Petunia and the Little Monster

Октябрь, 1975

      – Я взял тебе кой-чего! Все лесничие должны с ними ходить.       Петунья уставилась на виляющий комок чёрной шерсти и гигантские лапы в руках Хагрида.       – Хагрид, – её голос звучал плоско для её собственных ушей. – Это щенок?       – Канешно! Только глядь на моего Клыка – однажды он вырастет и будет помогать мне тут. И ему нужна компания, так? Потому я выбрал тебе одного.       Всё это, кончено, было мило и прекрасно, но...       – Почему у него три головы?       Последовала короткая пауза, когда одна из голов широко зевнула, обнажая розовый язык и маленькие белые зубы.       – Только к лучшему, я б сказал! Одна гавкает, вторая следит и другая кусает – и всё это одновременно.       Словно восприняв слова Хагрида как ободрение, левая голова вытянулась вперёд и злобно стиснула большой и указательный пальцы Хагрида, острые зубы яростно грызли толстую кожу мужчины.       – Звать Пушком.       Ну кто бы сомневался.

❀

      Кажется, таинственная магия, очищавшая комнаты Петуньи, была способна и восстанавливать вещи. На сегодняшний день магия позаботилась о двух обглоданных столбиках кровати, разбитом чайнике и слишком большом количестве порванных подушек, чтобы их можно было сосчитать.       – Ты тот ещё негодник, – пожурила Петунья виновного, зная, что это бесполезно. Только одна голова обращала на неё хоть какое-то внимание, две другие были заняты тем, что кусали друг друга.       – Если ты и дальше так продолжишь, то я укорочу нашу прогулку на сегодня.       При «прогулке» были подняты все головы, чёрные глаза сверкнули интересом.       Петунья фыркнула. Это воплощение дьявола не заслуживало её веселья – Хагрид говорил, что все головы пригодятся для чего-то, но до сих пор они только и делали, что рычали друг на друга и кусались, не забывая о ней самой или невинной мебели.       Почему и как он нашёл это существо вместо обычной собаки, оставалось загадкой до вчерашнего дня, когда Хагрид во время их общего завтрака признался, что, возможно, был пьян, когда какой-то парень продал ему это животное в пабе.       Пристегнув к ошейнику средней головы крепкий кожаный поводок, окружённый бледными зубчатыми углублениями, Петунья повела Пушка погулять, спускаясь по устрашающим лестницам, которые, казалось, всегда двигались в самый неудобный момент.       Или оставляли её в затруднительном положении.       – Этот замок, должно быть, одна гигантская шутка, – поделилась она с Пушистиком, наблюдая за унёсшейся лестницей, на которую она намеревалась ступить. Его ответом послужила новая попытка перегрызть поводок.       А затем – вселенная решила сыграть с ней ещё большую шутку – она увидела, как к её платформе пристыковалась ещё одна лестница, ведущая прямо к вредителю, которого она изо всех сил старалась избегать.       Джеймс Поттер, в очках и взлохмаченных волосах, которые делали его довольно узнаваемым, уже заметил её. Кривая ухмылка растянула его рот, пока он шёл, перешагивая две ступеньки заместо одного.       – Приятно встретить тебя здесь. Где ведро с кровью? Хотя я вижу, что ты принесла кое-что получше, чтобы пугать студентов.       Пушок припустил поводок, обнажив шесть рядов блестящих зубов.       – Почему бы тебе не попробовать его погладить? – Петунья на самом деле хотела, чтобы он оказался настолько глуп, чтобы пойти на слабо. Словно разделяя её надежду, Пушистик натянул поводок, но не лаял и не рычал.       Может, желание увидеть, как мальчик потеряет палец, было немного кровожадным, но что-то в нём просто раздражало её. Дело было не столько в том, что он был последним в длинной череде поклонников Лили и беспокоил Петунью из-за этого, сколько в том, что он скрывал свои подозрения за фасадом товарищества, лёгкими улыбками и острыми шутками.       Если бы Петунья была достаточно наивной или отчаявшейся, она могла бы действительно поверить, что его новый подход был предложением дружбы.       – Не думаю, что я ему нравлюсь, – легко отказался Джеймс, взглянув на трёхголового зверя и тонкие нити слюны, капающие из его пасти.       – Внешность обманчива.       – В этом я согласен! Каково же было моё удивление, когда я узнал... Петунья... Петунья Эванс, не так ли?       Петунья напряглась. Пушок действительно зарычал.       – Я знал, что между тобой и Эванс что-то происходит, но никогда бы не догадался! Может быть, кузины или же по случайному совпадению однофамильцы... но не сёстры.       Петунья выпрямилась и силилась сохранить лицо.       Какое это имело значение? Рано или поздно это бы выяснилось. Она никогда не прилагала никаких усилий, чтобы сохранить это в секрете. Почему она должна была? Это не было чем-то постыдным.       Так почему же ей казалось, что её поймали на чём-то неправильном?       – Но, честно говоря, можешь ли ты винить меня? Это просто немного странно... Эванс никогда не говорил о сестре, а теперь, когда ты здесь, ты даже не уделяешь ей внимания. Этого достаточно, чтобы заставить кого-то усомниться во всём этом.       – Я не понимаю, почему ты считаешь, что имеешь право допрашивать меня, Джеймс Поттер. Мои с Лили дела не имеют к тебе никакого отношения. Или твои заблуждения взяли верх над здравым смыслом, который у тебя, может быть, ещё остался?       Он ухмыльнулся.       – Здравый смысл – это совсем не весело.       Петунья сглотнула, заталкивая возражение куда подальше.       Это была ещё одна причина, по которой Петунья изо всех сил старалась избегать Джеймса Поттера.       Его растрёпанные волосы, неопрятная одежда, блестящие карие глаза и постоянная дразнящая нотка в голосе – всё было слишком знакомо. Настолько знакомо, что, когда он сказал что-то похожее, её изнутри пронзил укол узнавания, за которым последовал ядовитый водоворот замешательства, тоски и гнева, от которого её чуть не стошнило.       Конечно, она знала о различиях. Если шутки и пустые комментарии Юджина были добродушными, то в шутках Джеймса присутствовали нотки насмешки и превосходства. Но всякий раз, когда она пыталась убедить себя, что она уже надумывает, в глубине её головы раздавался очень тихий голос, говорящий ей, что Юджин поступил бы с ней точно так же, если бы ему понравилась Лили.       Джеймс Поттер был тёмным зеркальным отражением парня, по которому она скучала.       И она ненавидела это.       – Что ты хочешь?       – Просто немного ясности. Ты старшая сестра Эванс, верно? Почему об этом никто не говорит? И почему ты избегаешь её?       – Почему бы тебе не спросить Лили?       Ему потребовалась секунда, чтобы ответить, хотя Петунья уже знала его доводы. Слишком нервничал, слишком боялся её раздражать или хотела показаться отчуждённым и равнодушным к делам Лили – что бы это ни было, ей, честно говоря, было наплевать на то, что приготовил его томящийся от любви мозг.       – Ну, ты намного интереснее, не думаешь? Новая девушка, загадочная, внезапно появившаяся без всякого предупреждения...       «Как по мне, ты намного интереснее, Цветочек».       Ей плохо.       – Наверняка ты знаешь, что ты не совсем незаметна – остаются только вопросы: почему ты здесь сейчас, а не как студентка, и почему ты не присоединилась к стайке подружек Эванс... Я могу только догадываться, что это из-за твоего острого язычка, но мне кажется, что...       – Заткнись, – прошипела Петунья, надеясь, что яда в её голосе будет достаточно, чтобы остановить его, насколько нереально это ни было. Пушок тянул поводок. – Оставь меня в покое, мне очень надоели ты и твоя жалкая влюблённость в мою сестру!       – Значит, она твоя сестра, спасибо за подтверждение. А сейчас...       На этот раз Пушистик прервал его со свирепым лаем, подпрыгнув так внезапно, что поводок едва не вырвался из её рук. Джеймс сделал шаг назад, казалось бы, не задумываясь об этом.       Что-то жестокое вырвалось из смятения и беспомощного гнева, разлагающего её внутренности, наслаждаясь тем, как расширились его глаза.       – Тебе лучше бежать, – прошептала Петунья. – Мне кажется, что его поводок сегодня особенно скользкий.       Вместо того, чтобы бежать, он засмеялся.       И пальцы Петуньи действительно расслабились всего на секунду, прежде чем она взяла себя в руки.       – Говорю последний раз: прекращай докучать меня.       С этими словами она оттащила Пушка назад и оттолкнула Джеймса в сторону, спустившись по лестнице, по которой он поднялся, чтобы приставать к ней. Куда бы она ни вела, она каким-то образом найдёт выход наружу, а даже если и нет, то бродить по замку с трехголовым псом звучало лучше, чем продолжать оставаться здесь с ним.       Когда он ответил, Петунье вдруг захотелось, чтобы кровь, хлынувшая к её ушам, была немного громче, немного оглушительнее.       – Но докучать тебя так весело, Петунья Эванс.

❀

      В следующий раз, когда Джеймс Поттер пришёл её рассердить, он привёл подкрепление.       Петунья позволила себе на секунду рассмотреть высокого мальчика, идущего рядом с ним. Он был на полголовы выше Джеймса, волнистый водопад тёмных блестящих волос обрамлял его лицо, словно высеченное из мрамора, с парой пронзительных серых глаз.       Первой её мыслью было то, что он красив. Второй – он знал об этом.       Петунья не могла точно определить, что привело её к такому выводу; возможно, это было то, как ясный осенний свет падал на плоскости его высоких скул, слишком идеально, чтобы это было случайностью, то, как он расправил плечи, чтобы увеличить их ширину, то, как он поднял подбородок, чтобы показать свой аристократический нос всему миру.       Или, может быть, дело в том, как он посмотрел на неё. Пренебрежительно, скучающе, уже понявший, что ему нужно. Возможно, она была недостойна в его глазах, потому что не была такой красивой, как девушки, которые обычно заискивали перед ним. Возможно, дело было в том, что она была одета как более хрупкая женская версия Хагрида: толстое, грубое пальто, длинные, испачканные грязью брюки и крепкие ботинки со стальными колпаками.       А потом Джеймс Поттер открыл свой проклятый рот, и все наблюдения, которые она собирала, вспыхнули в огне гнева.       – Пэтти!       Пэтти?       Мальчик с растрёпанными волосами подошёл ближе, его спутник следовал за ним более спокойным шагом.       – Что? Мы не можем допустить, чтобы вокруг бегали две «Эванс» – это может сбить с толку.       Петунья страстно желала, чтобы Пушок был здесь с ней. На этот раз она позволила бы ему сделать один хороший укус, прежде чем отбросить его назад.       – О, не расстраивайся ты так – Пэтти идеально тебе подходит. Или ты бы предпочла Пэт?       Может быть, два.       – Я бы предпочла, чтобы ты вообще не общался со мной.       Его спутник рассмеялся.       – Я не думаю, что она ещё достаточно ручная, чтобы её можно было называть «Пэт». Возможно, придется её немного приручить, Сохатый.       Ногти Петуньи впились в ладонь.       Джеймс даже не взглянул на своего друга.       – Видишь? У всех нас есть прозвища! И мы дарим их нашим фаворитам – эй, возможно, ты даже знаешь одного из них; Нюниус, говорит о чём нибудь? Ужасные волосы, гигантский нос, держится за штаны перед Эванс, как течная собака?       – Похоже на тебя, – беспечно ответила Петунья.       Его друг рассмеялся. Джеймс поморщился и коснулся носа, поправляя при этом круглые очки.       – Тогда ты его ещё не видела, – пробормотал он. – Ты никогда не перепутала бы мой идеальный нос с этим чудовищем.       Петунья подозревала, что знает, о ком он говорит. Несчастный мальчик. И теперь, когда она посмотрела на Джеймса, стоящего рядом со своим другом, который злобно улыбался на комментарий, что-то в её мозгу ослабло, несколько камешков зазвенели и вызвали лавину.       Воспоминание пришло внезапно, пронеслось в её мыслях образами долговязых подростков, один кареглазый, другой сероглазый, издевающихся над Северусом на вокзале.       Очкарик и Ухмылка.       Петунья почти рассмеялась. Прошли годы – годы! – а они совсем не изменились. И что самое смешное, он всё ещё любил Лили. Его одержимость даже могла соперничать с одержимостью несчастного мальчика.       Какие бы следы насмешливого смеха ни щекотали ей горло, они погасли при этом осознании. У Лили был не один, а два человека, которые стойко любили её в течение многих лет, и ей не приходилось ничего делать, чтобы их ободрить. А единственный человек, который когда-либо проявлял к Петунье хоть какие-то признаки привязанности, находился за океаном.       Как всегда, мысли о Юджине причиняли боль. Это была маленькая царапина, которая со временем заразилась, источая тоску и горькое одиночество с каждым прошедшим днем. Петунье хотелось просто купаться в туманных воспоминаниях об их совместном лете, о сверкающей чешуе Айви, о золотом солнечном свете, целующем такие же золотые волосы, тёплые глаза и губы... Но всякий раз, когда она пыталась, они становились все более хрупкими, теряли температуру и структуру, захваченные всеми её более поздними встречами.       И ей хотелось винить Джеймса Поттера так же, как она винила себя.       – Как видишь, наша дорогая Пэт немного колючая, – ответил Джеймс своему другу. – Но я уверен, что она больше не сможет сопротивляться нашему обаянию.       – Даже комок грязи имеет больше очарования, чем ты, – сплюнула Петунья.       – Ах, ты меня ранила в самое сердце, – он преувеличенно театрально прижал руку к груди. – Конечно, я знаю, как сильно ты предпочитаешь, чтобы к тебе прилипала грязь, но я бы последовал этому примеру, если бы ты только позволила мне...       Его друг засмеялся, на самом деле выглядя искренне удивлённым полной чушью, которую нёс Джеймс, подбадривая его дальше.       – Я бы встал на колени, но, к сожалению, моя одежда не такая... прочная, как у тебя, не то чтобы это умаляло твою привлекательность фермера.       Осознанно или нет, но ему удалось затронуть одну из самых больших проблем Петуньи. Горячий румянец залил её лицо, когда она попыталась игнорировать тот факт, что сменила свои прекрасные юбки и блузки с рисунком на что-то, что с таким же успехом могло бы служить мешком для картошки. С юных лет Петунью знали, как не самую красивую девочку в сравнении с сестрой. В то время как Лили могла легко очаровать всех вокруг себя, Петунья прилагала все усилия, чтобы научиться повышать свою привлекательность. Укладывала волосы, одевалась в женственную и мягкую одежду, выбирала цвета, которые подчёркивали бы её бескровную кожу и бледные глаза, чтобы они выглядели фарфоровыми, а не болезненными. Она научилась получать от этого удовольствие, выбирая юбки и платья, даже научилась немного шить, чтобы корректировать края и вырезы, пока не почувствовала, что она – самая прекрасно одетая девушка во всем Коукворте.       Но сейчас...       – Ох, она краснеет, Сохатый.       – Говорил тебе, что больше не сможет сопротивляться.       Петунья подошла ближе, несмотря на то, что они оба были на год младше её, Джеймс был почти её роста, а его друг был даже немного выше. Ей хотелось сбить с его лица широкую ухмылку, пнуть его по голени, а затем схватить с земли пригоршню листьев цвета мочи и засунуть их в его дурацкий рот, чтобы он больше не открывал тот в её присутствии.       Вместо этого она глубоко вздохнула, глотая прохладный воздух, как будто это была вода, а она застряла в пустыне, позволяя землистому вкусу сковать её.       – Как часто мне придётся повторяться? Возвращайся к размахиванию своей дурацкой палкой, раздражай Лили своими ребяческими заигрываниями и не вмешивай меня в это.       – Кстати, о дурацких палках, как там твои?       Петунья моргнула, прежде чем переключить своё внимание на высокого красивого мальчика, когда он впервые обратился к ней напрямую. Что-то пряталось в его глазах, что-то более суровое, чем пренебрежительная железная стена, которую он представлял за густыми чёрными ресницами.       И этого было почти достаточно, чтобы заставить её отступить.       Он продолжил, когда Петунья не ответила:       – Или слухи на самом деле правдивы? Ты... маггла?       Годы общения с несчастным мальчиком, прослушивание его снисходительности каждый раз, когда он произносил это слово, сделали Петунью весьма искусной в чтении тонов. И хотя в его голосе не было ничего, кроме случайного интереса, Петунья почти чувствовала, как презрение этого незнакомца обвивается вокруг её шеи, как мягкое атласное колье, которое он намеревался затягивать всё туже и туже.       Если бы она позволила ему.       – Не понимаю, какое тебе до этого дело.       – А ей нравится это говорить, – насмешливо прошептал Джеймс своему другу.       – Думаю, тебе следует сделать это нашим делом. Если это правда, то тебе лучше завести побольше друзей, которых только сможешь найти – не все ученики такие хорошие, как мы с Сохатым.       Возможно, он хотел, чтобы его слова прозвучали как предупреждение, но Петунья услышала только угрозу.       – О чём ты говоришь?       Джеймс ответил ей.       – Ну, помнишь нашего дорогого приятеля Нюниуса? Его факультет самую малость брезглив, когда дело касается магических родословных. А если у тебя действительно её нет – и никакой магии вдобавок ко всему...       – Твоё пребывание здесь вполне может стать некомфортным, – закончил его друг.       Петунья не впервые слышала о чистоте крови – она до сих пор помнила, как Лили сказала что-то об этом много лет назад на их кухне, когда она оплакивала несчастного мальчика. Петунья даже вспомнила, как на секунду переживала за Лили, за то, что у её сестры не было родителей-волшебников...       Но сейчас Петунья впервые перенесла тот же страх на себя.       Конечно, она знала, что ей здесь не место, конечно, она знала, что учитель, пристававший к ней во время каждого приёма пищи, или тот факт, что почти никто из учеников с ней не разговаривал, объяснялись тем, что у неё не было магии, как у них.       Хотя почему-то она не осознавала, что игнорирование её, возможно, не самое худшее, что они могли сделать. Быть без магии было даже хуже, чем не иметь родителей-волшебников.       Что она здесь была гораздо более уязвимой, чем когда-либо была Лили с палочкой и окруженная людьми.       – Эй, куда ты идёшь? Бродяга только что сказал тебе, что заводить друзей – это разумно!       Петунья не обращала внимания на Джеймса, не обращала внимания на насмешку, которую она слышала от его друга, пока ноги несли её к лесу, к каменной хижине.       Ей нужно было увидеть Аспена, ей нужно было почувствовать ветер под его крыльями и знать, что у неё ещё есть путь к спасению. Ей нужно было увидеть Хагрида, встать рядом с ним, чтобы скрыться в его гигантской тени, просто девчонка, на которую никто не обратит внимания.       Дыхание резко ударило в её лёгкие, как будто воздух превратился в сетку расколотого льда, прохлада, которая несколько мгновений назад успокоила её вспыльчивый характер, теперь пронизывала её до костей.       С тех пор, как она приехала сюда, она чувствовала себя застрявшей, изолированной и потерянной.       Но никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой.

❀

             Петунья подумала о том, чтобы пойти к Дамблдору. Она помнила его манеру поведения дедушки, его эксцентричную одежду и мерцающие глаза – и она помнила лёгкую ложь, которую он говорил перед советом, то, как он использовал восхищение мистера Фаджа в своих целях, даже не подергивая прядью своей нелепой бороды.       Петунья подумала о том, чтобы пойти к Лили. О противостоянии этой стороне своей сестры, популярной ведьмы с замысловатыми прическами и группой друзей, той, которая приветствовала её с улыбкой, но никогда не задерживалась ни на каком разговоре, за исключением нескольких поздних вечеров в одиночестве в покоях Петуньи.       Петунья подумала о том, чтобы написать Юджину, о том, чтобы позволить своим тревогам и страхам выплеснуться из неё чернилами, только чтобы подбежать к совятнику и понять, что она в душе не чает, как их послать.       Может быть, Хагрид. Они никогда не говорили ни о чём серьезном, кроме волшебных существ и того, как он предпочитает яйца на завтрак. Несмотря на внешнюю грубость, он всегда казался открытым и честным, и, возможно, он смог бы рассказать ей больше о ситуации, будучи человеком, который также явно был посторонним. Но в этом-то и заключалась проблема – у него не было ни авторитета в замке, ни понимания социальных махинаций. Он был почти как отшельник, живший в своей маленькой хижине и не общавшийся ни с кем, кроме Петуньи, существ и некоторых вечеров, когда он вёл светскую беседу с другими учителями, и сжимая слишком маленькие чашки между своими гигантскими пальцами.       На одну безумную секунду Петунья подумала о несчастном мальчике.       И тут же отбросила эту мысль, но, видимо, Северус имел некоторые общие черты с дьяволом – только подумай о нём, и он появится.       – Чего Поттер хотел от тебя?       Её сердце замерло где-то в груди, когда Петунья обернулась, инстинктивно прикрывая горло одной рукой – возможно, чтобы он не заметил, как подпрыгивал её пульс на тонкой коже.       – Ты... что ты здесь делаешь?       Северус огляделся быстрым пренебрежительным взглядом, как будто было совершенно нормально устроить ей засаду в темном коридоре после того, как все уже разошлись по своим общим комнатам, прежде чем его прикрытые веки снова сфокусировались на ней, игнорируя её вопрос.       – Отвечай.       Петунья, в свою очередь, проигнорировала его.       – Значит, ты посещаешь эту школу, раз уж ты крадёшься здесь, как какой-то призрак. Почти смог меня обмануть – я не видела тебя с тех пор, как сошла с поезда.       – Почему Поттер разговаривал с тобой?       Если бы существовало олицетворение однонаправленного ума...       Петунья уступила, хотя и без всякого изящества. Она была испугана, она устала, её разум стал хрупким и рассыпался по краям, как торт, слишком долго оставленный с тех пор, как она осознала, насколько шатким было её положение здесь. И у неё действительно не было огня, необходимого для того, чтобы поддерживать гнев живым и горячим после нескольких дней его выгорания.       – По той же причине, что и ты, Северус. Выяснял, почему я беспокою Лили, а затем наказывал меня за то, что я усложняю ей жизнь.       Обсидиановые глаза стали ещё темнее.       –Наказывал? Как?       – Приставая ко мне.       Что-то в напряжённой линии его плеч разжалось, но секундой позже застыло в нападении.       – Я не пристаю к тебе.       Петунья просто посмотрела на него. Насколько он был толстокож?       – Я здесь не из-за Лили, – поправился он после некоторого неловкого молчания.       – Нет, ты здесь из-за Поттера.       Тишина воцарилась на несколько секунд, прежде чем он оглянулся и пошёл прочь без всякого предупреждения.       – Хэй!       Он обернулся.       – Что?       Да, что?       – Перестань игнорировать мои слова.       – Тогда скажи что-нибудь стоящее.       Ах ты, маленький...       – Что с тобой?       – Ничего.       – Ничего? Я не видела твою шкуру с тех пор, как приехала сюда, даже рядом с Лили!       – И что?       – А то, обычно ты следуешь за ней повсюду, вот и подумалось, что что-то не так.       Эмоция мелькнула на его лице, что-то тёмное и искажённое.       – Тебя не касается.       – Почему ты тогда пришёл поговорить со мной? Это не я устроила тебе засаду после наступления темноты!       – Просто так.       – Ерунда.       – Просто хотел посмотреть, что Поттер...       – Мне плевать на Поттера!       Он усмехнулся.       – Но не плевать на меня?       Петунья замерла.       Нет... конечно, ей плевать на него. Она была просто переутомлена, слишком напряжена после размышлений о молчаливой угрозе, о которой ей сообщили, фильтр между её мыслями и её ртом сместился в странном направлении, потому что было поздно, и он удивил её.       – Мне всё равно, – наконец успокоилась она. – Но в последний раз, когда меня не волновало твоё настроение, я чуть не потеряла Аспена.       Произошло почти незаметное вздрагивание.       – Такого больше не повторится, так что держи свой острый нос подальше от моих дел и оставь меня в покое.       – Отлично! Тогда не поджидай меня в тёмных коридорах!       – Даже не подумаю об этом, – пробормотал он и пошёл прочь, мантия его школьной формы развевалась позади него, словно какая-то странная чёрная накидка. Лишь в конце коридора его шаги замедлились, и он замедлился, пока не оглянулся в последний раз.       – Я серьёзно. Не ищи меня и, что бы ты ни делала, никогда не разговаривай со мной.       Петунья хотела бросить ему оскорбление в затылок, но он уже скрылся за углом, его шаги странным эхом отдавались от куполообразных каменных стен.       Петунья осознала, что дрожит, только когда вернулась в свою комнату, приветствуемая мягким звоном музыки из странного старомодного граммофона, единственного способа, который она нашла, чтобы усыпить Пушистика. Оставив письмо Юджину на столе, она запустила пальцы в волосы, цепляясь за комки, которые ещё не успела распутать.       «Помнишь нашего дорогого приятеля Нюниуса? Его факультет самую малость брезглив, когда дело касается магических родословных...»       Какого чёрта она вообще с ним разговаривала? Северус был связан с этой проблемой – неужели какая-то наивная, глупая часть её действительно думала, что она может обратиться к нему за помощью?       И с каких это пор она стала думать о нём как о человеке, который готов помочь?       Разгневанная на себя и на ситуацию, Петунья провела щеткой по волосам с большей силой, чем необходимо, наслаждаясь жжением на коже головы.       Тот факт, что он был причиной того, что её суд прошел хорошо, не означал, что она должна забыть, что он был также причиной того, что суд вообще состоялся.       «Что бы ты ни делала, никогда не разговаривай со мной».       – Не волнуйся, – прошипела Петунья в темноте своей комнаты. – Это больше никогда не повторится.

❀