Влечение

Напольные коллекционные часы с позолотой нещадно громко тикали в огромном светлом зале. На плиточном полу были раскиданы пустые бутылки из-под дорогого алкоголя, лакированные туфли и две накрахмаленные рубахи. — Ты сосешь, как ебанная дешевая шмаль с трассы, — Старскрим оттягивает за волосы какого-то молоденького веснушчатого мальчика. Он его подобрал где-то у клуба во втором часу ночи и даже не удосужился имя спросить. — А ты из тех, кто любит качественно и за бесценок? — смеется тот, снова опускаясь к члену и облизывая упругую головку. — Да, — обиженно рыкает Старскрим и с силой давит пареньку на затылок. Его горло сдавливает спазмами возбужденную плоть, давая наконец мужчине долгожданную разгрузку. — Глотай! Терпеть не могу убирать потом это дерьмо. И так каждый ебанный раз: бесконечный рабочий день, пропитанный пафосом и лицемерием, заканчивается второсортным незапоминающимся сексом. Старскрим отшвыривает шлюховатого паренька в сторону, вручает ему пару купюр и устало указывает на выход. — Пиздуй. — Но…. — Пиздуй! — чиновник срывает голос, кашляет и, стараясь унять поднимающуюся тошноту, падает назад на кровать. Шелк простыней облизывает недружелюбным холодом спину. Старскрим терпеть не мог ощущать себя пьяным, но каждый раз будто ловил амнезию и позволял себе нажраться. От скуки. Смертельной серой скуки. У работы в Совете был один жирный минус — она монотонная. С протяжным скрипом закрывается массивная дверь спальни, и тишина окончательно впитывается в здешнюю мебель. — Ха, — чиновник тянется к тумбочке, шарит рукой по холодной поверхности и не находит сигарет. Весьма печально. Мужчина засыпает с болезненной сухостью во рту и без дыма в легких в надежде на то, что утром ему все же полегчает.

***

Голова трещала от выпитого алкоголя, а лучи яркой назойливой Центавры настырно пробивались сквозь задернутые шторы. — Опять ты бухал полночи? — раздражающий безэмоциональный четко поставленный голос кувалдой вдарил по голове. Старскрим тихо застонал, пытаясь укрыть свою голую тушку легкой простыней. — Вставай, уродец, на работу! — бедный шелк резко сдернули, и холод мурашками прошелся до затылка. — Отъебись, Шоквейв, — лениво потер глаза Старскрим. — И без тебя тошно. Главный инженер громко цыкнул и гордо прошествовал к высоким окнам. Плотные шторы, едва пропускающие уличный свет, мерно колыхались от легкого ветерка. — Ты что, забыл, что сегодня новый хирург приезжает? — Шоквейв с присущим ему хладнокровием раздвигает потертые бордовые портьеры, впуская в просторное помещение яркий свет. — Так он ближе к трем приезжает, а сейчас… — Старскрим, щурясь, тянется к планшету. — А сейчас без двадцати, — ученый с наслаждением наблюдает за резко побелевшим коллегой. — В темпе вальса собирайся, дорогуша. — Блять! — чиновник вскакивает с кровати, путаясь ногами в простынях, сползает на пол и исчезает за дверью ванной комнаты. — Ничему жизнь не учит, — Шоквейв достает из кармана брегет, засекает время и довольный падает в кресло, наблюдая за метаниями коллеги. Тот с вселенским отчаянием на лице натягивает на себя серую рабочую форму, прилизывает отросшие волосы и тяжело вздыхает. — Есть хочу. И спать, — крайне грустно сообщает ученому о своих потребностях чиновник, затягиваясь сигаретой. — Я учту, — Шоквейв пропускает Старскрима вперед, и они вместе выходят в просторный коридор с панорамными окнами. Кибертрон процветал, шумел и пестрел красками за толстым выпуклым стеклом. — Сегодня еще и вечеринка в честь основания Иакона. — Опять бухать, какой кошмар! — чиновник устало трет переносицу, сворачивая за угол и подходя ближе к толпе. Ровно в три часа дня — как и положено — Старскрим в обнимку с кипой опостылевших ему бумаг и минералкой стоял на мраморных ступенях. Мигрень начинала потихоньку выедать мужчине мозг, заставляя тихонько поскуливать от каждого громкого звука. — Ну и где этот ваш новичок? — чиновник присасывается к бутылке, игнорируя недовольный тяжелый взгляд Магнуса. Глава военной академии тоже в кой-то веке решил высунуть нос из кабинета и поприветствовать нового сотрудника. Не каждый день в Совет на работу кого-то берут. Здесь нужно либо иметь связи, либо быть гением. — Прошу, веди себя прилично. Это талантливый хирург из Каона, — Рэтчет отбирает у Старскрима живительную минералку, пряча ее за спиной. — Пф, таланты переоценены, — плюется ядом чиновник, достает сигарету и демонстративно громко чиркает полуразъебанной зажигалкой. Шоквейв, стоящий сзади, давится тихим смехом, наблюдая за тем, как у Магнуса от такого вопиющего действа медленно краснеют уши. — Ты, блять, издеваешься? — злобно шипит глава, скашивая на довольного чиновника неоновые голубые глаза. — Изо всех сил стараюсь, — мужчина наконец делает затяг и устремляет взор на открывшиеся двери Совета. И вместе с тем, как молниеносно лучи Центавры впиваются в пестрые ковры на полу, так же стремительно в искру Старскрима проникают тихое переливистое бренчание цепочки очков в ярко красной оправе, ясный взгляд с хитринкой и взъерошенные, крашенные в совсем уж неестественно алый волосы. Проникают и остаются там на, кажется, вечность. — Оу…. — Нет, не «оу», — Шоквейв дергает коллегу за подол серого кителя. — Даже не думай. Продолжай трахать своих шлюх из борделей, а новых сотрудников нам не пугай. — Да я ж это… только поздороваться. Что ты такой нервный? Неужели красавица-жена не ублажает своего до тошноты занудного муженька? — Старскрим расплывается в ехидной улыбке, ловит на себе пронзительный взгляд темных глаз ученого и хлопает того по плечу. — Не начинай, а, — Шоквейв вздрагивает при упоминании Эрин. — Я и так сегодня в лоб канделябром получил. — Пха, у нее просто недотрах, вот она и бесится, а ты упрямо игнорируешь проблему, — чиновник зажмурился от света и, пока ученый не нашел ответа на его колкость, поспешил спуститься со ступеней. И когда черные лакированные ботинки коснулись укрытого ковром отполированного мраморного пола, для Старскрима уже все было потеряно. Он растворился в той ауре теплоты и искренности, которую излучал новый хирург. Так обычно и пропадают. Молча и без сожалений.

***

Дым жжет изуродованные и изрешеченные войной легкие, проникает под кожу и прижигает еще и сосуды. Старскрим вдыхает сизую смерть с удовольствием и не сводит внимательного взгляда со стрелки настенных часов. Время ползло медленно, изощренно испытывая нервы командира. — Старскрим, ты чего? — Нокаут возникает перед его лицом с ясной полуулыбкой и в неизменных бренчащих очках. Отвлекает от созерцания голой стены и уродливого круглого циферблата. Командор вздыхает, корчит страдальческую рожу и отодвигает доктора от себя. Порой хирург так неожиданно вольно и смело нарушал его личное пространство, что Старскриму казалось, что у него есть шанс. — Чего приперся? — командующий вскидывает изящную длинную бровь и в упор глядит на Нокаута. Тот потягивается и ерошит золотисто-алые волосы, которые буквально огнем горят из-за солнечных вечерних лучей. — Может прокатимся? — как бы невзначай предлагает доктор. — Ты хочешь со мной о чем-то поговорить, — Старскрим удивительно проницателен. Всегда. Во всем. И Нокаута это порой пугает. — А, да не то чтобы… — нервно дергает плечами хирург, — одному просто скучно. Командующий делает вид, что верит в эту херовую ложь, кивает и медленно поднимается из кресла. Вечера в Джаспере наконец-то становятся легче. Они расползаются прохладой по земле, обдавая лица кибертронцев свежими порывами ветра. Нокаут заводит машину, ждёт, пока командующий удобно растечется на пассажирском сидении, и, вдавив педаль, выруливает на трассу. «Живописная» бескрайняя пустыня нервирует доктора, заставляет сильней вцепиться в руль и закусить губу. — Ну так? Что случилось на этот раз? — Старскрим стягивает фуражку, швыряя ее на заднее сидение и снова курит. Много. Долго. Молча. Командующий знает: Нокауту нужно время, чтобы заговорить и не сбежать в очередной раз от него. Хирург сворачивает с трассы, подъезжая к краю обрыва и заглушая мотор. Он набирает в легкие побольше воздуха и…. — Меня беспокоит мое нынешнее состояние, — Нокаут стремится спрятать бледное лицо от чересчур внимательного взгляда коллеги. Старскрим всегда смотрит на него так, будто не видит изъянов. Это крайне лживо, но для души приятно. — Мне кажется, что я живу в каком-то своем идеальном мире, где Браун не исхлестали до мяса, где у Мегатрона нет списка таблеток и где ты… — говорить откровения гораздо тяжелее, чем предполагал хирург. Язык прилипает к небу, а ладони покрываются ледяным неприятным потом. — Где ты в меня не влюблен, — Нокаут вываливает все это, с силой сжимая руль и пряча глаза за отросшей алой челкой. — Думаешь, я не вижу? — Тебя это обременяет? — Старскрим знал, что рано или поздно врач догадается. Это было лишь вопросом времени. Был ли он готов начать этот разговор? Нет, безусловно нет. Хотел ли он решить эту свою проблему? Конечно. Но разве можно так просто отказаться от того, кто в тебе на самом, блять, деле нуждается? Особенно, если этот кто-то Нокаут. — Честно? — хирург открывает дверь машины, впуская в салон теплый ласковый ветер. — Немного. Это уже не ранит. Чувство такое тупое и слабое, будто кто-то бычок о старый огрубевший шрам жжет, где кожа уже давно почернела и умерла. Старскрим тянется за еще одной сигаретой, затяжкой вгоняет себе в легкие столько дыма, что почти задыхается. — Прости, — тысячное за войну извинение дается ему все так же тяжело. — Я постараюсь больше на тебя так не смотреть. Они оба знают, что это ебливая натуральная ложь, что у Старскрима просто сил не хватит разлюбить. Нокаут затихает, молча выползая на улицу и грея уставшее лицо под последними яркими лучами. Командир сглатывает. Сколько сил ему надо, чтобы просто перестать любоваться этим рыжим идиотом? — Хочешь выпить? Я вот очень хочу, — хирург открывает заднюю дверь и вытаскивает оттуда янтарный коньяк. Старскрим терпеть не мог коньяк хотя бы потому, что после смерти Брейкдауна Нокаут вливал его в себя литрами, упивался до бессознательного состояния и очень часто ранился о разбитые бутылки. — Я не уверен, что это хорошая идея, — Старскрима никто не слушает. Хирург пьет из горла, морщится, а потом протягивает командующему алкоголь. — Пей. — Ха, да что ты будешь делать, — заместитель покорно выполняет просьбу, пока Нокаут чересчур пристально его разглядывает. Это напрягает. Доктор скользит взглядом по идеально выглаженной форме, по гладкой кожаной кобуре, торчащей откуда-то сбоку, и по изящным рукам. О да, руки у Старскрима были сухие, пальцы тонкие и длинные. — Нокаут? Хирург не сразу приходит в себя, обращая внимание на собеседника. Командующий выглядит озадаченным. Он с неохотой отдает бутылку в руки доктору. — Так странно, — вдруг начинает Нокаут, делает глоток, протягивает пальцы к заму и замирает, едва коснувшись шершавой щеки. Там тонкой голубоватой нитью тянется заживающий шрам от пули. Вечно этот смертник подставляется под свинец. — Что именно? — Старскрим привык к тому, что пьяный врач до невозможного тактильный и нежный. Из-за чего заместителя просто выламывает изнутри желание коснуться в ответ. Но он просто не может. Не может переступить ту грань, какую когда-то наметил. Не может заставить себя прекратить потакать такому поведению Нокаута. Не может разлюбить быть рядом с ним. — Знание того, что ты в меня влюблен, мне не противно, — доктор друг резко подается вперед, неуклюже опираясь о кожаный подлокотник, чем заставляет Старскрима нервно втянуть носом воздух. — Мне даже это льстит. — Ебанный ты эгоист, — декларирует командующий, утыкаясь лбом в плечо доктору. — Я ненавижу, когда ты пьяный. — Почему? — Нокаут смело запускает в серебристо-алые волосы холодные пальцы. Старскрим закусывает губу. Эта пытка похлеще тех, что ему устраивали на Кибертроне. Эта пытка — добровольная. — Потому что ты не видишь границ, — командир поворачивает голову, носом щекоча чужую шею. Едва касается губами вены, замирает, слушая пульсацию чужой искры. — Ты уже столько раз мог, — хирург хмыкает. Мог что? Поцеловать? Признаться? Что? Неужели Нокауту самому это надо? Неужели их мирное сосуществование дало трещину? — Мог, — утвердительно кивает командующий, отстраняясь. — Но я не хочу, чтобы ты меня возненавидел после этого. Нокаут снова припадает к бутылке, пьет большими глотками и не замечает, как жидкий янтарь струится по щекам и падает крупными каплями на белый халат. — Если я и дальше буду таким, то надоем тебе. Сколько можно ждать от меня взаимности? Это же… неприятно, — доктора покидают силы. Он не любит говорить искренне и о важном, потому что зачастую это приводит к истерике. Старскрим улыбается. Блядской нежной улыбкой, какая выбивает у доктора из груди весь воздух. — Надо же, тебя такое заботит. Никогда бы не подумал, — командующий нежно ерошит рыжие волосы доктора. Он всегда так делает, когда хочет прекратить разговор. И Нокаут покорно возвращается на водительское. — Ничего страшного. От любви не умирают. От нее ломаются, страдают, но уж точно не умирают. Так что, если ты сделаешь вид, что этого разговора не было, я буду тебе благодарен. Нокаут кивает. Забудешь такое, как же! Хирург уже приготовился к очередной бессонной неделе из-за этого идиота. Солнце уползало за горизонт, плавясь на границе неба и земли, и слабо грело капот красного Aston Martin. Старскрим курил молча и, уместив локоть на дверь и уткнувшись в кулак щекой, наблюдал за земной горячей звездой. И в этих насыщенных переливах золота и меди командующий казался по-настоящему аристократичным. Тем, кем когда-то был в Совете. — Если вдруг тебе важно, — Старскрим переводит взгляд на доктора, улыбается и стряхивает пепел через окно, — я от тебя никогда не откажусь. Даже если вдруг ты никогда больше не сможешь оперировать — ничего, если никогда не сможешь принять меня — это мелочи. Просто, мне было бы легче, если бы я чувствовал, что ты в порядке. Нокаут, кажется, перестает дышать от такого, отворачиваясь к водительской двери и опираясь лбом о прохладное стекло. — Больше… не произноси такого вслух.

***

Таблетки перестали ему помогать. Это произошло резко. Будто его вырвали из относительно спокойного существования и окунули в таз с ледяной водой, где он и задохнулся. Мегатрона снова скручивает новый спазм. Он сильнее предыдущего. Лорд падает на колени, сблевывает в унитаз водянистую желчь и глубоко дышит. Он выпил семь или восемь таблеток, превысив норму, но угнетающее чувство никчемности и страх лишь сильнее сдавливали горло. Мегатрон, шатаясь, поднимается на ноги, цепляясь за выступ раковины, шарит по верхним полкам белоснежного шкафа, в надежде найти еще таблеток, но пальцы нащупывают небольшой шприц. Значительная доза темного энергона переливается под искусственным белым светом ванной комнаты. Станет ли ему от этого легче? Да. Надолго? Нет, максимум часа на два. Однако, для Мегатрона два часа сна в миг стали казаться роскошью. Лорд спешно втыкает иглу, рвет кожу, из-за чего на пол скатываются темно синие неоновые капли, и медленно вводит дозу. Мужчина чувствует, как по вене бежит липкий густой наркотик, как он опьяняет и успокаивает. Никому об этом лучше не знать. Особенно Джун. Мегатрон не готов показать ей еще и эту свою мерзотную сторону. Десептикон падает на кровать, прикрывает глаза и наконец-таки засыпает. Узкий темный коридор ведет в глубь незнакомой базы. Мегатрону кажется, что стены тут едва уловимо светятся изнутри сиреневым, будто под штукатуркой по всему зданию проходят тонкие вены с темным энергоном. Лорд делает шаг, но тишина стоит такая густая, что не слышно даже шороха десовской полурастегнутой рубахи. Вдалеке мерцает слабый свет белых ламп, и Мегатрон спешит туда. Непонятно, зачем. Его будто кто-то на цепь посадил и упрямо тянул за горло к себе, с неким отчаянием дергая за ошейник. В комнате оказалось слишком просторно для одиноко стоящего пустого стола и…. — Что за блядь? — Мегатрон осторожно, стараясь не потревожить прикованного кожаными ремнями к стулу незнакомца, подходит ближе. На голой белой коже почти не было живого места: она вся испещрена глубокими, сочащимися темным энергоном ранами. Грязные неприлично длинные волосы сбились в колтуны, а отросшая борода щекотала колени. В шею безжалостно впивались полупрозрачные серые трубки, что тянулись к высоким колбам. — Ты хоть живой? — Мегатрон тянет к мужчине руку, касается пальцами ледяного лба и убирает челку. — Долго ты, — хрипит незнакомец, сонно открывая глаза. А они у него без зрачков и залитые насыщенным сиреневым. — Ты… — Мегатрон не успевает среагировать, как мужчина резко подается вперед всем телом, выдирая из своей шеи трубки и рвя хлипкие оковы. Он оказывается выше лорда. — Давно с тобой не виделись, — незнакомец хватает десептикона за горло, приподнимая над землей, и сдавливает до чернеющих пятен перед глазами. Лорд хрипит и дерет холодные чужие пальцы. Поволока сна спадает, уступая место реальности. — Ю…никрон, — Мегатрон ощущает, как густой наркотик по венам течет к его законному хозяину, испаряется через кожу, будто иглами втыкаясь изнутри. Божество лишь невнятно урчит, отшвыривая ослабевшего кибертронца к стене, и медленной шатающейся походкой направляется в сторону выхода, стесывая голые пятки о шершавый бетонный пол.