Влечение

Отсек у Шоквейва представлял собой еще одну лабораторию с сиротливо виднеющейся между различных коробок с материалами и запчастями койкой. Саундвейв с порога хватается за бутылку, делая обжигающий глоток виски прямо из горла. Ученый лишь странно покосился на сознаковца, но решил не комментировать более его синяк и маниакальное желание овладеть визгливой тощей земной женщиной. Каким-то неведомым образом Шоквейв отыскал в горе хлама еще и старое пыльное кресло, в которое, не раздумывая, плюхнулся. Фуражка его осталась на одной из коробок, а вот в руках образовался золотистый портсигар. Саундвейв снова глотает алкоголь и падает на койку. — Это сигары? — глухо интересуется связист. И собственный голос ему кажется каким-то убитым и выцветшим. — Будешь? — ученый одним выверенным движением обрезает сигару, раскуривает ее и тянет офицеру. Тот благодарно кивает, нечитаемым взглядом следя за вьющимся дымом. — Если хочешь, — Саундвейв глотает виски, который так нескромно льется через край по скулам и шее, оставаясь мокрыми пятнами на белой рубашке. — Если хочешь, можешь спросить, какого хера я так себя веду. Шоквейв спрашивать не хотел. Ему вообще было глубоко по боку, но несчастный вид связиста ученого пошатнул. Друзьями они, конечно, не были, но общались вполне сносно. А это влекло за собой неприятные последствия в виде внеплановых разговоров и некого… сострадания. — Если ты так убиваешься только потому, что она въебала по тебе сумкой…. — Я хочу ее трахнуть, понимаешь? — связист выливает частично в себя, а частично на себя виски. Смотрит полуживым взглядом в потолок и по привычке шарит рукой по койке, в надежде найти там свой визор. — Нет, не понимаю, — холодный тон ученого отрезвляюще бьет по мозгам. А потом Шоквейв сам прикладывается к теплому пиву. Сигару он выкуривает медленно, смакуя каждый жестокий, разъедающий на куски вдох. Если ученый умрет завтра от того, что задохнется, то пусть уж он задохнется дорогим табачным дымом. — Так быть не должно, — бутылка летит на пол и укатывается куда-то под койку. — А как должно? — поднимать такие философские темы со связистом казалось чем-то вполне себе обыденным. Саундвейв тяжело, облокачиваясь на смятую под собой подушку, усаживается более-менее ровно. Койка визгливо скрипит. Глаза и уши Немезиды потерянно разводит руки и пожимает плечами. Он не знает. Никто из них двоих не знает, как должно быть. А есть ли вообще регламент на «должно» и «быть»? Шоквейв не уверен. — Я просто не хочу иметь возможность что-то чувствовать. Мне просто нужно работать, и все. Ничего более, — Саундвейв смело делает долгую затяжку, чтобы закашляться до слез. Шоквейв его не понимает. Возможно, он еще не достаточно пьян для такого рода тем. А, возможно, у него и никогда не было чего-то, что так яростно отвлекало бы от первостепенных задач. — Есть еще виски? Ученый подозрительно косится одним целым глазом на коллегу. — Не делай вид, будто тебе не все равно, как я дойду до отсека. — Как бы лорд не прибил нас, — высказывает свои опасения ученый. — Его не будет на корабле. Джун об этом позаботилась. Почему Джун каким-то образом причастна к отсутствию Мегатрона на корабле, Шоквейв знать не хотел. Ни к чему засорять гениальный мозг ненужной ерундистикой. Ученый встает с кресла и, пиная ногой пустую коробку, подходит к шкафу. Там, среди кучи гаечных ключей, отверток, винтов и болтов, скромно расположилось длинное, надтреснутое зеркало и залитое в граненную бутылку виски. Шоквейв ненавидел зеркала. Как и ненавидел то, что с ним сотворила война. Длинный, рубцовый шрам, как болезненное напоминание, тянулся от левой скулы через нос к середине щеки. И даже широкая повязка, скрывающая обезображенную выжженную плазмой глазницу, не перетягивала на себя внимание. Все всегда смотрели аккурат на его шрам. И стремились задать вопросы. Все, кроме Саундвейва и Мегатрона. Потому что, что первый, что второй — похуисты знатные. А еще им была важна польза, какую Шоквейв всегда стремился предоставить в полном объеме. — Любуешься? — связист подходит со спины, наглым образом стаскивая с полки одним из своих щупов алкоголь. — Разумеется, — без колебаний парирует ученый. И с громким хлопком закрывает дверцу шкафа. — Может ты хоть в бокал нальешь? — Отъебись, — несчастно хмыкает Саундвейв и глотает из горла. Золотыми каплями дорогой, купленный на радостях виски скатывается по чужому горлу, течет по выступающим ключицам. — Пьянь, — философски замечает ученый, снова падая в кресло. За окном уже давно ночь и темень, что поглощает даже свет далеких звезд. А еще Лазербик настойчиво долбится в стекло. — Мне впустить твою курицу? Связист отрицательно машет головой и дает птице сигнал улетать. Она ручная, но вредная до омерзения. Все руки успела исклевать Саундвейву, отчего у него часто костлявые пальцы в пластыре. Лазербик издает возмущенный клич и мгновенно пропадает в ночи. Возможно, к утру Саундвейв обнаружит дохлую мышь на подоконнике. — Может, мы его на шашлык пустим? — задумчиво трет протезированной когтистой рукой подбородок ученый. — Как только, так сразу, — уклончиво хрипит связист. — Мне совет нужен, а не твои опошленные мечты о моей птице. — Почему сразу опошленные. Нормальные, — Шоквейв ловит на себе пронзительный взгляд алых глаз. Саундвейв приглаживает темные волосы, неловко цепляясь ногтями за заколки сбоку. Едва заметный шрам на виске напоминает ученому о том, что даже всемогущий связист может оступиться. Видеть Саундвейва без маски — большая редкость. — Ха, ладно. Что ты хочешь услышать? — Совет. — Какой? — Да любой. Шоквейв хмурится, всматриваясь во мглу далекого неба. Над крышами лениво парит Немезида с наспех приколоченным омега-замком, который в какой-то момент жизни ученого стал всем. Кошмаром наяву и шедевром инженерной мысли. — Извинись перед ней для начала, — допивает пиво одноглазый десептикон, швыряя бутылку в мусор. Он тоже не жаловал Лесли Браун. Среди приевшихся детей, Фоулера и Джун она была чужой. Слишком громкой, слишком глупой, слишком яркой. Даже когда Мегатрон в десятый раз нелестно высказывался о ней, Лесли продолжала улыбаться. И Шоквейву это казалось неправильным. — Хуевый совет, — качает головой связист. — Какая ситуация, такой и совет, — пожимает плечами ученый. Да, ему не нравилась Лесли Браун, но даже она заслуживала извинений. И ведь не поспоришь. Саундвейв мог бы привязать свою вымазанную извращением заинтересованность к кому-то другому. К кому-то, кто не носил костюмов и не был обсыпан темными веснушками. К кому-то, кто не визжал и не дрался при любом удобном случае…. Только вот…. — У нас проблема. — У нас? — Шоквейв вздергивает темную бровь и раздраженно сдувает со лба вечно вьющуюся тонкую прядь смоляных волос. — Да, — кивает связист, а в глазах у него вселенское отчаяние и осознание масштаба надвигающейся катастрофы. — Ладно. Хорошо. И какая же у нас проблема? — Мне, кажется, нравится, когда она меня бьет…. Шоквейв долгие пять минут пытается анализировать происходящее, а потом давится воздухом. — И как мне это комментировать? Связист хмыкает, наблюдая за исказившимся в удивлении и пренебрежении лицом ученого. И никакие комментарии тут Саундвейву не помогут. А только виски. Теплый. И горький до тошноты.

***

На следующий день Лесли Браун не появилась на базе и не разбила хрупкую тишину своим звонким повизгивающим смехом. Не появилась агент и через день, и через два. Связист громко клацнул по клавиатуре, в последний раз прочитав вечно бегущую строку инопланетных символов, и глянул в просвет между дверей базы. Рассвет только занимался, скромно просачивался оранжевым в щель раздвижных ворот. Теплые лучи мазнули неприкрытую визором щеку. Саундвейв вздохнул. Чего он ждет? Ждет, когда в очередной раз его обольет волной раздражения из-за этой визжащей женщины? Или он ждет, когда Лесли, тяжело пыхтя, раздвинет двери и войдет внутрь? — Доброго, — увы, внутрь вваливается растрепанный Шоквейв. Он редко когда выползает с Немезиды, еще и в таком непрезентабельном виде. Шоквейв — идеал и сама пунктуальность. Всегда одет с иголочки и по уставу, всегда сдает отчеты вовремя и почти не задает вопросов. В общем, мечта связиста! Но сегодня что-то с самого утра шло не так. — Нам не одобрили проект. Правительство отказывается от предоставления ресурсов на постройку омега-замка. Спасибо, что хоть финансирования не лишили! — возмущенно выдает десептикон и нервно приглаживает вьющиеся волосы. — Вручную собирать двигатели теперь? — тихо интересуется связист. Шоквейв не отвечает. Он заебался настолько, насколько мог заебаться тот, кто не по своей воле контролировал почти всю стройку такого масштаба. Работа, которая когда-то приносила лишь удовольствие и воплощала все ненормальные мечты ученого, превратилась в кромешный ад и рутину. А сейчас все и вовсе рухнуло. В момент. — В смысле не одобрили?! — Рэтчет врывается ярким рыжим пятном в главный отсек базы и с мольбой смотрит на ученого. Тот разводит руками, капает себе в стакан с водой что-то прозрачное из черного бутылька и осушает одним глотком. — Что теперь делать будем, Шоквейв?! — Да не знаю я! — взрывается ученый, с грохотом ставя стакан. — Ты думаешь, я не в ахуе?! Это же просто, ну, я не знаю… — Шоквейв в приступе яростного бессилия разводит руки и падает на стоявший в углу пыльный диван, — ну пиздец это. И Рэтчет покорно соглашается с ним, вымученно смотря на бордовый экран компьютера. Стройка обещала задержаться надолго, если не навсегда. Доктор одарил поникшего десептикона сочувствующим взглядом. Бросать все дело на полпути никто не мог себе позволить. И пусть Балкхэд и вехиконы сильно помогали в строительстве, Шоквейв же вносил несоизмеримо много в свое детище. В венец его мысли. Он корпел над чертежами сутками, забывал есть и пить, а иногда и вовсе неделями не спал. А Рэтчет за этим наблюдал. — Может еще раз попросить Фоулера? — Они нам откажут и во второй раз, — убито шипит дес. — Но ты можешь рискнуть. Я не буду с ними больше разговаривать. Уж прости, моя лояльность и цензурная речь на этом закончились. — Прайм поедет через час решать этот вопрос, — спустя долгие три минуты, заглядывая в мобильник, отвечает Рэтчет. Нокаут тихонько юркает внутрь, зевая, наливает себе кофе и сочувствующим взглядом пялится на коллег. Он тоже в курсе ситуации. И тоже в полнейшей дезориентации. — Может, с пистолетом у виска Брайс будет сговорчивее? — выдает здравую, как кажется десептиконскому врачу, мысль. — Ага, а потом нас дружно упекут за решетку, — вздыхает Шоквейв. — Не вариант. Хотя звучит заманчиво. — О! Кстати, а где Браун? А то какой день ее не слышно, — Нокаут в какой-то степени даже успел сдружиться (смириться) с активной девушкой. — Она уехала к родственникам в Коттедж Гроув. Фоулер сказал, что вернется через неделю, — Рэтчет не задумываясь роняет фразу, за которую уцепляется связист. Ему и Браун необходимо было поговорить, и красноречивый взгляд Шоквейва, направленный в сторону офицера связи, агрессивно на это намекал. — Что делать будем, господа? — Нокаут отставил горький кофе и, достав из кармана электронку, беззастенчиво задымил. Шоквейв сцепляет пальцы в замок и прикладывает их ко лбу. Он всегда так делает, когда усиленно что-то обмозговывает. Ученый давится возмущением и злобой. Даже когда его грандиозные и масштабные проекты прикрывали на Кибертроне, он знал, что сможет с легкостью начать заново. Здесь же было по-другому. В узком окне едва различался силуэт парящей Немезиды, на которую Шоквейв возвращаться не спешил. Ему казалось, что этот хладнокровный звонок от правительства лишил его сил, раздробил на мелкие кусочки и бросил в топку яростного отрицания ситуации. Все списки нужной им земной техники можно было просто сжечь. Земной. Техники. — У меня есть план, — в голосе Шоквейва сквозит едва уловимая надежда, — но он ублюдский.