Три щепотки нежности и капелька надежды

      Северус встал и оделся ближе уже к вечеру, ощущая приятный запах чеснока и тимьяна. Он знал, что в гостиной его ждут пастуший пирог и бокал эльфийского вина. Это было его любимое блюдо и одно из немногих положительных детских воспоминаний.       Ягнёнок обычно был слишком дорогим продуктом для семьи Снейп, но каждый год в канун Рождества его мать каким-то образом наскребала денег и пекла пирог. Школьные эльфы заметили его любовь к этому блюду еще в первый год его учебы в Хогвартсе, и с тех пор готовили его ему на каждый канун Рождества, даже в тот год, когда он был карманным директором Темного Лорда.       Северус съел щедрую порцию пирога, чувствуя себя немного виноватым из-за того, что нервы помешали ему в полной мере оценить вкусовые качества блюда и старания эльфов. Он достал из кармана галеон Фреда и повертел его в руках. Он больше не мог тешить себя иллюзией, что его отравили или что какой-то мстительный ученик сыграл с ним изощрённую шутку.       Слова Сивиллы оказались правдой, и по причинам, которые он не мог толком объяснить даже самому себе, появление Призрака грядущего Рождества пугало его до мурашек по коже. Его роль шпиона требовала от него быть на десять шагов впереди всех, кто его окружает, включая его хозяев, но сейчас Северус не мог этого сделать. Он не мог одолеть, перехитрить или переиграть будущее. Он был совершенно беспомощен.       Он доел остатки ужина, так и не ощутив его вкуса, поставил тарелку и бокал с вином на кофейный столик и, поднявшись, подошел к окну. Снаружи начинался снегопад, грозящий покрыть толстым слоем снега и без того заснеженную землю. Он видел, как несмотря на многочисленные согревающие заклинания, наложенные Помоной, стекла теплиц покрывались замысловатыми снежными узорами. Из печной трубы хижины Хагрида валил дым, а большое желтое окно было единственным тёплым пятном в этом унылом и суровом пейзаже.       Северус закрыл глаза, пытаясь унять нарастающее беспокойство, и вздрогнул, когда порыв холодного ветра коснулся его щеки. Он открыл глаза и обнаружил, что снова находится на кладбище Годриковой Впадины в окружении только обветшалых надгробий и падающего снега. На этот раз в церкви не пел хор, и на улице не горел ни один фонарь. Поселение действительно выглядело заброшенным.       Он, скривив губы в усмешке, настороженно посмотрел в темноту.

❆❆❆❆❆❆❆❆❆❆

      — Ну давай! Разве не в этой части истории мне должны показать мою скорую жалкую смерть, если только я не изменюсь?       По округе звоном колокольчика прокатился знакомый смех.       — Конечно, нет. Ты всегда планировал умереть несчастным, с моей стороны было бы жестоко напоминать тебе об этом.       Его сердце перестало биться, или, по крайней мере, ему так показалось. Его ноги были ватными и тяжёлыми, когда он медленно повернулся на каблуках. Она была такой, какой он её запомнил: густые рыжие локоны обрамляли улыбающееся лицо, она была одета в лёгкий малиновый джемпер и джинсы, казалось, непроницаемые для холода, а ее изумрудно-зеленые глаза смотрели на него с удивлением, в то время как он смотрел на нее с благоговением и ужасом.       — Ты… — его голос прозвучал чуть громче напряжённого шёпота. — Я боюсь тебя больше, чем любого призрака, которого когда-либо встречал.       Она сделала шаг к нему навстречу.       — Из-за чего тебе бояться меня?       — Пророчество, — Северус еле выдавил из себя слово, когда-то сломавшее его жизнь.       — Прошло почти два десятилетия.       — Я предал тебя, — он был настойчив.       — Ты много лет защищал моего сына, — её губы скривились в ироничной улыбке, — даже если и не был особенно любезен с ним.       — Я назвал тебя… — его голос дрогнул, само воспоминание об этом слове было слишком болезненным, чтобы повторять его вслух.       — Грязнокровкой.       Северус вздрогнул от стального тона в её голосе.       Лили сделала ещё один шаг к нему, оказавшись на расстоянии вытянутой руки.       — Сейчас ты бы назвал меня грязнокровкой? Ты бы назвал Гермиону грязнокровкой?       Он отшатнулся от её слов, как от пощечины.       — Никогда.       — Люди меняются, Северус. Ты изменился.       Прежде чем он успел осознать, что происходит, Лили сократила оставшееся между ними расстояние, обняла его за талию и прижалась головой к его груди.       — Знаешь, не только ты сожалеешь. Я жалею, что не боролась за нашу дружбу. Я жалею, что не простила тебя тогда.       Северус безвольно опустил руки по швам, но когда стало ясно, что она не собирается его отпускать, медленно обнял ее за плечи. Он не пытался притянуть Лили ближе, наслаждаясь этим простым проявлением близости. Пожалуй, самым шокирующим для него было осознание того, что он не хотел от неё ничего, кроме дружбы.       Это признание стало для него поразительным откровением. Он всегда очень любил Лили, но рассвет его романтических чувств к ней, казалось, совпал с проявлением интереса к ней некоего Джеймса Поттера, точно так же, заметил он про себя, как младший Уизли заинтересовался Гермионой только тогда, когда на неё обратил внимание Виктор Крам. Хотя ему не понравилось это сравнение, он не мог отрицать, что чувствовал себя вправе претендовать на любовь Лили так же, как Рональд — на любовь Гермионы.       Он почувствовал внезапное облегчение от этой мысли и благодарность к чему-то высшему за то, что его подруга была здесь с ним. Не женщина, которую он предал. Не жена его врага. Просто его подруга. Просто Лили.       Он опустил подбородок ей на макушку и нежно похлопал ее по спине.       — Я скучал по тебе, старушка.       — Я не старушка, — Лили шмыгнула носом ему в грудь.       Северус усмехнулся.       — Верно, но ты мертва уже как два десятилетия. Почему ты здесь? Почему сейчас?       Она отошла от него ровно настолько, чтобы встретиться с ним взглядом.       — Я здесь, потому что сейчас тебе нужна твоя лучшая подруга.       — У меня есть друзья. Поппи и Минерва…       — Я знаю, но ты также считаешь их воплощением материнской заботы. Они не понимают глубины твоих вины и долга, и не понимают, почему ты никогда не задумывался о своём будущем после войны.       Северус почувствовал, как к нему возвращается прежняя настороженность.       — У меня есть жизнь. Я вернулся в Хогвартс в качестве директора. По крайней мере, у меня есть профессия и цель.       Тогда Лили улыбнулась ему.       — Я знаю и очень горжусь тобой, но сейчас ты просто выживаешь, а я хочу, чтобы ты процветал. Вот почему Альбус, Фред и я согласились стать твоими духами.       — Занозами в моей заднице?       — Тогда уж свечами от эмоционального запора. Мы хотим склонить Вселенную в твою пользу. Хотим, чтобы ты наконец-то оторвал свою задницу от директорского кресла и завоевал свою ведьму…       Северус раздражённо прищурился, но Лили не обратила на него внимания.       — Называй это как хочешь, но я здесь, чтобы помочь тебе представить свое будущее.       — И как ты собираешься это сделать?       Она встала на цыпочки, чтобы заглянуть за его плечо. Северус, проследив за ее взглядом, повернул голову и увидел одинокую фигуру, входящую на кладбище. Лили взяла его под руку, приглашая последовать за ней.       Когда они медленно приблизились к незнакомке, он увидел, что это была некая пожилая женщина. Она была закутана в серое шерстяное пальто, а лицо ее почти полностью скрывали капюшон и шарф. Они шли за ней по извилистой тропинке между надгробиями, пока она не остановилась у простого гранитного надгробия.       Он не удивился, увидев, что на ничем не примечательном надгробии выгравировано «Снейп». Даты его рождения и смерти отсутствовали, как и любые намеки на эпитафию. Женщина, засунув руки в карманы, пытаясь согреться, молча смотрела на его имя. Северус заметил что-то знакомое в её глазах — единственной части лица, которая была видна из-под шарфа.       Лили наконец нарушила гнетущее молчание.       — Они похоронили тебя здесь, потому что боялись осквернения.       Северус фыркнул в ответ.       — Они были не так уж далеки от истины. Не сомневаюсь, что у меня есть враги, которые с радостью отомстили бы мне, даже если бы это случилось после моей смерти, не говоря уже о желающих использовать моё тело для тёмно магических ритуалов.       Лили вздрогнула рядом с ним, и он не смог удержаться от того, чтобы не поддразнить её.       — Всё ещё хватаешься за жемчужное ожерелье при любом упоминании тёмной магии?       — Нет, но Петуния любила фильмы про зомби.       В сознании Северуса промелькнула мысль о близнецах Кэрроу, пытающихся воскресить его из мёртвых, и, прежде чем он успел себя остановить, он расхохотался — странным, давно забытым звуком, который громом разнёсся в пустынной ночи вокруг них.       Женщина посмотрела прямо на него, а затем огляделась по сторонам, отчаянно кого-то ища.       — Северус?       Его сердце рухнуло в пятки, когда он понял, кем была эта незнакомка.       — Гермиона?       Он повернулся к Лили.       — Она слышит меня?       Лили грустно покачала головой.       — Нет. Это просто последствия её горя.       Гермиона сняла капюшон, и гриву ее кудрей невозможно было не узнать, даже несмотря на то, что каштановые пряди теперь были серебристыми. Она вытащила руку из кармана и сняла перчатку. Северус сразу заметил, что на её руке нет кольца.       Лили проследила за его взглядом.       — Она с головой ушла в работу профессора Трансфигурации после того, как Минерва ушла на пенсию. Она также много лет была твоим заместителем директора и неустанно работала с тобой бок о бок. Она так и не вышла замуж.       Северус боролся с нарастающей волной боли, грозившей поглотить его.       — Нет ничего плохого в том, чтобы посвятить свою жизнь работе.       Лили обвиняюще посмотрела на него.       — Если бы она действительно этого хотела, я бы с тобой согласилась, но ты знаешь, что это не так.       — Она заслуживает кого-то лучшего, чем я! — настаивал он.       — Но она не хочет никого другого.       — Даже если она одинока, ей будет гораздо лучше без меня.       Словно услышав их спор, Гермиона опустилась на колени и стянула с лица шарф.       — Я не собиралась приходить сюда сегодня, но ничего не смогла с собой поделать. Знаю, ты, наверное, назвал бы меня безнадежно сентиментальной, но мне нужно тебе кое-что сказать.       Она вытащила что-то из кармана, но её пальцы сомкнулись вокруг этого чего-то прежде, чем Северус успел его разглядеть.       — Ты не оставил указаний в своём завещании, поэтому Гарри настоял, чтобы тебя похоронили здесь. Он думает, что ты захотел бы обрести покой рядом с Лили.       В груди Северуса закипал гнев, и он был уверен, что если бы упомянутый ею волшебник был бы здесь, то он проклял бы его до неузнаваемости. Лили примирительно положила руку ему на плечо.       — Не суди его слишком строго, Северус. Гарри цеплялся за твои воспоминания обо мне, как за спасательный круг. Они были его гарантией того, что Волан-де-Морта можно было победить. А поскольку ты никогда не ухаживал за другими женщинами, он решил, что ты всё ещё любил меня.       Гермиона вздохнула, прижав руку к груди, как будто предмет, который она ей сжимала, был для неё очень дорог.       — Я сожалею, что так и не рискнула, что так и не рассказала тебе о своих чувствах. Ты никогда не подавал мне ни малейшего знака, что хочешь чего-то большего, чем дружба, и я уверена, что мои чувства были бы нежеланны, но…       Она медленно разжала пальцы, и на ее ладони показалось простое серебряное кольцо. По её щекам текли слёзы, когда она наконец заговорила снова:       — Я должна сказать это вслух, даже если ты меня не услышишь. Я люблю тебя, Северус. Я любила тебя годами, десятилетиями. Год за годом я обещала себе, что расскажу тебе, но так и не сделала этого. Я слишком боялась рискнуть нашей дружбой. Я боялась, что ты скажешь мне, что есть только одна женщина, которую ты когда-либо любил.       — Гермиона… — прерывисто прошептал он.       Колени Северуса подогнулись, и он рухнул на снег рядом с ней. Он попытался обнять её, удержать, пока она приглушённо зарыдала, попытался прикоснуться раскрытой ладонью к её щеке, но не смог. Его руки проходили сквозь неё, как будто она была не более чем облаком тумана или дыма. Он мог только наблюдать за тем, как она скорбит о нём.       Гермиона протянула руку и положила серебряное кольцо на гранитную надгробную плиту. Ее пальцы дрожали, когда она водила ими по буквам его имени. Северус попытался поднять кольцо, но оно оказалось таким же эфемерным, как и ведьма, сидящая перед ним.       Она еще долго стояла на коленях, не обращая внимания на падающий снег. Когда слёзы наконец прекратились и она почувствовала себя более собранной, Гермиона поднялась с земли, стряхнула снег с пальто и повязала шарф на шею. Пока он наблюдал за ее удаляющейся фигурой, его разум метался в поисках мишени для своей печали и выброса адреналина, бегущего по его венам.       Голос Лили был пронизан жалостью.       — Твой выбор влияет на жизни многих людей, Северус. Отказываясь от любви, ты лишаешь её счастья.       Ее голос заставил Северуса сосредоточиться, и старый гнев и горечь всплыли на поверхность. Никогда не имело значения, какие решения он принимал в своей жизни. Для него все всегда складывалось плачевно.       Это явно была вина Поттера. Он был лучшим другом Гермионы, и его настойчивые заявления о том, что он всё ещё влюблён в Лили, без сомнения, посеяли сомнения в душе Гермионы. Если бы он годами не лил яд в уши Гермионе, то, возможно, она бы почувствовала себя комфортно и рассказала ему о своих чувствах. Прошлое повторялось. Поттер снова встал на пути к его счастью.       Он сжал руки в кулаки.       — Чертов Поттер…       — Нет, — Лили внезапно категорично и твердо прерывала его тираду.       Северус в замешательстве уставился на неё.       — Ты не станешь винить в этом Гарри.       — Твой сын не всегда был невиновен, Лили, как и твой муж, — сердито бросил он.       — Я не говорила, что он белый и пушистый, но он не имеет к этому никакого отношения. Если бы ты рассказал Гермионе о своих чувствах, она бы тебе поверила. Никто не пытается украсть твою радость, Северус. Ты — единственный, кто стоит между тобой и счастьем. Я хочу просто показать тебе еще кое-что, Северус.       — Показать мне что? — мрачно спросил он.       Она протянула руку в приглашении.       — Есть ли способ изменить то, что мы здесь увидели?       Она по-прежнему молчала, и единственным ответом было движение её пальцев.       Северус чувствовал, как в нём закипает прежний гнев, грозящий превратить его второй шанс в пепел, несмотря на предупреждение Сивиллы и предложение Лили дружить, но та его часть, которая должна была бороться за Гермиону, взяла верх. Он принял её руку и удивлённо крякнул, когда она с лёгкостью подняла его с земли.       Как только он коснулся её руки, уличные фонари загорелись, и, хотя кладбище все еще оставалось заброшенным, в окнах близлежащих домов замерцал свет переливающихся гирлянд — признак семейных праздничных посиделок. Они не произнесли ни слова, и Лили, взяв его под руку, медленно повела его через двор к церкви Святого Иеронима. Ветер постепенно стих, и пошёл снег, оседающий крупными хлопьями на их волосах, пока они шли к часовне.       Северус вздрогнул, почувствовав, как в животе у него затрепыхало от предвкушения. Это напомнило ему о том, как он однажды сидел на вершине американских горок, а его тело готовилось к неизбежному ощущению падения с высоты. Он стоял на пороге того, что должно было изменить всю его жизнь. Когда они подошли к двери часовни, он уже был уверен, что если откроет ее дверь, то ничего уже никогда не будет прежним.       В кои-то веки он не стал скрывать своих чувств, и его беспокойство было очевидно. Лили ободряюще сжала его руку, прежде чем положить ладонь на дверную ручку.       — Готов?       Он глубоко вдохнул, и образ убитой горем Гермионы подстегнул его. Он положил руку на ручку другой створки двери.       — Готов.       Они одновременно толкнули двери, и те распахнулись, впуская их в святилище, усеянное сотнями парящих свечей. На скамьях сидели люди, но Северус видел только Гермиону. Она была одета в тёмно-зелёную мантию, расшитую изящными серебряными листьями. Её волосы были распущены и каскадом локонов спускались по спине до талии. Её щёки порозовели, а в глазах читалась такая глубокая привязанность, что у него защемило в груди.       Лили мягко потянула его за собой.       — Ну же. Позволь мне провести тебя к алтарю.       Северус позволил ей вести себя, и его взгляд наконец переместился на фигуру, стоящую рядом с Гермионой. Он едва узнал себя. Его мантия была чёрной, но серебристая вышивка на её подоле соответствовала вышивке на подоле мантии его невесты. Они держались за руки, и он с некоторым облегчением заметил, что на нём было то самое серебряное кольцо, которое она ранее подарила ему на кладбище, и на её безымянном пальце был такой же символ любви.       Пара морщинистых рук накрыла их соединённые ладони, и он вдруг понял — Минерва проводит церемонию их обручения. Улыбающаяся пожилая ведьма явно была рада за них, и Северус вспомнил, как Поппи утверждала, что уже несколько человек заметили интерес Гермионы к нему. Он оглянулся через плечо, чтобы оценить толпу гостей.       Все преподаватели и сотрудники Хогвартса присутствовали на их церемонии. Он с лёгким отвращением отметил, что несколько друзей Гермионы, его бывших учеников, тоже были там. Гарри улыбался от уха до уха, и Лили ткнула Северуса локтем в бок.       — Видишь? Он рад за вас двоих.       Северус лишь закатил глаза, но почувствовал странную радость от того, что молодой волшебник принял его. Он не хотел, чтобы Гермиона потеряла друзей, если решит быть с ним, поэтому почувствовал некоторое облегчение, увидев Луну Лавгуд в окружении по меньшей мере дюжины гриффиндорцев на одной из скамей. Он был удивлён, что даже несколько Уизли присутствовали и поддерживали их союз. Джинни Уизли сидела со своими братьями, Чарли и Биллом, вместе с Флёр на стороне церкви Гермионы.       Его внимание вернулось к церемонии, когда Минерва начала произносить заклинание, которое должно было связать его с Гермионой. Какой бы впечатляющей ни была связывающая их золотая нить магии, Северус был слишком увлечён выражением своего лица, чтобы заметить это. Он светился чем-то похожим на преданность, на любовь, на обещание, которое будет хранить всю свою жизнь. Северус хотел быть этим мужчиной, предлагающим ей своё сердце. Он хотел отдать ей всё и даже больше.       — Если это то, чего ты действительно хочешь, Северус, тогда закрой глаза.       Лили положила руку ему на лоб и, невесомо поглаживая его лицо, спустилась ниже, накрыв ладонью его закрытые глаза.       — Всякий раз, когда ты будешь сомневаться, всякий раз, когда ты будешь убеждать себя в том, что она не может тебя хотеть, всякий раз, когда ты будешь чувствовать вину за совершённые ошибки, я хочу, чтобы ты вспоминал этот момент. Люди, которые заботятся о тебе, хотят, чтобы ты был счастлив, Северус. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Иди домой. Иди домой и забери себе свою ведьму.       Северус сразу же почувствовал, что окружающая его атмосфера изменилась, и, открыв глаза, понял — он вернулся в свои покои. Он снова смотрел на падающий снег, и на этот раз он не казался ему таким уж горьким и унылым. Впервые за много лет он почувствовал спокойствие и решительность.       — Спасибо, Лили, — прошептал он.       Он порылся в кармане в поисках монеты, которую дал ему Фред. Ему пришло в голову, что он мог бы просто отправить сову в коттедж Минервы, но он не хотел рисковать тем, что письмо увидит кто-то, кроме Гермионы. Северус хотел хотя бы еще одну ночь тешить себя иллюзией, что его личная жизнь — это его личное дело, прежде чем об этом узнает весь его персонал.       Он наложил на галеон Протеевы чары.

      Возвращайся в Хогвартс на Рождество, маленькая ведьма. Приходи на вечеринку, и я обещаю исполнить любое твоё желание.

      Он послал сообщение и, положив монету на прикроватную тумбочку, стал переодеваться, готовясь забраться в кровать. Она не могла знать наверняка, что это именно он отправил ей сообщение, но Северус всё равно не удивился, когда она выяснила это меньше чем через четверть часа. Монета громко завибрировала, и он нервно перевернул её, чтобы увидеть ответ.

      Я буду там со своим рождественским желанием, директор. Надеюсь, вы будете щедры.

      Северус очень плохо спал той ночью.