Анальгезия

      Полгода потребовалось Верде, чтобы завершить своё творение. Чертовски долгих шесть месяцев, за которые учёный спал урывками, будучи полностью поглощенным своим новым проектом. Он бегал из лаборатории в комнату Скалла и обратно, изредка прерываясь на еду и ванную. Все это время Фонг хоть и старался быть рядом, но в Триаде стали происходить сдвиги в силе, в связи со смертью одного из членов управления. Ему нужно было быть там, чтобы не потерять влияние, а значит хоть какую-то неприкосновенность. Многие до сих пор не воспринимали его всерьез, сколько бы чужих костей он не ломал, сколько бы людей не пропадало без вести. Все упиралось во внешний вид. Насколько бы сильным он не был, в глазах окружающих он просто ребенок, у которого нужно отнять всю власть. Год назад у них был шанс убить его, но второго Фонг им давать не собирался. Особенно не тогда, когда ему есть кого защищать.       Фонг усмехнулся и вновь перевел внимание на невнятное бормотание Верде. Тот держал в руках какое-то достаточно массивное для его тела устройство и объяснял принцип его действия Ксяожи. Та кивала на каждое слово ученого, но Ураган не был уверен, что она его понимает, и не кивает просто для вида. Он сам отключился на каком-то моменте, понимая всю тщетность понять и осознать то, что говорит Верде. Сейчас он просто ждал, когда Гроза закончит и просто скажет, что конкретно требуется от него. Ждать пришлось долго, но терпение вознаграждается. — Теперь нужно самое главное, — авторитетно заявил Верде, поправляя очки. — Пламя. А именно Пламя Аркобалено. Желательно каждого из нас.       Фонг кивнул, задумчиво хмурясь. Два вида есть, нужно ещё четыре. — А нельзя использовать только Пламя Неба? — женщина задала вопрос, который так же интересовал Фонга. Небо являлось концентрацией всех видов, при этом являясь самостоятельным элементом. Так что, наверное, это было бы логично. — Нет, — лаконично отрезал Верде. — Оно одно не подойдёт. Для лучшего результата нужны все.       Фонг нахмурился: — Для лучшего результата? — Чем больше мы сможем добыть, тем меньше боли он будет испытывать, — и для Фонга этого объяснения было более чем достаточно. Если Скаллу будет легче, он и к Реборну пойдёт. Сделает все возможное, но получит от того Пламя Солнца, даже если забирать его придётся насильно. Буквально выбивая его из чужого тела.       Фонг помотал головой, прогоняя мрачные мысли. Конечно, харкающий кровью Реборн выглядел весьма заманчиво, но не до такой степени, чтобы отвлекаться.       Верде же, явно не силясь понять чужое выражение лица, продолжил: — На данном этапе, с нами двумя, можно примерно понять уровень боли который он будет испытывать, — линзы очков тревожно отразили лучи света. — Учитывая сколько он терпел, думаю у него достаточной высокий болевой порог и он сможет держаться в сознании. Возможно, — тут ученый подчеркнул слово. — на него даже начнут действовать обезболивающие.       На самом деле, казалось, до Фонга только сейчас в полной мере дошла услышанная информация. Он посмотрел сначала на возящегося с устройством ученого, перевёл взгляд на Скалла, а затем вновь уставился на Грозу: — Верде… — от переполняющих чувств резко пересохло в горле. Приходилось буквально выдавливать из себя столь неожиданно тяжёлые для него слова. — Скалл очнётся сегодня?       Верде решительно кивнул, хоть и последующие его слова были не столь уверенными: — По моим расчётам — да. Но я впервые сталкиваюсь с подобным случаем, так что- — Не продолжай, — Ксяожи покачала головой и установила аппарат в соответствии с полученными инструкциями. На приборе, в одном из шести секторов, уже горела зеленая лампочка. — Лаое, положите сюда ладонь и влейте Пламя.       Фонг беспрекословно подчинился, руки чуть подрагивали от волнения. Да что там руки, и ноги тоже. Он надеялся что сегодня Скалл наконец сможет очнуться. Что его боль притупится. Что он сделает вдох без судорожной дрожи. А потом, чуть позже, когда Фонг сможет собрать остальные компоненты для аппарата, Облако избавится от боли полностью. Это ведь возможно? Верде гений. Он точно сможет все придумать. — Готов? — Верде нажал на одну из десятка кнопок и тоже прикоснулся к аппарату, но чуть левее от руки Урагана. — Сейчас будет больно, но далеко не так как было в прошлый раз. Выпускай Пламя резко, но сдерживай его разрушительную натуру внутри аппарата, чтобы не сломать все мои труды.       Верде встал рядом и тоже опустил ладони на аппарат. Сразу же зажглось две кнопки — красная и зеленая, а рядом с ними два серых индикатора. Вообще на устройстве находились еще четыре лампочки, одна из которых горела фиолетовым и рядом индикатор был заполнен полностью. Не нужно быть гением, чтобы догадаться для чего это. Фонг выкинул ненужные мысли из головы. Сейчас самое главное — Скалл очнется. Наконец откроет свои невозможные глаза, и все равно что один глаз незрячий, они все равно прекрасны. Сможет улыбнуться… У Урагана похолодело в груди. А что Облако ждет по возвращению в сознание? Боль, детское тело, горы таблеток и еще более поломанная психика. Руки дрогнули. А может не нужно ему сейчас просыпаться? Здесь его сейчас не ждет ничего хорошего. Самому Фонгу потребовалось непозволительно много времени, чтобы прийти в себя, а что Скаллу? Ему и так плохо и станет только хуже. — Держи поток ровным, нужно немного времени, чтобы аппарат настроился на наши частоты, — спокойно проговорил Верде, сам того не зная, приводя Фонга в чувства. Ураган посмотрел на ученого, и сжал губы в тонкую нить. Верде выглядел таким спокойным, и честно, это немного раздражало. Грозе не понять его чувства, он не был так близок с Де Мортом, он не был тем, кому Скалл доверил свои тайны, чувства, себя всего в конце то концов. Фонг чувствовал себя ответственным за каскадера, и что он, как ответственный, должен сейчас предпринять? Как будет лучше для Скалла?       Верде фыркнул: — Прекрати, ты слишком много думаешь. — Что? — Я по твоему лицу вижу что ты колеблешься. Перестань, — после этих слов аппарат пиликнул и из головы Фонга в момент вылетели все мысли. Было больно. Даже не так. Было БОЛЬНО. Не так как в прошлый раз, но все же крик застрял где-то в горле. Ураган посильнее стиснул зубы, ощущая, как они скрипят. Нервы были напряжены до предела, каждая клетка словно кричала в собственном диапазоне, резонируя с другими и делая только хуже. Если Скалл чувствует подобное в данный момент, только еще сильнее, то Фонг хотел плакать. Рыдать навзрыд, обвиняя несправедливость Судьбы. Как же больно. Больнобольнобольнобольнобольно       Сколько продолжалась эта пытка Фонг даже не представлял, да и не пытался. По ощущениям — вечность. Но, все имеет конец. К счастью, эта «процедура» тоже. По ее окончанию два Аркобалено устало опустились с колен и просто легли, взмокшие и бледные. Фонг и не заметил, как ноги в какой-то момент перестали его держать. — Получилось? — тихий голос Ксяожи доносился как сквозь вату. Кровь звучала в ушах набатом и даже сердце было заглушено.       Верде что-то невнятно пробормотал и постарался встать, но руки его, как и ноги, дрожали словно у новорожденного жеребенка. Ураган же в это время лежал и пытался уловить уже ставшим родным голос. Ну либо хоть что-то кроме прерывистого дыхание, которое он слышал на протяжении полугода. Фонг вслушивался, задержав дыхание. И с каждым мгновением внутри все холодело, потому что никаких изменений. Совсем никаких. Неужели не получилось?       Все предыдущие мысли о том, что лучше бы сейчас Скаллу не просыпаться были забыты. Да как он вообще мог так думать? Кем себя возомнил?! Лишить Облако выбора, даже не предоставив его и не давая проснуться. — Эй, ты, — Верде наконец смог встать на четвереньки. — Вколи ему обезболивающее. Теперь это, — Гроза махнул на полки обезболивающего: таблетки, гели и другие производные. — Его лучшие друзья, завтрак, второй завтрак, обед, полдник, ужин и поздний ужин. Ну еще ночной перекус. Возможно два, — он мотнул головой, явно прогоняя гул из ушей. — По крайней мере на первое время, дальше снизим дозу, ну и до тех пор, пока не соберем другие элементы. — Но Верде, — Фонг смог тоже подняться, и тоже на четвереньки. Все тело дрожало как при лихорадке и отказывалось нормально функционировать, а запас Пламени был почти на нуле, что ухудшало общую ситуацию. — Он не очнулся.       Гроза фыркнул: — А ты хотел, чтобы он как в фильмах, сейчас трогательно начал открывать глаза, хлопать ресницами и просить воды? Прости, но мы в реальности, — резко встав и чуть не упав, ученый поправил очки. — Я вывел его из комы. Проснется он сам, когда все стабилизируется, — он повернулся к Ксяожи. — Позовешь меня когда очнется.       Женщина кивнула и помогла ученому спуститься с кровати.       Фонг сел и уставился на Облако. Никаких изменений, кроме того, что в чужой пустышке прибавилось цветов: марево фиолетового, с вкраплениями зеленого и красного. На экранах же была другая картина, более хаотичная, но это означало, что Скалл более не в объятиях болезненной комы. Теперь это просто сон. Далеко не самый приятный, но ведь Облако переживал и куда худшие вещи, так ведь? Хотя это не утешение. Причем совсем. — Просыпайся поскорее, — Ураган протянул руку к чужой ладошке и, на секунду остановившись, решительно коснулся. Боли не было, только еле уловимое тепло. Такое обнадеживающее.

***

      Как и было положено, Ксяожи постоянно давала Скаллу обезболивающие. Каждые два часа, если быть точными. Но постепенно доза уменьшалась, пока не стабилизировалась на отметке «три раза в сутки». Так продолжалось еще пять месяцев. Фонг старался приходить каждый день но, порой, дела в триаде заставляли его пропадать за пределами дома в течении многих дней. И каждый раз он переживал, что Скалл проснется, а его не будет рядом.       И, поскольку это была чертова жизнь, Облако проснулся именно в тот момент, когда Фонга не было дома.

***

— Юнит…       Скалл глухо застонал, не понимая что происходит. Тело ощущало себя странно, отдавая во все конечности резью и покалыванием. Это… боль? Он уже и забыл как она ощущается. Не то стеснение в груди, когда он каждый раз смотрится в зеркало, нет, этот огонь гуляющий по венам, этот отбойный молоток, расплющивающий органы, эта пытка. Так чертовски больно.       Облако часто задышал, ощущая, как с каждым вдохом легкие обдает жаром и резью. Каждый вдох сопровождался мукой, и хотелось просто не дышать. Только вот задержанное дыхание лишь ухудшило положение, переключая сознание на другие очаги боли. Каждый шрам горел огнем, можно было буквально прочувствовать как движется мясо незажившей плоти. Что произошло? Почему все снова так, как в тот злополучный день?!       Не найдя способа выплеснуть всю обиду и боль, Скалл задрожал и тихо всхлипнул. За первым всхлипом последовал второй, третий, четвертый… и не прошло много времени, как все это переросло в полноценные рыдания. Странно, но чем громче он плакал, тем легче становилось переносить боль. Она никуда не делась, но стало проще. Сколько он так провел времени, не разбирая, где он сам, и что с ним происходит, Скалл не знал. Но что точно было ясно — он один. Никто не пришел, никто не остановился. Они, должно быть, глухие, ведь он кричал так громко.       Почему то это осознание далось куда тяжелее чем в любой другой раз. Наверное потому-что, в данный момент у него был тот, кого он мог назвать другом. И этого «кого-то» не было рядом. Его снова все покинули. Глупо было надеяться на то, что Фонг останется рядом. Глупый Скалл, глупое сердце. И ведь последнее даже нельзя заставить не биться, Облако пытался. Пытался так много раз, что вид собственного сердца в окрававленных руках перестал вызывать хоть какие либо чувства уже очень давно. Истерика накатила с новой силой. Он рыдал, кричал, бился в собственном теле, не понимая, почему оно не работает так как нужно. Неужели собственное бессмертие его вконец доконало? Он не слышал как в палату ворвались двое, не чувствовал их руки на себе и не заметил укол мощного успокоительно, отправившего его снова в небытие. Проваливаться в темноту было страшно, но он знал, что темнота не обидит. Она нежно обнимет и укроет от всех опасностей. Позволит забыться и погрузиться в место, где никому не важно как он выглядит. Где не важен он сам.

***

      Верде утер ладошкой взмокший лоб и устало сел на кровати, с неким потрясением смотря на только что утихомиревшегося Скалла. Было удивительно сколько в том было сил, учитывая, что Облако пролежал почти год в коме. Это было нелогично, ненаучно и невозможно. Ему неоткуда было брать энергию, его раны не способствовали стабильной работе организма, учитывая что отсутствовали целые куски с важными группами мышц и нервов. Скалл по всем мыслимым и немыслимым законам не мог не то что двигаться — ЖИТЬ! Верде мог принять многое, даже их обращение в детей, но это… нет, это выше его понимания.       Ксяожи рядом устало присела на стульчик и откинула большой шприц куда то в сторону. Он звякнул стеклянным боком о стол, после чего чуть покатился и свалился с края, прямо в мусорку: — По крайней мере он проснулся… — Но в каком состоянии, — Гроза покачал головой. — Вменяем он или нет? Я беспокоюсь за его разум, сложно сейчас сказать с точностью в порядке ли он.       На это женщина лишь кивнула, чуть склонив голову. Бледными руками она поправила тонкое одеяло на дрожащем тельце и сменила бинты. К счастью, немногие раны открылись и вновь стали кровоточить. Что удивительно, учитывая, как Облако совсем недавно метался по кровати. Столько сил, просто немерено. А насколько их больше, но Скалл не показывает все. И почему? Но это не ее дело. Её — позаботиться о нем, помочь принять новую реальность и удостовериться в том, что все будет если не хорошо, то нормально.

***

      Таких недопробуждений, до прихода Фонга, случилось ещё три. Верде не считал нужным ставить Урагана в известность, а Ксяожи просто слушалась того, кто действительно мог помочь. И каждый из трех раз Скалл скатывался в бесконтрольную истерику. Его нервная система не справилась с такой нагрузкой, но и самостоятельно отключиться он был не в состоянии, поскольку его болевой порог был буквально чуть выше, чем он сейчас чувствовал. Это создавало большие проблемы и Верде мрачнел с каждым днем. Он бился над аппаратом, сбрасывал все настройки, потом заново создавал код и так по кругу, в надежде на лучший исход.

«Я уже говорил тебе, что такое безумие? Безумие — это точное повторение одного и того же действия, раз за разом, в надежде на изменение. Это есть безумие».

      Так продолжалось месяц. Фонг звонил каждый день и получал один единственный ответ: без изменений. И с каждым звонком Верде, иррационально, беспокоился. Не спал все больше, ел через раз, а то и два, почти не выходил из комнаты Облака. Видеть вечно позитивного Скалла таким… было странно. Оказалось что все, что он видел до проклятия, все улыбки, все смешки и шутки — все это скрывало за собой страшные раны. И не то чтобы Грозе было дело, но Де Морт ему нравился. Он не ощущался как угроза, даже когда злился, забавно размахивая руками. В мафии такие мысли могут стать либо благом, либо смертью. И поначалу Гроза ожидал подвоха, почти с садистким удовольствием ждал, когда Скалл откроет свое истинное лицо, лицо того, кого пригласили в Аркобалено, в семью лучших в мафии. Но за маской скрывалось совсем не то, что ожидал ученый. И вместо незначительной боли от предательства не самого близкого человека, он ощутил боль иного характера. Фонг все же рассказал кое-что об Облаке, и ни одна из историй не выставляла того с плохой стороны. А значит в мафию, если все услышанное правда, действительно попал невинный человек, переживший и так слишком многое.       И как некстати вспомнились все те моменты, когда он проходил мимо. Верде не верил в эмпатию, да и в принципе был достаточно черствым человеком, настолько, что без угрызений совести проводил опыты над людьми, но в данной ситуации… Может повлиял факт знакомства, долгого проживания на одной территории, а потом ещё и непосредственно попытки вылечить — но Верде привязался. Причем судя по интенсивности сопереживания и беспокойства — сильно. И сейчас он в редкие минуты перерыва не мог перестать прокручивать в голове всё, чему свидетелем он стал. Начиная издевательствами со стороны Реборна, и заканчивая периодическими приступами на больничной койке. Крики от последнего не дают самому ученому спать. Он слышал много криков, сам был причиной многих из них, поскольку на операционном столе сложно молчать, особенно когда наживую тебя препарируют, но крик Скалла другого характера и в других обстоятельствах. Все это пробирало до дрожи, а знание того, какой примерно силы боль сейчас испытывает Де Морт — и того хуже. Все же на себе Гроза прочувствовал лишь половину интенсивности, и то сразу потерял сознание.       В сознании мелькнула тревожная сцена: все Аркобалено сидят в одной комнате, Скалл смотрит в одну точку, которой по случайности, оказалась бутылка воды. И Верде, без задней мысли, бросает её ему. Секунды полета, и ребристая крышечка влетает Облаку прямо в надбровную дугу. Бутылка, теперь окрашенная каплями крови, летит дальше, а у каскадёра только голова наклонилась чуть в сторону, а взгляд… пустой. В нем нет осознания того, что только что произошло, нет понимания боли. Снова пару мгновений и Де Морт встрепенулся, медленно обвел взглядом напряженных Аркобалено и потянулся рукой к виску. Тронул там пальцами и в отчаянии уставился на чистую руку. Уставился залитым кровью глазом, по которому, беспрепятственно, прямо по роговице, текла алая жидкость.       Уже тогда стоило понять, что что-то не так. Отсутствие хоть какой либо адекватной реакции, даже если после Скалл и вскочил с криками, и Фонг, который вернулся странно бледным после того, как пошел проведать каскадёра. Все настолько очевидно, но ему было тогда все равно. Он услышал то что хотел «Скалл в порядке» и с чистой совестью отпустил эту ситуацию. Не разобрался, даже не подошел извиниться. Пускай и не так как обычные люди, но просто подойти и мимоходом проверить как заживает рана — почему бы нет? А потому что всем в Аркобалено было всё равно на то, что происходит с другими. Возможно были чуть более близкие связи у Реборна и Колонелло, или у Колонелло и Лар, но остальные были друг другу абсолютно чужими. Поэтому и не беспокоились.       И ведь в этом нет ничего стыдного! Он всегда так жил, его так воспитали, его так вырастила мафия, но честно… он стыдился. Стыдился своей реакции. Это так эгоистично и лицемерно. Так в его духе. Он слишком редко общался с обычными людьми, не связанными с грязью мафии, что увидев Скалла, — того кто не хотел, но кого заставили прийти в мафию, — почувствовал к нему жалость. Желание помочь. Сделать себе лучше путем его лечения. Показать себе, что он может быть кем то лучше, чем аморальным ученым. Что тоже может спасать, а не создавать что-то, для убийства других.       Такое эгоистично человеческое желание. И от осознания этого становилось легче. Ученый не считал себя лучше чем есть, но знал, что для одного человека может постараться. Поэтому и изводил себя, в попытках. Это даже не было той историей, в которой он посмотрел на Скалла и понял, что должен измениться и помочь. Нет, поначалу был интерес к тому, что обещал Фонг, потом интерес перешел на ситуацию Облака, было бы большим упущением не исследовать его столь невозможное состояние, а на фоне боли, запоздалой вины, сочувствия и сожаления, бессонных ночей в попытках разгадать как же все исправить, и всего остального — все прежние эмоции трансформировались в чувства болезненного типа. Что-то вроде привязанности, на грани одержимости. Даже бы если Верде захотел закончить и уйти, он бы не смог. Просто невозможно как порой быстро и сильно падают люди. Находясь столь долго в одном помещении, видя Облако в моменты наивысшей слабости, обычно что-то в мозгах щелкает. В какую сторону — вопрос уже другой.       День и ночь смешались в одно: Солнцем для него стала настольная лампа, звездами — разноцветные лампочки медицинской аппаратуры, небом — деревянный потолок. Верде не жаловался. Продолжал работать, пока в один момент, не отключился прямо рядом с дрожащим тельцем Облака. Просто отключился от перенапряжения, считая, что резь в глазах, боль в висках и тремор рук — это неважно. Что можно ещё чуть чуть поработать, а позже отдохнуть. И этих «позже» оказалось уже непозволительно много. Ни тело, ни разум просто не выдержали. Он отключился и даже сам не понял, что произошло.       Предел был достигнут.