Petunia and the Little Monster

Сентябрь, 1975

      Паровая машина свистела так, словно разделяла хорошее настроение Петуньи, и на этот раз вид красного лакированного поезда не наполнил её горечью.       – Я могу левитировать твой багаж, Тьюни.       Петунья крепче стиснула свой маленький чемоданчик.       – Я бы предпочла, чтобы ты этого не делала.       Она не хотела, чтобы все её вещи летали, из-за ей пришлось бы просить помощи у кого-то с магией, если она не сможет спустить их самостоятельно. У неё были лёгкие вещи: одежда, блокнот, издание «Фантастических тварей», несколько «Придир», пара тапочек и несколько валлийских лепёшек на случай, если она проголодается во время поездки, – так что нести багаж всё равно не составило бы труда.       – Ты уверена?       – Да, я уверена, Лили.       Её младшая сестра пожала плечами.       – Тебе решать. Но почему бы тебе не поехать с нами?       – В моём письме говорилось, что мне следует быть в купе для старост.       – Там написано что ты можешь ездить в купе для старост, – Лили оглянулась через плечо. – Сев, а ты?       Северус, шедший за ними и уже одетый в мантию Хогвартса, отвёл глаза.       – Я буду придерживаться Эйвери.       Лили остановилась так внезапно, что Петунья сделала ещё два шага, прежде чем даже поняла, что оставила её позади.       – Эйвери? Ты же ненавидишь этих парней!       Удивление Петуньи тоном Лили заставило её остановиться.       Северус только пожал плечами.       – Какая вообще причина может быть, чтобы ты тусоваться с этими... этими ублюдками!       – Лили! – Петунья никогда раньше не слышала, чтобы Лили кого-либо оскорбляла.       Лили вскинула подбородок.       – Но это правда.       – Ты не поймёшь, – пробормотал Северус, шаркая уже изношенными ботинками.       – Ты прав, я не пойму! Как ты можешь сидеть с ними, Сев? Они... они злые! Ты знаешь, что они вытворяют, чего хотят, кого боготворят!       Северус сделал шаг назад, как будто эти слова физически толкнули его. Прежде чем он успел ответить, раздался громкий гудок, вытащив Петунью из оцепенения.       – Лили, что привело к этому? Северус... – негодяй, вредитель, надоедливый ребёнок, поклоняющийся земле, по которой ты ходишь...       На секунду Лили выглядела так, словно ей хотелось продолжить свою тираду, прежде чем переосмыслить свои слова.       – Я просто волнуюсь за тебя, Сев. Мы друзья, верно?       – Ага, – он по-прежнему не поднимал глаз. – Нам следует сесть в поезд до того, как он уедет.       – Он прав, пойдём.       Лили вздохнула.       – Хорошо, просто... подумай о том, чтобы ехать с нами, пожалуйста.       Петунья видела напряжение на худых плечах Северуса, как будто его тело поддавалось невидимым поводьям, связывающим его. Он не ответил, просто прошёл мимо них и зашаркал в поезд, громко хлопая по ступенькам оборванными подошвами.       – Не смотри на меня так, Тьюни. Если бы ты знала, что происходит, чем они занимаются, ты бы тоже волновалась.       Петунья отвернулась, чтобы скрыть, как слова Лили ужалили её, как шип, спрятанный под мягкими, как шёлк, лепестками беспокойства.       – Пойдём.       Поезд был узким, по проходу тянулся плюшевый зелёный ковер, а раздвижные двери вели в разные купе, уже заполненные детьми, багажом и животными. Смех, хлопанье дверей, уханье сов и возбужденная болтовня наполнили душный воздух, и Петунья поморщилась от шума.       – Значит ты действительно собираешься идти в купе для старост, – заключила Лили.       – Мы будем видеться более чем достаточно до конца года.       И Петунья не была уверена, что она впишется в компанию друзей Лили. Нахождение в окружении людей, которые восхищались её сестрой и ловили каждое её слово на протяжении всей поездки, было не тем началом, которое она себе представляла.       Почему-то она боялась, что это испортит новое начало.       – Но я студентка, а ты будешь... смотрителем сада.       Петунья нахмурилась.       – Подмастерьем лесничего.       – Я просто не уверена, когда мы найдём время – не пойми неправильно, Тьюни, я очень рада, что ты здесь и...       – Лилс!       Сёстры повернулись в узком коридоре, когда подруга Лили, Мэри Макдональд, чуть не сбила Лили с ног, окутав её объятиями блестящих коричневых волн и пахнущей лавандой мантии Хогвартса.       – Мэри!       – Прошло слишком много времени, Лилс! О, привет, Петунья. Эээ, как прошёл твой суд?       Петунья подняла острый подбородок.       – Очень хорошо, спасибо. Твой совет был оценён по достоинству.       Мэри кратко взглянула на Лили, прежде чем пожала плечами.       – Я рада, что смогла помочь. Честно говоря, они действительно отдали магглу под суд без...       – Да, действительно удивительно, – прервала её Петунья. – Я собираюсь найти своё купе. Лили, увидимся.       Лили тонко улыбнулась.       – Пока, Тьюни.       Пока она уходила, Петунья отчётливо услышала вопрос Мэри:       – Что она имеет в виду, говоря о своём купе? Если подумать, почему твоя сестра в нашем поезде?       Купе для старост было не так уж сложно узнать, поскольку оно было самым большим и роскошно обставленным. С действительно чистых окон были сняты толстые красные портьеры, обивка не была испачканная или выцветшая, а покрыта яркими узорами пейсли тёмно-бордового и золотого цвета, а вместо обычных сидений они больше напоминали диваны, расставленные по комнате. Стены были обшиты панелями из полированного дерева, а небольшие настенные бра заливали всё уютным оранжевым светом.       Там тоже было пусто, и Петунья догадалась, что старосты, вероятно, были заняты выполнением своих обязанностей, следя за тем, чтобы все сели в поезд, нашли свои места, убрали свой багаж и все магические вещи, которые, помимо этого, нужно было ещё и проверить.       В благоговейной тишине Петунья достала свой экземпляр «Фантастические звери и места их обитания», прежде чем убрать чемодан и выбрать место у окна. Мягкие подушки поддерживали её напряженную спину, а кожу покалывало от нервов. Проведя пальцами по корешку книги, по длинным знакомым трещинам, она попыталась успокоиться.       Вместо того, чтобы перечитать одну из своих любимых глав, Петунья не отрывала глаз от окна.       Отсюда станция выглядела иначе. Обычно она стояла спиной к людям, теряясь в море криков прощаний и маханий руками, скрываясь от глаз и забываясь.       Теперь эти лица были обращены к ней.       Петунья наблюдала, как маленькая плачущая девочка обнимала мальчика постарше, она смотрела, как мать возилась с шарфом дочери, а затем наблюдала, как они все исчезли, когда поезд рывком тронулся и медленно набрал скорость, заплаканные лица превратились в маленькие пятнышки, а затем их сменили дома, проносящиеся мимо, сливаясь в пятне бетона и черепицы.       Вибрации движущегося поезда проходили сквозь неё, превращаясь в дрожь возбуждения. Петуньи не было на станции, она не шла к маминой машине и готовилась к многочасовой поездке обратно в Коукворт. Она не проходила через стену из фальшивого кирпича в обыденный мир.       На этот раз её не оставили позади.       На этот раз Петунью везли на борту волшебного поезда в школу, которая была ещё более волшебной, в место, куда она никогда не мечтала, что ей когда-нибудь позволят ступить.       Петунья не знала, что её ждет в будущем, но, наблюдая, как Лондон становится всё меньше вдали, она не жалела, что оставила его позади.       Отсюда её жизнь станет ещё интереснее.

❀

      Пейзаж, разворачивавшийся за её окном, менялся медленно: от городской серости и гудков к обширным полям колышущегося золота, редким лесам, невысоким холмам с овцами, разбросанными по ним, как капли белой краски на зелёном холсте, через гулкие туннели и через высокие мосты.       Шло время, и её обстановка изменилось, несколько учеников – старост – начали просачиваться обратно в купе. Большинство из них сидели парами или группами, находя места, пока были увлечены разговорами, но Петунью не удалось обмануть. Всякий раз, когда она поворачивала голову, они слишком быстро отводили взгляд, и разговоры странно заикались.       Они говорили о ней. Вероятно, они задавались вопросом, что она здесь делает, хотя кто-то, должно быть, сообщил им о её присутствии, поскольку никто не оспаривал её право сидеть здесь, в их шикарном купе.       Большинство из них время от времени вставали, одни исчезали на минуты, другие на часы, но в конце концов всегда возвращались, докладываясь мальчику с высоким лбом и самым помпезным значком, приколотым к его груди, заметно отличавшимся от тех, что нацепили на себя остальные студенты.       Было одно исключение из этой закономерности; высокий мальчик с аккуратно причёсанными светло-каштановыми волосами и слишком короткими рукавами каждый раз появлялся в купе лишь на несколько мгновений, быстро разговаривал с напыщенным мальчиком, а затем снова исчезал, ни в малейшей степени не соблазняясь плюшевыми сиденьями, простором или тишиной которое могло предложить купе.       Это продолжалось несколько часов после начала поездки. Петунья начала есть свои валлийские лепёшки, радуясь, что принесла их, когда увидела, что все продаваемые закуски были забавными сладостями, хотя её сердце странно сжалось, когда она заметила на тележке знакомую красочную упаковку бобов Берти Боттс. Небо за окном изменилось, облака окрасились в тёмно-синий оттенок, а горизонт залился оранжевым.       Мальчик, со светло-каштановыми волосами, вошёл в купе и вместо того, чтобы искать старосту школы (Петунья успела прочитать прекрасный текст на причудливом значке), он сел на сиденья прямо напротив неё, его лицо омрачилось, а взгляд был прикован к тёмному дребезжащему пейзажу, распростившимся перед ним.       Теперь, когда он сидел так близко, Петунья была поражена, увидев шрамы на его лице. Они не были глубокими или свежими, но достаточно заметными, и Петунья задавалась вопросом, как она не заметила их раньше: серебряные линии, проходящие по переносице, через бровь и по щеке.       Они выглядели брутально.       Возможно, мальчик почувствовал её взгляд, потому что внезапно карие глаза отвернулись от окна и встретились с её собственными.       Петунья слишком медленно отводила взгляд, и смущение охватило её, прежде чем он улыбнулся. Его улыбка выглядела потёртым, края слегка стёрлись, но выглядела она достаточно искренней.       Хотя Петунья всё ещё была удивлена, когда он обратился к ней.       – Извини мои манеры. Должно быть, ты та новая ассистентка преподавателя, о которой нам рассказывал Дамблдор. Меня зовут Римус.       – Подмастерье лесничего, – рефлекторно поправила Петунья, прежде чем откашляться. – Я Петунья.       По причинам, которые не хотела объяснять, но прекрасно сама понимала, она не упомянула свою фамилию. Петунья не сомневалась, что её отношение к самой популярной девочке в школе не останется тайной надолго, но не спешила сразу давать повода для сравнений.       – Лесничего? Так ты будешь работать с Хагридом?       Петунья кивнула, её пронзила вспышка нервозности, смешанная с волнением.       Должно быть, что-то отразилось на её лице, потому что улыбка мальчика сменилась чем-то более искренним и нежным.       – Не волнуйся, Хагрид может выглядеть устрашающе, но он безвреден.       – Устрашающе?       – Вот увидишь. Если ты всегда правильно относишься к его созданиям, он будет твоим лучшим другом – и ты, очевидно, хорошо подготовлена.       Он кивнул на книгу, украшенную сусальным золотом, лежащую на коленях Петуньи, её собственные глаза следили за его взглядом, а её палец рефлекторно поглаживал позвоночник в успокаивающем жесте.       – Ты его читал?       – Мой отец всегда говорит, что в каждом доме должна быть эта книга, хотя бы для того, чтобы точно знать что ползает у тебя на чердаке.       Петунья улыбнулась.       – В нём довольно много глав о ползучих.       – М-м? Похоже, тебе это не очень нравится.       – Это не так, – Петунья заставила себя отвести взгляд от его открытого лица, сосредоточив свое внимание на размытом, затемнённом пейзаже, проносившемся мимо. Она не знала, почему ей было так легко разговаривать с этим покрытым шрамами незнакомцем, но всё равно продолжала. – Мне просто хотелось бы, чтобы побольше было о тех существах, которые похожи на нас. Кентавры, вампиры, сатиры, оборотни...       – Оборотни?       Что-то в его голосе изменилось. Когда Петунья оглянулась на него, она была поражена, увидев, насколько закрытым стало выражение его лица, его карие глаза почти янтарного цвета пылали, его длинные руки скрещены на груди, но не защитным образом – скорее, он хотел оградить от себя.       – Почему ты хочешь знать об оборотнях?       – Думаю, о них есть чему поучиться.       – Ты не права. Это грязные, злые твари, которые не хотят ничего, кроме как выследить каждого волшебника, встретившегося им на пути, и заразить его своей жаждой крови. Большего знать и не надо.       Петунья нахмурилась, но предпочла не перечить ему. У её ног плескалось предательское подводное течение, и она боялась, что её унесёт при первом же неверном шаге.       Он глубоко вздохнул и опустил руки, его лицо смягчилось.       Петунья не поверила этому.       – Просто небольшой совет: возможно, будет лучше, если ты не будешь говорить об этих... вещах в будущем. Не зря в книге нет главы о них.       – По какой причине?       Он встал, одернул короткие рукава и посмотрел на дверь, ведущую из купе. Петунье показалось, что он похож на животное в клетке, ищущее спасения.       – Никто не хочет о них слышать.       Петунья моргнула.       – Мне пора идти, мы скоро должны приехать. У тебя есть мантия? Если да, то тебе следует надеть его до остановки поезда.       – У меня нет.       Он кивнул.       – Багаж можно оставить в поезде, в школу его отвезут отдельно. Надеюсь, у тебя будет хорошее начало в Хогвартсе, Петунья.       А затем он ушел, дверь купе с грохотом закрылась за ним, и он больше не оглянулся. Никто из других старост, казалось, не торопился, большинство просто собирали закуски или будили своих друзей.       Петунья сомкнула руки вокруг книги, повторяя этот разговор в своей голове, в то время как шум вокруг нее медленно усиливался: топот ног, грохот багажа, возбужденные голоса.       Они собирались прибыть.       Петунья встала, когда поезд замедлился настолько, что она не боялась споткнуться, вытащила свой чемодан из стеллажа, открыла его, и аккуратно убрала туда книгу. Мысль о том, чтобы оставить его, заставила её желудок забурчать, но она не подозревала, что обманулась – никто из других студентов в её купе не сделал ни малейшего движения, чтобы взять с собой свои сумки.       Поезд с небольшим толчком остановился, и по коридорам хлынули студенты, некоторые настолько маленькие, что едва доходили ей до бёдер, другие её возраста, но редко выше неё, и все были одеты в чёрные мантии. Петунья посмотрела на свой кобальтовый пиджак, который она выбрала в надежде, что его насыщенность сделает её глаза голубее и сделает её более взрослой.       Теперь она поняла, насколько это выделяло её.       Отбросив это осознание в тесный уголок своего разума, Петунья пробралась в толпу, игнорируя любопытные взгляды и шёпот вокруг себя. У неё были острые локти и пронзительный взгляд, чего ей бояться?       «Ничего», – пыталась она убедить себя, она принадлежала этому миру так же, как и все остальные, в мантии или нет, её пригласили, она даже получила необычное письмо, доставленное совой и подписанное лично директором.       Поток шаркающих ног и трясущихся плеч понёс её к выходу, прохладный ветерок коснулся её лица и наполнил лёгкие запахом росистой травы и затяжным царапаньем дыма. Станция, на которую они прибыли, была маленькой и, казалось, находилась в глуши: красные фонарные столбы отбрасывали круги оранжевого света на выцветшую брусчатку, небольшая табличка с надписью «Станция Хогсмид» была едва различимой, а плавно катящиеся холмы прорисовывались в лучах исчезающего солнца в небе.       Глаза Петуньи метались по толпе, она не была уверена, ищет ли она пылающие волосы сестры или таинственного Римуса, который исчез. Прежде чем она успела заметить кого-либо из них, громкий голос заставил её вздрогнуть, остановив студентов вокруг неё и привлекая взгляд Петуньи к неповоротливой фигуре на другом конце станции, окутанной тенями, если не считать фонаря, которую держала рука размером с бейсбольную варежку.       – Пер'клашки! Пер'клашки, сюда!       Большое волосатое лицо парило над головами крошечных учеников, густые брови скрывали тёмные глаза, а всклокоченная борода открывалась лишь для того, чтобы обнажать сверкающие блестящие зубы всякий раз, когда звучал громовой голос.       – Давайте, давайте за мной – ещё пер'клашки есть? Смотрите под ноги! Пер'клашки, за мной!       А затем существо, а ведь это наверняка не мог быть простой человек, казалось, посмотрело прямо на неё.       – А-а, точняк – мисс Эванс, поди сюда!

❀

      Первое впечатление Петуньи о Рубеусе Хагриде было совсем не благоприятным. Он был груб, с ужасным акцентом, неряшливым внешним видом и, что самое страшное, напоминал ей великана.       Дело было не только в его нечеловеческом росте. Что-то было в вытянутых плечах, размерах шеи, рук и ног, в тяжёлых надбровных дугах и выпуклом носу. В нем было что-то такое, что заставляло образы выползать из глубин её воспоминаний, обрывки криков и паники, а также гигантскую фигуру вдалеке, которая бороздила поверхность её спокойствия, обнажая оголённые нервы внутри.       И спрятаться было некуда. Они стояли на краю небольшой платформы, круг света, отбрасываемый на землю фонарём, который Хагрид держал высоко, едва освещая небольшую тропинку, спускающуюся по склону холма, слегка покрытого кустами и чертополохом.       Окружённую крошечными одиннадцатилетними девчонками в свежих одеждах и сияющими лицами, Петунью невозможно было спутать ни с кем, кроме той, кем она была. Остальные ученики постарше стекались с платформы позади неё по неровной грязной тропе в лесной массив, их фигуры исчезали за густым покровом стволов, ветвей и листьев. Петунья могла поклясться, что чувствовала их взгляды на своей спине, когда они проходили мимо, каждый взгляд вызывал небольшой зуд, словно укус насекомого на её шее.       – А вот и ты! Позволь представить себя – Рубеус Хагрид, хранитель ключей и вообще всех угодий Хогвартса.       Огромная рука потянулась к ней, и Петунья едва успела поднять руку в бесполезном защитном жесте, как её схватили и встряхнули так сильно, что она почти подумала, что он хочет вырвать ее вывихнуть. Сердце у неё билось в горле, пульс участился от бесполезного шока.       – Зови Хагридом, – сказал он, не замечая её широких от шока глаз, – все меня так зовут.       – Петунья.       Голос её походил на шёпот.       – Петунья, а? Как цветочки, я их как раз вокруг хижины выращиваю.       – Как... мило.       Дети, стоявшие вокруг них, становились беспокойными, коктейль долгой поездки на поезде воспламенялся новой дозой адреналина теперь, когда они были так близко к месту назначения. Большинство начали что-то бормотать, вытягивая шеи, пытаясь осмотреться вокруг Хагрида, идущего по тропе, некоторые даже осмелились сделать несколько шагов в сторону от сбившейся в кучу группы и наклониться вперед.       – Не разбегаться! Кучкуйтесь, ща все доберёмся, – он обернулся к Петунье. – Прост хотел представиться, пока не уплыли. А сейчас иди за ними, кое-кто ждёт тебя на полянке.       Дети отреагировали с таким же интересом, как и Петунья, и она услышала, как кто-то хихикнул, когда огромный бородатый мужчина странно подмигнул.       – Он знает куда идти.       – Кто...       Но он уже поворачивался, ведя за собой кучку маленьких детей по узкой тропинке, фонарь высоко подпрыгивал над его гривой растрёпанных волос, как блуждающий огонёк.       Петунья добавила «грубиян» к списку его недостатков, прежде чем развернуться и начать спускаться по утоптанной грязной тропинке, твердым шагом и выпрямив спину. Большинство учеников уже ушли вперёд, и только несколько отставших были поблизости. Петунье хотелось думать, что она ничем не выделяется, хотя она знала, что это не так.       Но когда она ступила на поляну, у неё перехватило дыхание, и все мысли о школьной форме и других студентах улетучились.       Повсюду были разбросаны экипажи, наёмные кареты, покрытые блестящим чёрным лаком, с серебряными украшениями и огромными круглыми колёсами, которые, казалось, сошли прямо со страниц исторического романа.       И в упряжках были фестралы.       Целый табун, по двое в каждом экипаже, с величественно изогнутыми шеями, глазами без зрачков и с гладкой, блестящей кожей, идеально подходящей по цвету к вагонам.       Большинство экипажей уже отъезжали, их изящные колеса катились по грязи и листьям, но в некоторые всё ещё садились студенты, и среди них Петунья заметила косу огненного цвета, которая контрастировала с чёрной мантией, скрывавшей стройную спину Лили.       Она смотрела на мальчика с самыми растрёпанными волосами, которые Петунья когда-либо видела, в круглых очках и с самодовольной ухмылкой на лице. И Лили, и мальчик были окружены своими друзьями, и среди четырех спутников мальчика Петунья узнала старосту поезда Римуса Люпина.       Возможно, Петунью больше заботила бы ситуация, если бы её сердце не выпрыгивало из груди при виде гладкокожих крылатых лошадей, горло не сжималось от тоски, а глаза не могли смотреть ни на что другое дольше, чем на несколько мгновений.       И тут она услышала это. Прямо за её спиной раздалось тихое ржание.       Ещё до того, как она обернулась и увидела его, существо, сотканное из живых теней, с белыми опалами вместо глаз, она уже знала, что это будет он.       – Аспен...       Его имя было едва слышным шёпотом в тихом вечернем воздухе, выдохом, несущим в себе весь её трепет, удивление, и облегчение.       Её рука казалась чужой, когда она потянулась к нему, её дрожащие пальцы осторожно коснулись гладкой, прохладной поверхности его кожи, когда Аспен подошёл достаточно близко, чтобы она могла дотронуться до неё.       Она так отчаянно скучала по нему, так беспокоилась о нем, что теперь, когда она увидела его, здорового и невредимого, не привязанного к одной из колясок, а свободного, это было почти невыносимо.       Аспен преодолел последнее расстояние между ними, прижавшись головой ко лбу Петуньи, и выдох, вырывавшийся из его узких ноздрей, прошелестел по воротнику её рубашки. Он пах лесом, мхом и листвой, с легким привкусом озона – он пах любовью, уютом, домом.       – Аспен.       На этот раз его имя прозвучало почти как рыдание, руки Петуньи нашли его шею, гриву и вцепились в тонкие пряди, привязывая его к себе – связь, которую она больше никогда не хотела разрывать.       – Ты здесь, с тобой всё в порядке – я так волновалась за тебя, я думала... Я так боялась, чтобы с тобой что-то случилось, я не думала, что смогу это вынести.       Петунье было всё равно, может ли кто-нибудь подслушать её, даже если для кого-то из учеников позади неё (для Лили и её друзей) она выглядела как сумасшедшая, обнимающая пустой воздух, а её глаза блестели от непролитых слёз. Все её тревоги о своём статусе, о том, как её примут здесь, внезапно показались такими мелкими, неважными по сравнению с эйфорической радостью, которая захлестнула её в эту секунду.       Аспен прижал её к себе, его рельефная грудь прижалась к её плечам и шее, и Петунья закрыла глаза. Она была не одна. Даже если Юджин был за океаном, Лили была занята своими друзьями и этим несчастным мальчишкой – что ж, он всё равно не заслуживал внимания, даже если никого из них не было с ней, у неё всё равно был Аспен.       Отныне он всегда будет с ней, что бы ни случилось на их пути. Петунья внезапно поняла, что готова на всё, лишь бы они были вместе.       Она ослабила хватку, как только почувствовала, что колени у неё подкашиваются, и позволила одной из своих рук провести по его позвоночнику, чтобы лечь ему на спину.       – Я слышала, ты знаешь дорогу.       Аспен фыркнул на неё, прежде чем слегка повернуться и приподнять одно из своих крыльев, чтобы ей было легче поднырнуть под него и забраться ему на спину. Подкладки не было, но Петунья едва замечала дискомфорт, слишком обрадованная, чтобы принять эту привычную позу: её ноги были прижаты к его ребрам, а руки – к его плечам. Какая-то часть её сознания уловила крик «Тьюни!», но она не повернула головы, не оглянулась, всё её внимание было сосредоточено на фестрале под ней.       Страховочной веревки не было, но Петунья, не колеблясь, опустилась вниз и упёрлась пятками в бока Аспена, подавая немой приказ двигаться. Аспен тряхнул гривой и бросился бежать, его ноги безжалостно проваливались в мягкую грязь, а затем они оказались в воздухе.       Петунья рассмеялась, и что-то в её груди, сжавшееся в тугой комок с той самой ночи, когда она так отчаянно искала своего лучшего друга, наконец-то разжалось. Ей казалось, что она снова может по-настоящему дышать, воздух со свистом овевал её кожу, волосы растрепались на ветру, а мерное хлопанье крыльев Аспена рядом с ней было похоже на биение невидимого сердца.       Земля под ними быстро уменьшалась, станция с красным поездом и крошечными человечками была похожа на детскую игрушку, леса, из которых вышел Аспен, были обширными и глубокими, а поляна с вагонами – просто ещё одним пятном на пейзаже. Она увидела маленький городок с высокими трубами, которые тянулись ввысь, словно тонкие пальцы, из которых вырывались дым и свет, она увидела гигантское черное озеро, которое доминировало над пейзажем, как лужа пролитых чернил, а затем она увидела Хогвартс; замок на вершине одного из мягко покатых холмов вокруг неё, массивные каменные стены которого купались в романтическом полумраке. К основному зданию примыкало множество маленьких башенок, растущих друг на друге и повсюду, как грибы на стволе дерева, между ними были перекинуты мосты, а сотни окон выходили на озеро и лес, и каждое из них мерцало теплым оранжевым светом. Древнее существо, рождённое из магии и камня, обозревающее свои владения бесчисленными горящими глазами.       Аспен внезапно спикировал ниже, и Петунья даже не потрудилась сдержать свой восторженный смех, когда они проплыли над поверхностью озера так близко к глубокой воде, что она почувствовала брызги на своей замерзшей коже. Справа от неё едва виднелась вереница маленьких лодок, похожих на маленькие ореховые скорлупки, покачивающиеся на волнах, множество удивлённых лиц повернулось в её сторону, а затем Петунья снова исчезла, Аспен унёс её обратно к облакам, к замку, возвышавшемуся на холме перед ними.       Когда Петунья почувствовала, что Аспен опускается, она вцепилась руками в его гриву, его крылья широко раскрылись, и они медленно описывали круг. Он направлялся прямо к замку, который она осматривала, и Петунье захотелось, чтобы они могли просто лететь дальше, всю ночь, а может, и вечно.       Всё всегда заканчивалось слишком быстро.       Они обогнули небольшую башню, нырнули под мост, а затем Аспен направился к широкому мощёному двору с колодцем посередине.       Петунья не хотела останавливаться, но она была здесь, чтобы выполнять свою работу. И исчезновение в первый же вечер было, конечно, не тем, чего ожидали от неё её новые работодатели.       – Всё будет хорошо, – сказала она Аспену, и слова сорвались с её языка под порывами ветра. Она не была уверена, услышал ли он её, но, тем не менее, он замедлил свой спуск, подарив ей ещё несколько драгоценных мгновений, прежде чем его копыта коснулись земли, и он поскакал галопом, используя оставшуюся инерцию. Он остановился перед огромными двустворчатыми дверями, покрытыми чугунными досками, которые выглядели так, словно пережили столетия.       Петунья неохотно слезла с фестрала, её ноги покалывало, когда она ступала на камни, а руки не хотели покидать Аспена. Она погладила крючковатый выступ на его носу, похожий на клюв, в то время как её взгляд блуждал по раскинувшемуся перед ней фасаду, казавшемуся гигантским теперь, когда она стояла на безжалостной земле, а не смотрела на него сверху вниз с безопасной спины Аспена.       С этого момента ей придётся искать свой собственный путь.

❀

      Оставить Аспена позади оказалось труднее, чем ожидала Петунья, всё её тело протестовало, когда она шла по коридору, освещённому мерцающим светом факелов, и её шаги эхом отдавались от изогнутого потолка. Она хотела развернуться, побежать обратно к нему и совершить ещё один полет, но заставила свои ноги продолжать идти на шум, который она слышала, гул сотен голосов и шагов, заманивающий её все глубже в недра Хогвартса.       Её путь привёл её в просторный вестибюль, где возвышались лестницы, каждая из которых двигалась независимо, в голове у неё стоял скрежет точильных камней, а глаза не могли оторваться от фантастического зрелища.       – Мисс Эванс?       Петунья вздрогнула и обернулась, обнаружив, что стоит лицом к лицу с высокой женщиной со строгим выражением лица, её тёмные волосы были собраны в аккуратный пучок. Её одеяние было не таким чёрным, как те, что Петунья видела на всех остальных, а ярко-изумрудно-зелёным, украшенным кельтскими узорами.       Внезапно Петунья перестала так сильно жалеть о своем пиджаке – он всё ещё был слишком обыденным, слишком «маггловским», чтобы гармонировать с окружающим её замком, но она была не единственной, кто выбрал яркие тона.       – Добро пожаловать в Хогвартс, – снова заговорила женщина. – Я профессор МакГонагалл, преподаватель трансфигурации и декан факультета Гриффиндор. Мне сказали, что я могу принять Вас здесь, если Вы действительно новая ученица лесничего?       – Да, Петунья Эванс.       Профессор МакГонагалл слегка наклонила голову.       – Я действительно вижу семейное сходство – ваша сестра очень замечательная ведьма, мисс Эванс, и одна из самых способных учениц, которых я когда-либо имела удовольствие преподавать.       Петунья почувствовала кислый привкус, когда выдавила из себя следующие слова.       – Спасибо. Наши родители очень гордятся Лили.       На секунду воцарилась тишина, серые глаза за квадратными очками изучающе смотрели на Петунью. Она заставила себя выдержать пристальный взгляд пожилой женщины, пока та, наконец, не продолжила.       – Скоро начнётся банкет в честь начала учебного года. Пройдите в Большой зал и найдите себе место за длинным столом в дальнем конце – там сидят преподаватели и персонал. У Вас есть какие-нибудь вопросы?       Петунья покачала головой.       – Очень хорошо. Я останусь здесь, чтобы поприветствовать не распределившихся учеников, которых Хагрид везёт через озеро. Доброго вечера, мисс Эванс.       Петунья сглотнула.       – Доброго вечера, профессор МакГонагалл.       Таким образом, Петунья прошла через дверной проём, который указала профессор МакГонагалл, её шаги эхом отдавались от выложенного плитами каменного пола, и она прошла через дверь, где звук сразу же был поглощён болтовнёй сотен голосов.       Петунья почувствовала, как у неё пересохло во рту, когда она обвела взглядом Большой зал.       Она действительно была в волшебном замке, этого нельзя было отрицать, из-за движущейся лестницы в холле, из-за миллионов свечей, парящих над её головой прямо в этот момент, каждая из которых излучала золотистый свет, не привязанный ни к чему, что она могла видеть, из-за потолка, который, казалось, не существовал, ведь за свечами отчётливо виднелось небо, и из-за полупрозрачных фигур, которые, как она могла видеть, проносились сквозь стены и столы в глубине комнаты.       Ей потребовалось несколько леденящих душу секунд, чтобы восстановить равновесие, поправить пиджак и продолжить идти, но этих мгновений было достаточно, чтобы привлечь к себе внимание. Ученики её возраста не стали бы стоять, разинув рты, и уж точно не были бы одеты так, как она, и, когда Петунья проходила по проходу между двумя из четырех длинных столов, занимавших центральное место в гулком зале, она слышала, как шёпот, подобно журчанию волн, распространяется за ней.       Она решительно устремила взгляд на массивный стол в передней части комнаты, возвышающийся на небольшой платформе и обозревающий остальной зал, повторяя про себя: «Мне всё равно, что вы думаете, вы ничего для меня не значите, безликие ведьмы и волшебники, которые, вероятно, даже не знают, как складывать бельё, высокомерные, тщеславные, вы ничем не лучше меня, я не была рождена для этого, но я здесь, несмотря ни на что».       Дамблдор был единственным человеком, которого она узнала за столом, он сидел прямо посередине, одетый в привлекательную мантию из тёмно-синего бархата и остроконечную фиолетовую шляпу, слегка сдвинутую набок на его длинных серебристых волосах. Поймав её взгляд, он подмигнул Петунье, на что она не знала, как реагировать, поэтому быстро отвела взгляд, изучая других взрослых, стоявших рядом с ним.       Никто из них даже близко не был похож на Петунью по возрасту, большинство щеголяли в ореоле седых волос или улыбались с морщинками, самой молодой, ведьме с копной блестящих чёрных волос, украшенных маленькими сверкающими заколками, которые выглядели как звёзды на ночном небе, было, вероятно, уже за тридцать.       Она не подходила ни учителям, ни ученикам, несмотря на их общий возраст. Если бы адреналин и радость от того, что она взяла Аспена в полёт, всё ещё не бурлили в её жилах, Петунья всерьёз задумалась, смогла бы она скрыть свои мысли на лице.       Она нашла место справа от стола, выдвинула стул и подождала секунду, не запротестует ли кто-нибудь, если там были отведены места или кто-то обычно сидел здесь. Мужчина средних лет, сидевший на соседнем стуле, ободряюще улыбнулся ей, один глаз его был скрыт за повязкой, а вместо руки у него был серебряный крючок.       Петунья задумалась, не нарочно ли он вылепил из себя пирата из сказки, когда садился.       – Сильванус Кеттлберн, – представился он. – Рад с вами познакомиться, мисс..?       – Эванс. Петунья Эванс.       – О, Эванс, Вы случайно не знакомы с одной из студенток, Лили Эванс? Умная и любознательная девушка, всегда готовая помочь другим...       Петунья была бесконечно благодарна, когда двойные двери на другом конце коридора выбрали именно этот момент и драматично распахнулись, и неулыбчивая профессор МакГонагалл ввела стайку маленьких детей в Большой зал.       – И снова вечерочка, – достиг Петунью глубокий голос позади, заставивший её вздрогнуть и обернуться.       Позади них появился Хагрид, одной из своих гигантских рук он выдвинул стул, который был заметно больше остальных. Петунья удивилась, как она не заметила этого раньше.       Тем не менее, дерево зловеще заскрипело, когда он сел рядом с ней, его маленькие мерцающие глазки были почти скрыты за густыми бровями и окладистой бородой.       – Как тя встретили?       – Это было... – Петунья глубоко вздохнула. – Чудесно.       Хагрид радостно замурлыкал, что больше походило на грохот катящегося с горы камня, чем на что-либо другое.       Профессор МакГонагалл взошла на их небольшое возвышение, молча поставив шаткий трехногий табурет и шляпу, настолько потрёпанную и грязную, что первым побуждением Петуньи было схватить её и выбросить.       – Эт моя любимая часть, – постарался прошептать Хагрид, однако Петунья была уверена, что половина преподавателей за столом его услышала без особых усилий.       И тут другой голос эхом разнёсся по залу, мгновенно заглушив все разговоры. Петунье потребовалась секунда, чтобы понять, что он доносится из старой шляпы.       «Может, я не хороша,       Но по виду не судите,       Шляпы нет умней меня –       Хоть полмира обойдите.              Круглобоки котелки,       А цилиндры высоки,       Но зато в Распределенье       Я не шляпа – загляденье.       Для меня секретов нету,       Ничего не утаить,       Как наденешь – так узнаешь,       Где тебя должны учить.       Может, в Гриффиндор дорога –       По ней храбрые идут,       Им за доблесть и отвагу       Люди славу воздают.       В Хаффлпафф не попадёте,       Коль глупы и нечестны,       Хаффлпаффцы все в почёте,       Знамени труда верны.       Факультет Ровенкло мудр,       Примет быстрого умом:       Если любит кто учебу,       Там себе найдет он дом.       Или, может, в Слизерине       Вы отыщете друзей,       Они силою поныне       К цели движутся своей.       Так наденьте меня и не бойтесь!       Вы в надёжных руках, успокойтесь.       У меня с руками беда,       Зато думаю я хоть куда!»              Аплодисменты разнеслись по залу, а аплодисменты Хагрида, стоявшего рядом с ней, были просто оглушительными, громкими, как раскаты грома.       – Умно, не так ли?       У Петуньи пересохло во рту, а руки онемели, когда она нерешительно сложила их вместе.       – Почему шляпа разговаривает?       – Ну, а как ещё ей распределять?       Петуния поджала губы.       – Когда я назову Ваше имя, вы наденете шляпу и сядете на табурет, чтобы пройти распределение, – голос профессора МакГонагалл прорезал последние аплодисменты. – Эйвери, Виветта.       Петунья наблюдала, как стройная девушка с бледными губами шагнула вперёд, её маленькое личико приняло решительное выражение. Шляпа была надета на её темно-каштановые волосы, и всего через несколько секунд из странной штуковины донёсся крик «Слизерин!»       – Как шляпа выносит свои суждения?       Вопрос сорвался с языка прежде, чем Петунья успела его остановить.       – Она, конечно, читает в твоём сердце и в мыслях.       Петунья вздрогнула.       Она никак не могла привыкнуть к тому, что эти люди так небрежно относятся к своему собственному разуму, своим личным мыслям, своим воспоминаниям – зачем нужны были заклинания, чтобы стереть всё это? Почему они заставляли детей обнажать душу перед поющим головным убором?       Она вдруг очень обрадовалась, что её не заставили надеть эту шляпу, что никто не подумал о необходимости «распределять» Петунью.       Она боялась, что в противном случае шляпа выдаст её, потому что была уверена, что ни одна из её мыслей не может быть точно названа благородной, трудолюбивой или умной.       Нет, большинство её мыслей были очень корыстными, очень резкими и очень насмешливыми.       Неосознанно её взгляд скользнул к столу, за которым сидели дети с жёсткими взглядами, острыми подбородками и в зелёных галстуках. Ей потребовалась всего секунда, чтобы разглядеть несчастного мальчика, сгорбленного и похожего на скелет, с двумя чёрными дырами под глазами на бледном, как мел, лице.       Их взгляды встретились, и на одну долгую секунду Петунья не могла отвести взгляд.       «Они силою поныне       К цели движутся своей».

❀