Petunia and the Little Monster

Август, 1975

      Это было достаточно необычное имя, чтобы оно въелось в память, и пока Петунья разворачивалась на своем неудобном сиденье, пытаясь взглянуть на мужчину, она изо всех сил старалась определить, почему же ей это знакомо.       Альбус Кто-то Кто-то Брайан Дамблдор был довольно высоким и стройным, его рост ещё больше вытягивался водопадом седых волос и бороды, почти скользящей по земле. Его мантия была ярко-фиолетовой, словно чтобы оттянуть внимание от более приглушённых оттенков которые носили другие волшебники, и украшенная не серебряной буквой W, а целым созвездием звёзд и галактик, вышитых на ткани блестящей нитью. На его лице доминировали кривой нос и блестящие очки-полумесяцы, дополнявшие глубокие глаза и добрую улыбку.       Ропот, пронёсшийся среди собравшихся ведьм и волшебников, привлекал такое же внимание, как и сам мужчина, некоторые из них даже вытаращили глаза. Мистер Дож был первым, кто что-то сказал, хотя лицо его покрылось пятнами, а голос стал взволнованным.       – Ах, да, Альбус, ты... что ты здесь делаешь?       – Элфиас, как приятно тебя видеть. Надеюсь, мой визит на этот раз будет таким же желанным, как и те, которых ты ожидал до этого.       – Я... да, конечно, Альбус, ты знаешь, что ты всегда... впрочем, что тебе нужно? Просто я сейчас в разгаре, сам понимаешь...       Дамблдор прошёл дальше в комнату, и Петунья увидела, как молодой человек справа от мистера Дожа кивнул ему, когда Дамблдор снова заговорил:       – Ах, мистер Марчбэнкс, как я рад видеть, что вы так хорошо устроились. Вы действительно заслужили рекомендацию профессора МакГонагалл.       Tрепещущее чувство осознания охватило это предложение, и Петунья наконец вспомнила, откуда она знала это имя: «Пожалуйста, мистер Дамблдор, позвольте и мне поступить в Вашу волшебную школу и научите как стать настоящей ведьмой».       От одного удара сердца к другому её охватывал стыд, сопровождаемый безымянной обидой, которую она несла в себе годами, пропитывая нечистотами её и без того напряжённые нервы.       Она почти чувствовала, как они распутываются, как будто они были физическим присутствием в её голове, которое тянуло и разрывало.       Что здесь делал директор Лили? Нет, скорее, что делал здесь, на суде над ней, Петуньей Эванс, самый почётный директор школы чародейства и волшебства Хогвартс? У неё не было никаких связей, ничего, что могло бы привести его сюда, кроме письма с отказом, отправленного много лет назад.       Был ли он здесь для того, чтобы порадовать их историей о Петунье, умоляющей стать одной из них? Он был здесь, чтобы унизить её? И если да, то почему? Она не могла припомнить, чтобы сделала что-либо, что заслуживало бы такого уровня жестокости со стороны человека, у которого было так много дел поважнее.       Прежде чем её мысли смогли закрутиться дальше, мистер Дож снова предпринял заикающуюся попытку вернуть внимание Дамблдора.       – Альбус, я – и Джереми тоже – искренне рады тебя видеть, но, возможно, мы сможем встретиться позже, когда я закончу, эм, это. И это не займёт много времени... ну, разумеется, если ты не против подождать?       – Какую плохую услугу я бы оказал себе и мисс Эванс, если бы просто решил подождать. Нет, Элфиас, я серьезно говорю, что здесь, дабы служить свидетелем в пользу этой молодой леди, помочь ей проясниться.       – Но здесь какая-то бессмыслица... – мистер Дож моргнул и быстро пролистал несколько бумаг. – Нет, но, видишь ли, всё очень просто: нарушение Указа о разумном регулировании опасных существ с обвинением в незаконном владении опасными существами плюс нарушение статьи 73 Международного статута о магической секретности, это дело уже решённое, учитывая, что тварь была задержана, и у нас есть показания свидетеля...       – Ты имеешь в виду свидетеля с личной неприязнью к мисс Эванс, – спокойно возразил Дамблдор. – А что касается найденного вами фестрала, я был бы очень признателен, если бы его вернули туда, где ему место: в табун Хогвартса.       В комнате воцарилась тишина, прежде чем ожил новый шквал ропота, порхавший вокруг и без того растерянной головы Петуньи, словно рой мотыльков.       Был ли Дамблдор здесь, чтобы украсть у неё Аспена? Был ли Аспен причиной того, что он явился на её суд? Её пальцы сжались, и что-то горячее и мстительное перевернулось в её груди, её сердце медленно жарилось в пламени гнева.       Лицо мистера Дожа покраснело сильнее.       – Никто не уведомлял меня о том что фестрал из стада Хогвартса, Альбус, по крайней мере до сих пор – я позабочусь о том, чтобы зверь вернулся как можно скорее.       – Спасибо, Элфиас. Могу ли я порекомендовать тебе снять обвинения с мисс Эванс? С сожалением сообщаю, что вы преследуете её за выполнение своих обязанностей.       Если раньше ропоты были мотыльками, то теперь превратились в визжащих птиц, и не было никаких усилий, чтобы сдержать пронзительные вопросы об «обязанностях магглы?» и «что он имеет в виду?»       Мистер Дож дважды откашлялся, подождал пока ропот не утихнет настолько, что его вкрадчивый голос стал отчетливо слышен.       – Мне очень жаль, Альбус, но Визенгамот не располагает информацией об обязанностях...       Дамблдор глубоко вздохнул, как будто ему действительно было жаль противоречить ему.       – Элфиас, ты должен был знать, что мисс Эванс работает у меня.       Любое спокойствие, которое мистер Дож смог восстановить, было мгновенно разрушено, его голос едва возвышался над волной вокруг него.       – Что?       Петунья была не менее смущена, чем все остальные, и если бы её мысли хоть как-то сосредоточились, она была бы рада, что все внимание было сосредоточено на Дамблдоре. Если бы кто-нибудь удосужился взглянуть ей в лицо, его ложь была бы немедленно раскрыта.       Хоть говорили именно о ней, она все равно не заслуживала никакого внимания, во всяком случае, в присутствии могущественного волшебника.       – Нет, здесь нет никаких упоминаний... – мистер Дож нетерпеливо махнул рукой в сторону стоящего рядом с ним Джереми. – Никаких документов мне не дали – она маггла, вот это...       – Моему лесничему требовался помощник, и я уже наслышан о навыках мисс Эванс от нашего общего друга Ньюта Саламандера. И кто подойдёт лучше, если не она.       При упоминании Ньюта поднялся ещё один шёпот, и мистер Дож замолчал, широко раскрыв глаза.       – Кто подойдёт лучше?! У неё же нет магии! Как она справится с тварями?! – мужчина с маленькими глазами и длинными зубами сумел заглушить остальных, его голос скрипел, как будто он прильнул к выхлопной трубе и взял несколько глубоких вдохов, прежде чем появиться здесь. – Она просто маггла!       – Как вы, возможно, помните, у моего нынешнего лесничего сломали палочку после его исключения из Хогвартса. Что не мешает его повседневной деятельности. Для обращения с тварями не обязательно наличие магических навыков, – но мужчину со злыми глазами так легко не успокоить.       – И этому также учат в Хогвартсе. Не логичнее ли взять выпускника, волшебника, кандидатом на эту должность?       – Мисс Эванс училась обращаться с животными с юных лет. Она обладает достаточным опытом и показала себя чрезвычайно талантливой. Надеюсь, мне не придётся никому напоминать о высоких стандартах мистера Саламандера.       Со сдержанным восхищением Петунья поняла, что Дамблдор не лгал после своего первоначального заявления о том, что нанял её. Он просто излагал вещи таким образом, чтобы другие могли сделать ложные выводы – например, тот факт, что Ньют каким-либо образом обучал её, или то, что забота Петуньи о животных с детства заключалась в бóльшем, чем просто кормление Аспена мясными отходами или случайное нахождение яйца Айви в пыльном ломбарде.       Мужчина усмехнулся.       – Мы все знаем о твоём умении собирать изгоев, сквибов, полувеликанов и многих других, но маггла-преступница – это уже слишком даже для тебя!       – Макнейр, – прогремел мистер Дож, его поведение на этот раз было твёрдым и решительным. – Вы окажете Альбусу уважение, которого он заслуживает, если только не хотите, чтобы Вас удалили из моего зала суда!       Мужчина, Макнейр, раздражённо фыркнул, но больше ничего не произнёс. Мистер Дож коротко и одобрительно кивнул, прежде чем повернуться к Дамблдору, и его зловещий взгляд в мгновение ока сменился ухмыляющимся.       – Тебе придется извинить его, Альбус, вспыльчивый парень. Он ничего не имел в виду.       – Не волнуйся, не волнуйся, – любезно ответил Дамблдор, и, похоже, он имел в виду именно это. В его выражении лица не было скрытого гнева. – В конце концов, он сказал правду, за исключением той части, что мисс Эванс уже осуждена – по крайней мере, я надеюсь, что этот вопрос будет прояснён без каких-либо уголовных обвинений?       – Конечно, я имею в виду, что мне придется рассмотреть это дело, но если все так, как ты говоришь, и мисс Эванс исполняла роль смотрителя твари из Хогвартса, я не вижу причин, по которым её следует наказать.       Дамблдор склонил свою высокую голову в странном маленьком поклоне, от которого мистер Дож покраснел от счастья.       – Спасибо, Элфиас. Весь этот вопрос был бы прояснён гораздо раньше, если бы я немедленно проинформировал Министерство о своём решении нанять мисс Эванс. В конце концов, это результат моего опоздания.       – Неважно, Альбус, неважно, всё хорошо, что хорошо кончается. Теперь, когда Министерство в курсе, Джереми подготовит необходимые документы, и всё останется позади. А тем временем я снимаю с мисс Эванс все обвинения!       Брюнет с седыми бакенбардами, сидевший рядом с мистером Дожем, поморщился.       – Пока мы не расследуем...       – Что тут расследовать, Урхарт? Альбус всё объяснил, и разве Гримблхок уже не сказала, что о твари хорошо заботились и он в отличном состоянии?       Другой мужчина с густой гривой волос и носом, похожим на клюв, быстро кивнул.       – Да, фестрал был сыт и не проявлял никаких признаков...       – Видите? Это просто доказывает, что мисс Эванс хорошо выполняет свою работу, и нет никакой необходимости наказывать её за это, не так ли?       Урхарт колебался.       – Я не призываю предъявлять ей обвинения в жестоком обращении с тварью, но пока всё не будет чётко задокументировано, нам не следует так быстро прекращать этот процесс, основываясь только на показаниях свидетеля, особенно без голосования нынешних членов Визенгамота...       – Только на показаниях свидетеля, – усмехнулся мистер Дож. – Ну что ж, пусть будет по-вашему. Каждый выносит свой вердикт.       Впервые с тех пор, как Дамблдор ворвался в комнату, Петунья почувствовала сверлящие её взгляды, некоторые вопрошающие, некоторые сжигающе осуждающие, и слышала шёпот разговоров, теперь настолько тихий, что она понятия не имела, о чем они говорили. Сердцебиение пульсировало у неё в горле, сбивая с толку любые слова, которые она могла произнести, любые заученные речи невежества или невинности, сидящие в её нутре, как клок шерсти, царапающие и переплетающиеся.       Действительно, хотя это был её собственный суд, кроме подтверждения своей личности, Петунья ещё ничего не сказала.       Разве ей не следовало позволить высказать своё мнение? Почему никто на самом деле не спросил её, правдивы ли какие-либо утверждения Дамблдора? Она чувствовала себя скорее аксессуаром стула под ней, чем настоящим человеком, чем-то, кто садился и судил без всякой воли.       И теперь все эти незнакомцы шептались о ней, решая её судьбу, и, если спросить, не смогли бы даже отличить её голос от чьего-либо другого.       Петунья знала, что должна быть благодарна Дамблдору – он, очевидно, пытался ей помочь, хотя она до сих пор не могла понять: зачем ему это. Но тот факт, что его присутствие так явно захватило зал суда, что вся его ложь не была подвергнута сомнению, тогда как правда Петуньи никогда бы не была принята, уязвил её.       А Петунья не верила в альтруизм. Должна была быть причина, по которой он это делал, и она не могла убедить себя, что это была простая доброжелательность. Не было ничего, что их связывало, никаких долгов или связей, которые могли бы привязать его сюда, ничего, что можно было бы получить – по крайней мере, Петунья ничего не могла придумать.       В зале суда медленно воцарилась тишина, и странная тишина воцарилась, когда мистер Дож выпрямился.       – Хорошо. Те, кто за снятие с мисс Эванс всех обвинений?       Руки поднялись в воздух: мистер Дож был первым, некоторые медленно и нерешительно, другие энергично и быстро, как будто желая, чтобы все знали, насколько они убеждены в словах Дамблдора и, что но менее важно, также убеждены в невиновности Петуньи. Её глаза метались по рядам, пытаясь понять, достаточно ли этого, можно ли ей уже идти...       – А те, кто за осуждение?       Макнейр и Урхарт подняли руки среди некоторых других, но – не многих! Гораздо меньше, чем раньше... У Петуньи внезапно закружилась голова, во рту пересохло, а глаза заслезились. Она спала и видела все те ужасные судьбы, которые могли ожидать её: заключение в тюрьму, промывание мозгов, из-за которого она сама не своя, – и Петунья даже представить не могла, что ей удастся уйти без наказания.       Дож огляделся вокруг, его лицо сияло от удовлетворения.       – Вот, как и ожидалось – с тебя сняты все обвинения!       Дамблдор выпрямился и одарил его благодарной улыбкой.       – Спасибо за понимание, Элфиас. Я позабочусь о том, чтобы все документы были готовы. Всем доброго дня.       Затем он повернулся к Петунье, впервые по-настоящему признав её присутствие. Она заметила, что его глаза были ярко-голубыми, а в их глубине сиял скрытый смысл.       – Мисс Эванс, позвольте мне пойти с Вами. Я сам займусь этим, Элфиас, в сопровождении нет необходимости.       И вот так Петунья оказалась освобождённой от кандалов и от всех обвинений, покинув зал суда в сопровождении уважаемого директора, с которым она никогда раньше не встречалась.

❀

      Воздух за пределами зала суда казался Петунье сладким, и он, с жадным вдохом, глубоко проникал в её лёгкие, а ноги уносили её быстро и без всякой осознаваемой мысли, как будто её тело хотело покинуть комнату позади неё, несмотря на то, что ушло невредимым.       Инстинкты подсказывали ей, что это ещё не конец. Петунья взглянула на высокого мужчину, идущего в ногу с ней, которого не беспокоило ни её молчание, ни быстрые шаги. Он сложил руки за спиной – длинные фиолетовые рукава скрывали пальцы – и напевал тихую мелодию.       Петунья всё ещё не знала, чего он хочет.       Тишина сохранялась всю дорогу до лифтов, золотая клетка уже не походила на тюрьму, когда на этот раз Петунья и её благодетель вернулись в Атриум. Огромный зал опустел ещё сильнее, и лишь горстка волшебников и ведьм пересекала гулкий полированный пол, и каждый из них запинался, когда их взгляды останавливались на волшебнике в его ярких одеждах и длинной бороде.       В конце концов Дамблдор нарушил их молчание.       – Надеюсь, моё появление сегодня не слишком напугало Вас, мисс Эванс. Пожалуйста, извините за фамильярность, это было необходимо.       Они остановились прямо возле жуткого фонтана с гордыми волшебником и ведьмой, окружёнными бедными, заискивающимися существами, погружёнными в вечное металлическое подчинение. Петунья отвела взгляд, пробираясь сквозь трясину своих мыслей, всё ещё тяжёлых от оставшегося страха, перемешиваясь с возможностями и вопросами. Превосходство волшебников и классовый подход должны волновать её в данный момент меньше всего.       – Почему это было необходимо?       – Боюсь, это было лучшее решение, появившееся в такой короткий срок.       – Короткий срок?       – Я узнал о Вашем затруднительном положении только недавно. Но что ещё более важно, мисс Эванс, моё предложение искреннее.       Петунья моргнула, её мысли снова запутались.       – Ваше предложение?       – Я знаю, что мой лесничий был бы рад иметь собственного подмастерья – и, насколько мне известно, Вы сейчас ищете профессию.       – Вы... Вы хотите, чтобы я работала на Вас?       – Для Хогвартса, – последовало мягкое исправление, как будто это имело какое-то значение.       Петунья не давала надежде пустить корни, безжалостно притаптывая нежные, раскрывающиеся ростки.       – Я... – маггла.       – Я не осуждаю других за то, на что они не имеют никакого влияния, – взгляд Дамблдора устремился к фонтану, как будто последствия этого отражались на нём так же сильно, как и на Петунью. – Хотя я с болью осознаю, что не многие из моих товарищей придерживаются такого же мнения.       Один вопрос, наконец, всплыл на поверхность её бурлящих мыслей, охваченного более сильными тревогами, чем любой другой.       – Что с Аспеном?       Дамблдор дважды моргнул.       – О, фестрал, конечно. Он останется рядом с тобой, что бы ты ни выбрала, хотя я не сомневаюсь, что он будет процветать среди табуна Хогвартса.       Петунья сглотнула.       – Там целый табун?       – Один из секретов Хогвартса – фестралы, которые тянут кареты с тех пор, как школа впервые открыла свои ворота. Хотя сейчас немногие о них знают... за исключением, конечно, тех, кто о них заботится.       Что-то пронеслось через Петунью, волнение, которое было труднее остановить, чем раньше. Она видела себя и Аспена среди множества других фестралов, летающую и кормящую их кусками мяса... но нет. Должен быть подвох.       – Что мне нужно сделать?       – Поучитесь у моего лесничего хотя бы год и помогайте ему заботиться обо всех существах, которые проживают на территории Хогвартса и в окружающем лесу. Будут предоставлены питание и жильё, а также небольшое пособие на личные траты.       Это было слишком хорошо.       – Зачем?       Дамблдор наклонил голову, его борода зашуршала.       Злость Петуньи просочилась в её голос, мотивированная страхом.       – Почему Вы мне это предлагаете? Вы меня не знаете, вы мне ничего не должны, почему Вы мне помогаете?       Когда в прошлом Вы просто отправили письмо с отказом.       На секунду Петунье показалось, что в этих небесных глазах она увидела жалость, но в следующий миг эта жалость исчезла.       – Иногда не так уж и сложно заглянуть в сердце человека, а Ваше, мисс Эванс, светлое и сострадательное, какие бы стены Вы ни возвели вокруг него.       Петунья не позволила его словам проникнуть ей под кожу и отвлечь.       – У Вас не было причин появляться сегодня.       – Но я пришёл, – Дамблдор зашуршал длинными рукавами и снова посмотрел на статую. – Этот фонтан – памятник тому, как волшебники всегда обращались с другими. То, что меня разыскивает тот, кого я считал затерянным в этих отношениях, означает, что у меня нет жалоб на то, что я пришёл сюда сегодня.       – Искал?       – Кто-то умолял меня от Вашего имени, весьма преданный и откровенный.       Мысли Петуньи тут же попытались выяснить, кто бы это мог быть. Лили? Юджин? Может быть, даже Ньют Саламандер?       Дамблдор безмятежно улыбнулся.       – Кто-то, кого сломило чувство вины, и он хотел бы сохранить свою причастность к этому в тайне. Но я уверен, что такая умная девушка, как Вы, сама придёт к правильному выводу.       Разбит чувством вины... невозможно...       Но Дамблдор только подмигнул.       – Никогда не следует отвергать что-либо как невозможное. Это делает жизнь такой скучной.

❀

      Северус смотрел, как высокая девушка идёт к нему по склону холма, крепко прижав тонкие руки к груди. Он никогда не признается в этом даже под пытками, но иногда Петунья Эванс напоминала ему знаменитую балерину, которую он когда-то видел в газетах, с её длинными конечностями, лебединой шеей и высоко поднятой головой.       Хотя в данный момент она больше напоминала мстительное привидение, её белое платье развевалось за ней, как призрачные крылья, а бледные глаза пристально смотрели на него, приближаясь всё ближе.       Он до сих пор помнил, как она выглядела той ночью перед его порогом: зрачки расширены от паники, два красных пятна высоко на щеках и грязь, покрывшая коркой её прекрасные туфельки. А затем она внезапно побледнела так, что Северус почти подумал, что она, должно быть, истекает кровью, ранена, его глаза искали невидимую рану, пока она стояла так, словно потеряет сознание в следующую секунду.       Это был ты.       – Это был ты.       Что-то острое пронзило его живот, и у Северуса замерло дыхание.       – Это ты рассказал Дамблдору.       Воздух снова достиг его лёгких, блаженно наполняя кровь кислородом.       – Я этого не делал, – немедленно ответил он.       – Это ты рассказал!       «Этот лживый старый придурок», – подумал Северус.       Дамблдор пообещал ему, что его участие будет скрыто от Петуньи.       Тишина воцарилась на вершине холма, по иронии судьбы, на той же вершине, на которой трансгрессировал Дамблдор в тот летний вечер, когда воздух был душным и настолько густым от влаги, что напоминал суп. И Северус был настолько скручен, что даже не заметил ещё одной вещи, отягощающей его шаткое самообладание, вся его досада и трепет были направлены на него самого, словно меч, зависший над мягкой плотью его живота.       – Так зачем?       Северус моргнул и вернулся в настоящее.       – Я был пьян.       – Что?!       Её визг действительно разрывал уши. Гарпия.       Северус сразу же вспылил.       – Это не имеет значения!       – Конечно имеет! Что значит, ты был пьян? Тебе пятнадцать!       – А ты просто заноза в заднице!       – Невыносимый!       – Гарпия!       – Ты... – она глубоко вздохнула. – Честно, зачем?       – Почему ты написал мне, Северус? Получение твоего письма было для меня большой неожиданностью, должен признаться.       – Я совершил ошибку – мне нужна Ваша помощь.       Даже сейчас воспоминание об этих словах было с привкусом пепла во рту. У него не было возможности произнести это снова, и уж тем более, он никогда бы не признался в этом Петунье Эванс.       – Это не имеет значения, – повторил он.       На секунду Северус задумался, как он мог вообще подумать, что её глаза тусклые и выцветшие. Они были резкими и пронзительными, цвета облаков перед тем, как грянул гром и молния рассекла небо.       А потом она вздохнула и посмотрела в сторону зелёных полей и шуршащих деревьев вдалеке. Северус знал, что после него не осталось никаких следов присутствия Дамблдора, никаких следов, выжженных на земле, или волшебства, сверкающего в воздухе, но он все равно чувствовал себя пойманным, как в тот раз, когда он был так голоден, что украл буханку хлеба и после его выпороли.       – Не волнуйся.       Северус сделал всё, что было в его силах, чтобы подавить вздрагивание.       – Я не сказала Лили, что это ты рассказал Министерству.       Северус молчал.       – Не из сострадания или чего-то в этом роде – я просто был не в том настроении, чтобы что-либо объяснять, и теперь... ну, больше нет причин для этого.       Нет больше причин...       – Ты так легко не прощаешь.       Она усмехнулась.       – Откуда тебе знать, что я прощаю, а что нет?       Я знаю тебя с десяти лет.       – Ты настоящий скупой махинатор.       – А ты тупой мерзавец! И если я когда-нибудь почувствую запах спиртного от тебя, я все расскажу Лили!       При этом Петунья развернулась, её белая юбка обиженно хлестнула его по голеням, а затем она ушла, такая же решительная, как и пришла. Северус смотрел, как она уходит, и задавался вопросом, почему её угроза не разозлила его.       Потому что прощальные слова Дамблдора были гораздо мягче, но привели его в ярость.       – И что ты дашь мне взамен, Северус?       – Что Вы хотите?       – Присмотри за Регулусом Блэком, ладно? Ты не единственный, о ком я беспокоюсь. Иногда мне кажется, что мы распределяем слишком рано...       Хитрый, проклятый чудак.       И теперь Северус был у него в долгу.

❀