Влечение

Последняя тушка скрюченной мышки летит в воздух, где ее ловит Лазербик, впиваясь острыми черными когтями в пушистое тельце. Птица довольно и хрипло каркает, приземляясь на пустые баки рядом с подоконником, и принимается ковырять добычу. Рядом уже валяются порядка семи истерзанных мышей, с которыми Бик успел расправиться. — Такой ты прикольный, — Лесли широко улыбается, высовываясь из окна и подставляя веснушчатое лицо прохладному ветру. Лазербик переводит на нее осознанный взгляд, щелкает клювом и опять впивается в мышь. — Буду считать, что ты оценил комплимент. — Ты заигрываешь с моей птицей? — связист наваливается на Браун сзади, запуская свои горячие руки ей под блузку. Лесли рвано выдыхает, замирает и царапает ногтями подоконник. Она совсем забыла, что рядом с ней находится Саундвейв. Его щупы беззастенчиво обвивают женские бедра, сдавливают до ноющей непрекращающейся боли, а сам мужчина довольно урчит агенту в затылок, пальцами касаясь косточек бюстгальтера. Лесли быстро сдается под чужим напором и подставляет едва успевшую зажить шею под новые укусы и поцелуи. Сухие губы тут же припадают к пульсирующей вене. Связист рывком сдергивает шелковую ткань с плеч девушки, вырывая пуговицы, которые с тихим звоном разлетаются по полу. — Это была моя любимая, — грустно шепчет Лес, чувствуя, как ей в ягодицу упирается член. — Это всего лишь тряпка, — связист расстегивает лифчик, швыряя его на кресло, и ласкает аккуратную девичью грудь. Обжигающие пальцы лениво обводят вставший сосок, оттягивают и болезненно корябуют ногтем. Браун дергается и пытается брыкаться, но Саундвейв только сильнее распаляется, сжимая до хруста человеческие ребра. Он ощущает над ней безграничную пьянящую власть. Власть над чужой жизнью. Последний раз это чувство восторга преследовало его на Кибертроне, на аренах Каона, когда он резал чужую плоть на потеху публике. — Ай, б-больно! — Лесли всхлипывает, когда щупы связиста стягивают с нее брюки вместе с бельем, открывая десептикону прелестный вид на округлые бедра и незажившие синяки. Саундвейв прислушивается к частому неглубокому дыханию Браун, облизывается и проталкивает во влагалище сразу два щупа. Извивающиеся конечности входят туго, трутся друг о друга и о влажные мягкие стенки, растягивают Лесли изнутри. Саундвейв вновь урчит, зубами задевая выступающие позвонки шеи, пока девушка шумно втягивает носом воздух, боясь пошевелиться. Ей кажется, что одно неверное движение и связист с легкостью ее порвет или сдавит пальцами ребра с такой силой, что они пойдут трещинами. — От тебя опять несет страхом, — рычит мужчина, скользит руками по талии и сжимает бедра, пока его щупы продолжают грубо иметь Браун. Лесли невольно взвизгивает, когда непривычно ласково его пальцы оглаживают клитор, сначала лениво и неохотно, а потом более настойчиво и смело. У Браун подкашиваются колени, и от удовольствия покалывают кончики пальцев. Она готова кончить лишь от того, что ее трахают внеземные мерзкие отростки какого-то молчаливого идиотского связиста. Уму непостижимо! — Саундвейв, — Лес хнычет, когда мужчина очень не вовремя убирает руку и когда щупы с хлюпаньем выходят из растянутого влагалища, оставляя внутри прохладную неприятную пустоту. — У меня для тебя есть нечто особенное, — десептикон тянется к тумбочке и достает оттуда алую длинную веревку. Лесли сглатывает, сводит бедра и с ужасом наблюдает за тем, как связист с маниакальным удовольствием слизывает со своих лишних конечностей ее смазку. Сначала это кажется чем-то безобидным и даже интригующим, но, когда последний узелок затягивается в районе пупка, Лес понимает — теперь она полностью в его власти. Он не сводит с нее алых сверкающих глаз, жадно рассматривая каждый миллиметр нежной, покрасневшей от впившейся в нее веревки кожи. — Тебе идет, — буднично замечает мужчина, медленно расстегивая рубашку и наблюдая за тем, как разгоряченная Браун, успевшая перебраться в постель, нетерпеливо елозит по простыни. Ему буквально сводит искру от желания трахнуть ее прямо сейчас, уткнуть лицом в подушку и драть, как последнюю суку, но вместо этого связист чиркает спичкой и делает ленивую затяжку. — Издеваешься? — Лесли вскидывает бровь, распрямляя плечи и шмыгая носом. Она же прекрасно видит, с какой жаждой и нетерпением этот мужчина скуривает блядскую сигарету. — Разумеется, — кивает тот и садится к Браун на кровать, с легкостью утаскивая ее себе на колени. Красная шелковистая веревка, словно паутина, оплетает ее худые плечи и руки, крепко фиксируя их за спиной. Лесли шумно выдыхает, стараясь удержать равновесие, когда связист в лениво-издевательской манере откидывается на пышные подушки. Бычок в его руке дымится, тлеет и осыпается на пол серым пеплом. — Привстань, — тихо командует ей офицер, заворожено смотря, как покорно агент выполняет просьбу и как жемчужная смазка тонкой сверкающей нитью тянется от половых губ к его животу. Есть в этом что-то эстетичное и сводящее с ума. Что-то, отчего потом не избавиться. Оно впивается в тело ежесекундно серебристыми острыми иголками и давит, давит к постели, заставляя Саундвейва безотрывно наблюдать за девушкой. Мужчина пальцами, едва касаясь, проводит по чувствительной коже, а потом размазывает смазку по члену, приставляя головку к влагалищу. — Садись. И Браун, закусив губу, опускается. Это унизительно — быть марионеткой в руках такого, как Саундвейв. Потому что сначала тебя это пугает и отвращает, а потом ты привыкаешь и начинаешь испытывать кайф. Лесли сравнивает это чувство блевотной эйфории от секса с ним с наркотиком, который литрами вливают ей через катетер. Вливают и не спрашивают, хочет ли она того. Браун замирает, когда головка члена болезненно упирается в матку. Связист не двигается, ждёт, когда девушка привыкнет, потому что в такой позе агенту некомфортно. — Прекрати горбиться, — хмурится мужчина, тушит бычок о металлическую ножку кровати, швыряя огрызок сигареты в пластиковое мусорное ведро, и тянет за веревку сзади. Лес вынуждено расправляет плечи, слегка откидываясь назад. — Не смотри, — снова эта выводящая на негативные эмоции фраза. Саундвейв выгибает бровь, ведет пальцами от женского пупка до ложбинки между грудей и выдает что-то столь тривиальное, но такое, от чего Лесли готова зайдись в дичайшей истерике. — Ты красивая, Браун, — он сам с треском признает, что его сводит с ума россыпь ярких веснушек на плечах, плавный изгиб талии и неугасающий горячий огонь в душе Лес. И чтобы окончательно не пасть перед этой женщиной, он шипит ей едкую ложь. — А еще ужасно слабая и громкая. Лесли уже дует щеки, чтобы возмутиться, как связист начинает медленно двигать бедрами и поглаживать женские колени. Он так сильно желает ее, желает впиться зубами в основание шеи, прокусить податливую плоть до крови и с вожделением наблюдать за алыми каплями, которые обязательно впитаются в подушку. Его фарфоровая кукла, которую он может раздавить одним выверенным движением. Такая прекрасная, стонущая от удовольствия кукла. Лесли жмурится и старается не думать о том, как развратно выглядит ее тело, утянутое веревкой. Девушка пытается спрятать за растрепанными волосами пунцовые щеки, но связист, будто нарочно, привстает, пальцами впивается в ее затылок и нетерпеливо целует. — Мне тяжело так, — стыдливо признается Браун. Саундвейв кивает и вовсе не возражает, когда девушка неуклюже слезает с него, пытаясь удержать равновесие. Офицер утыкает наконец агента лицом в подушку и, расставив шире ее бедра, входит на всю длину. Секс, доводящий до предела, до оргазма и до точки невозврата, поцелуи, смешанные с кровью и отчаянным болезненным желанием, лихорадочный хриплый мужской шепот о сумасшествии по ней, по Браун, — все это делало с Лесли невообразимое. Калечило, убивало, резало острием по сердцу. Потому что было столь лживым и прекрасным, что хотелось раствориться в этом ядовитом киселе слов. Агент помнит: она лишь вещь. С ней обязательно наиграются, нацелуются и выбросят, окуная с головой в расплавленное презрение. Всегда так было. Десептикон с тихим полустоном-полурыком кончает девушке на спину и замирает. — Прекращай витать в облаках, — Саундвейв удивительно чутко реагирует на резкую смену настроения Браун, ведет пальцами по дрожащему от перенапряжения девичьему бедру и целует в висок. Нежно, совсем не так, как обычно он ее обнимает. Это сбивает с толку. — Прости, — Лесли прячет лицо в подушке, пока связист развязывает тугие узелки и вытирает сперму. — Что ты опять себе напридумывала? — он закатывает глаза, тянется к торшеру, с тихим щелчком вырубая свет, и ложится рядом. Эта первая ночь, которую Браун проводит рядом со связистом. Мужчина закладывает руки за голову и долго-долго смотрит на неуклюжие копошения агента под тонким одеялом. Она даже умудряется пихнуть его ногой в ребра. — Уф, — Лесли наконец-то вылезает на лунный свет и сдувает спутанную прядь со лба, ласково улыбаясь. — Что ты делаешь в следующее воскресенье? — Работаю, — тихий очевидный ответ срывается с его губ. — Весь день? — До обеда, — Саундвейв вновь выпускает щупы, оглаживая тело своей жертвы. Жертвы, которая одними своими поцелуями способна добраться до его души. Опасная и обманчиво ясная улыбка девушки утягивает десептикона в эфемерный спокойный мир, о котором мечтал каждый в этой ожесточенной войне. — Тогда, может быть, сходим на свидание? — Лесли укладывает голову мужчине на плечо, от чего ее волосы приятно щекочут ему нос. — Ладно, — устало соглашается связист. Возможно, несколько часов не в стенах базы будут ему полезны.

***

Понедельник начался с заебистых отчетов начальству и со строгого, пробирающего до костей взгляда генерала. Понедельники Лесли не любила, и, если можно было проебланить утреннюю отчетность, Браун, конечно же, ебланила. За это ее осуждали коллеги, а Брайс стремился найти весомый повод — кроме отсутствия печати и подписи на бланке — чтобы уволить мозолившего глаза агента. Однако, сегодняшний понедельник с самого начала не задался. Лесли проспала, не позавтракала и по дороге до штаб-квартиры сломала каблук. Пришлось слезно просить обувь у коллеги. Та поделилась балетками, которые в первый час натерли девушке все ноги. — Мисс Браун, я понимаю, что вы весьма… — Брайс щелкает пальцами в воздухе, пытаясь подобрать красочный эпитет, каким мог бы описать стоящего перед ним агента. Лесли нервно оттягивает ворот черной водолазки и устремляет взгляд в окно. В Вашингтоне стояла удивительно удушливая пасмурность, грозящая вот-вот превратиться в сильнейший ливень. — Вы весьма наивны. — У меня был приказ следить за десептиконами, а не пытаться очернить их, генерал, — Браун ведет плечами, возвращая усталый взгляд на Брайса. Этот старикан вечно бесился от того, что Лесли, будучи далеко не самой успешной выпускницей колледжа, умудрилась в свои двадцать пять с небольшим устроиться в Пентагон. Не без помощи отца. — Именно поэтому, Браун, ты все еще не получила повышение. Ты не умеешь идти на уступки, — Лес прикусила язык, чтобы случайно из ее поганого рта не вырвалось колкое оскорбление начальства. Каждый раз одна и та же шарманка. Все по кругу. Лодырь, упрямая, наивная дура и неумеха — Браун так часто приписывали это, что она сама начала верить. Почти безоговорочно и слепо. — Мисс Браун, США нужен весомый повод для того, чтобы раз и навсегда избавиться от Мегатрона. — Почему мы просто не можем позволить им достроить мост? — Лесли все еще пытается найти хоть какое-то решение. Хоть что-то, что позволит ей отсрочить кажущееся неминуемым трагичное будущее для десептиконов. — Ха, где гарантии, что кибертронцы вновь не развяжут войну? — Брайс вздыхает так, будто весь этот долгий час общается с пятилетним ребенком. — Надеюсь, Вы прислушаетесь к моим словам, Браун, — мужчина перелистывает отчет Лесли, пальцами сминая хрустящую бумагу и чиркая ручкой подпись рядом с печатью. — Вы же не хотите, чтобы отец разочаровался в вас еще больше? Добивающая манипуляция вызывает у Лесли только грустную полуулыбку. — Куда уж больше, генерал Брайс, — тихо смеется она, забирая со стола документы и подходя к тяжелой лакированной деревянной двери. — Всего хорошего, сэр. — И вам, мисс, — нарочито вежливо склоняет голову начальник, оставаясь сидеть в своем просторном кабинете. — Старый хер, — плюется ядом девушка и, прихрамывая, идет по коридору на выход. У курилки ее встречает пара недовольных глаз каких-то сук из отдела кадров, но Браун плевать. Она разваливается на лавочке, достает свою ментоловую никотиновую смерть и курит долго, смотря в серое небо. От духоты все вокруг бегут в офис, поближе к кондиционерам, а Лесли провожает их с какой-то завистью во взгляде. Браун частенько подслушивает чужие разговоры, давясь горькой обидой и злобой. Ее коллеги знают, чего хотят от жизни, выходят замуж и рожают детей, которых они любят. А Лесли от отчаяния пытается подружиться с инопланетной птицей. Зато будет, чем выебнуться при случае. Агент докуривает третью сигарету ближе к двенадцати дня, подхватывает маленький пакет с испорченной обувью и кожаную сумку и шатающейся походкой удаляется с территории штаб-квартиры. На автобусе через реку Потомак девушка добирается до авеню Мэриленд, недалеко от которого располагается ее собственная квартира. К обеду воздух в Вашингтоне становится, как парное молоко, и Лесли начинает задыхаться в своей черной водолазке и выглаженном костюме. Она проклинала связиста с его фетишистскими замашками — истязать всю ее шею — с самого утра. Лесли в очередной раз болезненно шипит, наклоняется, чтобы прилепить назад окровавленный пластырь на пятке, как сзади с визгом тормозит знакомая черно-зеленая легковушка и крепкие мужские руки, обтянутые кожаными перчатками, за волосы затаскивают агента в салон. — Какого?! — Лесли в ужасе обводит взглядом солдат, а потом к ее лицу прикладывают влажную белую тряпку, от которой у Браун начинает трещать голова и плыть перед глазами картинка.

***

— Подъем, сука! — Лесли очнулась от того, что ее с завидным упорством уже третий раз окунали в чан с ледяной водой, периодически ударяя лицом о поросшие грибком стенки. Браун успевает вобрать в себя немного воздуха прежде, чем солдат вновь попытается ее утопить. — Кха-кха! — агент хрипло кашляет, задыхается и мелко дрожит от стекающей за шиворот воды. Руки нещадно жжет впивающейся в запястья жесткой веревкой, и с каждым разом она все глубже входит в кожу, режет ее и рвет. Кажется, у Лесли по пальцам уже течет не вода с мокрой водолазки, а ее собственная горячая кровь. В темном, хреново обставленном ангаре Лес замечает еще двух солдат у мониторов и приоткрытую дверь в лес. Они точно уже давно не в Вашингтоне. — Ну наконец-то, — мужчина все же отпускает Браун, от чего та отшатывается назад, голыми ступнями неуклюже перебирая по холодному бетонному полу и гремя цепью. Металлические звенья на лодыжках бьются друг о друга и путаются. — Что вам надо? — Браун дышит ртом, шмыгая разбитым носом, из которого беспрерывно вытекает почти черная кровь. Когда только умудрилась? — О, нашу гостью не посвятили в детали? — со второго этажа, тяжело ступая по ребристым железным ступеням, спускался Сайлас. Видимо, сломанное связистом ребро благополучно зажило, раз этот мерзотный хер спокойной грозной скалой возвышался над хрупкой Лесли. — Можно мне подробности? — агент отступила назад, путаясь в цепи, и тихо заскулила, когда сзади ее снова схватили за волосы, грубо опуская на колени. Нежную кожу тесанул кривой бетон, на котором остались бледные кровавые пятна. — Видишь ли, Браун, мы с твоим отцом давние знакомые, — с издевательской смешинкой в глазах начал Сайлас. — И однажды нам посчастливилось найти один преинтереснейший кибертронский артефакт, который мы по глупости решили присвоить себе. Но вот незадача: инопланетный механизм остался у твоего отца. Признаться, я на какой-то момент о нем напрочь забыл. Правда, когда ты и твои кибертронские дружки увели у меня из-под носа одну из деталей, наконец вспомнил, где видел нечто похожее. Лесли слушала молча, боясь ненароком спровоцировать главу М.Е.Х., и изредка облизывала пересушенные губы. — Вот я и подумал, — продолжил мужчина, доставая из кармана сотовый, — что папенька в отставке готов будет обменять свою дражайшую дочь на кусок железяки, — Сайлас тычет девушке в лицо режущим глаза ярким экраном. Лес вздрагивает, с ужасом переводя взгляд на до боли знакомый номер ее отца в чужой телефонной книге. Сайлас жмет зеленую кнопку, и из динамиков слышатся долгие хриплые гудки, от которых у Браун набатом в голове стучит сердце. Что она ему скажет? Как оправдается? А если он занят? Или читает вечернюю газету? Или опять жжет ее вещи за домом, а телефон оставил в кармане куртки? — Ало? — тихий строгий мужской голос выдернул девушку из смешавшихся в кашу мыслей. — Пап, это я, — Лесли до боли впивается ногтями в ладони, борясь с паническим страхом, прочищает горло и уже планирует просить отца о помощи, как на том конце раздраженно вздыхают и… бросают трубку. Сайлас удивленно вскидывает бровь, смотря на стремительно белеющую девушку. Даже ее солнечные веснушки в миг посерели, а глаза наполнились кристальными слезами. — Оу, как жаль, кажется, — она сглотнула, стараясь унять дрожь начавшейся истерики, — я не тот человек, что вам нужен.