Liefde. 132

Вот есть же люди — энергичные, неуловимые и иногда даже женственные, в особых, экстримальных случаях. Любовь старательно зачесывала непослушные короткие пряди, пытаясь придать им презентабельный вид. Но копна волос упорно напоминала о своих бунтарских шестнадцати — времени, когда девчонка на спор побрилась налысо отцовской бритвой. После этого растительность на голове, видимо, сильно разочаровалась в своей владелице и назло росла медленно и неравномерно. Ну и бог с ней. Это явно того стоило. Молодость ведь на то и молодость, чтобы совершать весёлые и необратимые поступки, дабы было над чем грустить потом, в доме престарелых. Её аж передёрнуло. С улыбкой на лице, конечно. Стоит только вспомнить, как Люба поступала в медицинский. С двумя бантами, в сарафанчике и с пачкой крепких сигарет, нагло стыренных из отцовского гаража. Пусть сейчас наша героиня давно не испытывает влечения к никотиновой зависимости, но воспоминания о пятиминутных школьных перекурах с зеленоволосой подружкой Оленькой, такой же на то время бунтаркой, вызывали тёплую вибрацию в груди. Были же времена… Всё было по-другому. И мечты были другими. Медицинский был так, для спокойствия души матушки, а для своей души Любовь берегла мечты о поступлении в театральный. Большая сцена, заполненные портеры, громкие аплодисменты… Теперь все эти мечты наглухо запечатаны разве что в дешёвом магнитике с надписью «Петергоф» на противном иностранном холодильнике, напоминая о родине-матушке и девичьих фантазиях. Пухлые, круглые губы непроизвольно скривились, и помада провела чёткую линию аж до кончика носа. Хорошо, что розовая — легко оттереть. Не то, что раньше, когда девчонки в клубе красили лица чуть ли не углём с клумбы, дабы почерней, помодней… Потом ещё неделю с чёрными усами ходишь, зато счастливая. Видели бы её друзья, что стало с ней: рубашка накрахмалена, юбка ниже колена, а выщипанные брови-ниточки так и не отросли с тех самых лихих шестнадцати. Да её бы засмеяли. От старой, ласково прозванной друзьями «Любочки» осталась разве что криво выбитая питерскими чернилами на запястье буква «А», имеющая громкое и гордое значение: «анархистка». И то рукав медицинского халата наглухо скрывал синеватую буковку.

***

Это уже четвёртое свидание за месяц. Строго по расписанию — в пятницу, в семь вечера, в одном и том же кафе, за одним и тем же столиком. Всё рассчитано. Разве что кавалер каждый раз другой. Любовь не выдерживала больше получаса с ухажёром — они все такие никакие… Скучные, не смешные, с пошлыми шутками — в общем, всё по самым базовым шаблонам мужчин с сайтов знакомств. Конечно, любой женщине хотелось уже иметь семью в двадцать семь лет: часики-то тикают, время бежит, девка не молодеет… Но это всё так стереотипно. Была бы её воля — давно бы вышла замуж за реферат по психологии и сидела бы довольная-счастливая, тонула в своих рабочих рандеву… Но надо, так надо. Сумка, шарфик, даже невысокие каблучки — и вот уже длинные пальцы обхватывают руль на поворотах, выстукивая что-то на своём, на женском… Хоть бы в этот раз с мужиком повезло. В этот раз Любовь побила свой рекорд, просидев за одним столиком с ухажёром целых сорок минут! И то, наверное, только потому, что давление упало и не хотелось с дурной головой садиться за руль. Хотя в этот раз молодой человек действительно оказался неплох. Заметив, как скучает его спутница, уточняюще спросил: — Тебе со мной неинтересно? Я тогда пойду. И, получив утвердительный хлопок ресниц, оплатил ужин и улетел на первом же такси. Первые успехи в личной жизни. Глаза устремились куда-то за окно, а пальцы теребили салфетку в нервной привычке. Пусть после ухода кавалера и стало легче, но не настолько, чтобы успокоить вихрь мыслей в голове. А он был резким, грубым, белёсым… Прям как знакомая макушка, закутанная в клетчатый шарф до неузнаваемости. Он сидел в углу, сгорбившись, скорчившись, напоминая Любе небезызвестное произведение Чехова — «Человек в футляре». Она даже иногда подумывала рассказать Кляйну про это произведение, ознакомив его с русской литературой, да побоялась, что после этого он заберёт все документы и сменит лечащего терапевта. Смотрела, изучала, пытаясь найти изменения в его поведении после начала их терапии, да пока не нашла. Она видела его совсем каким-то маленьким, слабеньким; на языке так и вертелось слово «мямся», да жаль, на голландском схожего синонима к этому слову не было. Люба дурой не была, понимала, что загадку из себя Кляйн строит не от лучшей жизни. Пусть он свою душу ей ещё слезно не изливал, но она догадывалась, действовала интуитивно. Но от этого ей было даже интереснее. Обычно, как садишься в кресло в кабинете психотерапевта, так слова сами друг за другом вылетают, а этого гада так просто не расколоть. Крепкий. У неё была странная привычка ассоциировать своих пациентов с разными песнями — ну так, чисто чтобы самой с катушек не слететь. Так вот, этому со стопроцентной уверенностью подходила песня Агаты Кристи — «Секрет». Самойлов явно с него писал, да только в женском роде. Обернулся. Наградил её тяжёлым взглядом и, как мышь, шмыгнул обратно в шарф. Как обычно, неприветливый. Хотя тот отвратный эспрессо она до сих пор помнила. Кофеин терпеть не может, тем более дешёвый, холодный и побывавший под проливным ливнем, но приличия ради выпила. Хотя какое приличие — скорее, от удивления. Что тогда коротнуло в голове у блондина, бог один знает. Но ей было приятно. Правда. Они даже тогда немного поговорили, как люди. Словами, слушая и отвечая друг другу. Честно говоря, Любовь была бы не против цедить тот эспрессо каждый сеанс, лишь бы он словами отвечал, а не немыми кивками после сотни врачебных вопросов. Ладно, пора домой. Лениво натянула пальто на плечи, сумочку, шарфик… — Я думал, ты в кабинете ночуешь, — прямо у дверей раздался голос, приглушённый шарфом. Люба тут же натянула улыбку, будто полчаса назад не провалилась её попытка сделать шаг в счастливую семейную жизнь. — Добрый вечер, мистер Кляйн! Как ваше самочувствие? Как настроение? — На втором вопросе у самой голова загудела. Не тот настрой. Не сейчас. Устала. — Хорошего вам вечера, до свидания, — с выдохом закончила женщина, не успев начать. У блондина аж губы приоткрылись. Что-то в его терапевте сегодня было не так. Какая-то… измученная, что ли. Обидел кто? Хотя, не его дело. — Кофе будешь? Угощаю. За хорошо прописанные антидепрессанты. А давай. Любовь плюхнулась на стул, со стуком прислонившись к окну. Сегодня с ней точно что-то не так. Не как обычно. Накрасилась, что ли? Глаза более выразительные стали, а перещипанные брови аккуратно уложены гелем. А может, они всегда такими были? Просто Йост не замечал. Бред. — Правда, хорошие антидепрессанты выписала? — с ехидной улыбкой. Ну вот только Кляйн подумал, что она ему нравится. Ну, в смысле как человек. Молчит, не балаболит как обычно, без шила в заднице. Показалось, видимо. — Разве это не врачебная тайна? Мы не на сеансе. Или больше тем для разговоров не существует? — Так её! Мочи, мочи, доведи своего терапевта! Получи скрытое достижение! Она слегка поникла. Йосту даже стыдно стало. Немного. На одну десятую. — Да, вы правы, мистер Кляйн. Прошу прощения, — виновато улыбнулась, подперев подбородок рукой. Но потом как вздохнула и затараторила, будто плотину прорвало. Из её рта тут же посыпались многочисленные вопросы, факты, даже что-то про какого-то человека… в кожуре? Или футляре? Блондин так до конца и не понял. Хотя знаете, отлегло. Всё-таки этой барышне молчаливость ни к лицу. Таким умом блистать надо. Интересно слушать.

***

Шаг более бодрым стал, оттого и пришёл на пару минут раньше. Пришло осознание. Ноги будто на сантиметр выше поднимались при шаге. Заметно по менее влажным штанинам. Видимо, просто много кофе выпил, оттого и энергичен. Завернул к кабинету и… остановился. Стучать или нет? Что значит «стучать ИЛИ НЕТ»? Кляйн сейчас головой эту дверь вышибет. Ну, до этого он же как-то в кабинет заходил, верно? И не задумывался, стучать ему или нет. Серьёзно, завис. Ну, постучал. Три раза, с одинаковым интервалом. Зашёл. — Добрый день, мистер Кляйн! У вас хорошее настроение? — Вот так с ходу, лоб в лоб. Ещё порог не успел перейти, а она уже делала выводы. Талантливая женщина. — С чего вдруг? Добрый день. — Сам опешил. Не ожидал. По каким признакам она его настроение уже определяет? Или русские терапевты ещё и ауру ощущают вокруг пациента? — Ну, вы постучались перед тем, как зайти, — хитро улыбнулась она, наламывая прядь на палец. — А вы обычно так не делаете! С того и вывод. Хотя ладно, может, я поспешила. Тут два исхода: либо хорошее настроение, либо плохое. Осталось только понять… Ладно, оправдалась. Хорошая цепочка. Кляйну нравится, когда люди говорят что-то и обосновывают, а не беспричинно молотят ерунду. Он закатил глаза и шмыгнул в кресло. Она прям подстраивалась под него. Ну правда. С каждым сеансом блондину всё меньше и меньше получалось её упрекать или звонко цокать языком. Одно неизменно: улыбка до ушей и балабольство, коим она заполнена аж через край. Раздражало, конечно, но Кляйн смири-… Раздражало. Точка. Слово за слово, как вы не поверите, наш с вами пациент не заметил пролетевший час в этом чудном…ляпистом кабинете. С языком сегодня что-то не то, простите. Чушь всякая в голову лезет. Не выспался просто. Ерунда какая-то, правда. Не к добру это всё. Как-то всё стало совсем уж по-другому. Кляйн ходил к этому русскому мозгоправу всего месяц, а уже будто принял, даже можно сказать привык. Со старым так не было. Тому дедку Йост своих тараканов долго не показывал, долго тот доверие добивался. Кровью да потом. А у этой как-то само всё вышло. Да так шустро… Вот что значит — женская энергия. Или аура? Да какая, к чёрту, женская… Ж… Зачеркни. Давай всё перепишем. Она ломает его сценарий. Так не должно быть. Так не будет. Не-а. Это не по правилам. — Мистер Кляйн, всё хорошо? Может, водички? Да заткнись ты. Не до тебя. Ну, то есть… Тебя как раз таки. — Не нужно. Просто задумался. Ну давай, оправдывайся. Да у тебя на лице всё написано, кретин. Тебе тут ни вода, ни вино, ни Дева Мария не поможет. Она мягко улыбнулась, всё равно протянув пластиковый стаканчик с водой. — Можете посидеть в моём кабинете, раз вы неважно себя чувствуете. У меня после вас клиентов всё равно нет, — любезно предложила терапевт. — Я даже готова помолчать. Ну, первые пять минут. Потом как повезёт… Кивнул. И правда, надо передохнуть. Как и обещала, промолчала она только шесть с лишним минут. — А как вы обычно проводите свободное время? — дружелюбность так и перла из нее. — Я вот обычно гуляю со своими собаками, слушаю музыку, рисую… А вы? — Сижу дома, — задумчиво и отстраненно ответил он. — Отличный отдых в свободное время. Она аж опешила. Ну разве это отдых? Это просто… просто потраченное в никуда время. — Может, вы бы хотели как-нибудь прогуляться со мной и моими собаками? Знаете, свежий воздух и животные — отличное сочетание! Такой большой выработок эндорфина! Не успела Любовь закончить свою чудесную мысль, как Кляйн прервал её коротким и твёрдым: — Нет. Она ожидала такого ответа. Он был буквально написан на лбу блондина ещё за минуту до того, как она задала этот вопрос вслух. Стакан воды на столе так и остался нетронутым. Ему пора домой. Кляйн встал с кресла, собрал вещи и ушёл, не попрощавшись. Всё-таки плохо себя чувствует. Улица, слякоть, метро, подъезд. Он скинул джинсы ещё в коридоре. Не хватало ещё грязь развести. Нет сил даже почистить зубы, измотан. Нырнул в кровать, приглушил свет. Не спится. Ну конечно, в шесть часов вечера. Щас бы выпить. Да нельзя — антидепрессанты. «Вы всегда можете позвонить мне или написать, мистер Кляйн». Да засунь свою любезность себе в задницу, Люб. Точно так же, как блондин запихнул туда свою гордость, отправив ей спустя минуту нелепое: «Как дела?» Это было его первое сообщение в их общем чате.