В зале суда и за его пределами

В трубку звонко чихнули. — Я мог бы… — Что? Смотреть прогноз погоды перед тем, как выходишь из дома? Поставить прививку ещё в начале осени? Отказаться от вчерашнего заседания? Что из этого ты мог бы, Райт? Эджворт говорил раздражённо, постукивая карандашом по столу. Он не удивился, когда Феникс позвонил и сказал, что сегодня останется дома. Он удивился, что этот самоотверженный идиот не притащился в суд с температурой и севшим голосом — и всё равно бы выиграл дело, на чистом упрямстве. Похоже, на сегодня у него не было назначено никаких процессов. Или же его состояние было на порядок хуже, чем вчера. Впрочем, вряд ли это было «или», а не «и». — Я мог бы сам сходить в аптеку… — Даже не думай, — отрезал Эджворт. Зная, что переубедить Райта бывает сложно, сразу же пошёл с козырей: — Начнёшь спорить — твоему горлу будет только хуже. В трубку сипло вздохнули. — Не хотел тебя отвлекать. — У меня в кои-то веки появился веский повод уйти пораньше с работы. Я не намерен его упускать. — Обычно тебя интересуют только поводы задержаться, — хмыкнул Райт, и Эджворт невольно повторил за ним. Приятно было слышать, что у него остались ещё силы, чтобы подтрунивать над прокурором. — Лоб не горячий? Может, ты тоже заболел, Майлз? — Если заболею, это будет твоя заслуга, — фыркнул тот. — Больше ни слова. Я позвоню, как буду подъезжать. — Хорошо, — Райту всегда было плевать на чужие предостережения. — Спасибо, — и это вдохновляло Эджворта ради него изменять своим принципам.

***

На Райте был нелепый розовый свитер с вышитой на груди буквой «Р». Эджворт мог поклясться, что видел его впервые, но не очень уверенно — может, его яркий рукав мелькал в шкафу, когда Феникс искал утром свежую рубашку или же убирал пиджак после работы. А может, он привиделся Эджворту в каком-нибудь лихорадочном сновидении, нечто подобное и должно сниться при температуре под сорок. — Проходи, — Райт отступил, пропуская Эджворта в прихожую. Говорил он тихо — то ли всё же решил не тревожить горло, то ли маска приглушала его голос. Эджворт протянул ему пакет. — Не буду, — в глазах Райта мелькнул немой вопрос с оттенком обиды, и Эджворт уточнил: — Мне некогда сидеть на больничном. — Ненадолго? — с надеждой попросил Феникс, приподняв брови. Из-за того, что половины лица не было видно, они стали самой выразительной его частью. — Я заварил травяной чай, может, хоть чашечку выпьешь? — пошёл с козырей. Эджворт помедлил, глядя в его щенячьи глаза, а затем, вздохнув, снял пальто. Как он мог отказать Райту — и отказаться от чая? Они сели по разные стороны стола. Феникс держал кружку обеими руками — грел ладони, наполовину закрытые длинными рукавами свитера. Попробовав чай, Эджворт поморщился. — Имбирный, — объяснил Райт, сам делая глоток. — Передержал, сам знаю, — пробубнил, не дожидаясь комментария Эджворта. Затем, помолчав, сказал: — Мама всегда заваривала имбирный чай, когда я болел, а я, дурак, так и не запомнил, сколько его нужно настаивать. А звонить и спрашивать, ну… — Неужели отчитает? — с иронией приподнял бровь Эджворт, медленно потягивая горький напиток. Слишком уж в этом свитере Феникс походил на вчерашнего мальчишку — и вряд ли кто-нибудь узнал бы в нём адвоката, чьё имя гремело на первых полосах газет вот уже несколько месяцев. — Хуже — начнёт волноваться, спрашивать, тепло ли я одеваюсь, а то и вовсе приедет из другого города, — Райт усмехнулся в кружку. — Иногда она думает, что мне всё ещё двенадцать или даже чуть меньше. — Все иногда задумываются над этим, глядя на тебя, — не упустил шанса легко уколоть его Эджворт. Поставил полупустую кружку на стол, задумавшись. Когда лицо Райта снова скрылось за донышком, сказал: — Когда я простужался, папа заставлял меня пить тёплое молоко перед сном. Знаешь, помогало. Правда, болеть я старался как можно реже, потому что терпеть не могу молоко, — ему потребовалось сделать паузу, чтобы сделать вдох и закончить: — А сейчас я сам его пью, когда становится хуже. В наступившем молчании Райт громко шмыгнул — видимо, держался всё то время, пока Эджворт говорил. Как ни странно, горло не сдавило комом, как бывало порой ещё год назад, когда воспоминания об отце догоняли Майлза. Медленно, но верно он излечивался — и во многом это было заслугой Феникса. Делиться тем, что раньше Эджворт прогонял в самые тёмные закоулки памяти, было горько, но после этого становилось лучше. Хорошая вещь, этот имбирный чай. — Я выпью перед сном два стакана молока, — вдруг сказал Райт. Улыбнулся. — За твоё здоровье. — И прежде всего за своё, — повторил его улыбку Эджворт.