Из наших пеплов, мы восстаем.

«I cannot say I had a happy childhood, but I made it through. I am a fighter. I never admit defeat.» — Johnny H

***

«No one heals from their childhood.» — Jean Ferrat

***

«Teeth may laugh, but the heart knows the wounds it carries.» — Berber proverb

***

Полёт в Лондон был комфортным с физической точки зрения, благодаря местам в первом классе, забронированным Халис для её дочери и внука, но он был эмоционально изнурительным. Однако Кая был полон решимости выполнить эту трудную миссию, полагая, что это, возможно, лучшее решение для его матери, и повторяя себе, что это был её выбор, и он должен его уважать. По прибытии в аэропорт Хитроу, их подруга Хая уже ждала, чтобы отвезти их прямо в специализированную психиатрическую больницу, куда должна была быть помещена Нукет. По дороге Кая вспоминал все те разы, когда он отвозил мать в такие учреждения, и все те разы, когда он, с разбитым сердцем, оставлял её там. Воспоминания вихрем проносились в его голове: болезнь матери, жестокость отца, больницы, психиатры… К счастью, рядом была Хаял, время от времени вытягивая его из мрачных воспоминаний своим бесконечным болтовнёй, анекдотами и детским смехом. Больница располагалась на окраине города, окружённая обширными зелёными садами, которые внушали спокойствие и умиротворение. Входя в учреждение, Кая почувствовал лёгкое уменьшение груза, лежавшего на его плечах. Врачи и персонал казались компетентными и доброжелательными, и он всей душой надеялся, что его мать найдёт здесь необходимую помощь. Размещение Нукет прошло быстро. Административные формальности были улажены эффективно, и вскоре Нукет проводили в её комнату. Кая остался рядом, держал её за руку и шептал успокаивающие слова, пытаясь её как можно больше успокоить. По правде говоря, именно ему был нужен утешение, ведь его мать проявила удивительное мужество. Он помогал персоналу аккуратно разместить её вещи, заботясь о том, чтобы у неё было всё необходимое. Врач, ответственный за Нукет, сообщил Кая, что для того, чтобы она могла быстрее адаптироваться к новому окружению, посещения будут разрешены только через десять дней после её размещения. Кая понял необходимость этой меры, хотя это добавляло ему боли от невозможности быть рядом с ней. После прощания с матерью, Кая направился к выходу. Изнурённый умственно и эмоционально за последние дни, он тяжело опустился на скамейку в саду больницы. Лёгкий ветерок и пение птиц казались почти неуместными на фоне внутренней бури, которую он ощущал. Воспоминания о их болезненном прошлом вихрем проносились в его голове. Сидя там, Кая вспоминал, как труден был их путь и сколько они пережили. Их жизнь не была лёгкой, но они выжили. Тем не менее, и сегодня эта проклятая жизнь продолжала испытывать их и отказывать им в счастье. Слеза скатилась по его щеке, выдавая эмоции, которые он пытался сдержать.

***

Детство и первые годы взрослой жизни Каи были полны горьких воспоминаний. Каждый день был борьбой с трудностями и страданиями, которые жизнь ему навязывала. Его отец, Джемиль, бросал тёмную тень на его существование, воплощая всё, что Кая презирал: насилие, отсутствие, несправедливость, безответственность и зависимость от алкоголя. С самого раннего возраста Кая учился ходить по тонкому льду, лавируя между непредсказуемыми вспышками гнева отца и делая всё возможное, чтобы защитить свою мать. Джемиль часто отсутствовал, исчезая на целые дни без каких-либо вестей. Эти отсутствия были своего рода передышками для Каи и его матери, моментами, когда они могли дышать без постоянной угрозы насилия. Но это спокойствие всегда было недолгим. Джемиль неизменно возвращался, каждый раз без денег, принося с собой ауру отчаяния и ярости. Когда он был дома, он колебался между ледяным равнодушием и агрессивным пьянством. Были дни, когда Джемиль валялся на диване с бутылкой в руке, полностью игнорируя свою семью. Были также ночи, когда Кая находил его рухнувшим перед дверью дома, неспособным встать. Масштабная и невнятная фигура Джемиля часто лежала в темноте, похожая на инертную тень. Эти моменты, хотя и частые, никогда не теряли своего ужасающего и изнуряющего характера для маленького мальчика. Кая, несмотря на своё хрупкое детское тело, не имел другого выбора, кроме как тащить своего отца внутрь. Задача была трудной: его тонкие руки с трудом поднимали тяжесть тела отца, а мышцы напрягались от усилия. Слова его отца продолжают преследовать его. «Ты ничтожество, Кая. Посмотри на себя, жалкий,» — бормотал Джемиль, его пьяный, заплетающийся язык выдавал глубокое презрение даже в состоянии опьянения. Но Кая продолжал, цепляясь за единственный проблеск своей решимости. Иногда ему приходилось тащить отца через несколько кварталов, ведь их дом окружали либо спящие, либо равнодушные соседи. Зимние ночи были особенно жестокими, кусачий холод добавлял еще одно измерение страданий к его ноше. Однажды вечером, после отчаянных поисков по настоянию матери, Кая нашел своего отца, рухнувшего возле мусорного бака, зловонный запах алкоголя и отходов проникал в его ноздри. Кая сжал зубы, игнорируя слезы, грозившие пролиться. Он знал, что мог рассчитывать только на себя. С впечатляющей для ребенка его возраста силой воли он сумел обхватить отцовские руки и накинуть их себе на плечи, поддерживая его как мог. Каждый шаг был мучением, но он продолжал, его дыхание становилось все тяжелее под весом отца. Наконец, переступив порог их дома, Кая чувствовал, как усталость овладевает им, но он не показывал этого. Он тащил Джемиля до дивана, аккуратно укладывая его, чтобы не разбудить и не столкнуться с новой волной оскорблений. Затем он оставался на месте на несколько мгновений, наблюдая за спящим отцом, пытаясь понять, как человек мог превратиться в такого монстра. В ту ночь Кая поклялся никогда не прикасаться к алкоголю, обещание, которое он так и не сдержал… Однако те дни были лучшими. В другие разы Джемиль становился словесно агрессивным, изрыгая жестокие и оскорбительные слова. «Ты сумасшедшая, Нукет», «Твоя мать умерла от горя из-за тебя», «Ты никогда ничего не стоила. Даже твой собственный отец не хотел тебя», — часто кричал он на свою жену. Его слова были отравленными стрелами, которые всегда попадали в цель, нанося невидимые, но глубокие раны. Джемиль не ограничивался словами. Иногда, в моменты ярости, он поднимал руку на Нукет. Кая помнил одну особенно мрачную ночь, которая до сих пор вызывала у него гнев, его челюсть сжималась при воспоминании о криках матери, разбудивших его. Бросившись на кухню, он увидел, как отец бил мать, лицо которого было искажено гневом и алкоголем. Нукет, со слезами на щеках, пыталась защититься, дрожа ножом в руке. Кая, тогда всего восьмилетний мальчик, вмешался, приняв удары, предназначенные для матери. В ту ночь он поклялся всегда защищать её, защищать единственного человека, который его по-настоящему любил. Несмотря на свой юный возраст, Кая делал всё, что мог, чтобы защитить свою мать. Он вспоминал ночи, когда слышал тяжёлые и неуверенные шаги отца в коридоре, верные признаки его сильного опьянения. Кая тогда вставал с постели, готовый помочь матери справиться с неизбежной бурей. Иногда, видя отца пьяным на диване, мальчик предпочитал спать с матерью, не смыкая глаз всю ночь, ожидая следующего нападения пьяного человека в гостиной. Сам Кая не был защищён от насилия со стороны отца. Джемиль регулярно бил его, оскорбляя всеми возможными способами. «Ты бесполезен, Кая», «Ты обуза для этого дома», «слабак», «Ничтожество», «Ты не мужчина»… Эти слова постоянно звучали в голове маленького Каи, подрывая его уверенность в себе и погружая его в спираль сомнений и ненависти к себе. Но это было не всё: физические злоупотребления, хотя и реже, чем словесные, также присутствовали в жизни маленького Каи… Однажды вечером, после того как Кая случайно пролил суп за ужином, Джемиль впал в ярость. Он схватил Каю за воротник и бросил его на стену. Удар оглушил Каю. Медленно поднявшись, Кая сказал отцу, что это был всего лишь несчастный случай, со слезами на глазах. В ярости Джемиль несколько раз ударил его кожаным ремнём. Каждый удар сопровождался ядовитыми словами, унижавшими Каю и разрушавшими его самооценку. Физическая боль была невыносимой, но эмоциональные раны были ещё глубже, оставляя шрамы, которые будут преследовать его многие годы. — Кая, Кая! — позвала его подруга Хаял, положив руку ему на плечо. Его мышцы сначала напряглись, а затем расслабились под её мягким прикосновением. «Извини, я тебя не слышал», — ответил он хриплым голосом. Воспоминание охватило его, возвращая к месту боли и беспомощности. «Ты в порядке?» — спросила она, глаза полные беспокойства. Он смог улыбнуться, хотя эта улыбка не достигла его глаз. «Да, все в порядке… Что мы делаем сейчас?» — спросил он, пытаясь сосредоточиться на настоящем. «Нам нужно идти к моей маме на ужин. Она нас ждет», — мягко сказала Хаял. Она была его якорем во многих бурях, понимая его борьбу лучше, чем кто-либо. Хаял была его подругой детства и соседкой. Их матери также были подругами, связанными общими трудностями и мечтами. Обе семьи страдали от одних и тех же проблем: жестоких мужей, скромных доходов и тяжести воспитания детей в одиночку. Выросшие в таком окружении, Кая и Хаял установили глубокую связь, которая выходила за рамки простой дружбы. Детьми они часто находили утешение в обществе друг друга, убегая в маленький заросший парк за их домами или в районную библиотеку. Там, среди шепота ветра и шелеста листьев, они мечтали о лучшем будущем, свободном от страха и боли. Кая посмотрел на Хаял, благодарный за её присутствие. Её непоколебимая поддержка была постоянной в его бурной жизни. Её выразительные глаза сейчас отражали сочувствие и решимость, напоминая ему, что он не один и что у него всегда есть подруга рядом. Он встал, глубоко вдохнув, чтобы стабилизироваться. «Тогда пошли», — сказал он, голосом, ставшим немного увереннее. Хаял улыбнулась, небольшой, но искренней улыбкой, которая согрела его сердце.

***

Входя в старый район, где находился дом его матери, Кая не мог не почувствовать волну грусти. Каждый уголок улицы и переулка был пропитан воспоминаниями, как горькими, так и сладкими. Вид детей, играющих среди старых зданий и бедных улиц, щемил его сердце, напоминая о бурном детстве. Его глаза скользили по знакомым окрестностям, замечая обветшалые дома с облупившейся краской и разбитыми окнами. Хотя улицы были полны смеха и игр, они несли следы запустения и трудностей. Он увидел группу детей-иммигрантов, гоняющих изношенный футбольный мяч, их лица светились чистой и незамутненной радостью. Это была радость, которую он хорошо помнил, маленькое убежище посреди хаоса его семейной жизни. Тело Каи напряглось, когда они проходили мимо определенного здания, фасад которого крошился от старости. Он помнил, как прятался за этой самой структурой, сердце колотилось, когда он слушал тяжелые шаги своего отца. Это было одновременно безопасное и пугающее место, укрытие от вспышек насилия, которые оставили следы на его детстве. Он всё ещё мог слышать эхо голоса своей матери, звавшей его на ужин, её тон был полон любви и усталости. Запах её простых домашних блюд витал в его воспоминаниях, смешиваясь с ароматами квартала — смесью уличной еды, старых кирпичных зданий и устойчивого запаха запустения. Идя, плечи Каи слегка опустились, вес его прошлого давил на него. Его лицо, обычно непроницаемое, выдавало отблеск боли и ностальгии. Его глаза, тёмные и задумчивые, оглядывали район с смесью тоски и печали. Каждый шаг казался ему всё глубже и глубже утягивающим в лабиринт воспоминаний. Однажды днём Кая неуклюже играл на гитаре в своей комнате. Его мать, как обычно, вернулась бы поздно с работы, а его отец не появлялся уже несколько дней. Пьяный Джемиль вошёл в дом и тяжело опустился на диван в гостиной. Пронзительный звук гитары глубоко раздражал его, и он начал ворчать, его слова терялись в невнятном бормотании. Но Кая, сосредоточенный на своём инструменте, не слышал яростных ворчаний отца. Поглощённый музыкой, маленький Кая отчаянно пытался освоить сложный аккорд, его пальцы неуклюже скользили по струнам. Дверь с треском распахнулась, и на пороге стоял Джемиль, глаза налитые кровью и запах алкоголя наполнял воздух. Кая мгновенно напрягся, сердце бешено колотилось. Джемиль резко вырвал гитару из рук сына и с силой бросил её в стену. Инструмент разбился с оглушительным грохотом, оставив сердце юного мальчика в осколках. Всё ещё ворча оскорбления в адрес сына, Джемиль грубо схватил его за руку и потащил в холодный тёмный подвал дома. Он открыл дверь подвала и с такой силой толкнул Каю внутрь, что мальчик упал на пол. Напуганный и травмированный, Кая часами сидел на холодном полу, его мысли бурлили в хаосе тревоги. Теперь, проходя мимо этого подвального окна, у Каи перехватило дыхание, и он замедлил шаг. Он почти мог почувствовать холод пола под собой и слышать эхо пьяной ярости своего отца. Но он также вспоминал моменты упрямства, тихие клятвы преодолеть свои обстоятельства. Эти повторяющиеся злоупотребления оставили следы. Они украли детство Каи, заменив его невинные мечты кошмарными реалиями. Но они также сформировали его, вынудив рано повзрослеть, взять на себя ответственность, которая должна была лежать на взрослым. Каждая ночь, проведенная в возвращении отца домой или в заботе о матери, каждый удар, который он получал, чтобы защитить её, был уроком стойкости, доказательством того, что, несмотря ни на что, Кая обладал внутренней силой, способной преодолеть самые тяжёлые испытания. Эти переживания оставили глубокие шрамы, сформировав его мировоззрение и сильно повлияв на его развитие. Тёмные моменты, проведённые с отцом, также воспитали в Кае яростную решимость никогда не повторять ошибок Джемиля. Он научился быстро взрослеть, нести слишком тяжёлые бремена для своих хрупких детских плеч. Но он также научился ценить безусловную любовь и жертву, уроки, которые, хотя и болезненные, будут направлять его на протяжении всей жизни. Кая бросил взгляд на Хаял, её присутствие было постоянным утешением. Казалось, она чувствовала его мучения и протянула руку, чтобы мягко сжать его руку. Её прикосновение было спасательным кругом, удерживающим его в настоящем. Кая глубоко вдохнул, пытаясь избавиться от меланхолии, которая цеплялась за него. «Здесь мало что изменилось, не так ли?» — сказал он, его голос был окрашен печальной ностальгией. Хаял покачала головой, её глаза были полны понимания. «Нет, ничего не изменилось. Но мы изменились». Он кивнул, ценя её слова. Они выросли, изменились и выжили, несмотря на окружающие их трудности. Район, со всеми его призраками и воспоминаниями, был свидетельством их стойкости. Приближаясь к дому матери Хаял, Кая выпрямился, пытаясь сосредоточиться на настоящем, а не на прошлом. Он прошёл долгий путь от того испуганного и беспомощного мальчика, который бродил по этим улицам.

***

В доме матери Хаял их встретил знакомый запах домашней еды, и тепло уютной маленькой гостиной окутало Каю, как утешительное одеяло. На мгновение он позволил себе погрузиться в нормальность и любовь, наполняющие это пространство, черпая силу из дружбы и общей истории. Когда они сели за ужин, окружённые простыми, но согревающими разговорами семьи Хаял, воспоминания Каи, подобно мощным водопадам, перестали сдерживаться и хлынули на него. Как полотно, расписанное красками нищеты, жизнь Каи с матерью была пронизана бедностью. Бедность была постоянной в жизни Каи и его матери. Эта бедность проявлялась не только в отсутствии материальных благ, но и в постоянном присутствии стресса, отчаяния и эмоциональной усталости. С мужем безответственным, часто пьяным, Нюкет делала всё возможное, чтобы обеспечить семью, берясь за любую работу в отчаянной попытке сохранить хоть какую-то стабильность. Нюкет пыталась всё: от продаж до уборки, шитья и долгих часов в ресторанах за мытьём посуды. Она вставала на рассвете с кругами под глазами от усталости и возвращалась поздно вечером с огрубевшими от работы руками. Кая помнил вечера, когда он ждал её, сжимая сердце, надеясь, что она принесёт достаточно денег, чтобы они могли съесть что-то более питательное, чем жидкий суп. Скудная сумма, которую она приносила домой, едва покрывала основные потребности. Часто им приходилось довольствоваться скромными обедами и изношенной одеждой. Кая вспоминал особенно суровую лондонскую зиму, когда у них не было денег, чтобы нормально отапливать дом. Они оба укрывались старыми одеялами, пытаясь согреться, как могли. Тем не менее, несмотря на все усилия, Нюкет никогда не удавалось удержать работу надолго. Кая не понимал почему. Каждый раз, когда она, казалось, находила хоть какую-то стабильность, что-то происходило, и она теряла работу. Он иногда слышал её тихий плач в комнате, но причины её увольнений оставались для него загадкой. Кая не мог позволить себе купить новую одежду или школьные принадлежности без ощущения подавляющей вины. Каждый раз, видя одноклассников с новыми вещами, он испытывал острую боль, постоянное напоминание о том, чего у него не было. Тем не менее, он старался не показывать этого матери и никогда не просил её что-либо купить. Неоплаченные счета накапливались, кредиторы становились всё настойчивее, и угрозы выселения были постоянными в их жизни. Кая вспоминал дни, когда его мать сидела за кухонным столом, отчаянно пытаясь сотворить чудо с их ограниченным бюджетом. Он также помнил моменты, когда им приходилось выбирать между оплатой аренды и покупкой еды — невозможные выборы, всегда оставляющие горький привкус жертвы и утраты. Джемиль, в свою очередь, ничего не делал, чтобы облегчить это бремя. Иногда он зарабатывал деньги, продавая вещи из дома или другими сомнительными способами, но эти деньги никогда не шли на пользу семье. Они всегда предназначались для удовлетворения его собственных нужд, главным образом алкоголя.

***

«Как сейчас дела у твоей матери, Нюкет? Я должна навестить её,» спросила Ясмин, мать Хаял, наполняя свою тарелку едой. Кая вздохнул, ощущая тяжесть ситуации. «Ей лучше, но ей не разрешено принимать посетителей, пока она не проведет десять дней в учреждении.» Пока он говорил, воспоминания нахлынули. Сколько бы раз он ни приходил сюда, сидел на том же стуле и ел то, что предлагала подруга его матери, всё всегда казалось таким же. Сейчас Ясмин находилась в гораздо лучшем финансовом положении благодаря работе своей дочери, но всё равно не могла решиться покинуть старый дом и район. Сердце Каи сжалось от ностальгии, смешанной с благодарностью, когда он взял тарелку из рук Ясмин, его глаза отражали сложные эмоции, пробужденные её знакомой добротой. «Я слышала, ты женился?» спросила Ясмин, смотря на него подозрительно. Кая бросил взгляд на своё обручальное кольцо. «Да, это правда,» ответил он, упоминание о жене вызвало в нём смешанные чувства. «Эта девушка тебе совсем не подходит,» продолжала Ясмин, её слова вызвали удивление у Каи. «Мама!» прошептала её дочь, пытаясь остановить её. «Она тебе не подходит,» продолжала Ясмин. «Нюкет мне так сказала.» Кая потёр нос, сдерживая раздражение. «Значит, мама тебе это сказала?» Честная оценка Ясмин его брака была трудной для восприятия, но была ли в этом доля правды? Что действительно означало быть хорошей парой? Это вопрос любви, общих интересов, взаимного уважения или чего-то более глубокого? Кая не мог избавиться от мысли, что он и Суна потеряли из виду то, что их изначально сблизило. Они были двумя людьми, попавшими в круговорот упрёков и обид, что истощало всю их энергию. «Конечно, она мне это сказала! И сказала, что ты несчастлив.» Эти слова были как удар ножом в сердце. Реальность была жестока, но он не хотел жить в отрицании. Ясмин была права, он был несчастлив. Он даже чувствовал себя жалким. Хотел ли он продолжать бороться за отношения, которые приносили больше боли, чем радости? Или была возможность найти мир, будь то в браке или вне его? Чёрт возьми! Даже в этот момент ясности, когда он видел правду в её жестоком, неприкрытом виде, он не мог принять мысль о жизни без неё. «В чём была проблема между вами двумя?» Взгляд Ясмин переходил от её дочери к Кае. «Почему вы не поженились?» «Мама! Это не твоё дело. К тому же, Кая и я как брат и сестра, и ты это прекрасно знаешь, как и тётя Нюкет,» вмешалась Хаял, глядя на Каю. «Прости за это,» добавила она. Кая просто кивнул с пониманием. Обе женщины всегда надеялись, что их дети поженятся, превратив их дружбу в семейные узы. Но он и Хаял никогда не видели друг друга иначе, как брат и сестра. «Мать лучше знает, что нужно её ребёнку,» добавила Ясмин, игнорируя слова своей дочери. Размышления Каи снова вернулись к его матери и её болезни. Она всегда думала, что лучше знает, чего он хочет и в чём нуждается, особенно по мере прогрессирования её болезни. Первые признаки её психического расстройства появились, когда ему было семь лет. Кая не знал, что его мать страдала диссоциативным расстройством идентичности. Он был слишком мал, чтобы понять первые признаки её психического заболевания, но он знал, что что-то было не так. Её борьба проявлялась таким образом, что сбивала его с толку и пугала. Иногда Нюкет была ласковой, почти ангельской. Она готовила ему его любимое блюдо, обнимала его и рассказывала истории, чтобы утешить его после тяжёлого дня. Эти моменты нежности были оазисами счастья в пустыне страданий. Но эти мгновения мира могли быстро измениться. Нюкет внезапно менялась, как будто другая личность брала контроль над её телом. Эта другая мать, холодная и жестокая, говорила ему ужасные вещи. «Ты ни на что не годен, Кая.», «Лучше бы я никогда не родила тебя.», «Ты разрушил мою жизнь.», «Ты жалок.», «Ты моё самое большое разочарование.» Эти жестокие слова оставляли Каю опустошённым и сбитым с толку. Он не понимал, почему его мать, которая так его любила мгновение назад, могла стать такой злой в следующий момент. Эти постоянные колебания оставляли Каю в состоянии постоянной неопределённости. Он ходил по тонкому льду, пытаясь угадать, какую версию своей матери он встретит в каждый момент. Это делало его тревожным и заставляло быть постоянно настороже. Он развил острую чувствительность к настроениям своей матери, стараясь угадать по тонким признакам, какой персонаж в этот день у неё был главным. Ссоры между его родителями были частыми, превращая их дом в поле битвы. Кая часто видел, как его родители яростно сталкивались. Крики Джемиля раздавались по всему дому, в то время как Нюкет, под властью своей второй личности, воинственной и жестокой, отвечала ему с равной яростью. Предметы летели, стаканы разбивались о стены, и Кая, напуганный, отчаянно искал укрытие. Когда вспыхивала насилие, Кая знал, что ему нужно бежать. Он часто выбегал из дома, направляясь к дому Хайал или в районную библиотеку, свой личный приют. Библиотека была единственным местом спокойствия и безопасности, где он мог временно укрыться от хаотичной реальности своего дома. Если библиотека была закрыта, он блуждал по улицам, будь то хорошая погода, дождь, ветер или снег, прячась в тихих уголках и ожидая, когда буря утихнет. А с уходом отца на его плечи легли новые обязанности.

***

В возрасте 13 лет Джемиль решил, что Кая должен освоить профессию, считая, что пришло время его сыну вносить вклад в семейный бюджет. Он отправил его к дяде Рамазану, местному турецкому механику, где Кая проводил свои дни после школы, изучая основы механики. Хотя ему нравилась идея приобретения новых навыков, Кая постоянно чувствовал себя эксплуатируемым, так как все деньги, которые он зарабатывал, помогая мастеру Рамазану, забирал его отец. Джемиль, верный своим привычкам, забирал скромные доходы Каи для своих нужд, оставляя сыну только усталость и растущее чувство несправедливости. Год спустя Джемиль исчез навсегда, оставив Каю и его мать на произвол судьбы. Его уход, хотя и травматичный, принес Кае странное ощущение облегчения, как будто подавляющая тень наконец исчезла из их дома. Однако реальность этой новой свободы быстро оказалась жестокой. Уход отца также означал усиление приступов матери, чьи психические расстройства ухудшались без малейшего передышки. Они стали более частыми и более жестокими. Кая часто просыпался от звона разбивающегося стекла или криков матери. Однажды утром Кая проснулся от звона разбивающегося стекла, раздававшегося по всему дому. Быстро поднявшись с кровати, с бешено колотящимся сердцем, он бросился к источнику шума. На кухне его мать стояла среди осколков стекла, с отсутствующим взглядом, держа тарелку в дрожащей руке. Едва успев среагировать, она повернулась к нему, её глаза были полны неконтролируемого безумия. Не сказав ни слова, она подняла тарелку и с силой бросила её в его направлении. Тарелка угодила ему в голову, вызвав оглушительную боль. Прежде чем он успел оправиться от первого удара, Нюкет подняла половину разбитой тарелки и резко метнула её в его сторону. Острая боль пронзила его, когда кровь хлынула из глубокой раны на его левом плече. Не в силах понять, что происходит, юноша инстинктивно отступил, отчаянно ища выход из этой кошмарной ситуации. Сегодня, птичье перо, вытатуированное на его коже, его первая татуировка, скрывает шрам от этой раны, одновременно скрывая его от чужих глаз и служа Кае напоминанием об этом страшном утре. В тот день Кая и его мать, когда она вернула себе рассудок, не могли пойти в больницу из-за страха, что социальные службы разлучат их, это был постоянный страх в их жизни. Этот страх заставлял Каю лечить раны (ведь иногда она сама себе причиняла вред) и приступы матери дома, импровизируя с подручными средствами. Он тщательно скрывал свои собственные раны, те, что были нанесены когда-то Джемилем и затем его матерью в то ужасное утро, и те, которые он получал случайно, готовя еду или работая в механической мастерской, под длинными рукавами и расплывчатыми оправданиями в школе. Эта ситуация вызывала нескончаемые насмешки со стороны его одноклассников, что усиливало его уже глубокую тревогу. Он быстро стал мишенью жестокого школьного буллинга: его одноклассники насмехались над его длинными рукавами и неопределёнными оправданиями, высмеивая его неуклюжесть и давая ему обидные прозвища, такие как «неудачник», «жалкий», «лузер». Они совершенно не знали истинной причины его ран, добавляя к его изоляции и ежедневному страданию в школе. Даже Хайал не знала всей правды. Её мать и она были в курсе их финансовых трудностей и проблем, вызванных Джемилем. Это было страдание, разделяемое обеими семьями, связывающее двух детей в молчаливом понимании их сложного окружения. Однако они не знали, что Нюкет страдала от психического заболевания, которое она умело скрывала от окружающих. Это был хорошо охраняемый секрет, скрытый от посторонних глаз под фасадом нормальности. Только годы спустя, когда Хайал стала старше и мудрее, она начала осознавать правду за странным поведением Нюкет. Открытие этой мрачной реальности бросило новый свет на её отношения с Каей и на вызовы, которые они преодолели вместе. Следы от ударов и шрамы смешивались с воспоминаниями о потерянном детстве, но он знал, что любое внешнее вмешательство могло бы означать конец их хрупкого семейного единства. Посещения больницы, призывы о помощи — всё это было опасной роскошью, которую они не могли себе позволить. Таким образом, в тени этого страха, Кая становился одновременно и врачом, и защитником, неся на своих юных плечах бремя их тихого выживания. Каждый день становился бесконечным испытанием, постоянной борьбой за то, чтобы лавировать среди эмоциональных бурь своей матери. Кая адаптировался, развивая острую чувствительность к изменениям её личности, как будто он вырос с двумя разными матерями. Столкнувшись с двойственностью своей матери, он также учился развивать две личности: одну для успокоения и общения с добротой и заботой своей любящей матери, и другую для управления второй личностью Нюкет и сопротивления её гневу и жестокости. Эта внутренняя двойственность стала для него второй натурой, навыком выживания в жестоком мире. Ухудшение состояния его матери также означало возросшую ответственность за поддержание дома. Его школьные результаты ухудшались, но он продолжал усердно работать, чтобы обеспечивать их нужды. Он брался за множество подработок, зарабатывая деньги для них двоих.

***

В 18 лет Кая наконец-то смог получить стабильную работу в продаже автомобилей для одного из шоурумов в Лондоне. Параллельно он занимался покупкой и продажей подержанных машин, продолжая обучение в университете по специальности маркетинг. Кая отлично справлялся со своей работой. Он знал, как говорить с клиентами, как их убеждать, как находить лучшие сделки. Однако за его профессиональным успехом скрывалась другая сторона его личности. Кая всегда увлекался изготовлением украшений, страсть, которая переносила его в мир творчества и красоты. Иногда, когда удавалось найти свободную минуту, он рисовал эскизы или погружался в создание уникальных изделий, каждый жест был наполнен заботой и любовью. Эти моменты были редкими, но они приносили ему долгожданное облегчение в бурях повседневной жизни. Все в те же 18 лет, достигнув совершеннолетия и больше не боясь социальных служб, Кая смог наконец получить необходимую поддержку для лечения своей матери. Нюкет несколько раз была госпитализирована в психиатрические учреждения, где она получала соответствующее медицинское наблюдение, включающее терапию и медикаменты для стабилизации её психического состояния. Вне этих пребываний она постоянно наблюдалась у психиатра, и её состояние постепенно улучшалось. Эти лечения стали поворотным моментом в их жизни, постепенно принося облегчение измученной семье. Постепенно их ситуация улучшалась, и в их повседневной жизни засияла искорка надежды, делая их существование более стабильным и выносимым. Продолжение следует…