Влечение

Ночник тускло освещал медотсек. Тут пахло спиртовыми салфетками и йодом. Приятный мягкий рыжий свет ползал по стенам, перебирался на смятое плотное одеяло и проскальзывал сквозь заклеенные пластырями пальцы. Лесли сглотнула подступивший ком истерики и с замиранием сердца подняла глаза на стоявшего в углу связиста. Он забился туда сразу, как Рэтчет позволил войти, и молчаливо наблюдал за исполосованной в мясо спиной Браун. Саундвейв, зажав губами сигарету, потными руками держал приоткрытый коробок. Спичка нервно скребла по намазке, стесывая темную головку до белесого дерева, и не горела. Как и не горел веселый огонь в чистых медовых глазах агента. Тотальное омертвение души, что началось еще задолго до связиста, пробиралось мощными корнями глубоко внутрь и гасило в Лесли все. Девушка перебирает в пальцах шершавую ткань, свешивает ноги с койки и все еще не решается говорить. Спина у нее вся в бинтах, а на лбу свежий шов. Мужчина раздраженно шикнул, кидая непригодную спичку в мусорку и доставая следующую. Ему до трясучки надо было выкурить хотя бы сигареты три, чтобы вести диалог с Браун. И Лесли это понимала. Мужчина отчего-то нервничал и… злился. Черная птица почти бесшумно приземляется на подоконник, оценивает обстановку и перебирается ближе к Лес. — Привет, — голос у девушки охрипший и грубый. Она тянет руку к Лазербику несмело, будто боится быть укушенной, но Бик лишь клацает клювом, подставляя голову. Связист хмыкает. — Только посмотри на эту птицу, — он делает шаг в сторону Браун, — так истосковался, что позволяет себя гладить. Лесли переводит на мужчину шокированный взгляд, ловит его — несчастный и давится. Точно ли Саундвейв говорит про Лазербика? — Завидуешь? — пытается разрядить обстановку девушка, почесывая птицу. — Немного, — признается мужчина, наконец-то преодолевая бесконечное расстояние до койки. Саундвейв страшный эмпат. И иногда, когда в ком-то чувств слишком много, он против воли ощущает их все. Но сейчас было по-другому. Сейчас сидящая перед ним Браун давила в себе остатки гордости, соскребала с ребер ошметки надежды и утрамбовывала все глубоко внутри. Она стала до страшного похожа на него самого. Лесли вздрагивает, когда тонкие теплые пальцы касаются макушки, ласково пробегают по жидким прядям к шее и замирают у кромки бинтов. — Браун, прости. — Ты не виноват, — трясет головой она. — Я же сама такую работу выбрала. — Не ты, а твой отец, — раздраженно шипит связист, уцепляясь за маленькую мелькнувшую ложь. Ему не понятно, почему Браун терпит. Убивает в себе себя, лишь бы угодить тому, кто даже в чрезвычайной ситуации не приходит. Он же пришел. Сам не понял, почему. — Пусть лучше так, — голос с хриплого у девушки перетекает в слезливо-скулящий. — У меня же все равно ничего не получается. Я ребенок без всего. Без таланта, мнения и чести. — Может быть, — легко соглашается десептикон, поглаживая пальцами бинты. — А еще ты ребенок, который вырос сам и справился со всем сам. И связиста сводит с ума ее самостоятельность. Покажите ему еще одну женщину, которая поладит с Лазербиком. Саундвейв сгоняет птицу на подоконник, а сам усаживается на койку и утягивает Браун себе на колени. Лесли покорно льнет изуродованной спиной к белой рубашке, а мужчина с тихим стоном целует девушку в макушку. Агент начинала себя изводить, мыслями планомерно выгрызать из сердца куски, устраивая эдакую пытку, после которой навряд ли уцелеет внутри хоть что-то. — Почему он не пришел? — первые всхлипы особенно болезненно даются Лесли, потому что бинты передавливают грудную клетку и не дают сделать вдоха. — Неужели я и правда такая ненужная? Связист рычит от бессильной злобы, хочет сжать свою Браун в объятиях, но понимает, что раздавит, сломает, надломит. Хотя куда уж…. — Он думает, я бесполезная, — Лесли давится соплями и слезами, сворачиваясь в комок в руках десептикона. А он почти физически ощущает ее боль. — Наивная дурочка, что выше D и С в школе не получала. Наверное, всем и правда будет лучше без меня. Саундвейв вздрагивает, опускает похолодевшие ладони на затылок Браун и гладит. Несмело, аккуратно, с мольбой. Целует девичьи плечи, сгибаясь до хруста в позвонках, носом тыкается Лес в шею и безмолвно молит его не оставлять. Потому что Саундвейву нравится этот хрупкий человечек. Он не против глупых свиданий, вечных разговоров и ненавязчивых касаний. Да, это можно назвать одержимостью. — Откажись от меня сейчас, откажись, — в лихорадочном бреду скулит Браун, обнимая себя руками. Связист замирает, смотрит на бинт, что сполз с женского плеча, и на тонкий кровавый след от кнута. Смотрит и понимает, что у него внутри все крошится от осознания: Браун ему нужна. Неугасающий, порой раздражающий оптимизм, мириады веснушек, так слабо похожие на звездное небо, визгливый голос и красивая улыбка — все это сконцентрировалось в одном единственном человеке. В человеке, который сейчас просил от него отказаться. — Если я это сделаю, то что будет с тобой? — он интересуется из вежливости, ведь сам уже решил давно, какое место Лесли занимает в его жизни. — Все будет в порядке, — связист морщится от того, насколько это лживая хуйня. — Честно. Со мной все будет хорошо через год или через два, когда боль в груди немного поутихнет и я смогу дышать. Я буду приходить с работы, скидывать обувь в прихожей и до конца дня упиваться любовью по тебе, — Лес испуганно замирает, рукой захлопнув рот. Что она только что произнесла? Как она вообще могла сказать это ему, существу, что даже человеком-то не было? Тому, с кем Лесли провела совсем мало времени. — Прости. Это, наверное, обременительно: знать, что такая дура, как я, влюблена в тебя. За спиной Браун слышит тяжкий стон, а потом ее резко притягивают к сильной груди. Агент от такого еще больше рыдает, не зная, как правильно воспринимать действия десептикона. — Моя девочка, — неожиданно срывается с его губ, пока он гладит убитую истерикой Лесли. Она хватается за его рукав, как за спасательный круг. — Моя прекрасная маленькая Браун. Снова мужчина рассыпается на поцелуи. Щупы его мелко подрагивают от впитавшегося в них чужого горя. — Что ж, раз так, — шепчет ей на ухо, — у тебя есть шанс влюбить меня в себя. Лес ничего не отвечает, только краснеет до ушей, пряча лицо, а после — засыпает, оставив остаток ночи связисту.

***

Жить с Шоквейвом оказалось удивительно легко: его никогда не было. Арси за неделю проживания с ученым видела его лишь дважды перед сном. И эта естественность их симбиоза пугала. Шоквейв не трогал автоботку, предпочитая находиться в лаборатории, а девушка же наконец-то прочувствовала, какого это, когда у тебя есть личное пространство. Правда под конец первой недели личного пространства стало чересчур много. И вечером в понедельник оно превратилось в тяжелое одиночество. Щелкнул замок. — Явился, — буркнула себе под нос Арси, звездочкой лежа на кровати. За стенкой завозились, стараясь передвигаться по лаборатории как можно тише. Автоботка уже надеялась, что дверь в спальню распахнется и вечно хмурый десептикон наконец ввалится в комнату, но увы. Глупо было бы полагать, что в четыре часа ночи Шоквейв решит лечь спать. Зашуршала чертежная бумага, и из щели между дверью и полом в темноту ночи проник слабый серый свет настольной лампы. — Да он издевается?! — рычит Арси, сдергивая со спинки стула плед, и, кутаясь в мягкую ткань, грозно шлепает к лаборатории. Шоквейв находится почти сразу. Мужчина ползает по полу среди ящиков и старых пожелтевших чертежей. — Кхм! — возмущенно кашляет девушка, стоя напротив ученого и облокачиваясь поясницей о высокий стол. — Ты почему не спишь? — не отвлекаясь от бумаг, вопрошает Шоквейв. — Не спится. Что ты делаешь? — автоботка жует губы, чтобы не выдать своего волнения. Может, ученому вообще их секс настолько не понравился, что теперь он старательно ее избегал? Может, он вообще не хотел иметь с ней дел? В голове тут же пролетели ядовитые неприятные обрывки последнего диалога с Джеки. — Пытаюсь найти план седьмой лаборатории, — совершенно спокойно отвечают Арси. — Она лабиринтоподобная, поэтому команда может легко заблудиться. — Ты можешь посмотреть на меня? — не выдерживает и отчаянно требует девушка, еще плотнее запахивая плед. Ученый цепенеет, лихорадочно пробегает глазом по чертежам, будто ищет в них поддержку, втягивает носом воздух и… выполняет просьбу. — Что? — Тебе противно? — Арси вся похолодела, царапая плед. Зачем она спрашивает, если боится услышать правду? — Что именно? — Я. Я тебе противна? В комнате надолго повисает гнетущая тишина. Арси нервно прячет голову в плечи, жмурится и не видит, как Шоквейв тяжело дышит. Он ненавидит разговаривать на откровенные темы трезвым. Почему нельзя, блять, сделать вид, что так-и-должно-быть?! Почему обязательно надо говорить ночью, когда работа его только копится? — С чего такие мысли? — спустя минуты невыносимого молчания, ученый подает голос, сглатывает и наконец поднимается на ноги. — Ты меня избегаешь. Вечно в ночи уходишь даже из лаборатории, сидишь где-то до рассвета, — она набирает побольше воздуха в грудь, — ты спишь в кресле. Надеялся, я не замечу? Шоквейв швыряет на стол карандаш, что до этого по привычке вертел в пальцах, лезет в шкаф и достает коньяк. Нет. Трезвый он не будет говорить с ней. У него ничего не выйдет. Алкоголь обволакивает горло, прожигает слизистую и течет в пустой желудок. — Я не думал, что мне можно… — ученый подходит к девушке, тоже облокачиваясь на стол. — Можно что? — Трогать, — глоток, — вообще не понимаю, что мне надо делать и как. Я не собираюсь тебя выгонять из спальни, и ты не обязана со мной спать. Поэтому…. Ушей деса достигает вздох облегчения. А потом…. — Заткнись! — Арси залепляет десептикону звонкую пощечину. Лицо у девушки раскраснелось, а глаза заблестели от жгучей обиды и гнева. — Ха, у меня даже слов нет! Ты идиот! Болван! Она в тихой истерике сжимает воротник ученого, притягивая мужчину ближе к себе. — Только в личных вопросах, — честно признается тот, растирая горящую щеку. — Ой, да замолчи уже! — рявкает она, вставая на цыпочки и целуя дурацкого десептикона. Шоквейв отвечает ей почти моментально, буквально вжимает автоботку в стол и оставляет на гладком дереве глубокие борозды от металлических когтей. Здоровая рука скользит по плечам, талии и бедрам, проникает под плед, лихорадочно сжимая грудь. — Ха, — Арси с трудом отлипает от мужчины, игриво поглядывая на вставший член. — Где там может быть твой план? — Ты серьезно? — Шоквейв кусает девушку за шею, рычит от возбуждения ей на ухо, но сталкивается с хитрым блеском голубых глаз. — Ладно. Может быть он в ангаре, — сдается ученый, отступая назад. — Здорово! — Арси хлопает в ладоши. — Всегда мечтала в гребанные четыре утра разбирать столетний хлам! Дес закатывает глаз, берет со стола ключ и идет в сторону выхода с корабля. В забитой пыльными коробками спальне вместо нормального светильника горит лишь одинокая лампа, висящая на толстом проводе. Тут пахнет сигарами, алкоголем и холодом улицы. Скоро осень. И пусть в Джаспере она будет такой же жаркой, но вот воздух сменится. Станет легче дышать, и не будет горячих ветров с юга, что несут острый песок в глаза. — Это ты? — Арси берет с полки старую фотографию с треснутым стеклом. На ней — молодой крепкий парень. У него кудрявые смоляные волосы собраны в низкий короткий хвост и утянуты лентой, а на губах застыла странная улыбка облегчения. — Где? — Шоквейв появляется сбоку, неожиданно близко к автоботке. — Да я, это выпуск из академии. — У тебя два красных диплома?! — девушка не сразу замечает, что юноша на выцветшем снимке держит две яркие корочки с золотой надписью. — Как ты…. — Я просто ненавижу сидеть без дела, — Шоквейв смотрит на свое фото с несвойственной ему тоской и брезгливостью. Он ненавидит того, кто на этом снимке так улыбается. Потому что тот Шоквейв был слишком наивен. — В коробку положи. Арси покорно выполняет просьбу, напоследок пальцами оглаживая деревянную рамку. Ученый курит сигару, выплевывая дым через открытое окно. Табак из Коннектикута пах шоколадом, мягким и немного сладким. И, пока женщина увлеченно рылась в его барахле, он мог позволить себе любоваться ей издалека. У Арси были красивые длинные пальцы и острые лопатки, которые прикрывал бежевый пушистый плед. А еще волосы, в свете луны отдающие розовым серебром. Шоквейв ловит себя на мысли, что ему нравится такой цвет. — Ого, ведущий инженер Иакона, профессор в Академии, член Совета, — Арси с детским восторгом вчитывалась в вырезки из дремучих статей. Ученый хранил их, потому что боялся однажды забыть о прошлом. Боялся, что когда-нибудь его труды обесценят. Тогда он обязательно ткнет им в лицо этими сраными газетами. — Получается, ты только мысли читать не умеешь? — девушка улыбнулась, складывая назад бумагу. — Я создал психокортикальное соединение, — парирует мужчина, а в ответ слышит звонкий смех. — Ты гений! — Не отрицаю, — кивает дес, снова делая затяжку. Заклейменный обезображенный псих. Изгрызенный шакалами из Совета, переломанный собственным озабоченным отцом уродец. Вот кто он. Но никак не гений. — А это что? — Арси достает с самого низа коробки толстую газету. На первой же странице главный громкий отвратительный заголовок обведен красным маркером. Шоквейв тяжело вздыхает. Надо было выбросить это дерьмо еще очень давно. — Ты меня выслушаешь? — он как-то виновато опускает голову, потом нервно мнет шею и смотрит в окно. Луна убегает за облака, погружая комнату в еще большую темноту. Арси потихоньку выучивала этого мужчину. Сейчас он чертовски переживал, потому не знал, куда деть руки. — У тебя была жена? — девушка первая решается начать диалог. — Была. — И ребенок твой? — Мой. Запах шоколада медленно расползается по комнате, проникает в легкие и душит девушку. Конечно у него была семья. Очнись, Арси! Ему гораздо больше лет. Если так подумать, то Шоквейв младше Рэтчета всего на пару десятков кибертронских циклов. — Ты мне соврал? — автоботка сжимает газету. Почему-то от сложившейся ситуации ей становится обидно. — Что? — Шоквейв шокировано оглядывает Арси, вскидывая бровь. — Когда это? — Ты сказал, что я у тебя первая. Думаешь, я не знаю, откуда дети берутся? — Я все объясню, — ученый смотрит на нее с отцовским снисхождением, отлипает от окна и усаживается рядом, забирая из дрожащих пальцев газету. — Уж постарайся, — дуется девушка, неосознанно облокачиваясь на мужчину. — Ты же знаешь, что я не из совсем обычной семьи? — Твой отец состоял в Совете, — кивает Арси. Как такое не знать. Про него сплетни не утихали до начала войны. Склочный и алчный министр был. — Да, я с самого детства варился в обществе чопорных аристократов, — ученый приобнимает девушку за плечи, подтягивая ближе к себе. И в этом незамысловатом жесте Арси чувствует настоящее ледяное спокойствие, которого в ее жизни недоставало. — Скажем так, с отцом у нас были очень натянутые отношения. Несмотря на то, что я экстерном окончил Академию и получил два высших, добиться его расположения у меня не получилось. — Почему? — Арси поднимает на Шоквейва потерянный взгляд, тонет в его бордовом море и снова жаждет поцеловать. — Он желал для меня семьи и детей, — мужчина буквально заставляет себя не обращать внимание на юркие пальчики на его бедре. — Когда мне исполнилось двадцать три, в нашем доме появилась Эрин. Капризная, громкая и помешанная на шмотках восемнадцатилетняя дочь главного судьи. Поженили нас насильно и только по документам. Это стало причиной вечной ругани дома. В основном я ссорился с отцом и с Эрин. Из-за вечного стресса все чаще стал пропадать на работе в Совете и в Научном центре. Арси сглотнула. Шоквейв снова затянулся и, тяжко вздохнув, лег на пол. Умудрилась же эта женщина затронуть самый неоднозначный и гнилой период его жизни. Автоботка устроилась сверху, положив ладошки ученому на грудь. Тот, вроде, не возражал. — Карьера шла в гору. Хоть за это «спасибо». Я неделями не появлялся дома, а когда возвращался, то снова ругался с женой. В крайний раз переборщил и правда ударил ее. Сильно. Она разбила голову о тумбочку, и нам пришлось ехать в больницу зашивать ей лоб. Там-то и выяснилось, что она еще и беременна. — Но… как? — Арси заерзала и, словив на себе недовольный взгляд десептикона, фыркнула. — Вы же не спали вместе? — Нет. У нас были раздельные комнаты. Когда ты сын аристократа, ты всегда проходишь одну важную процедуру — заморозку семени. Некая перестраховка, о которой я благополучно тогда забыл. А отец — нет. — То есть… что-то вроде ЭКО? — Да, думаю, так можно обозвать эту процедуру, — мужчина подложил здоровую руку под голову, а в протезированной все так же держал сигару. — Естественно Эрин затеяла истерику в больнице, наговорив в гневе слишком много лишнего и приукрасив. В итоге на следующее утро я получил вот эту блядскую статью в газете и просьбу уволиться по собственному желанию. Моей карьере пришел конец, а эта дура наотрез отказалась делать аборт и просила денег на свое содержание. Увы, я не мог больше оплачивать все ее хотелки. Как и не мог выдержать истерики отца. С Эрин мы развелись со скандалом, и я уехал в Каон. И больше дома не появлялся. Я даже не знаю, родился ли тот ребенок и жив ли он. Знаю только, что бывшая повесилась за три месяца до начала войны. — Тебе совсем не интересно, что стало с младенцем? — Арси накручивает на палец торчащую у ученого завитушку и окончательно сбрасывает с себя плед. — Нет. Я не любил ни ту женщину, ни ее ребенка, — ученый задумчиво глядит в потолок. — Вот оно что, — автоботка улыбается, целуя мужчину в краешек губ, в щеку, в шею, в ключицу…. — Раз мы все обсудили, то, может быть, ты планируешь ночь страстного секса? — она тихо хихикает, но ласки не прекращает. Лезет руками под одежду, проходя ладонями по рельефным мышцам. — Страстно я планирую только спать, — уверенно заявляет ученый, но, когда губы Арси ложатся на его полувставший член, он не может сдержать стона. — Господин ученый, вы уверены? — девушка расстегивает ремень и брюки. Бряцает стальная бляха. И в комнате отчего-то становится жарко. Арси оттягивает резинку трусов, берет в руку член и облизывает головку. — И откуда в тебе столько энергии? — усмехается десептикон, направляя девушку и прикрывая глаза. Автоботка берет в рот, помогая себе рукой, ласкает мужчину языком, слушая шумное дыхание и редкие стоны. Ночь длится бесконечно долго. От этого Шоквейву кажется, что каждый короткий прокуренный вздох, каждое зажатое движение и каждое откровенное слово обнажают его душу, перемешивают его дробленные кости в меле и трут их в порошок. Девушка целует мужчину в бедро, вынуждая того вздрогнуть. Арси никогда не узнает, что ученый чересчур быстро привязывается. И что жену свою он искренне пытался любить, но выходило лишь ебаное душевное насилие. А если автоботка продолжит и дальше так смело подпускать его к себе, он не сможет уйти.

***

Следующие три дня проходили как в бреду. Арси явно нуждалась во внимании. Она часто обнимала его со спины, сцепляя пальцы в замок на его животе. Сначала Шоквейв дергался от каждого движения, стремился поскорее покинуть девушку и остаток дня не вылезал из нижней лаборатории. Сайласа он пока держал в темноте, готовя стойку для психокортикального соединения. Прайм в самом начале еще запретил опыты с ней, поэтому ученому пришлось ее разобрать. — Шоквейв, это явно может подождать, — Арси буквально из-под носа у мужчины забирает две шестеренки и удобно устраивается на его коленях. Да, к прикосновениям, как оказалось, можно привыкнуть. — Женщина, — устало вздыхает ученый, но здоровую руку все же кладет ей на бедро, — у нас собрание через десять минут, ты чего удумала? — Ну мы по-быстренькому, — пожимает плечами девушка и тянется за поцелуем. — Боюсь, «по-быстренькому» у нас не получится, — выдыхает ей в губы Шоквейв, нетерпеливо сжимая мягкую кожу. Это все действо уж точно затянется надолго, потому что десептикон ненавидит спешить. Ученый с тихим рыком укладывает Арси на стол, целует шею, распаляет девушку, доводя до тихих постанываний и ерзанья. Арси смотрит на него затуманенным желанием и похотью взглядом, ластится, выгибаясь в спине и подставляя ключицы под шершавые губы. Когда пальцы касаются влажного белья, отодвигая его в сторону, автоботке хочется лезет на стену и выть от того, как сильно она желала этого несносного ученого. Шоквейв открывает ящик стола и достает странную на вид черную коробочку, утянутую алой лентой. — Что это? — с придыханием спрашивает девушка, скрещивая ноги на пояснице мужчины. — Подарок, — Шоквейв усмехается, а во взгляде мелькают едва различимые искры озорства. Они утягивают Арси в бордовую глубину насыщенной темной радужки. Поглощают, беспощадно топя в скомканных чувствах. Шоквейв не был похож ни на одного из ее мужчин хотя бы потому, что ни черта от нее не требовал. Арси не надо стараться быть вечно идеальной, не надо пытаться угодить в постели или в жизни. Она может выдохнуть тут, в заваленной барахлом лаборатории, среди гаечных ключей и смятых банок энергетика. Десептикон касается тыльной стороной протезированной фаланги женской щеки, нежно ведет вниз, любуется, а после, будто очнувшись, резко убирает когти. — Что… — Арси опускает подозрительный взгляд вниз, с ужасом смотря на розовый загнутый вибратор. — Ты не посмеешь, — она угрожающе дергается, но ученый, навалившись на девушку всем телом, удерживает ее руки протезом. — Это мы еще посмотрим, — дес целует Арси в плотно сжатые губы и медленно вводит во влагалище толстый конец игрушки. Более тонкий кончик же естественным образом касается клитора. Автоботка пытается пихнуть мужчину коленом, но тот ловко изворачивается и, вернув на место женское влажное белье, ставит Арси на ноги. — Только попробуй вытащить, — угрожающе шепчет ей на ухо, сжимая талию когтями. — А то что? — с вызовом интересуется девушка, но руки покорно убирает от подола легкого белого платья, неловко переступая с ноги на ногу. — Ну ты же не хочешь на следующем собрании оказаться без белья? — Шоквейв почти смеется над ней, треплет по волосам и смазано целует в макушку. Думает, она не заметит этих двусмысленных действий? Так не касаются соседей по комнате. Да что уж там! Так даже секс-партнеров не касаются! — Старый извращенец, — буркает она и нервно складывает руки на груди, когда у ученого мелькает небольшой полукруглый пульт. — Пф, радуйся, что у меня все еще стоит! — откровенно потешается над автоботкой десептикон, подходя к двери и проводя картой по замку. — Прошу на выход, Прайм опоздавших не жалует! — Ты же не будешь его включать при всех? — Арси выбегает следом, хватая ученого за рукав. — Как знать, — пожимает плечами Шоквейв, заворачивая за угол к лифту. — Все услышат, — делает последнюю слабую попытку образумить ученого девушка. Вибратор упирается в стенку влагалища, давит своей ребристой поверхностью и елозит по клитору. Последнее ощущается особо остро, от чего Арси сводит ноги, стараясь успокоиться, и облокачивается на стену лифта. Шоквейв беспардонно лезет ей под юбку, игнорируя мольбы девушки. — Ну ты что, серьезно? — Конечно, — мужчина надавливает на вибратор, вызывая у Арси слабый стон. Лифт трогается, бесшумно скользя по рельсам вверх. — Будешь тихо себя вести, никто не услышит, — он облизывает мочку ее уха, спускается к шее и сам едва сдерживается, чтобы не послать нахуй это ебливое собрание и не трахнуть Арси прямо тут. — Блять, ты ебанутый, — девушка вцепляется пальцами в мужские плечи, оттягивая китель. Створки с шипением открываются, пропуская кибертронцев внутрь. — Наконец-то, только вас и ждём, — Рэтчет встречает их на пороге главного отсека, раздраженно поправляя вечно соскальзывающие на кончик носа очки. — День добрый, доктор, — ученый прячет за спиной руки и пульт, слегка склоняя голову в знак приветствия, и спокойно идет на свое место. Арси шумно выдыхает, ловя на себе недружелюбный, полный обиды и вины взгляд Уилджека. После того случая они не разговаривали, потому что автоботка, как последняя трусиха, бегала от рекера. А что она ему скажет? Как объяснит то, что живет теперь на Немезиде? Лучше пусть Джеки и дальше думает, что она ночует в медотсеке. Спасибо Рэтчету! Тот конечно два дня пребывал в немом шоке от выкрутасов девушки, но потом смирился и даже подыграл. Арси закусывает губу, изредка бросая на ученого обеспокоенный взгляд, и садится рядом с Уилджеком и Би. Место — лучше не придумаешь! Просто фантастика, ебаный рот! А Шоквейву, кажется, похеру на душевные метания автоботки. Он достает сигару, обрезает ее и раскуривает, пододвигая пепельницу к себе. Прайм начинает собрание. Что-то говорит про М.Е.Х. и про то, что Сайлас внезапно прекратил активные действия. Но Арси не слушает. У нее в голове опухолью разрастается панический страх, смешанный с нездоровым возбуждением. Она сжимает бедра, силясь почувствовать вибратор. Белье вновь намокает и холодит кожу. — Ты в порядке? — тяжелая рука Джеки касается ее плеча. — Да, отъебись, — шипит она, сбрасывая чужую ладонь. Щеки горят от стыда, а внутри медленно скручивается узел из желания и раздражения. Десептикон бездействует. Шоквейв закидывает ногу на ногу, курит, долго смотря в одну точку на потолке, а потом вступает в дискуссию с Праймом. Изматывающая пытка временем продолжается еще минут десять, забирая у Арси все силы. Этот десептикон вообще помнит, в каком положении она находится? — Если мы сейчас сократим еще и траты топлива, то стройка рискует никогда не закончиться. — Я понимаю, Шоквейв, — Оптимус обреченно вздыхает. — Но пока Пентагон не будет настроен на диалог, постарайтесь экономить. — Я тебя услышал, — было видно, что споры с главой автоботов порядком взбесили десептиконского ученого. Он недовольно фыркает, наконец переводя подозрительно безразличный взгляд на Арси. Сначала слабая вибрация разливается приятным щекочущим ощущением в животе. Девушка дергается от неожиданности, но быстро привыкает и даже расслабляется. Ладно, это оказалось не так страшно. Шоквейв усмехается, увеличивает основную вибрацию и подключает вакуумную, смотря на то, как быстро Арси сначала бледнеет, а потом багровеет, хватаясь за край стола. Она от возбуждения ерзает и немного прикрывает глаза. Занятная картина. Дес переводит взгляд на часы. До конца собрания еще минут пятнадцать. Пора начинать. Мужчина медленно увеличивает вибрацию, смотрит, как от внезапно вышедшей из-под контроля ситуации Арси сходит с ума, роняя голову на сложенные на столе руки. Би интересуется ее самочувствием, но получает в ответ едва слышное «все хорошо». Шоквейв фыркает, понимая, что сам начинает возбуждаться от таких непристойностей. — Думаю, на сегодня хватит, — Прайм стучит корешками отчетов по столу, на прощание кивает всем собравшимся и покидает отсек. Остальные тоже потихоньку расходятся. Арси прикусывает язык, чтобы не застонать. Пытается оттянуть подол, чтобы прикрыть голые бедра. Жмурится от бешеного наваждения и почти кончает от непрекращающейся стимуляции, как Шоквейв резко выключает вибратор. Девушка поднимает взгляд, полный неудовлетворения и злости, и понимает, что они в отсеке остались вдвоем. — Шоквейв? — ученый встает, обходит стол и, поудобней сжав женское запястье, тянет на себя. Арси в бедро упирается его эрекция. — Оу, все настолько плохо у вас, господин ученый? — Ты не в том положении, чтобы дерзить, — мужчина нагибает девушку, обманчиво нежно ведя пальцами по ягодицам, а после сжимая их до слабой боли. Арси буквально дышит его возбуждением, вязким мороком висящим в отсеке. Шоквейв стаскивает с автоботки белье, любуясь на вставленный им же самим вибратор. — Ты что опять задумал? — Арси поглядывает на деса через плечо, нервно сжимая кулачки. — Расслабься, — мурчит ей на ухо ученый, вводя два пальца и растягивая девушку изнутри. — Иначе не войдет. Шоквейв дергает за собачку, лезет в карман и, удерживая свою жертву протезом, надевает презерватив. — Ты, блять, рехнулся?! — Арси взвизгивает, когда головка члена касается вибратора. — Тихо, — командует десептикон, медленно толкается внутрь, где пиздецки тесно, и шумно дышит. Девушка под ним дрожит от льющихся через край ощущений. Чувство наполненности бьет по голове, проникает в мозг и не дает нормально соображать. А когда в полнейшей тишине издевательски щелкает кнопка пульта, Арси понимает, что ей конец. Сильная вибрация пробивает остатки разума, а медленно скользящий внутри член добивает девушку окончательно. Она стонет под ним, отчаянно корябает стол в попытках отрезвить свой разум, но Шоквейв буквально силой утягивает ее назад в пучину какой-то неконтролируемой страсти. Двигается резко, каждый раз растягивая до упора и заставляя вибратор внутри еще сильнее давить на мягкие стенки влагалища. — Моя, — шепчет ей, кусает за мочку уха и, словно извиняясь, зализывает покрасневшую кожу. Арси кончает только от осознания того, что этот сумасшедший, лишенный контроля шепот был адресован ей. Вибрация стихает. Ученый делает последние глубокие толчки и рвано дышит автоботке в лопатки. Девушка чувствует внутри мерную пульсацию члена и тихо стонет. Шоквейв совершенно точно не готов смотреть Арси в глаза, потому что оправданий неосознанно вырвавшемуся слову у него нет. Никаких. — Блять, — мужчина утыкается потным лбом автоботке в спину. Не сдерживается — целует ей плечи. Осознание медленной холодной волной окатывает десептикона. Ему нужен полноценный выходной. — Как ты относишься к гольфу?

***

Его вызывали на ковер каждую гребаную неделю. Заводили в душный офис с низкими потолками и пытали. Прайм откинулся на спинку пластикового, мерзко скрипящего стула, сдавил пальцами запястье и вздохнул — Ха, генерал, при всем моем уважении, вы просите о невозможном, — Оптимус поджал губы. Убивать Мегатрона он не хотел. Не сейчас, когда со стороны гладиатора был сделан шаг к примирению. — Начальство лютует, Прайм. Если в ближайшую неделю ты не предоставишь Пентагону вескую причину, почему Мегатрон и десептиконы должны жить, то…. — То что? — строгий пронзительный взгляд холодных голубых глаз вызывал у Брайса неконтролируемую дрожь. Если раньше с Оптимусом они находились в дружеских отношениях, то последние несколько встреч после запрета на поставку материалов стали чересчур напряженными. Лидера автоботов Пентагон медленно раздражал. — Знаете, не все Праймы отличались терпением и благосклонностью к другим расам, — Оптимус достает зажигалку. Она старая. Осталась у него со времен Архива. Щелкает замок, и в воздух устремляется пестрый огонек. — Ты мне угрожаешь? — Брайс прекрасно осознает, что в отличии от Мегатрона, Оптимус действует на благо людей и кибертронцев. Однако… как быстро с такими санкциями закончится аттракцион невиданной щедрости? — Нет, генерал, — Прайм достает пачку крепких сигарет, встряхивает ее, губами ловя фильтр. — Я лишь предупреждаю, что и мое терпение не вечно. Скажите, какую цель преследует США на самом деле? Убить Мегатрона? Тогда почему не выдвинули это условие раньше? Почему резко прекратили поставку земных материалов для омега-замка, чем вынудили нас отправиться на Кибертрон? Хотите изучить наши технологии? Брайс тянется к платку на груди, протирает им лоб и уже открывает рот, чтобы оправдаться, как Оптимус жестом просит его замолчать. Он поджигает сигарету. В Пентагоне строго-настрого запрещено курить, но сейчас Прайму это нужно. Он не спит четвертые сутки, контролирует отправки на Кибертрон, удерживает десептиконов от очередной революции и все ради того, чтобы теперь выслушивать новые претензии. — Рекомендую хорошенько обдумать ответ на все мои вопросы, генерал Брайс, — Прайм медленно встает со стула, запуская пятерню в пшеничные волосы, выдыхает дым и покидает кабинет, оставляя генерала наедине с начинающейся паникой.