Влечение

Следующие два дня прошли мимо Джун. Она много, очень много спала и крайне мало ела. А еще почти не разговаривала, потому что было не до этого. Мегатрон же всегда находился где-то рядом. Это успокаивало. По-настоящему. Джун могла положиться на этого ужасного, просто отвратительного тирана, который до ломки был ей нужен. Женщина очнулась только тогда, когда кроссовки утонули в густой темно зеленой кладбищенской траве, а погнутая лопата сыпанула первую свежую землю на крышку гроба. Джун опустила букет бордовых гвоздик вниз и принялась рассматривать серые тучи. Они заволокли все небо, сцепились между собой, став единой сплошной массой, и грозились вновь обрушить на Америку дождь. Медсестра и не против вовсе. За дождем не видно слез. — Как часто у тебя кто-то умирал? — голос у нее будто охрипший, едва слышимый. Мегатрон достает пачку вишневых сигарет и зажигалку. Хмурится и делает первый затяг. Дым расползается отравой по легким. — Периодически. — И как ощущения? — Джун тянет руку к пачке, самовольно вынимает оттуда сигарету и закуривает. Она никогда раньше таким не занималась, а потому дико кашляет, проглатывая никотин. Десептикон лишь вскидывает бровь, аккуратно заправляя женщине за ухо длинную темную прядь. Джун смотрит на него мертвым взглядом, сухими губами сжимает и прокусывает фильтр. — Сначала это полный отстой, — Мегатрон все-таки отбирает у Дарби и пачку, и зажигалку, пряча их в карман потертых черных джинс. Ветер усиливается, бьет в лицо, принося с собой обжигающие холодные капли. Скоро дождь. — Ты ищешь себе место, ныкаешься, пытаешься занять голову, а выходит полнейшее дерьмо. И так год, другой бесцельно проходит, потом привыкаешь, что никого рядом нет. Серыми грязными хлопьями пепел летит на траву. Летит и рассыпается на мелкие частицы. Джун невольно сравнивает себя с этим пеплом. Она ведь тоже рассыпается. Каждодневно. — Ее никогда и не было рядом, — Дарби делает шаг ближе к мужчине, смотря на то, как лакированная черная крышка утопает в земле. — Я просто расстроена, что не смогла ничего вовремя исправить. — Тогда забей, — он тушит бычок. — Это пройдет быстро, если не вспоминать. Ложь. Наглая, яркая и до опизденения нужная ложь. Такая правильная, лаконичная, чтобы Джун в нее обязательно тут же поверила. Поверила и сломалась, потому что от чувства стыда и вины грудная клетка будто онемела. — Я просто… — она пытается подобрать слова, — не знаю, как объяснить. Мне кажется, что я виновата в ее смерти и в том, что ушла она из этого мира в одиночестве. — Прекрати перекладывать на себя чужие проблемы, — мужчина наконец-то смотрит ей в глаза. У него там бескрайняя колючая боль. Такой у Джун никогда не будет, потому что она всего лишь жалкий человечек. Одна, из восьми миллиардов абсолютно таких же. А он — революционер. Тот, кто сгубил целую планету, ради своей выстроенной в голове иллюзии идеального мира. Тот, в ком Дарби нуждалась ежесекундно. — Как будто своих нет. — Есть, — шепчет она. — И одна из них — ты. Мегатрон вздрагивает. Он, как мог, оттягивал этот неприятный разговор и все эти ебанные, серые, тусклые дни прокручивал в голове варианты. Ни один из них не казался ему верным. Дарби смотрит на мужчину с мольбой. — Джун, я не думаю, что это правильно, — ебучая боль иглами вонзается в искру. Мегатрону самому от себя тошно, потому что он знает. Она его, блять, любит. Единственная, кто смог. Единственная, у кого отвращение к его персоне не перевалило за критическую отметку. Фантастика просто! И он ее отвергает, потому что что? Потому что так надо? Или, может, потому что ответственность за чью-то еще жизнь взять не в силах? — Это значит «нет»? — Джун кладет букет на свежую землю, улыбается так, будто ей ножом по сердцу прошлись, и разворачивается к машине. Щеки щиплет от новых слез. Этот день обещает стать самым отвратным в ее жизни. — Дарби, не начинай, — Мегатрон поджимает губы, сдерживается, чтобы не схватить женщину за руку. Ему пиздец как много ей надо сказать, но горло сдавливает страх. Такое бывает, когда тебе кто-то важен. Кто-то, кто сейчас с бледным лицом ловит ртом воздух. Джун подлетает к машине, в истерике с силой дергая ручку на себя. Дверь легко поддается, и женщина буквально падает на сиденье. Мягкая кожа кресла липнет к потным ладоням и неприятно скрипит под коленками. Мегатрон усаживается на водительское и напряженно сжимает руль. — Куда теперь? — самый абсурдный вопрос, который вызывает у Джун новую порцию неконтролируемых рыданий. Ей хочется запереть себя в тесном номере мотеля с бутылкой чего-то покрепче, чем вино с полок супермаркета, и долго-предолго вдыхать ночной воздух из окна. Возможно, еще хочется схватиться за покоцанную оконную раму и вогнать себе в пальцы пару тысяч щепок. До гноя и жутких воспалений. Может, тогда боль физическая перебьет душевную? — Я хочу в бар, — хрипит Дарби, обнимая себя руками. — Напиться и хорошенько потрахаться. — Кто сказал, что я буду с тобой спать? — А я разве тебе предложила? — ее жесткий, наполненный обидой взгляд вонзается в его искру, бьет хлесткой пощечиной и топит в океане вины перед этой женщиной. — Отвези меня в бар. И он везет. Пока дома сменяются идеальными газонами и ровно постриженными кустами, Джун потихоньку приходит в себя, размазывая рукавом вязанного кардигана тушь. Пейзаж за окном тусклый и серый, потому что грозы в Неваде если и начинаются, то идут по несколько дней. — Вот тут останови. Визг старых тормозов заставляет Мегатрона морщиться и раздраженно шипеть. — Ты уверенна, что нам туда надо? — мужчина с сомнением глядит на непрезентабельную безвкусную вывеску бара, у входа в который собрались пять пьянчуг. Джун упрямо игнорирует Мегатрона, хлопает дверью и, громко шлепая по лужам, направляется к бару. Лорду ничего не остается, кроме как последовать за ней. Внутри было душно. Пахло херовыми спиртовыми духами и дешевым табаком, а еще ярко чувствовался сладковатый дым электронных сигарет. Музыка тут играла разнообразная, тихая и скрипучая, будто динамик покосившихся колонок уже пару раз кто-то от души ебнул. Пара человек пытались пьяно завывать под караоке, а барная стойка была полностью пустая. — Две текилы, — Джун карабкается на высокий стул, роняя голову на лакированную деревянную поверхность, и грустным взглядом наблюдает за Мегатроном. Угораздило же влюбится в такого идиота! Женщина закусывает губу, когда видит выступающие темные вены на руках лидера десептиконов. Мужчина вздыхает, закуривая прямо в помещении. Он уставший, измученный, небритый и бледный, но даже так…. Даже так чертовски сексуальный в глазах медсестры. И это хуево. Потому что от чувств таких почти не избавиться. Если только кусок сердца вырывать вместе с частью нервной системы. Бармен молча перед ними ставит две стопки, которые они выпивают не чокаясь. Потом еще и еще. Они пьют столько, сколько нужно Джун, потому что Мегатрон почти не пьянеет. Чертов дурацкий кибертронский иммунитет к алкоголю! — Вот видишь, — заплетающимся языком неожиданно говорит Дарби, беря в руку пустую стопку. — Хоп! — она подносит ее к лицу лорда и отпускает. Смотрит, как стекло летит на пол и бьется о доски. — Это было мое сердце, и ты его просто уничтожил. А знаешь, что еще хуево? Я не могу об этом никому рассказать. Потому что это откровенный громкий скандал! И… и ты поступил, как урод! Я чувствую себя полной дурой, что доверилась тебе. Она запускает в спутанные волосы пальцы, сжимает у корней и оттягивает. — Дерьмовая дочь, неудавшаяся жена и мать я так себе! — она опрокидывает еще одну текилу, проливая половину на кардиган. — И при таком раскладе я еще умудрилась в тебя влюбиться! В тебя! Не в Фоулера, который побитой собакой за мной хвостом ходит, а в тебя! И знаешь, что?! — Что? — лорд вымученно поднимает алые глаза на вспыхнувшую в негодовании женщину. — У меня даже злиться на тебя не получается, потому что единственное, о чем я думаю, когда смотрю на тебя, это, как сильно я хочу быть рядом и как ты меня трахне…! Мегатрон зажимает ей рот рукой, до хруста стекла сдавливая стопку. Полный провал его надломленной выдержки, потому что с таким красным и возбужденным лицом ему еще никто в любви не признавался. Пусть и так… своеобразно. Да чего уж врать, ему вообще никогда не признавались. — Кажется, тебе уже хватит, — Мегатрон подхватывает женщину под локоть, забирая из холодных рук пустую стопку. — Мы уходим, — он спешно расплачивается с барменом и, закинув пищащую от возмущения Дарби на плечо, выходит на улицу. В сырой тьме города бушует шумный дождь. Барабанит по капоту и проникает Мегатрону за шиворот. В машину он сначала закидывает на заднее сидение медсестру, а потом садится за руль. Блокирует двери. — Выпусти меня! Какого хера вообще? — Дарби, блять, угомонись! Ты можешь помолчать? — он резко поворачивается к ней, сталкиваясь почти нос к носу с пьяной женщиной. Она замирает, устало трет опухшие глаза, а потом усиленно всматривается в его осунувшееся лицо. — Не смотри на меня так. Это ужасно, — Джун опять плачет, прикрывая рот рукой. — Ужасно, когда я не понимаю, что ты ко мне чувствуешь. Сначала целуешь, говоришь, что не оставишь, потом сам отвергаешь, а теперь… — ее дрожащие пальцы проходятся по серебристым волосам, — теперь смотришь на меня так, будто это я тебя бросила. Мегатрона ломает. Скручивает изнутри в тугой скрипучий узел от того, что он сам собой не владеет, от того, что они уже третий день топчутся на месте, как трусы. — Я буду хуевым партнером, — он говорит это через силу, ведь войну блядскую с самим собой он только что проиграл. И проиграл осознанно, отдавая все, что у него осталось хрупкой рыдающей женщине. Ему по натуре обязательно надо было сначала довести ее до истерики, чтобы Джун измучилась сразу и чтобы — в идеале — выкинула мысли о нем на помойку. — Это все еще значит «нет»? — Это значит «ты можешь делать со мной, что хочешь», — лорд избегает прямого взгляда, будто боится показаться еще более уязвимым, будто слова, что вырываются из его рта, ему не принадлежат. Иногда, чтобы не сделать кому-то больно, надо переступить через себя. Мегатрон тут проебался. — И даже любить? — Да, — он невесомо целует женщину в макушку, стирая слезы и черные разводы туши с ее шершавых щек. — Поехали в Джаспер. — Ты вообще не умеешь в романтику, да? — у Джун с груди будто камень спадает, давая наконец вдохнуть теплый воздух в салоне. Отчего-то Мегатрон старательно избегал понятия «любви» и вообще не готов был говорить с ней на такие личные темы. Победа уже то, что лорд позволил себе принять ее, как женщину. Как кого-то, кто будет рядом не только ночью или тогда, когда никто не видит, но и в обычное время. Это успокоило Дарби. И пока за окном неистовствовал ливень, смывая пыль и грязь со смоляных дорог, Джун оперлась лбом о стекло. Оно приятно остужало лицо, после такой бурной истерики. — Больше не смей так делать, — глухо говорит она. Знает, что Мегатрон ее внимательно слушает. — Как? — Врать о том, что наши отношения — это неправильно. Сквозь полудрему Джун слышит тихий скрип руля и тяжелый вздох. — Как скажешь, — его шепот утопает в дроби дождя. Мегатрон все никак не может понять, за что Дарби его полюбила. За хроническую, веками вынашиваемую депрессию, что периодически перерастала в паничку? За вечно хмурый, злой взгляд и нецензурную брань? За маниакальное желание обладать целым миром? За что, блять, тут его любить? Да еще и так отчаянно. Он же совсем к такому не приучен. Лорд одной рукой включает поворотник, останавливаясь на светофоре, а другой — набирает вызубренный наизусть номер. — Саундвейв, мост открой.

***

Связист не задает вопросов, когда у ангара паркуется служебная Шевроле в полтретьего ночи и когда начальство бережно уносит на руках спящую медсестру. Офицер только лениво опирается о косяк общей входной раздвижной двери, курит спизженную у Старскрима сигарету и ежится от прохладного ветра. Видимо, в срочном порядке покидать постель и выбираться на улицу в пижаме — дерьмо идея. Мегатрон выходит к нему спустя минут десять. Устало трет глаза и усаживается на лавку рядом со входом. — Тебе вообще не интересно, что произошло? — Пф, если бы еще это было чем-то неочевидным, — связист кивает на темный проход с личными комнатами. Все было ожидаемо. Мегатрон не мог не уступить Джун. Саундвейв это знал прекрасно. Вопрос: как скоро? Ответ: сегодня. Луна серебром разливается по рыжим камням, а Лазербик едва заметной черной кляксой летает над базой. — Опять куропатку свою выгуливаешь? — лорд откидывает голову, смотря на подчиненного снизу вверх. Саундвейв только закатывает глаза и недовольно цокает. Сколько еще его птицу будут обзывать? То ученый, то Старскрим, то вот теперь еще и Мегатрон в клуб хейтеров Лазербика затесался. — Ты его оскорбляешь, потому что он кусается? — Может быть, — главный десептикон вдыхает полной грудью свежий воздух, который наконец-то не утяжелен знойной жарой. Вдыхает и уже тянется за сигаретой, чтобы в который раз испоганить себе легкие, как на горизонте возникает Прайм. — Блядская праведная сука. Саундвейв едва сдерживает улыбку. Иногда Мегатрон одаривает своего коллегу весьма яркими прозвищами. — Доброй ночи, — Оптимус слегка склоняет голову, приветствуя десептиконов. — Ага, — Мегатрон даже глаз на него не поднимает, нервно чиркая зажигалкой и создавая в темноте яркий сноп искр. — Мы можем поговорить? Наедине, — Прайм складывает руки на груди и ждет, пока лорд соизволит обратить на него внимание. Саундвейв быстро все понимает и благополучно уходит спать. — Это касается твоих отношений с мисс Дарби. Мегатрон перестает мучить зажигалку, впиваясь жутким гневным взглядом в Оптимуса. Тот вздрагивает, но упрямо продолжает нависать сверху. — Ну давай, блять, поговорим.