Petunia and the Little Monster

Март, 1972

      Подошвы её кроссовок хлопали по сухой дороге, вечерний воздух пах пыльцой, раскалённым на солнце асфальтом и весной. Петунья выбрала пустую полосу улицы вдали от оживлённой главной дороги, где уже начиналось будничное вечернее столпотворение. Петунья убедилась, что на улице ни души, и тихонько свистнула Аспену, который, скрытый от чужих глаз, с любопытством рассматривал переполненный мусорный бак в тёмном переулке. Его уши затрепетали, а глаза без зрачков поймали оранжевый свет заходящего солнца, прежде чем он подскочил к ней – его голова теперь была на одном уровне с её собственной.       – Ты уже определённо достаточно большой, чтобы летать, – отругала его Петунья, поправляя рукава своего кардигана. Было достаточно тепло, и куртка больше ей не была нужна, но рукава задирались, открывая её нежные запястья всё ещё прохладному воздуху. Очевидно, не один Аспен вырос. – Мне кажется, что ты просто слишком ленив.       Аспен недовольно фыркнул.       – Эй, ну чего ты. Разве ты не хочешь летать? Мне кажется, это будет просто потрясающе, – и тут её живот пронзило копьё тоски и зависти, ведь Лили, наверное, летала прямо сейчас на «волшебной» метле. Пока Петунья катала по асфальту их старый, ржавый велосипед, её маленькие кроссовки были прочно приклеены к земле.       Это была не первая её попытка заставить Аспена взлететь. Сначала она несколько раз пыталась отвести его на более высокое место, например на крышу, чтобы он мог спрыгнуть вниз и взмахнуть крыльями, как птица. Но Аспен угрюмо отказывался подниматься выше небольшого холма.       И Петунья обнаружила, что уже сидит за столом и пишет письмо, хотя и пообещала себе так больше не делать. Пообещала, что она больше не будет о нём думать и тем более писать ему. Но, видимо, она привыкла искать помощи и советоваться с Юджином каждый раз, когда сталкивалась с проблемами.       Как бы то ни было, новая стратегия заключалась в том, чтобы заставить Аспена быстрее скакать, а затем взмахнуть крыльями и взлететь. Следуя этому плану, Петунья побежала по полю вокруг своего дома, но Аспен просто прыгал, бегал рысцой и радостно шёл за ней в ногу. А когда Петунья, задыхаясь, рухнула на покрытую росой траву, он ласково ткнулся носом в её волосы, будучи всё ещё полным сил и энергии.       Поэтому, в конце концов, она вытащила старый велосипед из сарая.       – Тебе лучше взмахнуть крыльями, – напомнила она ему, забираясь на сиденье. Велосипед протестующе скрипнул, и она представила, как вниз полетели несколько хлопьев ржавчины. Прошло довольно много времени с тех пор, как она на нём ездила, вероятно, последний раз был тогда, когда она показывала Лили, как это делается. Отказываясь погружаться в воспоминания о рыжих волосах, щекочущих ей лицо, и детских визгах восторга, она поставила ноги на педали и оттолкнулась от земли.       Её первые несколько метров были немного шаткими, но затем её тело, казалось, вспомнило, что делать, и она постепенно набрала скорость. Лёгкий ветерок поймал пряди её светлых волос и прижала их к лицу, а Петунья поднялась с сиденья, переставляя ноги так быстро, как только могла. Аспен не отставал от неё, и она была рада видеть, что на этот раз ему действительно пришлось напрячься.       А потом его крылья внезапно распахнулись, как паруса на корабле, поймав тот же ветерок, который ласкал ей лицо. Он размахнул ими раз, два, пнул копытами… и Аспен оторвался от земли.       Петунья чуть не разбила свой велосипед и едва успела вовремя опустить ноги. Одна из педалей больно ударила ей по икре, сильно ушибив её. Но видя то, как Аспен поднялся в воздух, она даже не почувствовала этого.       Редкая улыбка скользнула по её суровым губам, когда она смотрела, как он кружил под вечерним небом, а его чёрные как ночь крылья ловили последние лучи золотого солнца. Она не могла понять, почему фестралов всегда описывали как «ужасающих» – в этот момент Аспен выглядел величественно.       И хотя её ноги оставались прикованными к пыльной улице, её негодование было едва заметным. Этот момент показался горьким и сладким одновременно.       «Прямо как лайм», – возникла мысль, и эта мысль была с ней ещё долго после того, как она вернулась домой.

❀

Хэй, Цветочек,       Приятно знать, что Аспену наконец удалось поднять свою тощую задницу в воздух. Хотя я не особо удивлён, что мой совет, как и всегда, принёс результаты. Как ты думаешь, стоит ли мне начать предлагать репетиторство по Уходу за магическими существами? Я знаю нескольких людей, которых можно обманом заставить принять моё предложение, и тогда я просто заставлю их сделать за меня домашнее задание в качестве обучения, поскольку ты так изящно отказалась это сделать. Хотя на печенье я не жалуюсь. Лучшего, Джин       Петунья медленно сложила письмо, отказываясь читать его в четвёртый раз. Ничего больше в нём не было, кроме обычного небрежного подшучивания Юджина и пустых замечаний. Она почти не помнила, как однажды эта же самая небрежность облегчила её трепет при мысли о переписке с волшебником и помогла ей достаточно расслабиться, чтобы задать вопросы. Теперь это заставило её задуматься: как много он вообще думал о том, что ей написать. Вероятно, он просто садился, когда находил свободное время, быстро писал письмо и отправлял его, прежде чем посвятить себя чему-то более интересному.       Он определённо не сидел в своей затемнённой комнате и не перечитывал её письма по нескольку раз. И уж точно он не раздумывал бессонными ночами, стоит ли ему вообще продолжать отвечать на её письма или нет.       Несмотря на слабый укол вины, её взгляд метнулся к закрытому ящику стола. Она знала, что увидит, если откроет его: красочный маленький бумажный пакет, нетронутый, но хорошо сохранившийся. Петунья никогда не вынимала пакет и не ела маленькие бобы, что лежали в нём.       Она просто знала, что от них ей станет плохо – нет нужды рисковать. Ей не нужны были острые ощущения в жизни.

❀

      Это был не первый раз за неделю, когда Петунья просыпалась с мёртвой птицей на подоконнике, поэтому она не слишком удивилась. Глядя на хрупкое существо, одно из крыльев которого было согнуто под неестественным углом, а маленькие лапки были скрючены в предсмертной судороге, она почувствовала нечто похожее на жалость.       А потом она подумала о том, что бы сказала Лили, если бы увидела это. Она, вероятно, расплакалась бы, или попыталась оживить его, или ещё что-нибудь столь же бессмысленное.       Петунья же просто отнесла его в маленький сарай, где Аспен всё ещё спал в своём гнезде из брезента. Он начал охотиться по ночам с тех пор, как нашёл применение своим крыльям, и стал больше спать днём, хотя его ритм был весьма нерегулярным. Петунья оставила птицу рядом с ним, уверенная, что он съест её, как только проснётся и проголодается. Она и сама не знала, почему он всегда оставлял свою добычу с ней. Хотел ли он похвастаться своими успехами или пытался её накормить?       Возвращаясь в дом в поисках завтрака, Петунья заметила свою мать уже сидевшую за кухонным столом, пьющую чай и листающую газету. Выглядела она иначе, чем обычно – каштановые волосы были убраны назад, светлые ресницы подкрашены, а удобные «домашние» брюки она сменила на строгое платье. Она подняла глаза, когда Петунья подошла к раковине, чтобы вымыть руки, и улыбнулась дочери.       – Я оставила рецепт рядом с плитой.       Петунья не ответила. Она просто вытерла руки и взяла тост со стойки.       – Я оденусь к школе, – пробормотала она, прежде чем быстро выйти из комнаты. Петунье хотелось бы смазать тост маслом и, может быть, ещё попить чаю, но её желание не проводить время в присутствии мамы взяло вверх. Ей не хотелось смотреть на неё после разговора, который они провели два дня назад.       – Я буду помогать в столовой на работе твоего отца, – так начала разговор её мама. – Ещё одна зарплата нам пойдёт на пользу.       Петунья задалась вопросом, почему им вдруг понадобилась «ещё одна зарплата». Да, они были небогаты, но у них была машина, дом и достаточно еды и одежды. Она никогда не чувствовала необходимости беспокоиться о деньгах.       И тут в голове щёлкнуло – Лили. Конечно, речь шла о Лили: золотом ребёнке, любимой дочери, единственной особенной в их «маггловской» семейке. Теперь, когда в будущем маячила перспектива летающих мётел, сов, дорогих школьных учебников и серебряных котлов, её матери внезапно захотелось снова поработать.       – Ты уже достаточно взрослая, чтобы помогать по дому, – продолжила её мама. – И поскольку Лили здесь нет, тебе просто нужно позаботиться о себе, – она вздохнула, когда Петунья промолчала. – Не смотри так раздражённо, я делала всё это и даже больше, когда была в твоём возрасте: готовила, убиралась и, помимо этого, выполняла поручения. Всё, о чём я прошу тебя – это приготовить себе еду, пока мы с твоим отцом на работе.       Петунья хранила молчание, и спустя некоторое время напряжённой тишины голос её матери вновь зазвучал, но в этот раз чуть жёстче.       – Ты научишься важным вещам для своего будущего. Я не всегда буду рядом, чтобы заботиться о тебе, а девушке важно уметь готовить. Научившись сейчас, ты осчастливишь своего будущего мужа.       И в этот момент что-то острое укусило Петунью изнутри, потому что она знала – просто знала, что её мать никогда не скажет Лили таких слов. Лили, у которой будет особая, волшебная жизнь, избавленная от всех мирских забот, как приготовление пищи и ведение домашнего хозяйства.       Лили, которую её мать уже представляла себе занимающейся чем-то большим.       Петунья прожевала сухой тост, пытаясь не обращать внимания на скрутившийся живот, и поспешно натянула школьную форму. Она научится готовить, но научится для себя. Не для мамы, не для будущего мужа (не думай о нём), а для того, чтобы хорошо побаловать себя, когда маме незачем проявлять свои кулинарные таланты, не теперь, когда её самая любимая дочь почти весь год отсутствовала дома.       Взвалив сумку на плечо, Петунья мрачно пообещала себе, что в конце концов станет лучшим поваром во всём Коукворте. И она ни с кем не поделилась бы едой – кроме, может быть, Аспена, если бы он захотел перекусить.       Школьный день тянулся подобно липкому и тягучему сиропу, который просто отказывался течь быстрее. Петунью раздражало всё: уродливые очки учителя географии, хихикающие девочки рядом с ней, которые не умолкали о той или иной певице, сухое царапанье мела, ползшее вокруг её ушей, как зудящий жук.       Когда она вышла из школы спустя несколько томительных часов, на её лице появилась вялая улыбка, когда Аспен присоединился к ней на полпути домой, выскакивая из тени большого дерева. Его бока были такими же тонкими, как и всегда, но вместо костей под его блестящей чёрной кожей, как показалось Петунье, она увидела нечто вроде жилистых сухожилий. Может быть, это были мышцы, которые он развил во время полёта?       – Тебе понравилась твоя птица? – спросила она, мягко похлопывая его по тонкой шее, когда он зашагал рядом с ней. Петунья была единственной, кто шёл по этому короткому пути через поля, поэтому её не беспокоили излишне любопытные глаза. – Хорошая работа – поймал, должно быть, очень быстро.       Аспен встряхнул своей лохматой гривой и топнул копытами, словно соглашаясь.       Глядя на поля, которые зимой были голы, но теперь шелестели подобно зелёному океану под весенним ветерком, она вздохнула.       – Я не уверена, что смогу так же успешно, как ты, заботиться о себе, Аспен.       Он толкнул её в плечо.       Петунья кивнула.       – Но я постараюсь. В конце концов, я могу полагаться только на себя.       Её первый эксперимент оказался некрасивым, но съедобным. Засунув в рот ложку слегка подгоревшей кукурузы, Петунья действительно почувствовала, что она не только съедобная, а очень даже вкусная. Это было то, что она сделала сама, что-то, что не имело отношения к магии или пониманию смерти – то, в чём никто не мог с ней посоревноваться.       Возможно, готовка действительно окажется немного увлекательным.

❀

      Лили хотела камин. Петунья уставилась на сестру, не зная, стоит ли ей испытать отвращение или просто удивиться. Тишина воцарилась в семейной гостиной Эвансов, аромат сахара и чая разносился по полуденному воздуху, но не успокаивал атмосферу. Грегори Эванс, отец двух девочек, беспомощно смотрел на свою жену, предоставив это на её усмотрение.       Лили не заметила шока, который оставило её заявление.       – Таким образом, Алиса сможет приходить ко мне в гости, когда захочет. И Эдгар сказал мне, что каждый волшебник подключён к каминной сети, потому что это делает всё намного проще. Нам не пришлось бы ехать на машине до самого Лондона, если бы у нас был камин.       Кэрол Эванс убрала прядь волос со своего бледного лица.       – Милая, звучит так, будто это было бы очень удобно, но установить камин не так-то просто, особенно когда в первоначальной планировке дома его нет...       Лили моргнула, явно удивившись.       – Тогда нельзя?       Их отец поморщился и быстро засунул в рот кусок торта.       Петунья смотрела на мать, ожидая, пока она объяснит своей избалованной дочери, что та не всегда будет получать то, что хочет.       Вместо этого их мать сдалась под весом умоляющих зелёных глаз Лили.       – Позволь мне поспрашивать, дорогая. Честно говоря, я не сильно разбираюсь в каминах. Возможно, есть более простой способ построить его. Может быть, нам даже не понадобятся профессионалы – твой отец и его друзья смогут попробовать?       Петунья нахмурилась и увидела, как на лице Лили расцвела улыбка. В уголке её губ было немного крема, но выглядела она просто восхитительно, не неопрятно. Её мать, похоже, подумала о том же самом, потому что улыбнулась в ответ и осторожно вытерла крем большим пальцем.       – Тебе уже двенадцать, маленькая леди. Почему ты до сих пор такая неряшливая?       Лили счастливо рассмеялась, звук колокольчиков разнёсся по воздуху. Это царапало нервы Петуньи, как гвозди по доске, и она заговорила прежде, чем смогла остановиться:       – Лили, тебе не интересно, почему мама вдруг снова начала работать?       Смех затих – Лили выглядела растерянной. Прежде чем она успела что-то спросить, их мать вмешалась:       – Мне просто захотелось выйти из дома. Сейчас здесь так пусто, когда вы обе, девочки, в школе. И таким образом я смогу видеть твоего отца за работой.       Петунья подавила желание от отчаяния бросить маленькую вилку для торта. Очевидно, что её родители чувствовали, что у них может не хватить денег, чтобы содержать свою волшебную дочь, ту самую волшебную дочь, которая только что попросила их установить ЦЕЛЫЙ камин для своего же удобства!       Глядя на бисквит «Виктория» посреди стола, Петунья попыталась успокоиться. Это должна была быть запоздалая вечеринка по случаю дня рождения Лили, и её праздновали, как только она вошла через дверь. Настоящий день рождения Лили пришёлся на январь, когда она ещё училась в Хогвартсе, а это означало, что все подарки и любовь, которые её родители накопили с тех пор, теперь сыпались на неё.       Но Петунья была не в настроении праздновать. Она была глубоко несчастна, а присутствие Лили только ухудшало ситуацию. На этот раз она не сопровождала свою маму в Кингс-Кросс, чтобы забрать её, решив остаться дома, подальше от всего магического и неестественного. Но сожаление начало разъедать её внутренности, словно голодный рой муравьёв, как только машина её мамы выехала с подъездной дорожки. И теперь Лили была здесь, а Петунья упустила шанс увидеть Юджина, каким бы маленьким этот шанс ни был, и тогда она почувствовала себя глупо из-за того, что так сильно зациклилась на этом. Она сделала правильный выбор, оставшись в стороне. Если бы она действительно увидела его, это только ухудшило бы всё её состояние.       «Не то чтобы мне стало лучше», – прошептал в её голове предательский голос. Что бы ни обещала себе Петунья, она всё равно отвечала на каждое его письмо и часто ловила себя на мысли о золотых волосах и о слишком широкой улыбке, когда её голова ничем не была занята.       – Я обещаю, что буду приходить домой на каждый праздник, мама, – заявила Лили. – Тогда дома не будет пусто.       – Звучит неплохо, – сказала её мать, и её отец добродушно усмехнулся.       Петунья молча протыкала свой торт, пока он не превратился в рассыпавшуюся массу. Была ли она воздухом? Был ли дом «пустым», хотя Петунья была здесь каждый день и готовила себе еду на затихшей кухне?       Иногда она задавалась вопросом, будет ли кто-нибудь скучать по ней, если она просто исчезнет.       На несколько секунд она почувствовала себя этим куском торта на тарелке. Маленький, разваливающийся и неприглядный. И затем в её голове промелькнул образ: образ чёрных крыльев, отражающих солнечный свет.       Аспен. Аспен будет скучать по ней, ему будет не хватать кого-то, кто сопровождал бы его на пробежках, хвалил бы за успехи в ловле птиц и ругал бы за то, что он случайно проделал дыры в одежде, когда ткань зацепится за его торчащие зубы.       Петунья провела маленькой вилкой по языку.       Возможно, есть кто-то ещё, кто хотя бы задумается, перестань она вдруг отвечать.

❀

Апрель, 1972

      Это было утро пасхального воскресенья, когда Лили заплакала из-за Петуньи.       Петунья проснулась от неприятного стеснения в животе, запаха корицы и мускатного ореха, доносившегося в воздухе, – верный признак того, что их мать уже начала печь горячие булочки.       Лили стояла перед их общим туалетным столиком, расчёсывая свои медные локоны и глянула на Петунью через зеркало, когда та села.       – Утра, Тьюни.       Петунья прижала руку к животу, мягкий хлопок ночной рубашки сжался между её пальцами. Что-то не так. Её бёдра были... липкими.       Не особо задумываясь, она откинула одеяло – и замерла. Лёд покрыл её конечности, пальцы сжимали простыни, глаза сосредоточились на чём-то, чего она не хотела видеть.       А потом лёд разлетелся на осколки, когда расчёска Лили с шумом упала на пол. Медленно подняв глаза, Петунья встретилась с большими зелёными глазами в слегка потускневшем туалетном зеркале. Лицо Лили заметно побледнело, и прежде чем Петунья успела подумать дальше, по щеке её младшей сестры скатилась большая слеза.       – Кровь... Это кровь! О нет, Тьюни...       А затем она разрыдалась, проглотив всё, что хотела сказать. Петунья почувствовала странное оцепенение, возможно, волнение сестры избавило её от всей паники.       Слёзы и сопли Лили блестели на её лице, как след улитки, а она продолжала плакать во всё горло:       – М-Мам! Мам, быстрее! Т-Тьюни... Тьюни ранена!       Петунья просто сидела на кровати, ещё не зная, что ей следует делать. Тошнота от того, что она заметила свои окровавленные ноги, всё ещё бурлила в животе, но она уже достаточно успокоилась, чтобы суметь снова на них взглянуть.       – Какой беспорядок, – пробормотала она, от чего Лили ещё сильнее взвыла, чем Петунья почти восхитилась. Лили была не только волшебницей, у неё ещё был объём лёгких, достойный оперной певицы.       На лестнице послышались поспешные шаги, а затем дверь в их комнату распахнулась и показалась их мать, к её пальцам и фартуку прилипло немного муки. Её серо-голубые глаза тотчас же отыскали горько плачущего ребёнка.       – Лили, что случилось?       Лили указала дрожащим пальцем на Петунью, и взгляд их матери проследил за её жестом.       – Ох! Ой... – войдя в комнату, она закрыла за собой дверь и подошла к Лили. Она осторожно начала смахивать слёзы с лица дочери, оставляя вместо них следы муки. – Ш-ш-ш, успокойся, дорогая. Не нужно плакать.       Лили, всхлипнув, икнула.       – Но Тьюни...       Её мать улыбнулась Петунье, продолжая гладить Лили по щекам.       – Всё в порядке. Это то, что случается с каждой девочкой, когда она вырастает.       – Что это такое? – спросила Петунья, чувствуя себя спокойнее теперь, когда её мать не испугалась и не побежала звонить в клинику их городка.       Её мама наконец подошла и села на край кровати Петуньи. Однако она не погладила её по лицу, а просто похлопала Петунью по руке, которая всё ещё сжимала одеяло костяшками побелевших пальцев.       – Теперь это будет происходить каждый месяц. Ты будешь чувствовать себя плохо и будешь кровоточить в течение нескольких дней, но это не значит, что с вашим организмом что-то не так – совсем наоборот.       – Но кровь означает, что она ранена, – возразила Лили. Её глаза опухли и покраснели, но, по крайней мере, перестали слезиться.       – Не эта кровь, – заявила Кэрол. – Эта кровь особенная. Она означает, что ты уже не ребёнок, а молодая женщина.       Петунья сегодня не чувствовала себя иначе по сравнению со вчерашним днём. Разве что было немного неловко.       – Это случилось и с тобой, мам?       – Конечно, это случается с каждой взрослеющей девочкой.       Лили вновь побледнела.       – И со мной тоже?       – Да, это случится и с тобой тоже, – спокойно сказала её мама.       – Когда? – нежелание этого читалось на лице Лили.       – Не скажу точно. Это случится, когда твоё тело будет готово.       Лили начала жевать губу.       – Это страшно. Тебе больно, Тьюни?       Петунья снова погладила нижнюю часть живота. Было странное ощущение давления, как будто кто-то привязал к её кишечнику паутину нитей, а затем туго натянул их. Но это было скорее неприятно, чем по-настоящему больно.       – Не совсем.       Лили выдохнула с явным облегчением. Её мать криво улыбнулась, но ничего не сказала.       – Давайте приведём вас обеих в порядок. А потом я приготовлю тебе чашку вкусного ромашкового чая, а потом вы, девочки, поможете мне на кухне. Или можешь лечь обратно, если чувствуешь себя нехорошо, – свой последний комментарий она адресовала Петунье, которая покачала головой. – Тогда пошли.       Она встала и повела Петунью в ванную, чтобы показать ей, как бороться с побочными эффектами становления «молодой женщиной».       Когда Петунья помылась и оделась, Лили уже была на кухне, выделывая из плетённого теста узоры, при этом глядя на маму.       – Могу ли я сделать что-то кроме креста? А как насчёт сердца?       – Всё, что хочешь, милая, – сказала она, ловко закручивая из теста шарики. Когда она вошла в комнату, она взглянула на Петунью и кончиком подбородка указала на дымящуюся чашку. – Твой чай здесь. Как ты себя чувствуешь?       Петунья сжала чашку, позволяя травяному пару окутать оставшиеся следы её беспокойства. На жёлтой керамике были нарисованы маленькие ромашки, и она провела кончиком пальца по нагретому чаем узору. «Дейзи» было бы красивым именем, и оно ещё раз заставило её задуматься, почему её родители выбрали вместо этого «Петунью».       – Более-менее.       Мама улыбнулась.       – Это хорошо. Если хочешь, можешь помочь мне нарезать ещё яблок для следующей партии.       – Мама, почему ты испекла так много пирогов в этом году? – спросила Лили, пытаясь разложить свою косичку теста узором на покрытой мукой рабочей поверхности. Петунье показалось, что она сделала его похожим на печально помятый круг.       – Я хотел подарить немного нашим соседям, а также Эйлин. В знак благодарности за то, что так много объяснила нам о волшебниках и о твоей новой школе, – она пододвинула к Петунье вымытое яблоко и разделочную доску. – Я не знаю, как бы мы со всем этим справились, если бы Эйлин не было рядом. Твоя учительница объяснила кое-что, но я была в таком замешательстве, когда она появилась, что едва запомнила, что она нам сказала.       – Я могу отнести их в дом Сева, когда закончим, – вызвалась Лили, и их мать улыбнулась.       – Если тебе не сложно. Я уверена, он будет рад тебя видеть. Обязательно поблагодари от меня его мать.       Лили искренне кивнула, забыв о своём неудавшемся узоре на столе.       Петунья начала нарезать яблоко, стараясь сделать кубики настолько мелкими, чтобы оно хорошо вписалось в тесто. Оно с хрустящим звуком раскололось под острием ножа, и свежий, слегка кисловатый сок прилип к её влажным пальцам.       – Вау, Тьюни!       Петунья раздражённо посмотрела на Лили. Чему же она столь удивилась?       Однако взгляд её сестры был твёрдо прикован к разделочной доске, и она даже не заметила выражение лица старшей.       – Ты такая быстрая!       Петунья ослабила хватку на ноже. Это правда – с практикой она стала лучше, и теперь ей даже не нужно было концентрироваться на столь простых вещах, как нарезка ингредиентов. Прошло много времени с тех пор, как она в последний раз получала порез.       – Позволь и мне помочь, – потребовала Лили, и их мама снисходительно протянула ей ещё одно яблоко и вторую разделочную доску. – Это очень напоминает зельеварение: нам всегда нужно очень тщательно готовить ингредиенты, и если мы ошибёмся хотя бы на дюйм – всё зелье будет испорчено. Но это очень весело! Перед рождественскими каникулами профессор Слизнорт показал нам, как приготовить зелье, от которого волосы встают дыбом, и все, кроме меня, слишком крупно нарезали свои крысиные хвосты, поэтому у них ничего не вышло!       Петунья пыталась не обращать внимания на рассказы сестры о зельях и хвастовстве, её взгляд иногда блуждал по разделочной доске Лили. Лили странно держала свой нож, как будто она оперировала яблоко, а не нарезала его кубиками, и осторожно проткнула блестящую зелёную кожицу, прежде чем медленно отпилить его мякоть. Её кусочки были идеально квадратными и пропорциональными, но когда Петунья уже закончила, она не успела разрезать даже четверть своего яблока.       Тесто было готово, и Петунья нетерпеливо смотрела, как сестра тщательно вытравливала кубик за кубиком, сосредоточенно прижимая язык к уголку губ. Единственное, что удерживало Петунью от ехидного комментария в адрес Лили, была картина, которая мелькала у неё в голове всякий раз, когда она в нетерпении открывала рот: большая капля слезы, стекающая по покрасневшим щекам Лили.       Лили горько плакала, когда подумала, что Петунья ранена. Она с такой искренностью плакала из-за своей старшей сестры, как Петунья никогда бы не смогла: ни для себе, ни для Лили.       Поэтому Петунья оставила всё в покое, сидя на залитой солнцем кухне, её живот слегка сводило судорогой, но руки были расслаблены, она вдыхала аромат ромашки и хрустящего яблока, наблюдая, как её сестра трудится над своим фруктом, ничего не комментируя.       И когда идеальные кусочки яблока Лили были смешаны с долгожданным тестом, а те кусочки что нарезала Петунья слегка высохли на сладко пахнущем воздухе, горечь, которая, как она ожидала, наполнит её сердце, была больше похожа на приглушённое послевкусие.

❀