Под флагом смерти

Ливси стоял возле деревянной двери в ванную комнату, он всё-таки не решался зайти к капитану, его рука вечно останавливалась перед тем как, наконец, к тому постучаться, а щеки врача почему-то вновь заливались краской и горели, словно от ожога. — Ну же, возьми себя в руки, черт возьми! — прошипел сквозь зубы Ливси, при этом пару раз ударяя себя по щеке, будто желая отрезвить. — Дэвид, что ты делаешь? — вдруг послышался спокойный голос капитана за спиной врача. От неожиданности Ливси вскрикнул, после чего судорожно повернулся на знакомый голос. Перед ним стоял Смоллетт, который выглядел немного неряшливо. Короткие волосы были растрепаны, как и рубашка, и тот немного стыдливо держался за край слегка спадающих штанов. От вида мужчины Ливси судорожно отвернулся, чувствуя как его щеки начинают гореть и ощущая ещё более недоуменный взгляд на себе. — Эм, Дэвид, ты в порядке? Тебя солнечный удар не хватил? Сегодня жарковато, должен признать, — спросил Смоллетт, подойдя к судовому врачу. Он осторожно положил немного грубую на ощупь руку на плечо Ливси. — Да! — даже слишком громко воскликнул врач, отчего покраснел ещё сильнее и сбил с толку капитана. — Я просто решил вас, то есть, тебя, — язык Дэвида заплетался, он то и дело нервно отводил взгляд куда-то в сторону, — проведать. Да и может тебе нужна помощь? Капитан прикусил нижнюю губу. Да, помощь ему действительно была нужна. Каждый раз, когда он пытался помыться, боль в ране вновь напоминала о себе, отчего Смоллетт морщился, а о мытье никакой речи не могло идти. Черт возьми, он даже залезть в ванну не мог, потому помощь ему была столь необходима, столь желанна, чего правда признавать мужчина ой как не хотел. Ведь какого дьявола он, капитан целой пиратской шайки, крепкий мужчина средних лет, не может принять чёртову ванну? Это било по капитанскому эго и уверенности не хуже, чем вражеская пушка по мачте корабля. И вот он поднимает взгляд на врача, видя в его карих-медовых глазах знакомое доброе выражение, похожее на взгляд любезной матери. Он замечает, как Дэвид нервно потирает руки, словно сейчас он не добивается у Смоллетта положительного ответа, а дает ему смертный приговор. Александр от этого краснеет, поворачивая голову куда-то в сторону и нервно кашляя, прежде чем тихо слегка охрипшим голосом сказать: — Да, пожалуйста, если вас не затруднит, помогите мне помыться, — капитан вновь смотрит на врача, а тот будто бы просиял от радости, хоть и старался это особо не показывать.

***

Теплая вода наконец касается тела капитана, отчего тот едва сдерживается чтобы из его рта не донеслось каких-нибудь неуместных и похабных звуков. Он чувствует как весь пот и грязь за долгое путешествие наконец начали потихоньку оставлять его в покое. Рядом же стоящий Ливси старался скрыть свое восхищение вперемешку с неуместным смущением. Он рассматривал тело капитана от сильных крепких плеч, до торса. Ниже ему опустить взгляд не позволяла совесть. Кое-как взяв в себя руки, медик дрожащими пальцами берет в руки мочалку, хорошенько намыливая её. Мыло немного неприятно пахнет. Оно и понятно почему, да и выглядит уж больно непривлекательно, особенно для бывшего аристократа вроде Дэвида, привыкшего к лавандовому. Но мысли о мыле сразу исчезают, как только Дэвид наконец соприкасается с кожей капитана. Она была загорелой, на спине можно было увидеть старые шрамы от постоянных избиений плетью в прошлом, а чуть ниже разглядеть уже знакомую врачу татуировку. А дальше шел хороший пресс и даже виднелся небольшой клочок чёрных волос у самого низа. Дэвид сглатывает ком в горле, не до конца понимая, откуда он возник? И что же это за странное чувство из-за одного лишь обнаженного вида капитанского тела? Врач выдыхает, стараясь не думать об этом, прекрасно зная: если начнет думать, это унесёт его совсем не туда. Ливси осторожно начинает намывать чужое тело, стараясь причинить как можно меньше какого-либо вреда. Сам же больной тоже испытывал смешаные эмоции. Смоллетт будто бы плавился под этими нежными прикосновениями врача, его голова начинала немного кружиться, а разум мутнел, словно он как всякий ещё не умеющий пить юноша, выпил куда больше нужного. Он то и дело поглядывал на Ливси, его лицо в свете всего пары заранее зажженых свечей казалось необычно собранным и таинственным, словно перед ним стоял не знакомый ему доктор, а загадочный ангел с небес, что-то забывший в таком грязном и порочном месте как Тортуга. Умелые докторские руки осторожно мыли его тело, стараясь смыть всю грязь, а когда с торсом было покончено, перешли на голову. Капитан наконец позволил себе даже тихо замурлыкать, когда чужие пальцы стали, массируя, мыть его голову так же нежно и осторожно. — Дэвид, этому тебя учили в университете? Если да, то я завидую твоим пациентам, — как бы невзначай сказал Смоллетт, ведь его разум был настолько расслаблен и спокоен, что он как будто был и не здесь вовсе. — Завидуете сами себе? — усмехнулся врач, но все же от комплимента его щёки слегка покраснели, отчего тот, неловко откашливаясь, наконец произнес: — Ну вот и всё, мой д… — врач остановился на полуслове. Заметив на себе взгляд, он снова неловко откашляся. — Я хотел сказать «мой друг, вот я и закончил». — Что, уже? — хлопая глазами, удивлялся Александр, чувствуя в душе даже лёгкое разочарование. — Да, — усмехнулся врач, разводя руки в стороны, а после помогая капитану наконец встать из ванны. Ливси случайно засмотрелся на то, как со спины медленно стекали струйки воды, скатываясь по ягодице и, наконец, дойдя до бедра, но, поймав себя на этом, доктор немедленно подал капитану полотенце, мысленно себя отчитывая за подобную низость. — Огромное спасибо! Честное слово, думаю, я бы растянул это занятие ещё очень надолго, если бы, — Смоллетт не успел договорить, как без того смущённый Дэвид сказал: — Бросьте, капитан, это же моя работа. Тем более, мы же, — Ливси закусил губу, — друзья? Получив кивок, врач устало выдохнул, уходя к двери. Тот выглядил слегка измученным, будто бы с кем-то сражался, а не помогал раненому товарищу. — Ну что же, раз моя помощь сейчас не нужна, я, пожалуй, пойду, — капитан не стал препятствовать решению врача, давая тому наконец развеяться.