Под флагом смерти

С каждым днем Смоллетт крепчал, рана его затягивалась, а прибытие на Тортугу, означавшее для всей пиратской «Испаньолы» хоть какую-то безопасность, давало ещё большие шансы на выздоровление капитана. Однако простые вещи временами давались мужчине с трудом. Ему было тяжело иногда даже одеться, поэтому он всё чаще спал, не снимая старого и потрёпанного временем серого мундира. От этого он сильно потел, и вскоре от него начало дурно пахнуть. Все открытые участки тела стали липкими от пота, а короткие коричневые усы засалились. В итоге капитан принял решение помыться в ближайшем трактире, и желательно без чьей-либо помощи, ведь для Александра не было ничего хуже, чем стать чьей-то обузой.

***

Солнце на Тортуге, как всегда, беспощадно палило каждого дурака, решившего выйти на улицу. Единственное, что спасало от жарких летних лучей, — это небольшие тени, отбрасываемые невысокими домами и трактирами, да лёгкий морской бриз. Часть команды осталась на корабле, чтобы не дать «коллегам» выкрасть тяжело добытую несколько недель назад добычу, в то время как другая половина, решив залечить свои раны, направилась в небольшой трактир под названием «Чёрная стрела». Это был двухэтажный белый дом с деревянными ставнями на окнах и висящей расписной табличкой с названием заведения. Прочитав надпись на табличке, Смоллетт тяжко вздохнул, почувствовав, как его и без того загорелые щеки едва покраснели. Он всё ещё помнил это место и хозяйку, живущую в нём. Он всё ещё помнил Белинду, хотя трудно было забыть человека, с которым пытался заглушить свою прошлую любовь, осознавая, насколько жалкой была эта попытка, как и его мечты. Белинда была высокой и крепкой женщиной. У неё были короткие чёрные волосы с едва заметной сединой, которая, казалось, только подчёркивала её красоту. Её зелёные глаза не напоминали траву — скорее, они были похожи на ещё не созревшие яблоки на ветвях. Очаровательные веснушки едва заметно рассыпались по загорелой коже. Она всегда носила лёгкое платье, обычно голубого или зелёного цвета, поверх которого был фартук с пятнами. Её маленькие туфельки то и дело постукивали каблучками по деревянным доскам. Фигура Белинды была внушительной: сильные плечи, пышная грудь и крепкие бёдра — она была той самой женщиной, о которой можно сказать: «И коня на скаку остановит и в горящую избу войдёт». Она ничуть не изменилась — всё так же, как и десять лет назад, порхала, словно бабочка, между столами посетителей, наигранно, но приветливо улыбаясь. Лишь небольшие морщинки у глаз заметил Александр. Мужчина откашлялся, привлекая внимание женщины. Та обернулась, осмотрела его и стоящую позади команду, а затем, улыбнувшись, подошла к нему, ласково и слегка с придыханием произнеся: — Не подводят ли меня, старую дуру, глаза? Это ты, Смоллетт? Белинда подошла ближе к Александру и внимательно осмотрела его, словно была врачом, а он — её пациентом. От этого пристального внимания к капитану стоящий рядом мужчина немного смутился, не понимая, почему незнакомая ему женщина так интересуется их командиром. — Не подводят, — слегка хрипловатым голосом ответил Смоллетт, неловко отводя взгляд в сторону, избегая её зелёных глаз. — Скажи, есть ли свободные каюты? — спросил он по старой привычке. На это женщина лишь рассмеялась, прикрывая рот ладошкой. — Есть, не бойся, mio caro, свободные комнаты у меня всегда найдутся, — улыбаясь, сказала женщина, переводя взгляд с лица мужчины на его мундир, после чего она, не спрашивая разрешения, начала аккуратно поправлять неправильно надетую вещь. — Опять мундир неправильно надеваешь, mio caro? Всё наперекосяк! Рядом стоящий Ливси ожидал, что Смоллетт отругает женщину, но, на удивление, Александр лишь, слабо улыбнувшись, сказал: — Только ты можешь так беспринципно говорить капитану как правильно носить ему мундир, — на это женщина лишь усмехнулась, наконец поправив чужую одежду. — Я не виновата, что мужчины не умеют как следует носить такую вещь, — сказала она, подняв свои зелёные глаза и посмотрев прямо в его сапфировые. — Видимо, им не хватает женской руки. — У меня ранения, — тихо прошептал Александр, на что женщина лишь усмехнулась ему в лицо. Ливси стиснул зубы, стараясь не скалиться от злости, причины которой он совсем не понимал. Он чувствовал, как руки, сунутые в карманы, сжимались в кулаки, а в голове возникали образы, в которых он кричит на эту незнакомую женщину. Но почему ему так хотелось на неё кричать? Она ведь ничего ему не сделала, но всё же каким-то образом разожгла в его душе огонь ярости. И почему же ему так тоскливо от того, что капитан ей улыбается? Дэвид не знал ответов на свои вопросы, а единственная догадка пугала его до чертиков. Поэтому, когда им, как и всей команде, сообщили, где они будут жить, он поспешил удалиться.

***

Как и предполагал доктор, его поселили в одной комнате с Александром, чтобы Ливси не пришлось бегать из одной комнаты в другую для перевязки раны товарища. За три недели он почему-то привязался к капитану сильнее, чем за всё их прошлое знакомство, особенно после того ночного, короткого, но почему-то такого душевного разговора. Правда, Смоллетт, явно не желавший казаться в своих собственных глазах или в глазах других жалким червём, продолжал отказываться от помощи при перевязке. В результате Александр попытался самостоятельно набрать воду, чтобы помыться, но подоспевшие Грей и Джим успели его остановить, отреагировав на тайную просьбу Ливси помочь мужчине. Сам Ливси, наблюдая за небольшой комичной сценой между капитаном и его подчинёнными, решил всё-таки спуститься вниз не столько для обеда, сколько чтобы немного отдохнуть в чьей-то компании. Его собственные гнетущие мысли уже медленно сводили его с ума, поэтому лучшее решение для врача было переключиться на чужие разговоры, чтобы хоть немного освежить свой разум.

***

Спустившись вниз по старой деревянной лестнице, Ливси начал всматриваться, ища глаза Трелони или хотя бы кого-то из команды. К сожалению для врача, среди небольшой толпы людей он не увидел знакомых лиц. Тяжко вздохнув, он сел за один из свободных столов, который, по правде говоря, был дальше всех от остальных столов и людей. За ним было совсем пусто. Сидя в одиночестве за столом, Ливси уже собирался вновь погрузиться в свои мысли, как вдруг почувствовал, что кто-то подсел к нему. Переведя взгляд своих карих глаз, он увидел Белинду, которая хитро на него поглядывала. Ливси снова почувствовал, как ревность болезненно кольнула его, вспоминая сцену между этой женщиной и капитаном. Внутри врача вновь разгорелся сжирающий огонь гнева, который он старался перебороть, сжимая свои ладони в кулаки и отводя взгляд от хозяйки трактира. — Добрый вечер, доктор, — промурлыкала женщина, смотря на мужчину так, будто бы желала все о нем узнать. — И вам не хворать, — едва не прорычал тот, все ещё избегая взгляда женщины, будто бы надеясь её таким образом от себя отпугнуть, но та лишь посмеялась. — Полно вам злиться, — сказала женщина, как всегда с лёгким придыханием. — Никого из вашей команды здесь нет: кто-то гуляет по улице, кто-то вернулся на корабль, а кто-то помогает Александру. — Как только Ливси повернул к ней лицо, она продолжила: — И только вы не знаете, что делать? Бедная заблудшая душенька. — А вы, как я понимаю, та рысь, которая когда-то исцарапала Смоллетту спину? — вдруг язвительно спросил Ливси, не отрывая взгляда от женщины. Он всё ещё помнил, как несколько лет назад лечил спину Александра, которая была вся в царапинах. Тогда капитан ответил: «На меня напала рысь, доктор. Всю ночь мучила.» И почему тогда Дэвид не заметил, как капитан стыдливо отвёл взгляд и покраснел? — Ох, какая очаровательная отговорка у Смоллетта была, — тихо посмеялась женщина, вспомнив ту ночь. На это Ливси ничего не ответил, лишь ещё сильнее нахмурился и отвернулся от женщины, чувствуя, как она будто поедает его своими зелёными глазами. Но вдруг, отведя взгляд, она произнесла: — Ах, Смоллетт-Смоллетт, сердцеед с сапфировыми глазами. От этих слов Ливси, будто выброшенный из потока гневных мыслей, с явным удивлением взглянул на Белинду. — Постойте, сердцеед? Какой же капитан сердцеед? — удивлялся и не понимал врач. — Капитан Смоллетт — человек чести, мадам, и уж тем более никакой не гадкий сердцеед! — заверил Ливси, ведь в его голове просто не могли сосуществовать слова «Александр» и «сердцеед». На что Белинда лишь усмехнулась. — Ах, милый-милый доктор, капитанские сапфировые глаза любого сведут с ума, — шептала женщина. — Но его холод, словно нож по сердцу, режет так, что хочется утопиться в боли и тоске. Белинда достала из кармана фартука небольшую самокрутку, засунула её в рот и продолжила: — В эти глаза, словно в два самых красивых бриллианта или два океана… Я не знаю, на что они больше похожи, лишь знаю, что они прекрасны, — сказала Белинда. Доктор, прикрыв глаза на мгновение, вновь представил Александра и действительно признал, что у мужчины и вправду такие красивые глаза. Однако от этой мысли на щеках Ливси появился едва заметный румянец. Женщина, увидев это, довольно улыбнулась и произнесла фразу, которая точно попала в сердце врача, словно стрела в мишень: — В эти глаза легко влюбиться, но и обжечься холодом тоже очень просто, — женщина отвела взгляд в сторону, поджигая самокрутку. — Я вот обожглась. Признаться, вам очень повезло родиться мужчиной. Будь вы женщиной, так же влюбились бы в эти глаза. Хотя… Она выдохнула белый дым, а затем, наконец, заглянула прямо в глаза Ливси: — Имеет ли то, что у вас в штанах, такое большое значение? От этих слов на лице врача появился румянец. Он быстро вскочил со стула, будто бы обжёгся, и заявил: — Т-так! Ч-что-то я засиделся. Думаю, Смоллетту пора бы мне повязки сменить. — Голос врача предательски дрожал, выдавая его смущение. — Пойду-ка. Хорошего дня, мисс! Дэвид быстрым шагом направился наверх, пока женщина лишь ухмылялась, думая: «А вот ещё одна жертва сапфировых глаз капитана Смоллетта».