Petunia and the Little Monster

Июнь, 1972

      Солнечный свет пробивался сквозь листья над её головой, рисуя танцующую золотую мозаику на гладкой чёрной коже Аспена. Он выглядел чуть менее ярким и блестящим, чем обычно, и Петунья забеспокоилась, что его кожа может потрескаться из-за летней жары.       Может, лучше отвезти его остыть в ручье? Именно так она поступала в те особенно жаркие дни лета, когда в сарае становилось слишком душно для сна. Трудно было не заметить, насколько Аспен не любил жару и солнечный свет, предпочитая прохладные тени леса или ночное время. К его же счастью, он переживал британское лето: за исключением нескольких периодов иссушающей жары, оно состояло только из затянутого облаками неба и летних ливней.       Она взглянула на верёвку в своих руках, чьи волокна были скручены так туго, что она казалась гладкой на ощупь. Не опасна ли эта верёвка для его чувствительной кожи?       Аспен не замечал беспокойств девочки, спокойно уткнувшись носом в её висок, его ледяное дыхание охлаждало маленькие бисеринки пота на её линии волос.       – Боюсь тебя ранить, – объяснила ему Петунья, крепче сжимая верёвку. Пусть она и была гладкой, но и его кожа тоже. Она выглядела тонкой и нежной, плотно облегала его ещё худое и нежное тело, чётко очерчивая каждое ребро и сухожилие. А что если она сломает ему кости? Петунья, конечно, не была полноватой, но, тем не менее, она была высокой девушкой, и её вес соответствовал росту.       Но чувствуя, как Аспен снова уткнулся носом в тонкие волосы у виска, она признала, что фестрал тоже довольно высокий. Благодаря постоянным тренировкам в виде ночных полётов и охоты и, как следствие, увеличению запасов мяса, он резко прибавил в росте, в результате которого стал более чем на целую голову выше неё. А ведь он ещё мал, если верить словам Юджина.       Если бы он не вырос так сильно, Петунье никогда бы даже не пришла в голову мысль оседлать его.       Сделав глубокий вдох и слегка успокоившись, Петунья разгладила одеяло, которое она накинула на его тощую спину. Аспен уже привык к нему, так как она представила его ещё месяц назад, позволив ему привыкнуть к ощущению чего-то на спине и коже.       – Хорошо, не удивляйся ничему, – предупредила она, медленно закидывая верёвку и завязывая петлю вокруг его костлявого корпуса. Аспен не брыкался, спокойно дыша ей в шею. – Я просто хочу убедиться, что несчастных случаев не возникнет.       Как только верёвка была надёжно закреплена вокруг него, Петунья обвязала другой конец вокруг своей талии и также затянула его вокруг бёдер. Верёвка спутала ткань её белого сарафана, но она не обратила внимания на возникшие складки, которые ей придётся после разглаживать.       Секунду она смотрела на верёвку, покачивающуюся в тёплом летнем воздухе между ними, окрашенную солнечными пятнами, отчего она светилась. Это связало их двоих почти... почти как нить судьбы.       – Иногда... – прошептала Петунья, – я задаюсь вопросом: что бы случилось, не встреть я тебя, Аспен.       Реши её мать, что не только Лили, но и Петунья слишком малы, чтобы стать свидетелями смерти бабушки? Найди она Лили и Северуса в тот день в лесу до того, как увидела Аспена?       Что случилось бы с ней, утопающей в ревности и горечи, когда ничто не могло её выделить и дать ей утешение и отвлечение? Ничего, что позволило бы ей хотя бы взглянуть на мир, частью которого всегда будет её младшая сестра, мир, который закрыл свои двери для Петуньи?       Кем бы она стала тогда?       Лёгкое пощипывание её волос отвлекло её внимание. Подняв глаза, она увидела прядь своих светлых волос, запутавшихся вокруг острого крючка переносицы Аспена. Он тоже это заметил и замер в ожидании, пока она распутает его, боясь причинить ей боль, если пошевелит головой.       Петунья почувствовала, как улыбка невольно расцвела на её лице.       – Я рада, что нашла тебя, Аспен.

❀

Цветочек,       Как тебе твой первый полёт? Мне нужны детали и побыстрее – я уже представил, как минимум, сотню возможных событий, как всё могло пойти не так, и не уверен, что расшибленная в блин ты будешь интересна для разговора.       Думаю, мне лучше пропустить завтрак после всего написанного. Голодный, но искренний, Джин

❀

Юджин,       Не пропускай приёмы пищи.       Всё прошло прекрасно, я обезопасила себя, пока Аспен ещё был на земле. Учусь сохранять равновесие, пока он скачет, – мой первый шаг на данный момент.       И я жалею, что использовала всего один плед в качестве седла, – твоя бабушка не преуменьшала об удобстве спины фестрала в своих записях. Искренне, Петунья.

❀

Цветочек,       Нет нужды обращать внимание на мои тонкие чувства – назови всё как есть: это не заметки, а пустословие. Разглагольствования о превосходстве удобных пернатых гиппогрифов над невидимыми лошадьми-скелетами.       В честь того, что ты выжила, сегодня я съем блины на свой вес. И только праматерь всех болей в животе может остановить меня сейчас. Лучшего, Джин

❀

Юджин,       Разглагольствование или нет, но эти записи очень ценны для меня. Так что спасибо тебе.       Петунья уставилась на высыхающие слова на чистой бумаге, а затем взглянула на Крампуса, который усердно ухаживал за своими перьями. Она не знала, что ещё добавить. Часть неё боролась даже с одним маленьким словом, которое она уже написала: «спасибо».       Благодарить кого-то оказалось почти так же сложно, как и просить прощения. Это заставляло её чувствовать себя уязвимой и неуверенной в себе. Словно она поворачивалась спиной к чему-то опасному, готовому к нападению, которое не понятно: произойдёт или нет.       Её ручка, та самая, с дорогими чернилами, оставила вмятину на пальцах, а бледная кожа под давлением меняла цвет с красного на желтовато-белый. Петунья почти этого не ощутила.       Она не могла отрицать, что была… благодарна. Более чем благодарна. Без Юджина, без его бабушки, сетующей на то, что фестралы не только некрасивы с эстетической точки зрения, но и не созданы для комфорта, она бы никогда даже не подумала оседлать Аспена. В её голове возможность полёта всегда считалась уделом таких людей, как Лили. Людей, которые родились особенными.       Но сейчас она знала чуточку больше. Благодаря Юджину.       Петунья попыталась проглотить своё беспокойство, как если бы это был неаппетитный кусочек еды у неё на языке. Ручка выпала из её руки, когда она заставила себя расслабиться, и оранжевые глаза Крампуса сосредоточились на ней из-за возникшего звука.       Он, должно быть, подумал, что она закончила, вытянул когтистую лапку и нетерпеливо ухнул. Петунья не дала пальцам дрогнуть, когда сложила своё очень короткое письмо и закрепила его. Она не позволила себе отвести взгляд, наблюдая, как Крампус улетает с подоконника к сероватому рассвету, унося с собой её первые слова искренней благодарности.

❀

      Петунья уверена, что момент, когда копыта Аспена впервые оторвались от земли, пока она сидела у него на спине, навсегда останется в её памяти кристально ясным. Прилив эйфории смешивался с оголёнными нервами, головокружением, уменьшающимся лесом под ней, свистом ветра в ушах, жжением волос, бьющим по щекам и глазам.       И смех, который сорвался с губ, когда она внезапно стала невесомой. Когда она взлетела!       Аспен гордо откинул голову назад, его крылья раскинулись невероятно далеко и вздымались, как два чёрных паруса, по обе стороны от неё. Она чувствовала, как его острые рёбра впивались во внутреннюю часть её бёдер при каждом его вдохе, и, к счастью, на этот раз она использовала достаточно пледиков, так что выступающие гребни его позвоночника оказывали лишь тупое давление.       Её дрожащие пальцы сжали верёвку так сильно, что не оставалось сомнений: останется отпечаток.       Посмотрев вниз на землю, она увидела шелестящие деревья в лесу, залитые бледным лунным светом. Петунья никогда бы не подумала, что их небольшой участок леса имеет форму боба. С высоты птичьего полёта дом её семьи на вершине холма выглядел так, будто он принадлежал гномам, а не людям. Она видела фундамент, который её отец установил летом, намечая место, где он намеревался построить камин для Лили, но он выглядел слишком маленьким. Всё было слишком маленьким и далёким – свежим и захватывающим.       Её глаза слезились, и Петунья не была уверена, было ли это из-за резкого ночного ветра или эмоций, забивших её горло подобно пробке, заставляя всё быстрее и быстрее пузыриться в её желудке, не имея выхода.       Находиться здесь было страшно, невообразимо и волнующе. Это было лучшее чувство на свете.       Петунье не нужна была ни магия, ни специальная школа, ни дурацкая метла, чтобы летать, обуздать пределы гравитации и земли. Ей нужен был только Аспен.       И тот, кто, думая о ней, прошерстил вещи своей бабушки, пока не нашёл то, что искал.

Июль, 1972

      Наступили летние каникулы, а вместе с ними вернулась и Лили.       Она вернулась в жизнь Петуньи с множеством раздражающих историй и пронзительными восклицаниями благоговения, когда заметила попытки их отца построить для неё камин.       – Папа! Он выглядит прекрасно! И он такой длинный!       «По сравнению с Аспеном он выглядит крошечным», – бескомпромиссно подумала Петунья, рассматривая недостроенный дымоход, идущий снаружи её дома. Кирпичи были уложены немного неравномерно, и она могла заметить места, где её отец использовал слишком много штукатурки, но в целом всё получилось намного лучше, чем можно было ожидать. По крайней мере, в основном кирпичи были выложены прямо.       – Я постараюсь закончить его до зимы, – сказал её отец, ласково поглаживая Лили по волосам. – Тогда ты сможешь пригласить всех своих друзей из Хогвартса к себе в гости.             Лили почти подпрыгивала на месте от волнения.       – Не могу дождаться! Недавно я подружилась с двумя девочками. Мы очень долго разговаривали, но мальчики из моего факультета попытались по-детски разыграть одну девочку на лестнице. Но после мы все собрались вместе, и проговорили почти всю ночь напролёт...       Петунья приглушила поток слов Лили, снова сосредоточившись на мысли, о которой она больше не хотела думать.       Два месяца.       Целых два месяца, прежде чем она снова услышит о нём, прежде чем прилетит ещё одно письмо.       «На чистоту, у нас и не было какого-либо графика», — попыталась напомнить себе Петунья. Иногда проходило больше недели, прежде чем она получала письмо от Юджина, и она как никогда чувствовала себя такой… тревожной. Несмирившийся.       Но каким-то образом простое знание того, как долго ей придётся ждать, изменило ситуацию. Как зуд на том месте, до которого она не могла дотянуться, и это постоянно её отвлекало.       Причиной, по которой она не поехала с матерью за Лили в Лондон на летние каникулы, был Юджин. Точнее, его отсутствие.       Он уже был в Румынии. Петунье пришлось посмотреть на карте, как далеко она находится от Англии, прежде чем признаться себе, что Крампус ни за что не смог бы пролететь такое расстояние только для того, чтобы донести пару писем.       Он был далеко. Вместе с отцом и коллегой со странным именем (что-то вроде Хиджбита или Риджбриджа) он проведёт каникулы в Драконьем Святилище.       Если бы это не означало, что она не услышит от него известий, Петунья наверняка бы ещё больше удивилась такому подтексту. Драконы! Она читала о них в своей книге «Фантастические твари», но то, что Юджин действительно их увидит, каким-то образом сделало это более реальным.       Петунья задавалась вопросом, будет ли у неё когда-нибудь шанс увидеть их.       Будучи магглой, вероятно, нет.       Смех Лили вернул внимание Петуньи к её сестре и отцу, которые ухмылялись друг другу. Её отец, который ни разу не предполагал, что у Петуньи есть кто-то, кто тоже может навестить её через камин. Потому что Петунья не была волшебной, не была особенной, из-за чего ей и не нужен был волшебный камин.       – Мэри сказала мне, что нам нужно зарегистрировать его в Министерстве магии, чтобы его можно было подключить к каминной сети, – продолжила Лили, а их отец кивнул с явным интересом. – Министерство, по-видимому, очень большое, она сказала мне, что они регулируют всё: от таких вещей, как волшебные домашние животные и камины, до поимки опасных преступников! Сев однажды рассказал мне о тюрьме волшебников под названием Азкабан…       От волшебных домашних питомцев... до преступлений.       Удары сердца Петуньи начало отдаваться эхом в её ушах.       Они регулируют волшебных питомцев? Как?       Считался ли Аспен волшебным домашним животным? И если да, то что произойдёт, если волшебник когда-нибудь узнает, что о нём заботится маггла, Петунья?       В горле у неё пересохло. Ей пришлось уйти с солнца. Не говоря ни слова, Петунья развернулась и вошла в дом, сознательно не глядя на небольшой садовый сарай, в котором, как она знала, сейчас дремлет Аспен в полуденную жару.       «Я должна отвести его к ручью позже, – подумала она, её мысли разносились в разные стороны, как туман на ветру. – Погода сегодня слишком жаркая».       Что бы с ней случилось, если бы кто-нибудь узнал об Аспене? Что будет с Аспеном? А с Юджином, который ей помог?       Петунья не могла убедить себя, что волшебники просто оставят её в покое, если узнают об Аспене. Они охраняли свои улицы магией, а книги зубами – они не оставляли на попечении магглов то, что считали частью своего мира. Особенно такое чудесное и волшебное, как Аспен.       Нет, они никогда не узнают.

❀

      Для Петуньи возвращение Лили было не просто неприятностью, но и тем, чего она боялась – перерывом в её полуночных полётах. Делить комнату с Лили означало, что у Петуньи не будет возможности ускользнуть, ведь наверняка её младшая сестра заметит такое.       Поэтому вместо того, чтобы провести ночь, катаясь на ветру и касаясь звёзд, она смотрела на затенённый участок стены в своей спальне, пытаясь найти узор на медленно отслаивающихся обоях.       Она пыталась отвлечься от своих мыслей. Они больше не кружились по Румынии – вместо этого каждый раз, когда она моргала, в её голове вспыхивал образ волшебных полицейских, преследующих её.       Лили лежала в своей постели, играла с палочкой и смотрела на старшую сестру. Она явно чего-то хотела, но Петунья не хотела выяснять, что именно.       – Тогда... те письма, – наконец-то спросила Лили, – они все от того парня?       Петунья не сводила глаз со стены, освещённой луной. Если она наклонит голову вправо, одно из тёмных пятен выглядело почти как отпечаток копыта.       – Какого мальчика?       – Ну, того, со станции. Джина Саламандера.       Петунья прикусила себе язык, испытывая желание поправить её. Его зовут Юджин.       Когда Лили поняла, что не получит ответа, она продолжила.       – Знаешь ли ты, что он сын известного писателя? Судя по всему, все в Хогвартсе о нём знают.       Петунья по-прежнему ничего не говорила, но и не отвернулась. Воодушевлённая, Лили села, её изумрудно-зелёные глаза сверкали.       – Но хотя он и знаменит, он совсем не тщеславен. Он дружит со многими, даже за пределами своего факультета. На самом деле, возможно, он единственный, кого я видела, общающимся даже со слизеринцами. Я не особо об этом говорю, но как-то странно сейчас, когда Сев в Слизерине, а я в Гриффиндоре. Мы не так часто видимся, а когда мы вместе, все остальные глазеют на нас.       Петунья неопределённо промычала. Её мысли вернулись к конфронтации, свидетелем которой она стала, между Северусом и двумя мальчиками на станции. Они также говорили о «Слизерине».       – Никто не любит слизеринцев, но в моём факультете даже слишком. Это смешно – конечно, большинство из них подлюки, но Сев совсем не такой. Я не знаю, почему его туда распределили.       Петунья тихо усмехнулась. Гадкий мальчик? Да, он был злым и грубым, но никогда по отношению к Лили.       Это был не первый раз, когда Лили говорила о факультетах Хогвартса, но, возможно, впервые Петунья не сразу от неё отвлеклась. Обычно, как только слово «Хогвартс» слетало с её губ, Петунья закатывала глаза и занималась чем-то другим. Но сейчас...       – В каком факультете Юджин?       Лили моргнула.       – Хаффлпафф. Обычно именно там находятся все хорошие студенты. Не то чтобы гриффиндорцы плохие, – быстро поправила она себя. – Но хаффлпаффцы добры ко всем.       Добры ко всем.       Петунья сглотнула комок в горле. Была ли причина, по которой Юджин разговаривал с ней, просто потому, что он был «хаффлпаффцем»? Врождённая ли доброта заставляла его писать ей письма и помогать?       Как по мне, ты намного интереснее, Цветочек.       Прерывистое дыхание достигло её лёгких, когда воспоминание о его голосе пронеслось в её голове.       Нет, если бы он относился к Петунье только с навязчивой добротой, он бы не зашёл настолько далеко, чтобы передать ей записи своей бабушки. Это не была случайная вежливость – должно было быть нечто большее.       Так и должно быть.       Два месяца…       – Есть ещё Рейвенкло – они тоже милые, но более вежливые? Ну вот, если тебе нужно что-то найти в библиотеке...       – Давай спать, – прервала её Петунья. – Уже поздно.       – Ой, – Лили моргнула, прежде чем медленно лечь обратно. Она несколько раз покрутила палочку между пальцами, прежде чем осторожно положить её на ночной столик. – Спокойной ночи, Тьюни.       Петунья стиснула зубы, сопротивляясь порыву, но в конце концов одно слово всё же вырвалось:       – Спокойной.

Август, 1972

      Мёртвые остекленевшие глаза смотрели на неё с лесной подстилки, мягкие коричневые перья шелестели на вечернем ветерке. Шея курицы висела под неудобным углом, оставляя голову почти перевёрнутой.       Чем дольше она смотрела в эти маленькие, невидящие глаза, тем холоднее становилась шея Петуньи.       – Аспен... где ты это взял?       Его уши дернулись от её тона, а крылья сжали бока. Вероятно, это была не та похвала, которую он ожидал за то, что принес свою самую большую птицу, но беспокойство Петуньи пересилило её чувство такта.       – Я знаю, так сразу этого было не понять. Это сельскохозяйственное животное. Я же тебе говорила: ни сов, ни кур, ни уток!       Аспен фыркнул и подтянул мёртвую курицу поближе к себе. Пушистое перо щекотало его щелевидную ноздрю, и он чихнул.       Обычно Петунья улыбнулась бы, но сейчас её лицо было бледным и осунувшимся.       – Фермер Уилсон, вероятно, подумает, что это кошка или лиса, но подходить так близко к другим людям небезопасно. Я не могу быть единственным, у кого умерший родственник во всем Коукворте, и кто-то может увидеть тебя, и тогда…       «… и тогда придут волшебники и заберут тебя у меня. И посадят меня в тюрьму волшебников».       Всякий раз, когда Петунья летала с Аспеном, она делала это только ночью, над пустыми полями, никогда близко к городу или днём. Потому что даже если большинство людей не могли увидеть Аспена, это не касалось её. И какая-то маленькая часть Петуньи, та часть, которая понимала, что слово «маггл» – нехорошее слово, та часть, которая предупреждала её каждый раз, прежде чем злой мальчик проклинал её в прошлом, била тревогу ещё до того, как она услышала от Лили об этом министерстве.       Её не должны обнаружить – Аспена не должны обнаружить. Вот почему он не должен охотиться на домашний скот. Волшебный народ мог смотреть свысока на нормальных людей, но Петунья знала лучше. Каким бы умным и волшебным ни был Аспен, он наверняка попадет в «маггловский» капкан, как и любая лиса. При одной только мысли об этом в её горле хлынуло что-то острое и противное. Мёртвая курица у её ног превратилась из невинного комка мягких перьев во что-то зловещее и пугающее.       Голос Петуньи был другим, более хрупким, когда она заговорила снова.       – Не подходи к фермам снова...       – Что ты тут делаешь?       Петунья застыла.       – Это что – мёртвая курица?       Бледно-голубые глаза Петуньи встретились с чёрными глазами на другом конце поляны. Гадкий мальчик стоял в тени деревьев, его серая и выстиранная одежда почти таяла вместе с ней, его волосы были такими же спутанными и длинными, как всегда. Его бледное лицо было осунувшимся, и она могла прочитать отвращение в морщинках вокруг его губ.       Аспен стоял рядом с ней. Сердце будто подскочило к горлу. Увидит ли его мальчик?       Но Северус был сосредоточен на курице, переводя взгляд с её лица на землю.       «Он не видит Аспена», – поняла Петунья и была почти сбита с ног этим головокружительным облегчением.       Она не доверяла Северусу. Он был влюблённым дураком с порочными наклонностями, которые следовали за её младшей сестрой, и он ненавидел её. Если бы было что-то, что он мог бы держать над её головой, что-то, что он мог бы использовать, чтобы причинить ей боль в качестве «мести» за её предполагаемые проступки против ангельской Лили, он, несомненно, воспользовался бы этим. Так что он никогда не должен узнать об Аспене.       Она слишком долго ждала, чтобы ответить ему, и гадкий мальчик подошёл, избегая пропитанной солнцем травы посреди поляны, придерживаясь её тёмных краёв. Как будто он боялся того, что откроет яркий свет.       – Ты убила её?       Петунья и не взглянула на мёртвую птицу.       – Нет, я нашла её.       Его чёрные глаза сузились. Он остановился достаточно близко, что Петунья смогла разглядеть своё отражение в его глазах.       – Я не верю тебе.       Она попыталась скрыть раздражение.       – Тогда почему спрашиваешь?       – Я хотел проверить: соврёшь ли ты.       Мелкий говнюк.       Его взгляд снова упал на цыплёнка.       – Расточительство.       Петунья открыла рот, чтобы ответить, когда смысл его слов достиг её. Расточительство? Чего? Жизни? Еды?       Петунья изо всех сил старалась не замечать его впалых щёк и костлявых рук. Она знала, как и любой другой в городе, что его семья бедна, очень бедна, но не знала, доходит ли она до голодной смерти. Разве его отец не работал на местном мусоросжигательном заводе? Неужели он тратил всю свою зарплату на выпивку, из-за чего на еду почти не оставалось?       Или она слишком много придала значения случайному замечанию мальчика?       – С кем ты общалась?       Сердце Петуньи в панике забилось – все мысли о семейной ситуации были забыты.       Его глаза были похожи на два осколки застывших чернил, неподвижных и холодных, их острые края нарушали самообладание Петуньи.       – С собой, – её голос звучал не так ровно, как ей хотелось.       Северус оглядел тени вокруг них, его взгляд скользнул по Аспену, не видя его. Что он искал?       – Врёшь.       – Какое тебе дело, Северус? – Петунья взорвалась, маскируя свой страх яростью. – Жеманничай рядом с Лили и оставь меня в покое!       Его брови дёрнулись вниз, но прежде чем выражение лица успело сформироваться, он уже обернулся, скрывая это. Его шаги стали шире, когда он пошёл прочь, всё ещё придерживаясь линии деревьев, его узкие плечи были напряжены – а затем он исчез между двумя дубами так же тихо и быстро, как и появился.       Что-то щекочущее коснулось её ноги, и Петунья посмотрела вниз и увидела, как Аспен снова подкатывает курицу ближе. Петунья раздражённо фыркнула, но не оттолкнула его.       – По крайней мере, съешь это. Тогда это не будет расточительством.       Расточительство... неужели гадкий мальчик действительно голодал? Или он просто выглядел измождённым, потому что скачок роста растягивал его?       Петунья поймала себя на том, что смотрит на то место, где он исчез. Почему он вообще оказался здесь? Гадкий мальчик никогда – никогда – не разговаривал с ней без причины. Ему всегда хотелось либо унизить и высмеять Петунью, либо защитить Лили.       Но на этот раз было… по–другому. Не было ни оскорблений в её адрес, ни похвал в адрес Лили.       Он не стал как обычно ей досаждать. И чем чаще она думала об эмоциях, которые незадолго до его ухода мелькнули на его лице, тем сильнее она путалась.       Потому что, если бы Петунья не знала его лучше, она бы подумала, что он... дуется.

❀