Из наших пеплов, мы восстаем.

"A good moral support brings a thousand lights of satisfaction to a suffering soul." Mouktar Keïta

***

“You are the light in my darkness, Restful peace for my soul. You are the one who rescues me, Never let me go.” Lily G Blunt

***

Дни после разговора между Суна и Кая были отмечены ощутимым напряжением и атмосферой, насыщенной сдержанными эмоциями. Каждый из них был погружен в свои мысли, пытаясь осмыслить сказанное и то, что осталось несказанным между ними. Для Суна слова Кая вызвали глубокие внутренние переживания. Она все еще была зла на него, повторяя себе, что их брак должен основываться на непоколебимом доверии и взаимопонимании. Однако она замечала растущее напряжение, некий расплывчатый дискомфорт, который возникал из ее подсознания. Суна была раздираема между своими осознанными мыслями, где она яростно защищала свою позицию, и волной подсознательного чувства вины, которое она не могла полностью понять. Для Кая разговор принес облегчение от того, что он наконец выразил свои чувства, но также и уязвимость. Он раскрылся, выразив свою ревность и страх быть замененным в сердце Суны, женщины, которую он глубоко любил. Теперь он чувствовал себя обнаженным, хрупким, и каждый взгляд, обменянный с ней, несло в себе вес сказанных слов и сложных чувств, колеблющихся между любовью и страхом потери. Вместе они плавали в неопределенном эмоциональном пространстве. Суна пыталась успокоить себя насчет своих намерений, повторяя, что она хочет только защитить тех, кто ей дорог. Кая, со своей стороны, искал баланс между безусловной любовью к ней и необходимостью управлять своей собственной эмоциональной уязвимостью. Суна осознавала, что семья Корхан замечала изменения в динамике их отношений, что ее крайне беспокоило. Она чувствовала это как вторжение в ее личную сферу, невольное раскрытие их супружеских трудностей перед другими. Это внешнее наблюдение вызывало у нее дискомфорт, страх перед негласными осуждениями и вопросами о том, что же на самом деле происходит между ней и Кая. Каждый взгляд, каждое тонкое взаимодействие казалось, раскрывает частичку их интимной жизни, которую она предпочла бы сохранить для себя, усиливая ее беспокойство по поводу уже напряженной ситуации. Тем не менее, глубокое облегчение охватило ее, когда Кая наконец вернулся спать домой. Ночь их последнего разговора стала третьей подряд и последней, проведенной вне дома. Ночные исчезновения Кая вызвали у Суны множество вопросов. Куда он мог пойти? Где он провел эти ночи? У Кая не было друзей в Стамбуле, кроме Барана, и ей было трудно представить, что он мог ночевать у него. Несмотря на свои беспокойства, она пыталась успокоить себя, убеждая, что Кая не сделает ничего, что могло бы ее обидеть или унизить. Асуман, тонко наблюдая за ситуацией, проявляла любопытство, смешанное с беспокойством. Она не знала, что именно происходит между Суной и Кая, и понимала, что ее поддержка, хотя и необходимая, должна быть ненавязчивой.

***

На четвертую ночь неожиданное событие несколько изменило динамику в отношениях пары. Во время ужина атмосфера была расслабленной, семья обсуждала легкие темы, когда Халис прервал разговор. Он объявил серьезным тоном, что Нукет отправится в Лондон через несколько дней для длительного лечения в психиатрическом учреждении. Кая почувствовал, как его сердце сжалось от этой неожиданной новости. Когда Халис увидел, как его дочь разговаривает с воображаемым персонажем на днях, он решил, что пришло время принять серьезные меры. Он связался с психиатром Нукет в Лондоне, и вместе они решили отправить её в одно из лучших учреждений Лондона. Все уже было готово: учреждение было забронировано и даже билет на самолет куплен, все это было сделано без уведомления Кая. Гнев накрыл Кая, как неумолимая волна. Он сжал кулаки под столом. "И ты принял это решение, не посоветовавшись со мной?" Его голос был спокойным, но буря клокотала под поверхностью. "Мы думали, что это будет лучше," ответил Халис. "Лучше? Для кого лучше? Для тебя?" Кая резко встал, и его стул заскрипел по полу. "Она моя мать! Я должен был быть в курсе, я должен был иметь право голоса!" Гнев Кая был ощутим. Другие члены семьи молчали, чувствуя неловкость. Суна, сидящая рядом с ним, мягко положила руку на его руку, пытаясь его успокоить. Но Кая был вне себя. "Как ты мог сделать это, даже не поговорив со мной?" "Ага знает, что он делает," сказала тетя Хадидже. "С каких пор его решения ставятся под сомнение," добавила Ифакат. Кая был теперь вне себя от ярости. "Если бы я тебе рассказал," сказал он, обращаясь к своему деду, "это для того, чтобы ты выполнил свой долг как отец. Это для того, чтобы ты уделил ей внимание, а не запирал в больнице. Ты думаешь, я сам не мог бы этого сделать?" "Кая, пожалуйста, успокойся," прошептала Суна. "Плохо воспитан," прорычал дед. "Я принял решение. Ты должен его принять. Обсуждение закрыто." И тогда Ферит, до сих пор молчавший, бросил насмешливым тоном: "Может быть, Кая тоже хочет поехать в Лондон, наверное, он скучает по своему родному городу. Правда, кузен?" Суна повернулась к нему, её глаза метали молнии. "Ферит, сейчас не время," сказала она ледяной твердостью. Кая посмотрел то на Ферита, то на своего деда с яростью, затем он резко повернулся к столу и вышел из комнаты, его дыхание учащенное, а руки дрожали. Суна сразу встала, чтобы пойти за ним. Халис крикнул ей, пытаясь её удержать: "Сядь на место." Кая, стоя у двери, резко обернулся, готовый крикнуть деду, чтобы он больше никогда не говорил с его женой таким тоном, но она опередила его: "Простите, дедушка, но я пойду с ним, с вашего позволения," ответила она твёрдо. Все смотрели на Суну с удивлением, забыв про Кая и то, что только что произошло. Кая был очень удивлен реакцией своей жены. Никто не осмеливался противоречить Халису Аге или не подчиняться ему. Суна это сделала, и сделала это ради него. Кая не мог в это поверить, забыв на мгновение свой гнев и причины, вызвавшие его. Суна тоже не могла поверить в то, что только что сделала. Она никогда бы не подумала, что сможет так ослушаться грозного хозяина поместья. Она говорила, не подумав, удивляясь самой себе и сразу же сожалея о своих словах. Но было слишком поздно, чтобы отступить. Она вышла из столовой вместе с мужем, оставив позади молчаливую семью и Халиса, кипящего от гнева. Не сказав ни слова, Суна и Кая направились прямо к своей комнате. Кая испытывал бурю противоречивых эмоций: гнев, предательство, грусть, но также благодарность Суне за её простой, но значительный поступок. Войдя в комнату, они закрыли за собой дверь. Кая обнял Суну и прошептал: «Спасибо». Этот смелый поступок, вызов авторитету Халиса Аги ради поддержки его в момент разочарования и боли, имел глубокое значение для него, превращая его отчаяние в надежду, а ярость — в ощущение вновь обретённой безопасности. Суна почувствовала, как руки Кая обвили её, распространяя знакомое тепло по всему телу. Удивленная интенсивностью эмоций мужа, девушка не знала, как реагировать. Она ответила на его объятие и просто сказала: «Пожалуйста». Объятие было мягким, но крепким, сочетая в себе чувство безопасности с легким беспокойством. На протяжении нескольких недель их разделяла невидимая дистанция, и этот внезапный контакт пробудил в ней целый водоворот противоречивых эмоций. Она почувствовала запах Кая, аромат, который она знала так хорошо: смесь сандалового дерева и цитрусовых нот. Этот аромат, когда-то символизировавший утешение, теперь вызывал в ней бурю чувств. Нежность и ностальгия переплетались с неопределённостью и смятением. Их объятие было одновременно якорем и загадкой. Суна закрыла глаза, пытаясь насладиться моментом, несмотря на поток мыслей, заполнивших её. Она задавалась вопросом, испытывает ли Кая ту же сложность, эту внутреннюю борьбу между любовью и дистанцией, между желанием приблизиться и стремлением уйти. В её объятиях Кая нашел убежище, пусть и временное, от эмоциональных бурь, которые его трясли. Молодой человек держался за свою жену, как за спасательный круг в этих бурных водах, будучи признателен за её силу и поддержку.

***

Неохотно, Кая мягко отстранился от неё и сказал, что должен пойти поговорить с матерью. Суна, обеспокоенная, посоветовала ему сначала успокоиться и прийти в себя. Он уверил её, что спокоен, хотя его глаза выдавали глубокое беспокойство. Затем он покинул комнату, полон решимости. По пути к дому Чемюза Кая пытался понять, как всё это могло произойти без его ведома. Он не мог поверить, что его собственную мать отправят далеко от него, и, что самое главное, в психиатрическое учреждение, не посоветовавшись с ним. Чувство бессилия и предательства смешивалось с его гневом, делая ситуацию ещё более невыносимой. Придя к Чемюзу, Кая нашёл свою мать, сидящую в гостиной с спокойным и решительным выражением лица. Она встретила его с грустной улыбкой. Кая пытался убедить её не ехать, говоря, что она могла бы продолжить терапию, не отправляясь в Лондон и не находясь в психиатрическом учреждении. Он пытался объяснить ей, что она не обязана принимать решение Халиса и что её психическое состояние ухудшилось только из-за него. Но Нюкет казалась решительной и опровергала все доводы сына. После долгого разговора Нюкет вздохнула и взяла сына за руку. «Кая, это было трудное, но необходимое решение. Мне нужен этот курс лечения, и учреждение в Лондоне — лучшее место для меня». Кая почувствовал, как его аргументы растворяются перед решимостью матери. «Но я хочу быть рядом с тобой. Как ты можешь уехать так далеко от меня? Как я могу позволить тебе это сделать?» — сказал он, умоляя её глазами. Нюкет сжала руку Каи крепче. «Я знаю, что это трудно понять, но иногда нам приходится принимать трудные решения ради собственного блага. Мне нужно это сделать для себя, чтобы обрести равновесие». Кая опустил голову, раздавленный чувством бессилия. «Ты уверена, что хочешь поехать?» «Да, сынок. Я уверена», — ответила она мягко, но твёрдо. «Ты всегда заботился обо мне, теперь я хочу научиться заботиться о себе. Мне нужно это сделать». Кая, почувствовав, что не может изменить её решение, медленно кивнул. «Хорошо. Если это действительно то, что ты хочешь, я поддержу тебя. Но знай, что я всегда рядом с тобой, что бы ни случилось». Они обнялись, соединённые сильной, но болезненной связью. Кая понял, что должен принять решение матери, хотя его действительно беспокоило, что она уедет далеко от него.

***

Двумя ночами позже Кая сидел за своим столом в комнате, пытаясь расслабиться, изготавливая украшения из бусин. Его пальцы неловко скользили по маленьким цветным бусинкам, а его ум был переполнен тревожными мыслями. Он купил билет, собрал багаж, и на следующий день должен был сопровождать свою мать в Лондон. Он хотел быть рядом, когда её примут и она устроится в учреждении. Беспокойство разрывало его, и он в который раз взял телефон, чтобы снова посмотреть фотографии этого учреждения. Это было престижное заведение, пребывание в котором стоило целое состояние. Оно больше походило на роскошный курортный комплекс, чем на традиционный психиатрический центр. Огромные, безупречно ухоженные сады простирались до горизонта, усыпанные яркими цветами и элегантными фонтанами. Вымощенные дорожки, извиваясь через сады, приглашали на долгие, спокойные прогулки. Большой сверкающий бассейн отражал голубое небо, окружённый шезлонгами и зонтами, создавая атмосферу летнего курорта. Учреждение также предлагало впечатляющий ассортимент услуг и занятий. Здесь были хорошо оснащённые тренажёрные залы, студии йоги и медитации, мастерские арт-терапии и даже библиотека для тех, кто искал уединения через чтение. Место было великолепным, но Кая думал, что это не то, что нужно его матери. Войдя в комнату, Суна сразу заметила мучительное выражение лица Каи. Он был настолько поглощён экраном, что не услышал её прихода. Она подошла ближе и увидела на его телефоне фотографии учреждения. «Ты снова смотришь эти фотографии?» — прошептала она. Кая слегка вздрогнул, затем поднял глаза на Суну, в его взгляде смешались удивление и облегчение. «Я просто хочу убедиться, что для неё всё будет идеально». Суна ласково ему улыбнулась. «Я понимаю, Кая. Ты делаешь всё, что можешь для неё. Но мучить себя так не поможет ни ей, ни тебе». Кая вздохнул и положил телефон. «Я знаю, но не могу перестать беспокоиться. Это место, каким бы совершенным оно ни казалось, остаётся психиатрической больницей. Я не выношу мысли о том, что она будет там одна». Суна села рядом с ним. «Ты едешь с ней завтра, ты будешь рядом, когда она будет нуждаться в этом больше всего. Это очень важно, больше, чем ты думаешь». Кая кивнул, его глаза выдавали его тревогу. «А если она не адаптируется? А если её состояние ухудшится? Дедушка не должен был принимать это решение без меня», — сказал он, как будто сам себе. «Ты прав», — ответила Суна. «Но сейчас уже слишком поздно. Твоя мать хочет туда поехать, и её психиатр согласен. Это главное». Кая опустил голову, его плечи обвисли под тяжестью беспокойства. «Я никогда не жил отдельно от своей матери. Я всегда заботился о ней, я знаю, что ей нужно лучше всех. Ей нужна любовь, окружение любящих людей, а не одиночество и замкнутость». «Ты прав», — повторила она. «Ей нужно всё это, и ты уже даёшь ей эту любовь. Но профессиональная помощь тоже важна». «Я не уверен в этом», — сказал он, потерявшись в своих мыслях. «Я зол на своего дедушку, но я ничем не лучше», — признался он, дрожащим голосом. «Я пренебрегал ей в последнее время. У неё никого нет, кроме меня, и я её так сильно подвёл». Суна смотрела на Каю с нежностью и беспокойством. За последние два дня, с момента их ссоры с Халисом Ага за столом, Кая был во власти эмоционального вихря. Он много времени проводил, готовясь к отъезду матери в Лондон, созванивался с её психиатром и общался с руководством учреждения, чтобы убедиться, что всё готово к её прибытию. Но несмотря на все видимые усилия, она видела, как он мучается внутри. Его глаза отражали глубокую эмоциональную усталость, а его жесты были полны явной нервозности. Суна понимала ту глубокую боль, которую он испытывал, разрываемый между гневом на своего дедушку, беспокойством и чувством вины перед своей матерью. Суна вспомнила, как она была обеспокоена, когда узнала, что её мать находится в больнице на следующий день после её свадьбы с Каей. Она лучше всех знала, насколько важна мать и как её отсутствие или страдания могут глубоко повлиять на человека. «Приезд в Стамбул, быть так близко к отцу, который её бросил, и к семье, от которой её исключили, был для неё невероятно сложным. И я всё это усугубил. Я должен был быть рядом с ней. Но вместо этого я женился против её воли, заставив её чувствовать себя одинокой и отвергнутой». Суна замолчала на несколько секунд, затем нерешительно спросила: «Ты жалеешь, что женился на мне?» Кая энергично покачал головой. «Конечно, нет. Я ни на секунду не жалею, что женился на тебе. Но я должен был найти баланс. Я должен был жениться на тебе, не бросая вызов своей матери». Он замолчал на несколько секунд, затем добавил: «Когда я увидел её реакцию на наше решение пожениться, я сделал всё возможное. Я пытался поговорить с ней, убедить её, но напрасно. Затем я пытался заставить её поверить, что этот брак для меня лишь игра, но и это не сработало. Моя мать читает меня, как открытую книгу, она сразу поняла, что у меня есть чувства к тебе». Эти слова вызвали у Суны воспоминания о разговоре между Каей и его матерью, который она подслушала. «Я её не люблю», — говорил он. «Она вызывает у меня жалость. Когда я на неё смотрю, я вижу лишь бедного и жалкого человека». В то время эти слова пронзили сердце Суна, как нож. Она ощутила сильную боль, смесь недоверия и предательства. Как мужчина, за которого она собиралась выйти замуж, мог говорить о ней так? Чувство унижения добавилось к её страданию, оставляя её опустошённой и уязвимой. Теперь, когда она вновь вспоминала эту сцену, её вновь охватила глубокая грусть. Она лучше понимала мотивы Каи. Она чувствовала к нему сострадание, но также и остаточную боль, свидетельствующую о шрамах, оставленных этими жестокими словами. Как будто читая её мысли, Кая сказал: "Да, что я сказал тогда, это были слова, которые я думал, что она должна услышать. Я не знал, что она устроила мне ловушку. Так мы функционируем уже много лет. Человек, которого ты встретила в тот день, которого ты услышала, это персонаж, которого я придумал, чтобы справляться с моей матерью. Столкнувшись с её двойственной личностью, мне тоже пришлось развить двойственную натуру." Его сломанный голос перешел в шёпот. "Мне пришлось воплотить сына, которого её вторая личность могла бы любить, кого-то, кого она находила приятным. В то же время этот сын должен был быть способен управлять ею. Я менял своё поведение в зависимости от того, какая личность была передо мной. Это стало для меня второй натурой. Но в тот день она читала меня. Она предсказала мои действия и устроила мне ловушку." Кая говорил так, как будто давно ждал этого момента откровения. У него было так много всего сказать, столько историй рассказать, но раскрыться так перед кем-то другим уже было большим шагом для него. Он предпочёл вернуться к основной теме. "Когда ничего не сработало, я ужесточил тон, пытаясь дать ей понять, что у неё нет выбора. Я хотел просто встряхнуть её, чтобы она поняла мою решимость. Я думал, что это необходимо. Делая это, я отдалил её от себя, заставив поверить, что она потеряла единственного человека, для кого она действительно имела значение. Всё это моя вина." Суна нерешительно протянула руку и положила её на руку Каи. "Это не твоя вина, Кая. Ты пытался сделать всё, что мог в трудной ситуации. И твоя мать знает, насколько ты её любишь. Это настолько очевидно для всех. Она тоже понимает, больше, чем ты думаешь." Кая глубоко вдохнул, пытаясь успокоить свой мучимый разум. "Спасибо, Суна. Твоя поддержка значит для меня всё."