Влечение

Дрожащей рукой он стирает со лба пот, пачкая кожу в едкой вязкой маслянистой жиже. Ее потом хер ототрешь от лица и ладоней, но Мегатрона это не трогает, потому что единственное, что он видит — это рваная рана. Левый бок монотонно прожигает адская боль, шипами впиваясь при каждом неаккуратном вдохе. Энергон стекает горячей струей на песок, впитывается, образуя под мужчиной уродское огромное пятно. Если он сейчас не встанет, то что? Умрет? Как-будто ему этот исход вовсе не противен. Мегатрон давно желал умереть. Да, классический исход для того, кого очень сильно жизнь обидела. В своей кончине гладиатор не видел ровным счетом ничего критичного. Сколько таких, как он, покидают эту сраную Каонскую арену вперед ногами? Сотни? Тысячи? Не все ли равно? Тихий грозный рык полуживого зверя заставляет Мегатрона открыть глаза и медленно повернуть голову в сторону раненного инсектикона. Та вонючая несмываемая жижа, что смешалась с собственным потом мужчины, его слюна. Надо добить. Добить, чтобы животное не мучилось. Гладиатор тянется ослабевшими пальцами к пистолету, щелкает затвором и, старательно игнорируя ужасающе веселый крик арены, направляет ствол в голову жуку. — Спокойной… ночи, — смертельный выстрел добивает инсектикона и тот, в последний раз дернув лапками, падает. По арене проносится новый радостный гул и восклицания. Мегатрон мутным взглядом находит спешащих к нему медиков. Он уйдет отсюда живым, в который раз отобрав чью-то жизнь.

***

Лорд просыпается где-то в три ночи от того, что ему нечем дышать. Очередной беспокойный сон, который к утру забудется, который он опять проигнорирует и который убьет в нем еще что-то важное. Серый потолок его блядской каморки освещает уличный свет фонаря, делая комнату неестественно серебристой и умиротворенной. Совершенно неподходящий ему антураж. По спине крупными каплями скатывается и впитывается в простынь холодный мерзотный пот. После таких снов Мегатрону только бы покурить, потому он так отчаянно тянется за пачкой, лежащей на краю тумбочки. Зажимает губами сигарету и к чертям ломает ублюдский фильтр. Мегатрона трясет. Это частый эффект от кошмаров. Но в его случае эффект при пробуждении усиливает одна простая и лаконичная мысль. Это не кошмар. Это его жизнь. Поломанная сигарета летит на пол, с тихим стуком ударяясь о ножку тумбочки. Насрать абсолютно. Он подберет ее утром. Следующую он скуривает за три затяжки, чувствуя, как дает по воспаленным поехавшим от ненормальной рабской жизни мозгам. Ему еще пить хочется так сильно, что язык прирастает к небу. Это тоже больно. Мегатрон порой думает, что его судьба за что-то изощренно наказывает, долбит головой о затвердевший бетон и приговаривает, мол, заслужил. Из груди вырывается тихий хриплый выдох, и горло тут же обжигает. Будто железной проволокой его кто-то обмотал и с усердием потянул. До энергона и вечно сочащихся ран. Лорд тихо поднимается с постели, замечая, как маленькое тельце рядом сильнее закуталось в одеяло. Сегодня пятница, а это значит, что Джун по привычке теперь остается рядом с ним. Утром, может, на рассвете, она уйдет. Но по пятницам женщина почему-то упорно продолжает оставаться с Мегатроном. И дело уже даже не в пресловутом сексе. И десептикон, к своему ужасу, это осознает. Они перешли черту, когда начали не только трахаться, но и разговаривать. Сначала неловко и с осторожностью, боясь затронуть какие-то запретные темы, потом более смело и даже как-то буднично. Дело стало доходить до того, что Мегатрон с завидной периодичностью забывал, как надо себя вести, и чуть ли не ложился к ней на колени при автоботском враче. Благо мозги у него еще кое-как работали, чтобы предотвратить всемирный скандал, который бы обязательно разгорелся. Лорд безразлично оглядел комнату и направился в ванную. Его снова тошнило от ненависти к себе, от окружающих его людей и кибертронцев, от собственного замученного отражения в задрипанном зеркале. Одним словом: его тошнило от жизни. Он снова сблевывает в унитаз, впиваясь пальцами в ободок и сжимая его так сильно, что тот с хрустом трескается. Надо выпить. Воды, виски, пива — неважно. Ему просто надо выпить и срочно, чтобы опустевший желудок снова не скрутило спазмом. Кажется, в рабочем столе оставалась какая-то бутылка. Он входит в спальню, стараясь, как можно тише передвигаться в таком плачевном состоянии. — Что происходит? — Джун сидит на постели, кутаясь в тонкое одеяло, и трет сонные глаза. Все-таки разбудил. — Ничего. Спи, — тихо сообщает ей и снова тянется за сигаретой. Зажигает, затягивается, бессмысленным взглядом наблюдая за тлеющим концом. Интересно, сильно больно будет, если обжечь этим ладонь? Мегатрон думает, что не сильнее, чем когда тебе прокусывают бок; не сильнее, чем когда тебя затылком прикладывают о металл; не сильнее…. — Врешь. У Мегатрона в темноте глаза полыхают каким-то несчастным огнем, от которого у Джун на душе почему-то неспокойно. Пришло ли время поговорить по-настоящему? — Даже если и так, тебе-то что? — он вовремя затыкается, чтобы не выдать раздраженное «мы же просто трахаемся». Потому что это уже не просто. Это уже начинает пугать. И его, и ее. Мегатрон подхватывает с тумбочки пепельницу и падает на кровать, продолжая смотреть на летящий с сигареты серый дым. Новая затяжка дается ему тяжело, потому что легкие почему-то протестующе рвутся наружу. Джун обиженно поджимает губы, понимая, что десептикон ей не расскажет. Ничего и никогда. Потому что они не в тех отношениях, когда можно и когда доверяешь. Потому что Мегатрон чертов убийца, деспот и тиран. Так почему же Джун так смело ложится к нему в постель и так нагло по ночам закидывает на него ногу? Это тот самый тупик, когда никто из них не позволит двинуться дальше. Поэтому…. — Я хочу все закончить, — она не смотрит на мужчину, а только вслушивается в мерное чужое дыхание. — Я больше не буду с тобой спать, — дыхание сбивается. — Как тебе будет угодно, — с этими словами он докуривает сигарету и режет без ножа ее нежное сердце. Почему так обидно? Неужели, за этот месяц с небольшим он станет к ней хоть что-то чувствовать? Он? Боже правый, да Джун сошла с ума, раз допустила такое! И, чтобы не разрыдаться от назойливых мыслей, женщина кутается в одеяло и отворачивается к стене. Последняя ночь, а дальше — они сделают вид, что с ними никогда ничего подобного не случалось.

***

Утром Дарби проснулась в одиночестве. Мегатрона не было ни в ванной, ни в кабинете. Видимо, он ушел еще на рассвете, чтобы не смущать женщину. Она собрала то немногое, что успело каким-то чудесным образом перекочевать из ее дома в комнату главного десептикона, и открыла мост к больнице. Рабочий день предстоял быть мучительно монотонным и долгим. На улице уже во всю жгло солнце, а небольшие цветастые птички весело купались в полуразрушенном фонтане. Джун успела им позавидовать и полюбоваться на их беззаботные плескания. У женщины даже поднялось настроение. — Джун! — на ступеньках ее встречает обеспокоенная Стэйси, срывается вниз, чуть ли не рыдая в плечо. — Мне так жаль, Джун! — Стэйси, о чем ты? — медсестра с непониманием отстраняет от себя зареванную коллегу. Та судорожно всхлипывает, дергая нижней губой. — А тебе не сказали? Как они могли! Почему тебе не позвонили?! Дарби включила телефон, обнаруживая три пропущенных из Хендерсонской больницы. Внутри сразу что-то опасно натянулось, холодной паникой разливаясь по всему телу и заставляя дрожать ледяные пальцы. Джун с опасением жмет кнопки и какое-то время слушает долгие гудки. — Добрый день, мисс Джун Дарби, верно? — Да, — онемевшими губами шепчет женщина, сильно стискивая несчастный телефон. — Это больница Хендерсона. Звоним сообщить, что ваша мать, мисс Ален Дарби, скончалась сегодня утром от сердечного приступа. Джун больше не слушает девушку на том конце провода. Медсестра старается устоять на ногах, но ее все равно ведет, а Стэйси спешит подхватить ее за локоть. Коллега сажает Дарби на нагретые ступени и долго смотрит в бледное лицо. — Хорошо. Я приеду. Джун говорит это на автомате, скидывает трубку на автомате, встает и идет к дверям больницы, чтобы выпросить себе парочку выходных, тоже на автомате. Главное не сорваться и не упасть в пучину того отчаяния, в которое ее вогнал идиотский десептикон и мать. Ей, конечно же, дают выходные. Столько, сколько нужно, чтобы доехать в соседний город и похоронить члена семьи. Мама у нее была властной женщиной, активной и строгой. Джек ее никогда не видел, потому что Ален не готова была видеть внука разведенки. Да, после рождения сына их отношения, что и так держались на волоске, оборвались. Жалела ли Джун? Конечно. Конечно жалела, что не набралась храбрости и не приехала к матери за эти долгие шестнадцать лет. Жалела, что так и не смогла объяснить причину развода и что не познакомила Джека с бабушкой. А теперь ей придется врать сыну, что ее отправили в командировку, что это всего на пять дней и что ничего страшного не произошло. Дарби на негнущихся ногах ползет до машины, печатает Джеку смс и проворачивает ключ. Ехать до Хендерсона около двух часов. Старая машина тихо фыркает, но с третьей попытки заводится, возмущено тарахтя. — Это официально самый дерьмовый день в моей жизни, — Джун падает лбом на руль и заходится в беззвучном истерическом рыдании.

***

Семь перекати-поле, четыре орла и километры пустыни были уже позади ближе к полудню, когда безжалостное солнце не давало и шанса слабому машинному кондиционеру охладить салон. Джун проехала очередной поворот и остановила машину. Хотелось подышать свежим, пусть и горячим, воздухом и полюбоваться на бескрайнее насыщенно голубое небо. Всего пару минут блаженного бездействия, которые были так необходимы ее психике. Дарби открыла дверь, свесив ноги и пнув лежащий поблизости камень. Руки уже не тряслись, и слезы она из себя почти все сразу выдавила. На душе образовалась пугающая спокойная пустота, которая лишь создавала иллюзию легкости. Джун осознавала, что теперь ее жизнь рискует превратиться в вечные ночные кошмары, заполненные лишь мыслями о том, а что, если бы… если бы она поговорила с мамой, если бы поговорила с Фоулером, с мужем, с Мегатроном в конце концов! Было бы ей легче? Женщина разочарованно вздохнула, похлопав себя по щекам, и захлопнула дверь машины. Следовало ехать дальше. Первая попытка завести старое корыто не увенчалась успехом. Тачка лишь тихо фыркнула и затихла. И больше признаков жизни не подавала. — Класс! Я еще и заглохла посреди пустыни! — Джун в истерическом припадке принялась избивать руль. Это уже было не смешно. Совсем. Надо было кому-то звонить. Кому-то, у кого есть права и машина, кто ей не откажет и кто точно никому не расскажет, зачем она уехала из Джаспера. — Блять! — она в последний раз ударила кулаком руль и полезла в телефон. То ли у судьбы такое отвратное чувство юмора, то ли Джун перед кем-то так провинилась, что теперь ей предстояло разговаривать с мужчиной, с которым у нее теперь нет никаких отношений. Закрадывалась мысль позвонить Нокауту или Смоукскрину, но эти двое были теми еще любителями растрепать всем и обо всем. Фоулер отпал сразу, потому что Дарби не хотела иметь с ним никаких дел. Поэтому выбор был очевиден и жесток. Джун нажала зеленую кнопку и принялась слушать долгие громкие гудки. — Да? — на том конце послышался его привычный баритон. — Мегатрон, мне нужна помощь….