Влечение

— Не работает, — Шоквейв отходит на пару шагов назад, чешет затылок карандашом и хлебает ледяной энергетик. — Тебе не кажется странным, что двигатель с Кибертрона не работает от энергона? — А может это не двигатель? — Нокаут жует жвачку, надувая большие полупрозрачные розовые пузыри и раскачиваясь на стуле. Время клонилось к двум ночи, а они все еще мучили привезенный из музея древний механизм. — А что тогда? По всем показателям это «что-то» должно работать на топливе, — ученый вновь полез в недра движка с отверткой. — Может, я не так настроил? — Это, конечно, все жуть как занимательно, но ты ничего не хочешь мне рассказать? — доктор расплывается в чеширской улыбке, указывая пальцем на небольшой проходящий голубоватый засос у Шоквейва на шее. — Ты думал, я не замечу? О, дорогой мой, ты не с тем связался! Ученый поднимает замученный взгляд на крайне возбужденного предстоящей историей доктора. — Ладно, хорошо, да, мы переспали, — быстро сдается Шоквейв, выпрямляясь и опираясь бедром об угол стола. Если Нокаут хочет об этом поговорить — так и быть. Иначе крашенное чмо от него не отстанет. — Так и знал! И что? — доктор воодушевленно заерзал на стуле, прекратив раскачиваться. — И все, — ученый рушит мечтательность на лице доктора одной лишь фразой. — Мы больше не виделись, потому что я, если ты не заметил, занят ебливой неработающей хуйней. И эта была чистейшая правда. Точнее… ее добрая половина. Он на самом деле был страшно занят, успевая только в очередной раз добежать до холодильника, спиздить оттуда со своей полки энергетик, а с чужой — какой-нибудь бутерброд и вернуться в лабораторию. Для Арси в его ублюдской однообразной жизни попросту не было места. Это основная причина его отсутствия в комнате. — То есть… вы потрахались, а утром ты просто сбежал? — доктор, вложив в голос как можно больше осуждения, продемонстрировал Шоквейву поднятый вверх большой палец. — Во! Ученый тяжело вздохнул, скрещивая на груди руки. Он прекрасно знал, что это мерзкий поступок. Абсолютно мерзкий. Но ничего поделать не мог. Возвращаться в комнату не хотелось, потому что Арси обязательно начнет задавать вопросы, а он… он, блять, будет думать только о том, как хочет снова ее трахнуть. И тогда диалога у них никакого не будет. Шоквейв закатывает глаз на очередные истерические потуги доктора его образумить. Все это ни разу не продуктивно. — Пошли, отчитаемся Саундвейву и спать. Нокаут разочарованно кивает, подхватывая стопку отчетов, и, зевая, бредет за ученым. Коридоры Немезиды ближе к ночи пустеют, стройка затихает и лишь командиры да особо фанатичные автоботы — Рэтчет — все еще не спят. — Тебе не кажется, что все слишком резко изменилось? — Нокаут не любит трогать такие расплывчатые темы, но и в гулкой тишине шагать неохота. — Не понял, — ученый замедляется, вскидывает бровь и с опаской смотрит на доктора. Не хватало ему еще одной философской хуйни на ночь глядя. — Я имею в виду войну. Про нее как-то быстро забыли, тебе не кажется? — Нет, — Шоквейв вспоминает совершенно ненормальные приступы неконтролируемой агрессии и паники у начальства, нервные дерганья Старскрима, докторские истерики и свой дошедший до точки невозврата трудоголизм. — Точно нет. Просто… никто не афиширует, вот и все. Война не пройдет бесследно. Она обязательно оставит после себя энергоновый неоновый след, сотканный из колотых ран и оторванных конечностей. И Нокаут, как никто другой, должен об этом знать. Доктор проводит ключ-картой по замку, и двери главного отсека с задержкой отъезжают. — Э, вы чего тут… — Шоквейв ловит на себе недовольный усталый взгляд Старскрима. — Браун пропала, — мрачно отзывается командующий, клацая по клавиатуре. Рядом со связистом скачет обеспокоенная птица, каждый раз раздраженно покусывает хозяина за пальцы и каркает. — Вот ты вообще не помогаешь, шашлык пернатый, — раздраженно бурчит зам. — Она должна была быть в Пентагоне до обеда, — тихо говорит Саундвейв, сдирая с лица визор. Глаза нещадно щипало от почти целых суток у компьютера. — Ты-то откуда знаешь? — Нокаут обходит офицера, вглядываясь в безэмоциональное белое лицо. — Доктор, заткните ебало и налейте мне кофе. — Понял, — хирург поднимает руки в примирительном жесте, отступая назад, — больше ничего спрашивать не буду. Кофе Нокаут делает горячим и горьким, но офицеру плевать. Он сжигает себе язык и гортань, большими глотками осушая кружку. Спать хотелось невыносимо, но еще больше хотелось убедиться в том, что с Браун все в порядке. Настолько, насколько может быть в порядке человек, чей жизненный сигнал упорно глушили. — Последний раз приборы ее отслеживали в обед на авеню Мэриленд, — Шоквейв щелкает мышкой, выводя на общий экран запись с камер, где отчетливо видна знакомая темная легковушка и пара крепких мужиков, что затаскивают агента в салон. — Идем бить ебала? — аккуратно интересуется доктор, с опаской смотря на Саундвейва. Тот едва слышно скрипит зубами, медленно кивая. — Погодите, — Старскрим нервно ведет плечами, вставая с прожженного дивана, — хотите молча свалить? Кто, по-вашему, вечно отчитывается вышестоящим?! — Ну, разумеется, ты, — складывая руки на груди, довольно произносит ученый. Бывало, что некоторые из докладов заместителя заканчивались его избиением. Шоквейв от такого приходил в тихий восторг. — Нашел, — прерывает молчаливые гляделки ученого и командира связист и открывает мост. — Пошли. — Сука, — воет Старскрим, когда в пестрой воронке скрывается белый халат доктора, — как я, блять, обожаю свою работу!

***

Мост открылся чуть дальше от нужных координат, на лесной узкой тропинке. — О, ну и глушь. Это точно не Вашингтон, — присвистнул Нокаут, наблюдая за выпущенным в небо Лазербиком. Птица трижды с силой взмахнула огромными крыльями, поднимаясь высоко над деревьями. Шоквейв включил прибор слежения, ткнул пальцем куда-то на северо-восток и стал пробираться вглубь. Пролесок сменился густым лесом с массивными стволами, покрытыми пушистым мхом, и высоким папоротником. Сначала было тихо. По-природному. Шуршала под ногами трава, ухали птицы и слышался шелест крыльев Лазербика. Саундвейв изредка поглядывал на звездное небо, буквально кожей впитывая в себя влажный воздух и насыщенный свежий запах хвои. Связист выпустил щупы, чтобы лучше ориентироваться в пространстве и тенью проследовал за разношерстной троицей. Через полчаса молчаливой ходьбы сенсор засек несколько людских сигналов. В отдалении послышались чьи-то крики и отборная ругань. — Дальше просто так идти опасно. Там человек двенадцать патрулируют, — Шоквейв останавливается, разворачиваясь ко всем. — И что теперь, гений? — Старскрим спотыкается о корягу и тихо шикает. — Направо, — командует ученый, продираясь сквозь колючие ветки. В его грандиозные планы совсем не входило героическое спасение глупой Лесли, но, видя не совсем здоровый вид связиста, Шоквейв просто не мог себе позволить проигнорировать проблему. Ни тогда, когда на него по пьяни вылили слишком много откровений, какие обязывали ученого все-таки изредка обращать внимание на Саундвейва. Шоквейв одним легким движением когтей отламывает толстую ветку и выходит на старую стоянку. — Держи, — Шоквейв всучает в руки прихуевшему заместителю прибор слежения и принимается осматривать самый настоящий, слегка ржавенький небольшой танк. — Ты ебанутый, — озвучивает мысль всех присутствующих Саундвейв. — Верность твоего суждения составляет девяносто процентов, — без колебаний соглашается ученый, забираясь в танк. — Сейчас мы подавим этих крыс! Техника оказалась страсть какой древней и почти нерабочей, а дизеля в ней хватит разве что на пару поворотов, но ученому этого будет достаточно. — Пусть курица твоя привлечет внимание всех патрульных, — командует Старскрим, разминая плечи. Быть вновь изрешеченным ему вообще никак не улыбалось. Саундвейв кивает, тихо свистит. Черная парящая точка в сером небе беззвучно пикирует вниз. Птица каркает, вцепляясь когтями в лицо одного из солдат, и принимается его драть. Бик рвет щеки, клювом пытаясь проткнуть глаза, больно бьет крыльями, лишая жертву обзора. На крик о помощи прибегают остальные члены организации. — Если он его заведет… — Нокаут трет запястье, переступая с ноги на ногу, — то я…. Рев движка разрезает приятную тишину. — То ты что? — Старскрим откровенно смеется над доктором, с неким удовольствием разглядывая его красивое шокированное лицо. Сомневаться в Шоквейве — это сомневаться в десептиконах. Умнейший сумасшедший Кибертрона и не справится с земной примитивной техникой? Увольте, это бред! Танк грозно ухнул, будто издал свой последний тяжкий вздох, и покатился вниз. В кабине было жарко и почти нечем дышать, отчего у ученого перед глазами через пару минут стала плыть картинка. Мужчина рыкнул, направляя танк на сборище людей. Под ржавыми гусеницами стали трескаться и хрустеть кости, а земля, впитавшая в себя желчь и кровь, чавкала. Дырявый металл быстро побагровел, а предсмертные хрипы потонули в тишине ночи. — Бля, воздуха, — ученый останавливает танк, еле как вылезая наружу и дыша ртом. Он терпеть не мог замкнутые, душные пространства, потому что тогда на него накатывала необъяснимая неприятная паника, а лоб покрывался испариной. — Держи, — спустившийся с пригорка связист протягивает коллеге автомат. — Дизель еще есть? — А-ага, — глубоко вдыхает Шоквейв, в пальцах сжимая оружие. — Хочешь протаранить ангар? — он дожидается короткого кивка. — Чего только не сделаешь ради вас, придурков, — ворчит ученый, вновь исчезая в кабине.

***

— В таком случае, — Сайлас театрально несчастно вздыхает, пиная носком ботинка слипшийся кусок глины. — Мисс Браун, может, вы подскажите координаты базы, на которой обитают кибертронцы? Лесли стоит перед ним на коленях, низко опустив голову, и содрогается в беззвучных рыданиях. Истерика, граничащая с чем-то невообразимо болезненным. Рубеж, который нельзя переходить никогда. И Лесли топталась возле него. Всего шаг. Шаг в осознание, что никто ее в этом блядском сером мире не любит. Даже папа. Родной, теплый, подаривший Лесли лучшие двенадцать лет ее жизни. Почему? Почему он так резко от нее отказался? Почему сделал вид, что никогда у него не было задорной веснушчатой и громко хохочущей девчонки на плече? Рафинированное отчаяние впитывалось в ее тело, словно мыльная вода в пористую губку. Молниеносно скользило по каждой клеточке нервно дергающегося организма, доходя до сердца. Браун машет головой, потому что не в силах сказать хоть слово. Язык онемел, прирос к небу и иссох от колющей боли. Ее дернули за саднящие запястья, привлекая ближе к мощному мужскому торсу. — Я повторю вопрос, — Сайлас наматывает на кулак грязно медные локоны, резко тянет их назад, заглядывая в серое омертвевшее лицо агента. — Где база, мисс Браун? — Иди нахуй, мерзкий ублюдочный старик, — злобно цедит каждое слово девушка, заплаканными глазами смотря на главу М.Е.Х. — Что ж… очень печально, мисс Браун, что вы не согласны на сотрудничество, — недовольно цокает Сайлас и, сжав покрепче жидкие волосы в кулаке, с размаху бьет Лесли о перила рядом стоящей лестницы. Агента пронзает невообразимо острая боль в районе лба. Она растекается по венам, ударяет в мозг. А перед глазами на мгновение становится темно. Лесли не кричит, потому что не может, потому что горло будто скрутило, а связки — порвались. Браун чувствовала, как на висок с тихим хлюпом упал оторвавшийся кусок мяса. После такого над бровью у нее точно появится шрам. А потом из рассеченной раны потекла густая кровь. Она смешалась с растекшейся тушью и подсохшими солеными слезами, залила правый глаз и настырно полезла в рот. Лесли попыталась откашляться от противного металлического привкуса на языке, но ее быстро приложили лицом к полу, наступая на шею жесткой подошвой армейского ботинка. — Эх, а я хотел по-хорошему, — Сайлас закуривает, с наслаждением смотря на то, как под головой Браун по бетону растекается темная вязкая лужа. Лесли отказывается верить, что это происходит с ней. Что это ее сейчас снова, как тряпку, дергают за веревку, таща куда-то в темноту. Что это ее, без малейшего сострадания, подвешивают на железный крюк. И что это ее несколькими взмахами ножа обнажают по пояс. Черная водолазка лоскутами падает под ноги, пока Браун пытается устоять на носочках. Жесткая волокнистая веревка рвет запястья, буквально вгрызаясь в выступающие кости. И вся боль смешивается в одну густую кашу. — Последний шанс, Браун, — Сайлас сдергивает со стены скрученный толстый хлыст. — Где база? Лес давится страхом перед мужчиной. Но даже так… даже так она понимает, что страх перед отцом и его неодобрением всегда был и будет сильнее. — Иди нахуй, — еле слышно повторяет агент. Крайне безрассудно. А за такими выкидонами обычно следует наказание. Свистит хлыст, и лопатки обжигает кратковременная боль. Все в порядке. Это почти так же, как пощечина. Только в три раза острее режет кнут по душе. И Лесли знает, что она больше никогда себя не заштопает. Не сошьет изнутри, как делала это все двадцать пять лет. У нее просто больше нет сил. Девушка повисает молчаливой куклой, выпуская из окровавленных стертых пальцев веревку, позволяя ей вонзиться в плоть и пустить по рукам кровь. Снова свист, снова ожог, снова трещит душа. Браун прикрывает глаза, потому что ее настигает новая волна неконтролируемых рыданий. В гудящей голове, сквозь пелену адской боли, слышится холодный строгий голос. — Черти что, — сухо отвечает отец, пряча глаза за свежей газетой. А Лесли задыхается, потому что не знает: то ли свитер, связанный ей впервые в жизни, черти что, то ли она сама. Браун переводит щенячий взгляд больших медовых глаз на мать, но будто бьется лбом о бетонную стену до крови. Мама лишь виновато поджимает губы и яростнее принимается оттирать тарелку в раковине. Маленькие пальчики сжимают воротник розового кривого свитера. Лесли ломалась. Каждый день рядом с родителями по швам расходилась душа. Болела и щипала, как от перекиси, и медленно сгнивала. Очередной удар хлыста по животу приводит девушку в сознание лишь на пару секунд. Браун видит под собой темно серый кривой пол и капли бурой крови. Кап. Еще одна сорвалась с локтя и упала под ноги. — Лесли, милая, а ты о чем мечтаешь? — учительница ласково трепет девочку по голове. Браун сжимает в кулачках сарафан, обводя испуганным взглядом класс. О чем она мечтает? Наверное о том, чтобы папа улыбнулся ей и чтобы мама хоть раз обняла. Но такое разве можно говорить при всех? Нормальное ли это желание? Или Лесли опять шагнула за предел разумного? — Я мечтаю быть ветеринаром, — выдает заученную с годами фразу и выдыхает, когда ее хвалят. Со временем даже мечты Браун — некогда пестрые и волшебные — потускнели, посерели и превратились в безмолвный истерический визг внутри. Это привело к тому, что Лесли доверяла, тянулась к любому, кто подаст ей руку и скажет «люблю». Потом обжигалась — словно о сердце тушили бычки — и снова по-новой. Агента приводят в чувство звонкими шлепками по щекам. Сайлас снова пытается с ней говорить, но тут компьютеры выдают сигнал тревоги, который бьет по вискам, от чего Браун морщится. — Что там еще? — раздражается глава М.Е.Х. — Сэр, к нам гости! Лесли только и успевает издать слабый хрип, как со стороны запертых ворот раздается мерзкий скрип гнущегося железа и, выломав ангарный замок, в помещение выезжает танк. Прокручивается винт, и наружу вылезает десептиконский ученый. — Такси подано, — в его глазу мелькает какой-то ненормальный азарт, и в следующее мгновение Шоквейв перекидывает через плечо автомат. — Ну давайте, суки, кто первый сделает шаг, того я превращу в сито! — Не посмеешь, — рычит Сайлас, приставляя к горлу Браун холодное лезвие ножа. — Ну разумеется, — легко соглашается ученый. — Только вот мой коллега сегодня в крайне скверном расположении духа. Боюсь, ему абсолютно похуй на твои угрозы! Глава М.Е.Х. вздрагивает, когда его шеи касается нечто тонкое и склизкое. Щуп сначала едва задевает пульсирующую вену на шее мужчины, а потом резко обвивается, сдавливая гортань и не позволяя Сайласу сделать хотя бы вдох. Саундвейв появляется рядом с ним слишком неожиданно, смотрит немигающим ледяным взглядом и крайне медленно ступает по бетону. Он хищником крадется к добыче и, заметив Браун, останавливается. Связист обожает рассматривать узоры веснушек на ее плечах, водить пальцем по нежной гладкой коже и знать, что любой синяк, любая царапина или засос — его. Но залитое кровью, безвольно висящие тело пробуждало в офицере давно позабытый страх за чью-то жизнь. Человечки же такие хрупкие. Особенное его Браун. За спиной слышится несколько автоматных очередей и глухие звуки падающих тел. — Сочувствую тем, кто это убирать потом будет, — Старскрим плюется энергоном, потому что ему в живот опять попала пара пуль. — Безответственный болван, — фыркает себе под нос Нокаут, косясь на темное пятно на командирском кителе. Браун они вдвоем стаскивают с крюка крайне аккуратно, пока связист в немом приступе ярости душит Сайласа. — Полегче, ты ему сейчас шею сломаешь и нам некого будет опрашивать, — на плечо Саундвейва опускается тяжелая металлическая рука. — Я о нем позабочусь, — Шоквейв кивает на главу М.Е.Х. Положить этого несчастного под нож ученому? Звучит, как самая изощренная и негуманная пытка на свете. — На базу живых нельзя. — А кто сказал, что Прайм об этом узнает? — Шоквейв демонстрирует экран телефона с перепиской, где на вопрос о транспортировке Сайласа на базу, лорд отвечает многозначительное «ок». — Я подрежу ему связки, что б эта гнида не орала. — Хорошо, — связист уступает, отшвыривая солдата к стене. — Забирай. Как только тушка мужчины покидает поле зрения офицера, он разворачивается к Нокауту. Доктор в кровавом халате нащупывает слабый пульс у девушки, кивает сам себе и поднимает обеспокоенный взгляд на Саундвейва. — Живая, но ей срочно надо в медотсек. Как и некоторым, — хирург тыкает пальцем в сторону Старскрима, нечаянно попадая тому прямо в глаз. — Ауч! Сдурел? — Умолкни, смертник, — огрызается доктор и, подхватив Лесли на руки, подходит к открывшемуся мосту. — Саундвейв, Шоквейв, сожгите тут все. — С радостью! — ученый раскидывает по углам взрывчатку и, отрыв на втором этаже канистры, принимается поливать все бензином. Что б наверняка. Мост схлопывается, оставляя в ангаре лишь двух десептиконов и хрипящего Сайласа. — Это же не основная база, — Шоквейв бегло оглядывает помещение, сверяется со сканером и поджимает губы. — Зачем вам наша визгля? — ученый впивается механическими острыми когтями в шею Сайласу и встряхивает его, как мешок. — Все-то, кха, тебе расскажи! — Ой, мужик, ты кажется не догоняешь, — Шоквейв щелкает раскладным ножом, поднося лезвие к глазу главы. — Я, блять, не знаю, что такое стоп-слово. Десептикон сначала предвкушающе облизывает сухие губы, а после втыкает Сайласу нож прямо в глаз, с наслаждением вслушиваясь в хриплый крик. Саундвейв удовлетворенно хмыкает. Доверить пытки Шоквейву — лучшее решение, потому что сам офицер связи сорвется и сломает ему позвонки. А ученый будет монотонно, шаг за шагом, молоточком дробить ему кости и выворачивать суставы. И это при условии, что Сайлас переживет психокортикальное соединение. — Ну-ну, не дергайся, — Шоквейв вертит лезвием и вырывает глазное яблоко. — Теперь мы почти близнецы, поздравляю! — Ха, заканчивай шутить, — Саундвейв открывает мост на нижний, вечно запертый этаж Немезиды, чиркает спичкой и, в последний раз оглядев разбитый ангар с трупами, бросает маленький огонек ко взрывчатке.

***

Ночи в Джаспере с каждым днем становятся все прохладнее, забирая с собой частичку лета, запах тепла и вечную духоту. Нокаут не сводит пристального взгляда с корабля, ждёт, пока Рэтчет подлатает Старскрима и Браун. Сам за нож он не возьмется. Не тогда, когда при виде энергона его начинает трясти от блевотных воспоминаний. Хирург, который боится оперировать. Кому расскажешь — засмеют. Доктор судорожно втягивает ртом мягкий воздух, сует руки в карманы и перекатывается с пятки на носок. Он обязательно приведет себя в порядок, снова будет резать и шить, а пока… пока он только перестал уходить в долгосрочные запои. Это ли не победа? — Нокаут? Все хорошо? — доктор вздрагивает всем телом, переводя испуганный взгляд на подошедшего командира. Отражающееся серебро луны обрамляет бледное сухое вытянутое лицо, впалые глаза и грязно серые волосы. Из густой шевелюры Старскрима игриво торчит петушиный хохолок, который Нокаут, чтобы протестить краску, выкрасил в алый. — Да, просто чудесно, — когда хирург врет, он чешет нос и дергает правым плечом. — Есть сигаретка? Старскрим протягивает полную пачку и сползает по стене на пыльную землю. — Ты пытаешься меня избегать уже не первый день, — тихо начинает командующий, запуская пятерню в седину, и смотрит на Нокаута с недовольством и скулящей обидой. — Весь испереживался уже за Браун, хотя с ней все нормально. — Я просто… — Нокаут заходится хриплым кашлем, потому что приобретенную от прошлой перестрелки с М.Е.Х. дыру в легком от дыма разъедает. — Еще чуть-чуть, и я привяжусь к тебе, буду думать, что все шикарно, а потом…! Потом жизнь обязательно вернет меня на место, — где это самое «место», Старскрим решил не уточнять, потому что вопрос мог всколыхнуть едва зажившие раны. — Поэтому я пытаюсь избежать привязанности. — Хуево получается, доктор, — заместитель смеется скорее вынуждено-истерически, чем по-настоящему. Смеется без улыбки и без звонкой радости. Нокауту это ломает ребра. Ведь причина такого мерзкого смеха — он сам. — Это ты мне можешь высказать все свои заебы, а что ты скажешь Браун? Она выглядит, как человек, который явно нуждается в дружбе. Хирург улыбается, вспоминая ночной разговор с Лесли. — Она поймет, поверь, — крашенный десептикон делает затяжку, садится рядом с командующим, пачкая пылью окровавленный медицинский халат, и полусонным взглядом гипнотизирует сигарету. Локти у доктора неприятно хрустят, когда он их выпрямляет и кладет на коленки. — Кто бы мог подумать, что Браун будет спать с нашим связистом, — Нокаут фыркает, укладывая голову на плечо Старскрима. Тот весь напрягается, замирает, но никаких возмущенных звуков не издает. Луна гуляет среди тонких волнистых облаков, ярко освещает корму Немезиды и ее острые шипы, от чего корабль выглядит еще более величественным и пугающим. — Тебя это веселит? — Старскрим едва заметно поворачивает голову к доктору, утыкая острый подбородок в пушистую макушку. — Конечно! Под носом такая хуета происходит! Все интереснее и живее, чем фильтровать сопли темного энергона, — Нокаут успевает договорить свою восторженную маленькую речь и зевает, носом зарываясь куда-то командиру в китель и вдыхая запах порошка и сигарет. — Лучше бы тебе поспать этой ночью, если не хочешь завтра весь день отхватывать от Рэтчета.