Три щепотки нежности и капелька надежды

      На следующее утро Северус с ужасом наблюдал, как Поппи наливает ему чашку кофе. Она всегда готовила его любимый крепкий кофе по-турецки, когда он заглядывал к ней в гости. Он на мгновение задержал взгляд на крепком насыщенном напитке, когда она протянула ему чашку.       — Так что же привело тебя ко мне сегодня утром, Северус? Я ценю, что ты принёс мне «Бодроперцовое», но я не ожидала, что ты пополнишь мои запасы зелий до еще Нового года. Я слышала, что ты планировал запереться в своих комнатах до Рождества.       Пытаясь собраться то ли с духом, то ли с мыслями, он сделал еще один глоток кофе.       — Похоже, мои желания мало кого волнуют и уж тем более отпугивают. У меня появились странные симптомы... Я начинаю думать, что меня кто-то отравил.       Поппи чуть не пролила его же горячий кофе ему же на колени, когда рванулась в его сторону. Свет, вырвавшийся из кончика её палочки, осветил его расширившиеся зрачки. Северус не сопротивлялся и не задавал вопросов, как сделал бы с кем-то другим. Поппи лечила его с тех пор, как он наивным мальчиком поступил в Хогвартс и стал регулярно получать тумаки от своих обидчиков. Она была единственной, кому он позволял видеть себя после его встреч с Волан-де-Мортом, когда всё его тело было свидетельством жестокости Тёмного Лорда.       Она забрала у него из рук чашку с кофе и, поставив ее на журнальный столик, укоризненно посмотрела на него.       — Если ты подозреваешь, что тебя отравили, то почему не сообщил об этом сразу, когда пришёл ко мне, Северус?       Он скрестил руки на груди в защитном жесте.       — У меня нет никаких симптомов, кроме галлюцинаций, и я не посчитал это экстренной ситуацией… Ааа…       Северус подавился, когда Поппи, увеличив свет своей палочки, намереваясь осмотреть заднюю стенку его горла, засунула ему в рот депрессор для языка.       — При всем моем уважении, директор, — она хмыкнула, — ты мастерски владеешь зельеварением, не целительством. Тебе следовало прийти ко мне, мальчик, как только ты заподозрил, что тебя отравили.       Она, не обращая внимания на его хмурый взгляд, наложила на него диагностическое заклинание, проверяя его жизненные показатели и ища признаки реакции на токсин.       — Поппи, сарказм здесь неуместен и не приветствуется. А теперь, если ты закончила пытаться проткнуть мое нёбо, я бы хотел допить свой кофе.       Поппи шлепнула его по руке, когда он попытался дотянуться до своей чашки.       — Я еще не закончила. Есть яды, которые могут взаимодействовать с теофиллином в кофе.       Он постукивал пальцами по подлокотнику кресла, пока она просматривала результаты диагностики. Наконец она махнула рукой, отменила все диагностические заклинания.       — Я не вижу никаких признаков отравления.       Она снова протянула ему чашку и села в кресло напротив него. Северус недоуменно покачал головой.       — Тогда я в замешательстве. Должно быть, это всё плод моего воображения, но сам факт того, что я увидел их после пророчества, весьма примечателен.       Поппи добавила в свой кофе немного сливок, чтобы смягчить его горечь.       — Почему бы тебе не начать с самого начала? Расскажи мне, что ты пережил, и, возможно, я смогу помочь.       Северус на мгновение замешкался, опасаясь, что покажется сумасшедшим, если расскажет о событиях предыдущей ночи, но Поппи ободряюще улыбнулась ему.       — Я лечила тебя, даже когда считала правой рукой Волан-де-Морта, так что у тебя нет причин полагать, что я не выслушаю тебя сейчас. Ты знаешь, что я не раскрою никому ничего из того, что ты расскажешь мне по секрету.       Его плечи слегка расслабились. Хотя Поппи и была безнадежной сплетницей, когда пересекалась с Минервой и Помоной, она также была олицетворением благоразумия, когда дело касалось любой информации, сообщенной ей ее пациентами.       — Все началось так же, как и все несчастья в моей жизни: с пророчества…       Он собирался рассказать ей всё лишь в общих чертах, но постепенно поведал всю историю: странное предупреждение Сивиллы, визит Дамблдора, сцены с Гермионой в Годриковой Лощине и на Гриммо. Он не смог сдержаться от едва заметной заминки в голосе, когда рассказывал о том, как она уничтожила Карту Мародёров.       — Когда я проснулся сегодня утром, я подумал, что всё это было сном, пока…       Его пальцы сжали кофейную кружку. Поппи терпеливо ждала, пока он не будет готов продолжить.       — У меня есть любимая кружка в синюю крапинку, и домовые эльфы всегда используют её, когда приносят еду в мои покои. Сегодня утром я потянулся за своей палочкой, лежащей на тумбочке, и обнаружил, что моя кружка всё ещё представляет собой вазочку с лимонными леденцами.       Поппи фыркнула в свой кофе.       — Лимонные леденцы? Он всегда был наглым ублюдком.       — Я могу придумать ему другие имена.       — Не сомневаюсь, что можешь. Что ж, если тебе от этого станет легче, я не думаю, что ты стал жертвой тщательно продуманной шутки.       Северус приподнял бровь.       — Я не говорил, что меня беспокоит возможность стать объектом розыгрыша.       — Тебе и не нужно было этого делать. Ты всегда беспокоился о том, что другие люди могут попытаться выставить тебя дураком.       — Ты должна признать, что у меня были причины для беспокойства.       Она некоторое время молча смотрела на него.       — Я понимаю, что в прошлом у тебя были причины, но не думаю, что здесь дело в этом.       Она долила кофе в обе чашки, чтобы выиграть время и тщательно обдумать свои следующие слова.       — Я вижу несколько вариантов. Первый: эти галлюцинации — продукт твоего собственного разума, возможно, результат стресса или того вещества, которое курила Сивилла, или и того, и другого.       — Но это не объясняет воспоминания Гермионы.       — Ты — сильный легилимент, поэтому мог, не осознавая этого, в какой-то момент уловить отголоски воспоминаний Гарри или Гермионы. Ты мог трансфигурировать кружку и призвать конфеты во сне.       Он насмешливо хмыкнул.       — Что за сомнамбулизм такой — призывать свои самые нелюбимые конфеты?       Поппи сочувственно посмотрела на него.       — Такое может случится с тем, кто скучает по своему бывшему наставнику и чувствует вину за его смерть.       Северус бросил на нее предупреждающий взгляд.       — А второй вариант?       — Мы так мало знаем об этих вещах. У нас здесь, конечно, полно призраков, и давай не будем забывать о тайнах Завесы и видении Дамблдора, которое было у Гарри, когда Волан-де-Морт думал, что убил мальчика. Полагаю, я хочу сказать, что вполне возможно, что Альбус действительно приходил к тебе в гости.       Она отставила чашку в сторону, и Северусу не понравилась её самодовольная ухмылка.       — В любом случае, мой диагноз — ты явно влюблён в Гермиону Грейнджер.       Лёгкое движение его указательного пальца, лежащего на ручке чашки, было единственным признаком того, что она его встревожила, но он проклинал себя даже за это едва заметное движение. Раньше он мог неделями сохранять невозмутимый вид, но в последнее время разучился это делать. Последние несколько месяцев, когда он не служил двум господам и не был вынужден обучать тупиц (и был влюблен в дерзкую, всезнающую, милую маленькую ведьмочку, добавил его предательский разум), сделали его совершенно мягкотелым. Он не удивился, увидев, что Поппи понимающе улыбается ему.       — Я не влюблен в ученицу Минервы.       — Чепуха. Либо воспоминания Гермионы и визит Дамблдора — результат выдающихся способностей твоего разума, и твое подсознание пытается заставить тебя осознать собственные желания, либо…       — Либо? — раздраженно прорычал он.       — Либо призрак Альбуса действительно приходил, чтобы помочь тебе наконец увидеть то, что остальные из нас увидели еще в мае.       — И что же это?       — То, что Гермиона Грейнджер отвечает тебе взаимностью.       Чашка Северуса выскользнула из рук и разбилась об пол. Кофе пролился, угрожая испачкать богато украшенный ковёр. Он уставился на неё, а она взмахом руки убрала беспорядок.       Его голос был не более чем напряженным шёпотом:       — Она никогда бы не сделала ничего столь опрометчивого.       Поппи строго посмотрела на него.       — Не говори так о себе. Нет ничего плохого в том, чтобы любить умного, заботливого волшебника.       Северус насмешливо хмыкнул.       — Заботливого? Никто никогда не обвинял меня в том, что я…       Она подняла руку, чтобы остановить его.       — Я больше не хочу ничего слышать. Я не говорила, что ты добрый человек, но ты действительно заботишься о своих сотрудниках и друзьях, и ты определённо заботишься о Гермионе. Это станет очевидно для любого, кто понаблюдает за вами двумя больше нескольких минут. И мой тебе совет, как друга и как врача, — скажи ей о своих чувствах. Если бы ты проявил к ней хоть каплю нежности, хоть намёк на привязанность, она была бы твоей. Ты хороший человек, Северус, но у тебя угрюмый нрав. Тебе бы пошло на пользу, если бы ты позволил ведьме любить тебя и согревать твою постель.       Северус как раз готовился отчитать ее за грубость, когда она взмахнула рукой в его сторону. Он нахмурился, поняв, что она наложила на него заклинание молчания.       — Я не заинтересована в том, чтобы выслушивать твои аргументы. Тебе лучше вернуться в директорскую башню и обдумать то, что я сказала. Когда ты будешь готов прислушаться к голосу разума и признаться в своих чувствах к ней, я буду рада пригласить вас с Гермионой на кофе.       Возвращаясь в свои покои, он не знал, что его больше пугает: то, что Поппи предложила ему решение, которое пугало его больше, чем перспектива быть отравленным, или то, что его только что отругала и, как малолетнего сопляка, отправила в свою комнату одна из его же сотрудниц.