В зале суда и за его пределами

Первый чувствительный толчок произошёл в 20:24 — Феникс как раз посмотрел на электронные часы, когда стол дрогнул, а в кухонном шкафу тихо звякнула посуда. Он обеспокоенно взглянул на Эджворта: тот застыл, не донеся чашки с чаем до рта, сжав ручку так сильно, что рука подрагивала от сковавшего её напряжения. Затем, закусив губу и метнув на Райта быстрый взгляд, он медленно поставил чашку на стол; старался в присутствии Феникса держать лицо, но невозможно было скрыть бледность щёк, от которых в мгновение ока отхлынула вся краска, и безуспешной борьбы с подступающей паникой. Страхом, с которым Эджворт учился бороться, но которому неизменно проигрывал. Райт никогда не осуждал его за проигрыши. — Обещали же в этом месяце «без инцидентов», — разлепив губы, проговорил Эджворт с таким укором, что все сейсмологические службы должны были разом устыдиться и признать себя профнепригодными. — Природе не прикажешь, — Райт старался звучать спокойно и беззаботно, улыбнулся, желая приободрить… Посуда снова звякнула. Моргнул свет. И прежде, чем Феникс успел подняться, Эджворт уже оказался внизу, с грохотом отодвинув стул и ухватившись за ножку стола. Как можно ближе к полу, чтобы не ощущать колебаний. Райт опустился на корточки, а потом забрался к нему под стол — пришлось немного потесниться. Эджворт двигался неохотно, дышал глубоко, широко раскрыв глаза; Феникс осторожно взял его вспотевшую ладонь и сжал, приводя в чувство. Напоминая, что он не один. Он не представлял, как Эджворт жил раньше в этой пустой квартире, где никто не отвлёк бы его, не приглушил бы накрывающий тёмной, непроницаемой волной ужас своим присутствием, если землетрясение застало бы его врасплох. Может, поэтому он так допоздна оставался в офисе раньше — чтобы быть среди людей и постоянно отвлекать себя делами. Погружённый в работу, он мог и не заметить качнувшейся лампы или ряби в кружке с чаем. Не потревожить страх, дремавший в нём с тех самых пор, как он едва не погиб в кабине застрявшего лифта. — Не над… — сквозь стиснутые зубы начал Эджворт, но Райт положил ладонь ему на плечо и приобнял. Дал точку опоры. — Здесь безопаснее всего, — ответил он. — По крайней мере, если верить памятке о чрезвычайных ситуациях. Эджворт привалился к нему, держась одновременно за стол и за руку Райта. Попытался взять дыхание под контроль, но вновь судорожно вдохнул пару раз, стоило им ощутить ещё один толчок. Вибрации продолжались добрые полминуты. Эджворт шевелил губами, что-то беззвучно бормоча; Райт догадывался, что так он пытается увести свои мысли в другое русло, подменить чем-то безобидным картину абсолютной черноты, которая сама собой вставала у него перед глазами и прошибала холодным потом. Феникс перебирал его пальцы, поглаживая по спине, чтобы прикосновения тоже рассеивали внимание Майлза, не давали запуганному сознанию ввергнуть его в бездну паники. В этой битве Эджворт всегда был одинок — против собственных воспоминаний, против липкого мороза под кожей, против почти инстинктивного страха, который настигает людей, когда земля уходит из-под ног. Феникс не мог помочь ему. Он мог лишь быть рядом — и надеяться, что этого достаточно, чтобы придать Майлзу сил для победы. Через пару минут его дыхание стало размеренным и спокойным. Эджворт отпустил ножку стола и взял ладонь Райта обеими руками. Посуда больше не звенела. Свет не выключался. Иногда по полу проходили лёгкие вибрации, но Эджворт держался за Райта. И больше не падал в пропасть собственных страхов.