияшита, казалось, заметила мое удивление и наклонила голову, словно спрашивая, не случилось ли чего. Я склонил голову и извинился. Мои мысли были в полном беспорядке. Розовый сапфир в моей руке сверкнул. — Я… Мне кажется, моя бабушка всю свою жизнь хранила это кольцо, потому что думала, что совершила что-то непоправимое. Но я… я любил свою бабушку. Вот почему я хочу поставить точку во всем этом деле. Пожалуйста, заберите его обратно. И больше я не мог вымолвить ни слова. Госпожа Мияшита окликнула меня. Служанка несколько раз пыталась ее прервать, но та не обращала на нее внимания. — Сейги, тебе нравятся драгоценные камни? Ты хорошо разбираешься в них, как Ричард? — Нет, я ничего о них не знаю… Это кольцо — вообще единственная драгоценность в моей жизни. Она мягко улыбнулась. — Все драгоценные камни имеют определенное значение. Например, бриллианты связывают с вечностью, изумруды — с чистотой и радостью, и так далее. Конечно, у одного камня могут быть совершенно разные значения в зависимости от страны или эпохи. Напомни мне, — обратилась она к Ричарду, — что символизирует мой любимый розовый сапфир? Ювелир ответил, как вышколенный дворецкий: — Насколько я знаю, справедливость для слабых. Справедливость. Я был совершенно потрясен. Госпожа Мияшита протянула руку и нежно погладила меня по щеке. — В то время твоя бабушка, моя семья, твоя мать и я — все были бессильны. Никто не мог нам помочь. И мы могли лишь терпеть, стиснув зубы. Уверена, сейчас люди страдают так же. — Но из-за поступка моей бабушки вы… — Это просто была судьба. Я не держу на нее зла. Сейги, я хочу лишь, чтобы ты помогал тем, кто в этом нуждается, так же, как помог Ричарду. Так будет правильно. С этого момента я хочу, чтобы всякий раз при взгляде на этот камень ты помнил мою просьбу. И передай послание у вашего семейного алтаря. Скажи: «Спасибо, что сняла это бремя с моих плеч. Покойся с миром». Обещай мне сделать это. Я рассчитываю на тебя, — добавила она с улыбкой, затем бросила нетерпеливой служанке: — Теперь мы закончили. В особняке я все время был на грани, но держался. Это тяжело мне далось. Однако, когда мы вышли, я разрыдался как ребенок. — Боже милостивый, возьми себя в руки. — Ричард раздраженно всучил мне дорогой на вид носовой платок. Кажется, таксиста чрезвычайно смутила картина рыдающего парня в компании иностранца, похожего на модель. Но спросить, что же произошло, явно не хватило духу. Мне было невероятно стыдно за себя. Я вообще не смотрел по сторонам, пока мы не прибыли на станцию в Шин-Кобе. — Хочешь есть? — спросил Ричард, предлагая мне китайскую булочку из пакета с логотипом сети ресторанов Кансай. Больше половины продуктов в нем были заморожены. — Видимо, эти булочки со свининой — их самое популярное блюдо. Они утверждают, что люди жить без них не могут. — Есть ли что-то, чего ты не знаешь? Я попытался поднять тему кольца, но Ричард просто небрежно набил щеки булочкой. Ничего себе, красавцы в костюмах не стесняются жевать на людях? От явной низости этой мысли мне поплохело. Покончив с булочкой, Ричард сказал: — Я очень давно знаком с семьей госпожи Мияшиты. И историю о драгоценном камне, тесно вплетенную в несчастья ее жизни, тоже уже слышал. Я глазам своим не поверил, увидев твое кольцо. Но потом получил отчет об идентификации, и все сошлось. Огранка камня и возраст оправы идеально соответствовали ее рассказу. В тот момент, когда я узнал, что в Японии есть падпараджа того периода, сомнения мои рассеялись. Я отправил его фотографию госпоже Мияшите, и она тут же попросила о встрече с тобой. — Папа… что? — Падпараджа. Так называются сапфиры этого уникального оранжево-розового оттенка. — Папапа… Папарацци?.. — Падпараджа. На сингальском — языке Шри-Ланки — значит «цветок лотоса». Шри-Ланка. Кажется, я слышал о ней на уроке географии в средней школе. Ричард словно видел меня насквозь. — Это островное государство на восточной стороне Индийского океана. Его столица весьма известна своим длинным названием. Пока я доедал булочку, Ричард продолжил свое лирическое отступление. — Это личное, но моя бабушка родилась в городе Ратнапура. С тех пор, как в 50-е годы запустили добычу, сапфиры падпараджа добываются почти исключительно из шахт этого города. Значит, камень в кольце тоже оттуда. Я взглянул на него, желая подтвердить догадку, и он молча кивнул. В кольце моей бабушки камень с родины бабушки Ричарда. — Это просто удивительно — камень, добытый на Шри-Ланке и ограненный в Европе, в конечном счете оказывается в далекой Японии. Как говорят японцы, возможно, Вселенная пытается нам что-то сказать. Наш поезд повез нас домой; я достал бумажник и отсчитал сумму, указанную на билете, которую и протянул Ричарду. Тот одарил меня подозрительным взглядом. — За билеты. Уверен, ты расплатился своей кредитной картой. — Я оказал услугу госпоже Мияшите, моей ценной клиентке. Никакой благотворительности. — Мне все равно. Для того я и подрабатываю. — Думаю, тебе больше подходит «упрямый», а не «справедливый». — Да, я такой. Ты же знаешь, у нас в Японии есть такая штука, называется «джинги». — Ты же видишь, вообще-то я не японец, поэтому плохо знаю ваши обычаи. — Ловко подколол, — усмехнулся я. Ричард выглядел совершенно невозмутимым. Желая положить конец разговору, который на данный момент зашёл в тупик, я задал ему вопрос, который не давал мне покоя. — Во вторую нашу встречу в кафе ты сказал, что кольцо, скорее всего, краденое. Почему ты ходил вокруг да около? Ты ведь уже все знал, зачем тратить время впустую? — На тот момент мне были неизвестны твои истинные мотивы. — Мои мотивы? Ричард сделал глоток воды из бутылки, которую купил, и спокойно объяснил: — В последнее время популярна перепродажа японских ювелирных изделий в Индии и Китае, но покупатели не станут платить за камни без документов. В конце концов, не все золото, что блестит. — Я же сказал, кольцо — памятный подарок от моей бабушки. — Мошенники часто называют свои товары сувенирами или семейными реликвиями. Не хотелось бы лишний раз напоминать, но твое кольцо фактически краденое. Вполне разумно полагать, что эта вещь попала в совершенно посторонние руки. В подавляющем большинстве таких случаев ты не имел бы ничего общего с госпожой Мияшитой. Случайный незнакомец, который пытается выяснить, как заложить кольцо, о котором ничего не знает. Лазейка в моем допросе дала возможность узнать намерения другой стороны: плохой актер стал бы оправдываться, а невежественный простак запаниковал бы и все отрицал. Конечно, метод не идеален, когда сталкиваешься с искренностью, граничащей с безрассудством. Я утратил дар речи. — Возможно, это некий пробный камень, но в анализе сердец, а не металлов. — Ладно, убедил. Спасибо, что прокатил на поезде. Ричард многозначительно улыбнулся. В тот же миг я заметил, что голос проводницы в поезде дал петуха. Вряд ли совпадение. Невероятно красивый мужчина с классическими чертами лица положил руку на спинку своего сиденья, словно собирался перевернуться и заснуть. Но вместо этого он подался вперед и посмотрел прямо на меня. — Я и правда думаю, что с таким природным очарованием твоя жизнь будет очень интересной, мой рыцарь в сияющих доспехах, — сказал Ричард с улыбкой, подчеркивая каждый слог последней фразы. Он выглядел почти самодовольным. Не успел я ответить, как он объявил, что собирается спать, и перевернулся на другой бок. И действительно почти сразу заснул и не просыпался, пока мы не прибыли на Токийский вокзал. У меня было сильное искушение засунуть деньги за проезд в карман его пиджака, но не хотелось выглядеть подозрительно, поэтому я не стал. Когда мы собирались расстаться на платформе, Ричард сунул мне в руки пакет с китайской едой. Я принялся было отказываться, но он загадочно бросил: — Не обязательно одному есть. — Э-э, намекаешь, что хочешь составить мне компанию? — Нет. Думаю, тебе не помешает навестить свою мать, — предложил Ричард. Скорее всего, он намекал, что я должен рассказать ей о сегодняшней встрече. — Уверен, тебе многое нужно ей сказать. Вероятно, даже больше, чем ты думаешь. И с этими словами Ричард попрощался со мной и растворился в толпе. Я почувствовал себя так, словно на меня наложили заклятие, когда на автопилоте выбрал линию Тюо до станции Синдзюку, а затем направился к платформе Одакю. До местечка на границе Токио и Синагавы было максимум минут сорок.

***

— Ух ты! — закричала Хироми при виде китайской еды, обильно разложенной на столе. Ее реакция в такие моменты была более детской, чем моя. — Ничего себе, Сейги, поверить не могу, что ты столько накупил. А это не слишком дорого? — Я вполне могу себе это позволить. У меня же есть подработка, помнишь? — Ты учишься в университете не для того, чтобы бегать по подработкам. Помни об учебе. Примерно к концу смены Хироми я разогрел кучу еды, которую подарил мне Ричард, — рис с начинкой, завернутый в листья бамбука, свиные пельмени на пару, суп с клёцками, стейки с перцем и булочки на пару. Овощей немного не хватало, поэтому я впервые за долгое время отправился в местный супермаркет и купил немного шпината, который обжарил с небольшим количеством устричного соуса. Этот рецепт я выучил на первом году средней школы. — Эй, Хироми… — Не называй меня так. Чего тебе? — Ты знала об этом? Я достал из своей сумки коробочку с кольцом, положил на стол и открыл. Довольное от еды выражение лица Хироми тут же похолодело. Я всегда считал, что она ничего не знала о кольце, но, возможно, она просто сорок лет скрывала это. Сегодня впервые с момента моего переезда я открыл тот тайник. Бабушкина тюремная бирка исчезла. Я молчал. — Знала. И что забрал его, когда уходил, тоже. Можешь оставить себе. Я абсолютно к нему равнодушна, — сбивчиво пробормотала Хироми. — Значит, ты знаешь и о женщине, которой он принадлежал? — Более или менее. А вот твой отчим — нет. — Ты знала, но так и не избавилась от кольца? — Есть вещи, которые просто так не выбросишь. Хироми выложила оставшийся стейк с перцем на рис и отправила в рот. Однажды, всего один раз, мы с бабушкой и Хироми ходили вместе обедать в кафе. Стояла зима, я пошел в девятый класс. Мы праздновали мой переход в среднюю школу. — Это бабушка меня назвала? — Почему ты спрашиваешь? — Просто любопытно. Мое имя Сейги — «правосудие и справедливость». Я с детства думал, что мать назвала меня так назло своей матери-преступнице. — Это была не только ее идея. Мне тоже оно нравилось. Я так и знал. Я мысленно очень глубоко вздохнул. Хироми изображала невинность. Так же, как на следующий день после нашей грандиозной ссоры, когда приготовила мне карри. Она позволила бабушке выбрать мне имя? Правда? Но почему? — Почему ты так и не простила ее? Поставив миску и отложив палочки на стол, Хироми залпом допила чай. — Прощение — не подходящее слово, когда речь идет о семье, потому что, хотим мы или нет, мы связаны кровью. Будь она одна, жилось бы ей гораздо проще. — Но она была не одна. У нее была семья. — Я знаю. Знаешь? Что ты знаешь? Бабушка пошла на все ради семьи — ради своей дочери. Ей приходилось работать, как проклятой, чтобы заработать им на еду. И она села в тюрьму. Общество уже поставило на ней крест. Однако — я точно знаю — вряд ли она сожалела о своем выборе и, будь у нее шанс, ничего бы не изменила. Иначе моя мать сейчас не сидела бы со мной. И никто не знал этого лучше, чем сама Хироми. Бабушку госпитализировали зимой, а летом она уже умерла. Эти полгода Хироми практически жила в больнице, следя за тем, чтобы бабушка не умерла в одиночестве. Раньше я удивлялся, ведь она столько лет была к ней холодна, но мне кажется, Хироми тогда ходила удрученной не от беспокойства или сожаления. Ею двигал долг. У нее было лицо монаха, живущего в строгом посте. Веко Хироми дернулось. Она изо всех сил пыталась сохранить самообладание и сосредоточенно смотрела на стол с едой. Когда она слегка вздохнула, я набрался смелости спросить: — Хироми… Мама, ты действительно ненавидела бабушку? — Есть такое понятие — гиблое дело. — Полагаю, все преступники для тебя — такие «дела»? — По большей части. Тебе тоже это гложет уже много лет, да? — По большей части? И что это значит? — Вот почему... Поэтому я никогда не прощу ее за то, что она сделала. Никогда. Я поднял голову и увидел, как Хироми поджала губы, пытаясь не заплакать. — Знаешь, все в этом мире проходят через трудности — каждый человек. И неважно, какие там причины. Если ты крадешь, ты преступник. — Ну да, но если бы жизнь по-настоящему сжала тебя в кулак, разве ты бы не пошла на все?! Не будь иного выбора! — То есть вредить людям только потому, что у тебя не было выбора, нормально? Хочешь сказать, что люди, чьи кошельки она стащила, должны были отпустить ее только потому, что она была матерью-одиночкой маленькой девочки? Злостную рецидивистку? Ту, которая научила мелкую шпану трюкам своей «профессии», и те с восторгом в глазах говорили ее дочери: «Твоя мама — настоящий герой»? — Хироми практически кричала, по ее лицу текли слезы. Я никогда не видел ее такой и просто глазам своим не верил. Хироми плакала. Не кто-то, а именно она. Тот же дом, и та же история. Тогда бабушка тоже плакала. И у моей матери было точно такое же выражение лица. Может, бабушка и не была «примером для подражания», но она всю жизнь старалась, чтобы люди, которых она любила, были здоровы и благополучны. Поступи она тогда иначе, их могло бы уже и не быть на свете. Единственным, кто мог осудить ее поступок, были сама бабушка… и её ненаглядная дочь. — Если бы, не дай Бог, я, главная причина ее бесчестных денег, просто улыбнулась и сказала «спасибо» за то, что она сделала… Она бы в гробу перевернулась. — … — Сейги, дай мне салфетки. Я протянул ей коробку, лежавшую на телевизоре. Хироми высморкалась и резко вытерла глаза. Она скомкала салфетку и выбросила ее в мусорное ведро, затем засунула в рот клецку и пробормотала: «О-о-о, вкуснятина». Когда я родился, ей было тридцать пять. Наверное, тогда она уже и не чаяла стать матерью, но все равно родила и вырастила меня. Сколько я себя помню, она всегда была такой. Сильной, упрямой и цепкой, независимо от обстоятельств. Казалось, она всегда с чем-то боролась. — Итак, э-э… как тебе еда? — М-м-м, восхитительно. Где взял? — В Шин-Кобе. — О, я и не знала, что у них там есть заведение. Зато я знаю, что это жаркое — твоих рук дело. Чувствуется устричный соус. Вкусная еда и правда заставляет забыть об усталости. — Давай продолжим этот разговор, когда я приеду в следующий раз. — Давай, если тебе не к спеху. Я сегодня абсолютно разбита. — Конечно. Вовсе не обязательно выкладывать все сразу. Для меня семья означала крепкую поддержку даже в таких неловких ситуациях, когда казалось, будто ничего не имеет смысла. Так было и при жизни бабушки. Прежде чем мы разделили между собой приношение для алтаря, я позвонил в колокольчик и сложил руки, молясь о человеке, который научил меня молиться. Когда складываешь руки для молитвы, нужно немного расслабить их, чтобы ладони напоминали бутон лотоса. Я вспомнил сообщение, которое должен был передать. Когда я открыл глаза, мама сидела рядом, ее руки тоже были сложены в молитве.