Влечение

Его грызла совесть, когда он в очередной раз натыкался взглядом на изуродованные плечи Браун. Когда-то там были бледные веснушки и пара родинок. Сейчас же — алые глубокие полосы, которые со временем, если повезет, превратятся в белеющие шрамы. И не будет больше россыпи приятных взгляду рыжеватых «звезд». Лесли вздрагивает всем телом, когда он касается пальцами плеч. И пусть это уже почти не больно, но каждый раз ощутимо. Интересно, как быстро связисту надоест такой пейзаж ее спины и как скоро он поймет, что в Лес нет ничего очаровательного и стоящего чужого внимания. Она выкручивает кран и долго и упорно смотрит, как крупные капли летят вниз и бьются о кристальную ровную водную гладь. Они разлетаются бусинами в разные стороны, попадают на разогретую кожу и стекают вниз. Саундвейв ловит капли эти пальцами, ведет рукой вверх от лодыжки к бедру и почти не смеет дышать. Она в его глазах все еще удивительно прекрасная и все еще улыбается. Пусть и натянуто, и почти не по-настоящему. Если Лесли от этого легче, он вытерпит такую откровенную фальшь. Браун тихо шипит и кусает губу от того, что горячая ласковая вода в ванной щиплет свежие раны. И все же… это не так уж и мучительно. Она расслабленно откидывается назад, льнет к теплой груди связиста и почти засыпает под чужое спокойное дыхание. Саундвейв лишь изредка водит губами по ее затылку, целует в макушку и накручивает на палец мокрый локон. — Что-то случилось, да? — сквозь полудрему спрашивает Лесли, чувствуя теплую руку на своем бедре. Связист упрямо молчит, плотнее прижимая губы к ее затылку. Он не хочет говорить, потому что не уверен, что Лес надо знать. — Саундвейв? — она открывает глаза, поворачивается к нему и смотрит так внимательно, что он сдается и кивает. Да. Случилось. Юникрон случился ужас как не вовремя. — Я могу… чем-то помочь? — она не оставляет попыток заглянуть в серое измученное бессонницей лицо мужчины. Саундвейв трусливо прячет глаза за мокрой челкой. — Я не хочу, чтобы ты помогала, — он сильнее, чем следует сжимает ее бедро и отчаянно глотает пар. В облицованной скользкой голубоватой плиткой ванной почти нечем дышать. Но связист задыхается отнюдь не от густого прозрачного конденсата, а от того, как отвратительно болезненно смотрятся кровавые подтеки на нежной женской коже. — Но… — ее это немного задевает. Саундвейв готов вытерпеть и это, лишь бы не говорить с ней об артефакте. — Прошу тебя, — мужчина утыкается лбом в женское плечо, сжимает хрупкое человеческое тело в подобие объятий и вдыхает запах хозяйственного мыла и перекиси. От Лесли за версту разит медотсеком, в котором она поселилась. Браун запускает пальцы в смоляные волосы связиста и долго думает о том, как ей теперь жить с такой вот беспощадной и глубокой дырой в сердце. Слезы новой волной текут по распаренным щекам, касаются подбородка и со звоном падают в воду. Связист вздрагивает. Она опять тихо плачет, а он ничего не может ни сказать, ни сделать. Люди с эмоциями для Саундвейва были чем-то очень далеким и сложным. За это он их и не любил. А Лесли в последнее время была одним эмоциональным телом. Казалось, тронь ее и она рассыплется на мириады хрустальных осколков и больше никогда не соберется. В гулкой тишине звонко пиликает десовский мобильник, высвечивая на экране сообщение от Шоквейва. — Тебе надо идти, да? — она отодвигается от Саундвейва, прокусывает губу до кровоточащей раны и дрожащими руками обнимает колени. Связист хмурится, бегло пробегая глазами по сообщению, и вздыхает с какой-то несвойственной ему раздражительностью. — Прайм хочет видеть и тебя тоже. — Меня? — Лесли непонимающе хлопает глазами. Саундвейв кивает и поднимается из воды, утаскивая с собой оторопевшую Браун и укутывая ее в махровое полотенце. Видимо, спокойные дни окончательно подошли к концу. Десептикон аккуратно обтирает чужие плечи, сдерживается, чтобы не впиться в тонкую шею ужасающе отчаянным поцелуем, и отдает Лесли ее симпатичное розовое платье. Оно с длинными рукавами и горлом и в джасперовском наступившем сентябре смотрится весьма комично. — Пойдем. Прохлада коридоров базы не спасает Лесли от удушья. Она неловко поправляет воротник, стараясь сделать это как можно незаметнее для связиста. — Тебе жарко, — выдает мужчина, закуривая по пути вынутую из смятой пачки сигарету. У него уже вся форма и, может быть, кожа пропитались едким вонючим дымом. — Немного, — признается Лес. У кабинета Оптимуса их ждет мрачный ученый. Саундвейв на мгновение теряется, когда видит коллегу. Шоквейв… не был в порядке. Это можно было заметить по дерганым неспокойным движениям, по сгрызенному до грифеля карандашу за ухом и по небрежному виду ученого. Шоквейв вообще в последнее время пребывал в состоянии тотального нервоза и умудрялся скуривать пачку за два дня. А еще… он постоянно тер затылок, будто тот у него адски зудел и ныл. — Ну наконец-то! — срывающимся прокуренным голосом поприветствовал парочку ученый. — Я уж заждался. Саундвейв сдерживает порыв в очередной раз закатить глаза и сам открывает дверь в кабинет. Прайм лениво качался в кресле, пустым взглядом сверля потолок. Он тоже не выглядел здоровым. После появления Юникрона на улицах Манхэттена, Пентагон взвился и еще сильнее стал долбиться к Прайму с претензиями. Тот бросал трубки. — Вам есть, что мне рассказать? Лесли заломила пальцы и втянула носом воздух. Хотелось поскорее покинуть этот до странного некомфортный кабинет. Здесь всегда жалюзи были опущены, а свет от настольной лампы бледным холодом освещал заваленный стол автобота и его не шибко довольное лицо. — Да, садись, — Шоквейв резко пододвигает к Браун стул, от чего та буквально мешком падает на твердую деревянную поверхность. — Значит так, — ученый вручает Прайму отчет, а сам спешит достать из кармана портсигар. — Артефакт не работает от топлива, по крайней мере мы с Рэтчетом так и не разобрались, где у него отсек для энергона. Есть второй такой же кусок, и он у отца Браун, сегодня же мы его заберем. — Сегодня? — Лесли вся сжалась, опуская взгляд на свои поломанные ногти. Она не была готова к спонтанному возвращению домой. — Да, иначе артефакт заберет Юникрон. И я не даю никаких гарантий на то, что он оставит кого-то в живых. — Мне стоит спрашивать, откуда ты это знаешь? — Оптимус скуривает сигарету и с нервозностью вдавливает ее в толстое ребристое стекло пепельницы. Сквозь жалюзи затекал в душный кабинет голубоватый свет луны, очерчивал стоящего перед Праймом солдата и рассыпался серебристой пудрой по темному помещению. — Я гарантирую, что ответ тебе не понравится, — Шоквейв убирает руки за спину, неестественно прямо стоя перед чужим начальством. После того, как Юникрона упустили из виду, ученый сам пришел к главе автоботов. Еще и притащил с собой связиста и не отошедшую от недавнего похищения Браун. Пришел, и как ни в чем не бывало рассказал про вторую часть артефакта. Естественно, знать, каким способом была добыта эта информация, Оптимус не хотел. — Ладно, хорошо, — играть в гляделки с Шоквейвом — дело бесполезное. — Тогда вы втроем отправитесь к мистеру Брауну, а я и Магнус найдем Мегатрона. Лесли, ты справишься? — взгляд Оптимуса смягчается. — Да, — активно кивает девушка, чувствуя, как плеча невесомо касаются уже ставшие родными тонкие пальцы.

***

Перед сезоном дождей небо в Орегоне светлело, становясь бледным-бледным, и покрывалось проседью волнистых облаков. Они вуалью ложились на бахрому темного ельника и будто бы цеплялись за раскидистые ветви. А луна стояла высоко, от чего жуткие черные тени в белом свете тянулись вдоль дороги. — Браун? — Саундвейв хмурит тонкие брови и морщит нос от какофонии природных насыщенных запахов. — Я в порядке, — Лесли плотнее запахивает темно серый пиджак, который она в спешке успела натянуть. Раны все еще противно ныли, трескались и иногда болели от резких движений. Саундвейв за ее спиной несчастно вздыхает и более не смеет спрашивать очевидное. Никто тут не в порядке. Ни он со своей хронической бессонницей, ни Шоквейв, который двумя затяжками скурил сигарету и сейчас агрессивно растирал окурок об асфальт носком ботинка, ни Браун, которую трясло далеко не от холода. Знакомый сад из роз встречает троицу тихим шелестом еще сочной темно зеленой листвы. Лесли неуверенно поднимается по ступенькам и легонько стучит по стеклу входной двери. Сейчас уже очень поздно для официальных визитов, но Браун надеется, что родители до сих пор не легли спать. Из распахнутого на втором этаже окна послышался уставший ворчливый голос отца и тихие снисходительные речи матери, а потом заскрипели половицы. — Лесли? — мама открыла ей дверь и с недоверием поглядела на двух мужчин. В темноте ночи их алые глаза горели неестественно ярко. — Ой, мам, ты только не пугайся! — спешит успокоить женщину агент. — Нам с папой бы поговорить. Я не займу много времени. — Хорошо, тогда проходите в гостиную, я его сейчас позову. В доме было свежо. Воздушные кружевные занавески лениво покачивались на кухне, а ветер теребил висевший в проходе колокольчик. На низком гостиничном столике стояла ваза из хрусталя с белоснежными сухоцветами. Под ногами мягким морем желтел бледный старый ковер, который остался еще от бабушки. Агент жестом приглашает десептиконов в комнату. — Мило, — сухо отзывается Шоквейв, облокачиваясь на резной деревянный подоконник. Дома у Браун тихо и удивительно спокойно — это не вяжется с образом самого агента. Настенные часы пробили двенадцать ночи, когда со второго этажа спустился седой высокий мужчина. Его недовольные глаза тут же впились в Лесли. — Во что ты вырядилась? — ледяной солдатский тон режет по ушам даже ученому. Десептикон вопросительно вскидывает бровь, смотря на напряженного связиста. Саундвейв раздраженно пропускает воздух сквозь зубы и ногтями царапает ладони. — Привет, пап, — Браун падает на диван, в пальцах комкая несчастное платье. — Я с просьбой. — Ха, — бывший военный с опаской косится на стоявших поодаль мужчин, проходит к креслу и садится напротив дочери. — Я слушаю. — Вот, — Шоквейв дает мужчине фотографию. — Ничего не напоминает? — Откуда у вас такой же? — мистер Браун переводит шокированный взгляд на ученого. — Дедуль, это конфиденциальная информация. Второй кусок где? — Лесли, кто это? — отец едва сдерживается, чтобы не начать кричать от такого неуважения. Девушка понимает это по скованным напряженным плечам и по сомкнутой челюсти. — Это мои… друзья. — Говори внятно, я вообще тебя не слышу, — шипит мужчина, отдавая фото назад ученому. Лесли еще больше замыкается, блеет что-то очень уж тихо и прячет голову в плечи. Она привыкла. До страшного привыкла жить в мире, где никому не нужна и где…. — Вот, блять, дед, — Шоквейв швыряет на стол фото и закуривает прямо в доме. У Браун от такого прошибает холодный пот. Что он творит?! — Прекращай страдать хуйней и тащи сюда артефакт, пока кто похуже за ним не пришел. Мистер Браун долго молча пилит взглядом грубого незнакомого мужчину, что притащила в дом его дочь. — Мистер Браун? — Саундвейв отлипает от стены в углу комнаты, подходя ближе к агенту. — Хорошо, — сдается бывший военный. — Я отдам вам артефакт, но у меня будет просьба. — Какая? — Шоквейв тушит бычок о подоконник, чем вызывает судорожный истерический всхлип миссис Браун, которая до этого молча стояла в проходе. — Пожалуйста, больше не пиши, не звони и не приезжай сюда. Сил моих нет тебя видеть, Лесли, — отец устало откидывается на взбитые плотные подушки кресла, расслаблено стуча пальцами по подлокотнику. Он наконец-то это сказал. Наконец-то появился повод попросить уйти из его жизни главную головную боль. Агент замирает, вслушиваясь в стрекот кузнечиков за окном. Ей когда-то давно, еще в школе, сказали удивительно простую и болезненную вещь: когда в семье рождается нелюбимый ребенок, ему всеми силами стараются это показать. Лесли кажется, что ей эти слова еще тогда переломали ноги. Просто она заметила это только сейчас. Была ли она готова к такому? Да, ее готовили к чем-то подобному всю жизнь. Всю, блядь, жизнь ее готовили к тому, что рано или поздно от нее откажутся. — Почему? Почему ты меня не любишь, пап? — один вопрос, который мучал ее так долго, и всего один ответ, который поставит точку в их отношениях. — Ты не он. — Ох… — девушка теряется. Лесли ненавидела слушать про Томаса. А про него могли в этом доме говорить часами. Но… брата никогда не было в жизни Браун, он ничего для нее не значил, так почему же для отца он за смешные семь лет стал всем? Интересно, папа представляет, сколько комплексов вогнал в нее иглами, сколько слез было пролито из-за очередной плохой оценки и сколько раз она, Лесли, пыталась ему угодить? И все было зря. — Саундвейв, забери артефакт, — Шоквейв отлипает от подоконника, подхватывает Браун, перекидывая шокированного агента через плечо, и выходит на улицу. Свежий воздух слегка отрезвляет опьяненный обидой разум. — Куда мы? — глухо интересуется Лесли, безвольной куклой мотаясь на десептиконском плече. — Прогуляемся. — Тогда давай налево, там в парке хоть качели есть. Качели и правда обнаружились в небольшом лесопарке напротив частной школы. Краска уже давно слезла с железных прутьев, а холодное влажное от росы деревянное сиденье потихоньку подгнивало у краев. — Держи, — Шоквейв протянул ей жестяную банку с энергетиком. Браун уже давно заметила страстную любовь ученого к кофеину и сахару. — А сигаретка есть? — Есть, — он протянул ей пачку и зажигалку, уселся рядом и, оттолкнувшись ногами, принялся тихонечко качаться. Лесли зажала губами фильтр, чиркнула колесиком и, не отрывая взгляда от пляшущего пламени, закурила. От сигарет легче не становилось. Тяжесть прошедшего разговора давила на желудок, грозясь вылиться изо рта вонючей мерзкой желчью. Девушка пшикнула энергетиком. Вырвиглазный желтый напиток был холодный и сладкий. — Почему ты его не ненавидишь? — десептикон первым заводит разговор. — Хм, не знаю. А ты? Ты ненавидишь своего отца? — Лесли впервые с кем-то еще, помимо Нокаута, разговаривала про жизнь на Кибертроне. — Да, — без колебаний отвечает Шоквейв. — Если мы вдруг когда-нибудь встретимся, я точно пущу ему пулю в голову. — Сурово. — Зато от этого легче. Я бы и в себя пустил, но… у меня рука не поднимется, — мужчина снял фуражку, и в свете уличных фонарей смоляные вьющиеся волосы по бокам будто бы отдавали сединой. Лесли вдруг задумалась над тем, сколько ему лет и сколько всего он успел прожить, чтобы уметь так уверенно говорить о ненависти. — Почему? — Потому что я точно такой же хуевый отец, — он швыряет докуренный бычок в урну. — По крайней мере был им когда-то. — Знаешь, ты хотя бы это признаешь, — Лесли допивает энергетик и встает с качелей. Вдалеке маячит одинокая тощая фигура связиста. — Ты странная, Браун, — Шоквейв запрашивает земной мост. — Я таких, как ты, только на эшафоте видел. — Хах, давай будем считать, что после этого разговора, меня уже повесили, — она смеется звонко, крутит на пальце волосы, а в глазах то самое неподвластное никому отчаяние, которого ученый так боится.