Petunia and the Little Monster

Март, 1975

      Юджин ждал её в комнате, в которой они расстались в последний раз; Петунья стряхивала пепел с рукавов, пока воспоминания барабанили в её голове. Вкус остывшего чая, размазанная грязь на её коже и боль от пальца ноги, поднимающаяся вверх, пока виски не запульсировали в такт её сердцу, а разговоры о войне и предательстве витали в воздухе.       Комната выглядела практически неизменённой: вёдра с кормом и растения загромождали углы и полки, голые кирпичные стены, окутанные зелёным пламенем позади неё, придавали Юджину болезненную бледность. Это не удержало его от улыбки, и когда его рука сомкнулась на её руке, Петунья позволила ему обнять себя.       Это были быстрые объятия, поэтому мимолётное тепло Юджина не успело поселиться в её животе. Но тем не менее она чувствовала это, как будто гладкая сахарная вода текла по её горлу, закупоривая артерии сладостью. Он пах сам собой, сопровождаемый слабыми нотками горьких, жжёных трав.       – Ты начал курить?       Юджин рассмеялся.       – Я рад, что ты заметила, Цветочек. И спасибо Мерлину, что у моей мамы не твоё обоняние.       Петунья фыркнула. Легко влились в свои привычные роли, Юджин дразнил, а Петунья ворчала, как будто последних полугода и не было, как будто одиночество и сомнения прочно изгнаны в прошлое. Но их след оставался, тёмные пятна, портящие комфортную близость между ними.       – Как Айви? – спросила Петунья. Её беспокойство не было удобным предлогом для посещения Юджина – ей очень не хватало оживлённой окками во всём её щебетании и извивающемся изобилии.       Юджин взял её за руку и повёл из комнаты, прочь от воспоминаний.       – Так же проголодалась по общению, как и ты.

❀

      Перья Айви изменили свой оттенок.       Петунья не могла не смотреть на крылья, прижатые к чешуйчатому позвоночнику окками. Когда она в последний раз видела Айви, её перья всё ещё были мягкими, пушистыми и ярко-фиолетовыми. Теперь же цвет стал глубже к кончику, превратившись в оттенок пурпурного, а затем потемнев до насыщенного бордового.       Она выглядела иначе. Более устрашающе, более опасно. Повзрослевшей.       И у Петуньи возникло внезапное иррациональное желание заплакать.       – Айви...       При звуке её голоса голова Айви взлетела вверх, ранее дремавшая среди своих братьев и сестёр, она метнулась к ним, её золотые глаза остановились на ней. В следующий миг Петунья оказалась окутана тюрьмой из блестящей чешуи, гладкой и прохладной, прилегающей к её конечностям и обёрнутой так туго, что она потеряла бы равновесие, если бы Юджин не среагировал вовремя и не схватил её. В её ушах звенела трель Айви, громкая и радостная, а руки Петуньи нашли пушок на её голове и погрузили в неё пальцы, гладкие и неизменённые.       – Если она станет ещё больше, – предупредил Юджин, но не успел закончить, как они опрокинулись, и его спина приняла на себя основной удар.       И вот так желание плакать сменилось смехом, лёгкие Петуньи разжались, когда она почувствовала твёрдую грудь Юджина у себя за спиной и гладкую чешуйку Айви, трущуюся о её лицо.       Она упустила это.       – Цветочек... спаси меня...        – Ой, хватит драматизировать, – Петунья успокаивала Айви твёрдыми поглаживаниями, убеждая её отпустить их, и слезла с Юджина, когда Айви обернулась на размер её руки. Она обвилась вокруг Петуньи, как ремень, крепко сжимая её талию, её голова рептилии прижалась чуть выше пупка Петуньи, смяв её пудрово-голубую блузку. Её чешуя сверкала подобно ожившему потоку: бирюзовый, аквамариновый и кобальтовый, сверкая в тандеме, разделённый гребнем длинных перьев, проходящих вдоль её позвоночника. Её крылья опустились на бёдра Петуньи, когда она села, тяжелее, чем выглядели, но каким-то образом приземлялись, как тяжёлое одеяло.       – Драматизировать? Моя жизнь пронеслась перед моими глазами.       Юджин отряхнул траву со своей рубашки, его сверкающие глаза опровергали его слова. Петунье внезапно захотелось наклониться вперёд, преодолеть небольшое расстояние между ними, прижаться губами к его губам и посмотреть, стала ли его улыбка дымной благодаря его новому пороку.       Вместо этого она глубоко вздохнула, напоминая себе, что не хочет больше оставлять ситуацию невысказанной.       – Юджин, что ты о нас думаешь?       Он моргнул, звёзды убежали из его глаз, освободив место для более глубокого цвета.       – Цветочек?       Петунья положила ладони на прохладную чешую Айви, желая выкачать спокойствие окками.       – Я больше не знаю, кто мы друг для друга; возможно, я никогда не знала. Это просто произошло, и мы никогда не разговаривали...       – Я еду в Америку.       Лёд кристаллизовал её вены.       – Ч-что?       Юджин провёл рукой по лицу.       – Цветочек, я хочу тебя, какой бы ты ни была со мной – нет никого, с кем я предпочёл бы быть. Когда со мной что-то случается, хорошее или плохое, большое или маленькое, моим первым желанием всегда является рассказать тебе об этом. Когда ты написала, что тебе нужно время... это меня чуть не сломало.       Его голос струился над неуверенностью Петуньи, очищая и успокаивая, если бы не новый зияющий страх, пронзивший её грудь.       – Америка?       Юджин глубоко вздохнул, словно собираясь с духом.       – Мои родители... я когда-нибудь рассказывал тебе о них?       Петунья не отреагировала, и Юджин продолжил после некоторого молчания.       – Они познакомились, когда были совсем молоды, и у обоих были большие амбиции: моя мама продолжила карьеру мракоборца в Америке, а мой отец много лет путешествовал по миру в поисках тварей на всех континентах. Им не нужно было постоянно быть друг с другом, чтобы знать, что они принадлежат друг другу.       – Юджин...       – Я не уеду навсегда, только до тех пор, пока еще до войны не было запланировано, что, как только я закончу учёбу, мы поедем в Америку, навестим семью моей матери более чем на несколько недель. А теперь, когда здесь всё так...       – Ты уходишь?       – Не навсегда – на время: познакомиться с моими племянницами и наведаться к дяде и тёте... пока мама не успокоится. Последняя война – она столького стоила моей семье. А когда у них родился я, мама подумала, что она слишком стара, чтобы иметь детей, отчего поздно остепенилась; и мой отец, и она были слишком предприимчивы для воспитания детей, пока это стало считаться проблемой. И теперь, когда следующая война уже на пороге, она видит, как в неё втягиваемся мы: мой папа, Фрэнк, Билли, я...       Петунья попыталась сглотнуть комок в горле.       – Как втягиваетесь?       Но Юджин только покачал головой.       – Мама храбрая. Она была главой департамента мракоборцев не просто так. Просто когда её близким угрожают, ей... ей нужно время, чтобы увидеть, что с нами всё будет в порядке, что мы здесь нужны. На данный момент...       – Насколько долго?       Она слышала, как Юджин щёлкнул в горле, когда он сглотнул.       – Я не знаю. Цветочек... Я не буду просить тебя подождать меня, потому что знаю, что это было бы несправедливо, но, пожалуйста, поверь мне... Я никогда не найду кого-то другого, кто заставит меня чувствовать то же, что и ты. Я не хочу никого другого.       Они только что снова нашли друг друга, и теперь их разделит не упрямство, а расстояние, между ними будет пролегать океан, слишком широкий, чтобы его мог пересечь даже Крампус.       Петунья не знала, когда слёзы выступили у неё на глазах, но она была полна решимости не дать им упасть.       – Я тоже не хочу никого другого, Юджин.       В конце концов Петунья не смогла сказать, кто наклонился вперед, кто она, или Юджин, ища другого, но вспышка облегчения пронзила её, когда они наконец поцеловались, его руки осторожно обрамили её лицо. Следующие его слова были произнесены прямо в губы Петуньи.       – Только ты, Цветочек. Это всегда будешь ты.       «Я буду здесь».       И хотя она этого не сказала, в глубине души она чувствовала уверенность, что Юджин вернётся к ней и что она будет здесь, чтобы приветствовать его.

❀

Апрель, 1975

      Петунья узнала об Ордене Феникса солнечным днём, который едва ли можно было назвать весной: первые веточки зелени только-только распускались на голых ветвях, а в воздухе всё ещё держался морозец, несмотря на ясное небо, простирающееся над ними.       – Он прямо перед тобой.       Юджин посмотрел на то, что ему должно было показаться пустым пространством, и осторожно протянул руку ладонью вверх. Ноздри Аспена с разрезом на секунду задрожали, прежде чем он толкнул Юджина, его молочные глаза сузились, когда он фыркнул.       Петунья больше нервничала, представляя их двоих, чем при мысли о том, что Юджин когда-нибудь встретится с её родителями, одобрение Аспена тяжелее легло на её сердце. Поэтому, когда Аспен позволил Юджину осторожно погладить его невидимую шею, трепещущая легкость разлилась по ней.       – Хочешь полететь?       За него ответила широкая улыбка Юджина, и волнение захлестнуло её живот. Полёт с Аспеном был одной из самых драгоценных вещей в её жизни, чем-то, что она не променяла бы на всё богатство и славу в мире. Этот опыт всегда был интимным, между ней и Аспеном требовалось доверие, уникальная свобода, которую она чувствовала, пока они мчались по небу, неуязвимые ни для гравитации, ни для препятствий, ни для кого-либо ещё.       Возможность поделиться этим с Юджином была одновременно волнующей и немного пугающей.       Оседлание Аспена не заняло много времени: благодаря тренировкам движения Петуньи были плавными и уверенными. Сев на одеяло, которым укладывала хребет Аспена, она посмотрела на Юджина, надеясь, что её нервозность хорошо спрятаны.       – Дерзай.       Пальцы Юджина исследовали одеяло, которое, по его мнению, парило над пустым пространством, ища за что бы схватиться, чтобы подняться. Он устроился позади Петуньи, схватил верёвку, которая привязывала их к Аспену, и обнял её за талию другой рукой.       – Готов?       Он кивнул, коснувшись подбородком её плеча.       – Готов.       Петунья выпрямила позвоночник.       – Тогда идём.       Аспен встряхнул гривой и двинулся вперёд, тонкие, как палочки, ноги барабанили по полю под ними, комки травы и земли разлетались в стороны, пока Аспен набирал скорость, его крылья раскрылись в последнюю секунду – и затем они оказались в воздухе.       Петунья не смогла сдержать смех и была рада услышать крик Юджина с таким же пьянящим наслаждением, которое чувствовала она.       Свежий воздух хлестал за её спиной светлые волосы Петуньи, заливая её щёки румянцем и наполняя нос ароматом свежей росы и озона. Оно было острым, холодным и, прежде всего, бодрящим.       Петунья никогда не чувствовала себя более живой, чем когда она была на спине Аспена.       Они гонялись за тонким шепотом облаков на горизонте, жемчужины конденсата взвешивали их одежду и намочили лица. Небо развернулось вокруг них, холст кроваво-серого и ярко-синего цвета с белыми точками, раскинувшийся над лесами, поля и дома становились всё меньше под ними.       Крылья Аспена били рядом с ними устойчивый, сильный ритм, отражая биение сердца Петуньи, в то время как его бока блестели, как черное масло, а маленькие косички, которые Петунья заплела в его густую гриву, танцевали, как морские водоросли под водой.       Ветер внезапно усилился, когда Аспен вытянул ноги и опустил голову, и Петунье потребовалась всего секунда, чтобы прочитать его намерение.       – Держись крепче!       Аспен сложил крылья, и они начали падать.       Петунья проглотила крик и прижалась как можно ближе к костлявой спине Аспена, её пальцы вцепились в верёвку, которая связывала их вместе. На её глазах образовались слёзы, и ей пришлось сузить их из-за резкого ветра, почти ослепнув. Юджин успокаивал её присутствие за её спиной, его вес крепче привязывал её к Аспену, его тело защищало её от самого сильного пронизывающего ветра.       А потом всё закончилось: крылья Аспена с громким хлопком распахнулись, его тело наклонило их, чтобы поймать ветер и замедлиться до комфортной скорости. Его крылья мирно развевались рядом с ними, как будто вызывающая панику скорость была лишь плодом их воображения.       – Аспен, – запыхавшись, начала ругаться Петунья, но её прервал громкий возглас Юджина:       – Восхитительно!       – Не поощряй его!       – Он чертовски быстр – сомневаюсь, что даже Икар сможет за ним поспеть!       Уши Аспена повернулись с явным интересом, и Петунья быстро похлопала его по шее.       – Ну, Икара здесь нет, так что не надо никаких выходок.       – В следующий раз, – пообещал Юджин, и Петунья не совсем была уверена, с кем он разговаривает, с ней или с Аспен.       Петунья знала, что Аспен умён, намного умнее, чем животное имеет право быть, но с другой стороны, он ведь и не был на самом деле животным, не так ли? Аспен был волшебным.       Петунья чувствовала, как ребра Аспена расширяются с каждым вдохом, прижимаясь к её бедрам и заставляя её собственное дыхание синхронизироваться, даже не задумываясь. Её сердцебиение замедлилось, а пальцы, ставшие неуклюжими из-за угасающего адреналина, который всегда течёт по её венам после прыжка с Аспеном, ослабили хватку на верёвке.       Некоторое время они путешествовали молча, Петунья наслаждалась цитрусовым запахом весны в воздухе и пейзажем, раскинувшимся под ними, когда Юджин притянул её ближе, уткнувшись лицом в шею Петуньи, его дыхание шевелило тонкие волосы на её затылке.       Петунья коснулась руки, обхватившей её за талию, чувствуя, как сгибаются сухожилия между его костяшками пальцев. Она чувствовала, что тема, которая витала в их мирный день, вот-вот обретёт форму в его словах.       – Юджин?       Прежде чем он заговорил, последовала долгая пауза, вибрация его голоса пробегала по ней.       – Просто Фрэнк и Билли... Они полны решимости присоединиться, как только закончат учёбу.       – Присоединиться к чему?       – К Ордену Феникса. Когда мы впервые встретились, Фрэнк говорил о том, что станет известным музыкантом и отправится в мировое турне... Теперь же он говорит только о войне, – ещё одна пауза. – Это звучит героически, но на самом деле это всего лишь группа ренегатов, решивших отсеять врагов, используя свои собственные методы: секретность, небольшую численность и упреждающие удары.       – Но Фрэнк просто...       Она почувствовала, как волосы Юджина ласково трутся о её кожу, когда он покачал головой.       – Это не имеет значения. Они набирают студентов, выпускников и других – нас. Билли уже восхваляет их, а Фрэнк больше даже не сомневается в этом.       Холод пробежал по спине Петуньи, скорее из-за её внезапного страха, чем из-за танцующего вокруг них ветерка. Набор среди студентов?       – А ты?       А Лили?       – Может быть, если бы я не знал, что бы это сделало с мамой... с тобой. Но убивать людей – я не герой и не убийца. Независимо от того, как они это преподносят, они хотят, чтобы мы...       Петунья крепче сжала его руку, переплетая их пальцы. Воспоминания кружились в её голове, вызванные его словами, как листья на ветру, впечатления от заляпанного грязью лица Юджина, его разорванной одежды и, прежде всего, от того, как он уверенно держал её за руку, пока он тащил её в безопасное место среди хаоса.       – Ты не трус, Юджин, и не позволяй никому говорить тебе обратное. Ты умный, смелый и заботишься о людях вокруг тебя больше, чем...       – Больше, чем Фрэнк или Биллиус? Они готовы убивать и умирать, чтобы спасти людей.       – Они не могут понять, как это на самом деле, насколько опасно...       – Но и почётно, – Петунья никогда не слышала, чтобы голос Юджина звучал так покорно. – Они хотят быть героями, а что может быть лучше, чем победить самого известного темного волшебника нашей эпохи, спасая всех? И именно это обещает Орден Феникса: не насилие и страх, а триумф и слава.       Петунья сглотнула.       – Конечно, они не будут...       Юджин вздохнул.       – О, но они это сделают. Храбрые, безрассудные гриффиндорцы.       Ветер шелестели в их волосах и одежде, щипая их, как миллион ищущих пальцев, желая увести их в другом направлении. Петунья сосредоточилась на свистящем воздухе под крыльями Аспена, на её спине ровно и сильно билось сердце Юджина, а спокойствие медленно просачивалось в её кости. Здесь они были в безопасности, в своем маленьком пузыре, защищённые гигантскими чёрными крыльями высоко над землёй.       – Что ты будешь делать?       – Я не знаю, могу ли я что-нибудь сделать, Цветочек.       Солнечный свет больше не казался таким ярким, а холод в воздухе стал таким резким, что по её рукам побежали мурашки. Следующие слова Петуньи были почти шёпотом:       – Всё будет хорошо.       Юджин немного приподнялся, поцеловав её за ухом.       – Я надеюсь, что это так.       Петунье очень хотелось поверить своим словам.

❀

Июнь, 1975

      Петунья смотрела на здание, возвышающееся перед ней, её взгляд скользил по промежуткам между равномерно уложенными слоями серыми кирпичами. Маленькие точки и следы коричневого цвета змеились по фасаду – остатки цепких лоз, которые срывали каждую осень только для того, чтобы каждую весну вырастать заново.       Петунья не могла назвать чувство, бурлящее в животе, ностальгией. Она никогда не ценила время, проведённое в школе, всегда изгой, заносчивая девчонка, с которой никто не хотел дружить, известная только своей хорошенькой сестрой, которая училась в модной школе-интернате вдали от унылого Коукворта. Хорошие оценки Петуньи были мотивированы желанием получить признание, а не тем, что у неё действительно были какие-то академические амбиции.       Но теперь, когда всё закончилось и она больше никогда не ступала в узкие коридоры, пахнущие чистящим средством с запахом лимона и сухим мелом, её воспоминания были окрашены тоской, написаны более мягкой кистью.       Окончание школы ознаменовало конец части жизни Петуньи, её личности. Она больше не была ученицей. Теперь ей предстояло претендовать на свободу.       И свобода была довольно пугающей.       Словно вызванная своими мыслями, миссис Фэйрвезер протолкалась сквозь толпу взволнованных учеников и родителей со слезами на глазах, остановившись перед Петуньей, морщины на её строгом лице на этот раз расслабились, её пепельные волосы не были так тщательно зачесаны назад, как обычно.       – Мисс Эванс. Как ваши дела?       – Хорошо, миссис Фэйрвезер.       Её учитель одобрительно кивнул.       – Я только что говорила с вашим отцом о курсах набора текста в Лондоне. Думаю, это будет прекрасная возможность для такой принципиальной молодой леди, как вы.       Петунья сглотнула от приступа страха.       – Спасибо, миссис Фэйрвезер. Я приму во внимание...       – А что тут принимать во внимание? Чёткий путь – это первый шаг к успеху. Приложив усилия, вы сможете получить хорошую работу в крупной компании, возможно, даже должность личного секретаря.       Петунья чувствовала, что миссис Фэйрвезер хотела оказаться на месте Петуньи, выражая тоску давно минувших времен, завуалированную советами для своей ученицы. Переехать в Лондон, стать способной работающей женщиной, присоединиться к лиге других молодых девушек с мечтами о большом городе звучало гламурно и заманчиво, но Петунья чувствовала себя так, словно на самом деле она была кислым лимоном, пытающимся спрятаться под сахарной пудрой.       Она останется одна, и её будущее будет высечено в камне. Где бы она держала Аспена, если бы жила в маленькой городской квартире? Где бы она нашла время подумать о волшебных существах и тайных войнах, когда она начала работать полный рабочий день, а её разум был заполнен другими, обыденными, но гораздо более насущными заботами?       Но какая была альтернатива? Петунья могла бы остаться здесь, в Коукворте, попытаться устроиться на работу через занятость матери, раздавая обеды рабочим, медленно тускнеющим и седеющим, затянутыми в рабочую форму, от которых ей так хотелось сбежать.       – Уверяю вас, такая возможность предоставляется не каждому, – продолжила миссис Фэйрвезер, почувствовав колебание Петуньи. – Вам следует тщательно обдумать свои варианты, мисс Эванс.       Петунья выдавила натянутую улыбку, заметив, что её родители скрываются в толпе. Они, очевидно, достаточно пообщались и были готовы наградить свою дочь неловкими объятиями за её достижения, прежде чем возобновить свой обычный день. Для них это был просто ещё один четверг, а не конец жизни, какой они её знали.       – Да, миссис Фэйрвезер.       – Я знаю, что вы примете правильное решение, мисс Эванс, вы умная девушка.       Правильное решение... Улыбка Петуньи стала ещё более хрупкой.       Откуда ей знать, какое решение будет правильным? Или она поймет это только тогда, когда будет уже слишком поздно?       В то время как другие выпускники вокруг неё с волнением, румяными щеками и блестящими глазами смотрели в будущее, Петунья чувствовала себя среди них почти самозванкой, её сердце тяготило страх.       На секунду Петунья задумалась, как проходит выпускной у Юджина.       Чувствовал ли он себя таким же одиноким, как она, среди других, говорящих о вступлении в войну, хотя знал, что оставит всё это позади?       Чувствовал ли он себя свободным, как лодка, покидающая безопасную гавань без какого-либо пункта назначения или направления?       Он задавался вопросом о ней?       Петунья отбросила мрачные мысли и подошла к родителям, пытаясь не обращать внимания на часы, которые только что начали тикать. Теперь, когда Юджин закончил учёбу, ему предстояло уехать в Америку, а будущее Петуньи представляло собой жадную пасть, наполненную неопределенной тьмой и пронизанную острыми зубами, жадно пережёвывающую своё время, по кусочку в день.       Скоро она уйдёт.

❀

      Комната Юджина была окрашена косыми лучами вечернего солнечного света, проникавшими через мансардные окна и заливавшими все внутри мягкими оттенками золота.       Над его кроватью были закреплены деревянные полки, стоящие под множеством толстых книг и растений в горшках, листья которых тянулись по белым стенам тонкими зелёными верёвками, а некоторые почти касались его подушек. Висели плакаты групп и музыкантов, «Зачарованные» или «Вампиры из долин», а промеж них расположены движущиеся фотографии, которые куда сильнее привлекали внимание Петуньи.       На всех них был Юджин. В большинстве из них он был одет в мантию Хогвартса, всегда окружённый людьми, иногда Фрэнком и Биллиусом, иногда теми, кого Петунья раньше не видела. Они трясли плечами, взъерошивали волосы и радостно смеялись, словно постоянно потешали друг друга немыми шутками. В промежутках между ними Петунья заметила несколько фотографий Юджина в детстве, веснушчатого, золотоволосого, с щербатой улыбкой, рядом с фотографиями, должно быть, семьи Юджина, двоюродных братьев и сестер, а также его родителей, одетых как можно лучше, вокруг пожилой пары. Юджин на фотографиях улыбался, подмигивал и махал ей рукой, и Петунья была очарована.       Особенно когда она обнаружила свою маленькую фотографию, похожую на ту, которую Юджин подарил ей на Рождество, её волосы залиты солнечным светом, а Айви вьётся вокруг неё в блестящей синей рамке, сидя у его кровати.       Но всё это очарование не могло отвлечь её от ощущения опустошённости, которое вызывала у неё комната. На полках, где раньше были любимые книги, были пустые места, а его комод слегка приоткрылся, позволяя Петунье взглянуть на пустые вешалки.       Самым заметным был большой чемодан в изножье его кровати.       «Завтра, – сердце её предательски шептало: – Юджин уйдёт завтра».       Небольшой прикосновение к голове Петуньи переключило её внимание на пальцы в её волосах, какими бы неуклюжими они ни были.       – Осторожно, – отругала она, хотя в её тоне не было никакой резкости.       – Прошу прощения, Цветочек.       Петунья слегка фыркнула, вытянув пальцы, скользнувшие по мягкому серому меху. Камуфлори, спящий на простынях Юджина, мигнул из поля зрения всего на секунду, прежде чем снова стать видимым, чувствуя себя достаточно безопасно и спокойно, чтобы позволить Петунье оказать помощь.       Каким-то образом комната Юджина не выглядела бы полной, если бы в ней не было хотя бы одного существа. А этот мог бы сойти за гигантскую плюшевую игрушку с гигантскими круглыми глазами и раскинутыми обезьяньими конечностями.       И прямо сейчас он функционировал как манекен Петуньи.       – Посмотри на меня.       Она аккуратно разделила мех камуфлори, каждый волосок которого был длиной с её предплечье, гладкий, как шёлк, и тонкий, как паутина, на три пряди, замедляя свои движения, чтобы Юджин мог следовать за ней. Существо продолжало мирно дремать, и Петунья молча удивлялась его доверию.       Юджин рассказал ей, что на камуфлори охотились из-за их меха, из которых после изготовляли плащи, чтобы украсть у существ способность становиться невидимыми. Был ли он настолько спокоен, потому что был достаточно умён, чтобы понять, что Петунья не представляет угрозы? Или оно просто знало Юджина и было успокоено его присутствием?       Пальцы Юджина нежно запустили её в волосы, вместо этого покусывание превратилось в приятное потягивание. Петунья сохраняла свой темп и чувствовала, что Юджин соответствует ей.       – Что с ним произойдёт, пока тебя не будет?       Пальцы в её волосах на секунду замерли, прежде чем их ритмичное подёргивание возобновилось.       – Чемодан моего отца, он просто возьмёт их с собой.       Петунья сглотнула, её мысли метнулись к Айви. Когда она заговорила в следующий раз, её голос был тише.       – Всех их?       – Он не хотел бы никого оставлять позади.       – Кроме меня, – подумала Петунья и в следующую секунду почувствовала себя нелепо. Не то чтобы отец Юджина отвечал за неё так же, как за своих созданий.       – Цветочек...       Его голос звучал извиняющимся, и Петунья почти покачала головой, прежде чем вспомнить, что ей сейчас нужны волосы. Но она не могла выдавить ни слова из сдавленного горла.       Пока Юджина не было, многое могло измениться. Возможно, когда они снова увидятся, Петунья будет жить в Лондоне и ходить на курсы шрифтов. Возможно, она будет обслуживать столики в местном пабе в Коукворте.       Возможно, она застынет во времени, как сейчас, живя с родителями, не имея никакого направления.       И, возможно, Юджин нашел бы в Америке что-то – кого-то – гораздо более интересное.       – Так, – проблеск триумфа в голосе Юджина отвлёк Петунью от её тревожных мыслей. – Всё закончено. Что скажешь?       Петунья слегка провела пальцами по голове, ощупывая гладкие петли своих волос. Её голос звучал слишком хрипло.       – Неплохо.       – Это шедевр. Мои племянницы заранее выражают благодарность.       Петунья промычала, перекинув косу через плечо, чтобы можно было взглянуть.       Юджин продолжил:       – Как и следовало ожидать, ты пожертвовала ради них половиной своих волос.       – Что?       Их широко раскрытые глаза встретились, Юджин подражал ей, а затем усмехнулся.       – Цветочек! Не глупи, тебе не кажется что ты бы заметила, если бы я случайно снял с тебя скальп?       Петунья хлопнула его по бедру – первой части тела, до которой можно было дотянуться, – удовлетворяющий хлопок, олицетворяющий её силу. Юджин засмеялся сильнее.       – Пощады!       – Тише. Ты его разбудишь.       Но камуфлори уже обернулся, наблюдая за их выходками глазами размером с чайное блюдце, доминирующими на его странно выразительном лице, состоящем из смеси совиных и обезьяньих черт. Коса, которую сплела Петунья, уже распускалась в гладком меху, когда она медленно села и покинула кровать, двигаясь, как больной артритом старик, в поисках более тихого места для сна. Петунья наблюдала, как он осторожно устроился в пустом шкафу и снова закрыл глаза.       Каким-то образом слова, которые она проглатывала снова и снова весь день, вырвались наружу в этот бессвязный момент, как будто теперь, когда их аудитория ушла, больше не было необходимости в сдерживании.       – Я не хочу, чтобы ты уходил.       Наступила тишина, прежде чем руки Юджина сомкнулись вокруг неё, притягивая её ближе к своему теплу.       – Я тоже не хочу оставлять тебя, Цветочек.       – Тогда почему... – её горло сжалось. Юджин уже объяснил почему, но понимая его причины не облегчили задачу.       – У меня есть кое-что для тебя.       Петунья скучала по его присутствию, как только Юджин встал, простыни зашуршали, когда он отошёл, её кожа похолодела и онемела в отсутствие его прикосновений. Прежде чем она успела спросить, куда он идет, он вернулся, на этот раз расположившись перед ней. Его рука сжимала что-то достаточно маленькое, чтобы его можно было спрятать в кулаке.       – Что...       Юджин разжал пальцы, предмет в его ладони поймал розовый верхний свет и раскидал по комнате множество сверкающих лучей, рассыпавшихся по коже Петуньи, словно нарисованные осколки радуги.       У Петуньи перехватило дыхание.       Её брошь.       На руке Юджина лежала брошь, которую Петунья унаследовала от бабушки, ту, которую она отдала в обмен на Айви и которую, как она была уверена, больше никогда не увидит.       – Как...       Он по-прежнему выглядел так, как она помнила: тонко сплетённые серебряные лепестки, усеянные множеством блестящих маленьких камней, окружавших полированный сапфир посередине.       Юджин взял её за руку и осторожно положил украшение ей на ладонь. Прохлада металла, пощипывающего её кожу, заставила её осознать, что это было на самом деле, как будто Петунье требовалось физическое доказательство того, что она не спала.       – Я никогда не забуду того, что ты мне говорила, Цветочек. Каждую мелочь, даже если пыталась скрыть, я все помню. И я пообещал себе, что верну это тебе любой ценой.       – И ты вернул, – прошептала Петунья.       Юджин улыбнулся, криво скривив губы.       – Я всегда выполняю свои обещания.       Петунья осторожно положила брошь рядом с собой, её отпечаток остался на её теле, даже когда она стиснула пальцы в мягкой ткани рубашки Юджина, лён заглушал ощущение тонкого серебра.       Петунья инстинктивно потянула его вперёд, всё внутри неё кричало, чтобы прикоснуться к нему. Ей отчаянно хотелось быть ближе, так близко, чтобы все преграды между ними растаяли, чтобы их воздух и тепло слились воедино, ощутить Юджина всем вокруг себя. Его руки запутались в её волосах и одежде, удерживая её, его дыхание совпадало с ее собственным, его грудь прижималась к её груди в их общем ритме, их губы двигались с отчаянием, которое Петунья чувствовала укоренившимся в её сердце.       Она закрыла глаза, и шёпот-обещание достиг её уха.       – Я вернусь, как только смогу.

❀