С дьяволом

      Она не спала, не ела и даже не пила, прямо как во время выпускных экзаменов в школе, когда за две недели с неё слетело в неизвестном направлении килограмм восемь, не меньше. Кто-то стресс заедал, а ей кусок в горло не лез. Её сердце дрожало, вслед за ним тремор подхватывали руки, ладони леденели и обливались липким потом. Весь организм, как приличная мануфактура, бросал в топку жир, углеводы, белок и нервы, на выходе получая бесцельное хождение с пустым взглядом, дёрганье от неожиданных звуков и отрешённость. К учёбе она относилась чересчур серьёзно, мама ей это всегда говорила, но зато эта серьёзность позволила ей выпрыгнуть из их маленького городишки в сердцевине острова в «большую» и перспективную жизнь. Родители гордились и редко вспоминали, в какую цену им обошлись золотые лавры дочери.       Вечером после звонка Сакура исходила всю свою комнату вдоль и поперёк, сгрызла все ногти, оставила в углах по тонне вздохов. Ино лениво развалилась на её кровати и смотрела очередной сериал, одним глазом поглядывая за мельтешением подруги. Взглянув на время, Ино поняла, что зря надеялась, что собственное метание изведёт Сакуру и опрокинет её в кровать. Казалось, этому не было ни конца ни края.       Уведомление телефона вколотило Сакуру в пол; она посмотрела на него с дикостью кошки, увидевшей стаю псов. Ино выгнула бровь. За больше чем десять лет их дружбы она не впервые видела её в этом состоянии, но каждый раз удивлялась этому, как в первый.       — Тебе надо лечиться, — коротко заключила Ино.       — Просто посмотри, что там.       За весь вечер Сакура даже на метр не подошла к собственному мобильнику. Будь её желание и возможность, убежала бы от него на пушечный выстрел. Ино разблокировала телефон.       — Скидки в парфюмерном.       Сакура выпустила с выдохом накопившееся напряжение, однако паровая машина внутри продолжала свою работу.       — Ты нормальная? Сакура, тебя не на органы распродают за долги, а просто назначают свидание!       — Какое ещё свидание? Это же чистой воды сделка! И кто знает, может, я проснусь в ванной, напичканной льдом, с кривым шрамом на пояснице!       Закончив говорить, Сакура вдруг всё это представила так живо, что невольно коснулась левого бока, который будто бы кольнул.       — Или ещё хуже…       Ей нравилось томными вечерами после сложных смен смотреть криминальные хроники об известных маньяках и их вошедших в печальную сводку жертвах. Сакура говорила, что это помогает ей расслабиться, Ино видела прямую взаимосвязь этого увлечения с нездоровыми нервами, и терапевт был с ней полностью солидарен.       — Ты свои таблетки выпила?       — Выпила.       — Хреново ты их выпила… — недовольно бубня себе под нос, Ино встала с кровати и куда-то вышла. — Выпила она их…       Сакура осталась один на один с почерневшим дисплеем мобильного, который она тиранила пристальным взглядом. Из динамика ноутбука вываливались эмоциональные реплики очередной драмы, которые отошли на десятый план и никак не попадали во внимание. Ино вернулась со стаканом воды, в который она прямо на ходу капала что-то из чёрного пузырька. На наклейке смутно различались какие-то цветы.       — Это ещё что? — прищурилась Сакура.       — Пей давай.       — Ты много капаешь.       — Сакура, тут не в воду капать надо, а воду в этот пузырь, и то пипеткой. Пей.       Сопротивляться не входило в её планы, уж точно не в вопросе валерьянки. Сакура взяла в руки стакан, принюхалась: смесь у Ино получилась ядрёной. Телефон зазвонил. Так и не успев хлебнуть из стакана, Сакура посмотрела на Ино. Так безнадёжно, как заплутавший на улице котёнок во время проливного ливня.       — Ответишь?       Сакура пару раз хлопнула ресницами:       — Думаешь, это он?       — Тебе ещё кто-то обещал позвонить?       Горло Сакуры высохло так, что она отпила только за тем, чтобы его смочить.       — Пахнет бабушкой, — скривилась она и всучила стакан подруге.       К телефону её принесли не ноги, а вата. Номер неизвестный — всё, как и обещано. Дрожь сердца уходила в рёбра вибрацией, в ушах запищало. Прямо как в школе, когда она выходила к доске и по дороге успевала несколько раз забыть собственное имя. Сакура взяла в руки телефон, пальцы онемели и совсем не слушались.       — Да, — просипела она, плавно осев на кровать.       — Не разбудил?       Его спокойный от усталости голос прошёлся по ней, как колючий отцовский свитер или упавшие на руки искры бенгальского огня. Её нервы сдались давно, они уже не ощущали разницы между тёркой и шёлком.       — Нет, я не спала.       — Не передумала?       Сакура почему-то взглянула на замершую Ино, словно та держала у её виска заряженный револьвер, который обязательно выстрелит, если прозвучит положительный ответ.       — Нет.       Водрузилась подозрительная тишина, которая заставила Сакуру оторвать ухо от телефона и проверить связь.       — Алло?       — Мне показалось, или ты меня боишься?       Сакура возмущённо посмотрела на Ино: возмущённо от того, как быстро её раскусили. Затем, она нахмурилась и спешно заявила:       — Что? Нет! Нет, конечно, вам показалось.       Ино на цыпочках подкралась к кровати, села рядом, пригнувшись ближе к динамику.       — Надеюсь, что это так, я же тебя не на органы продаю. Расслабься.       — Я расслаблена, — солгала Сакура, нервно улыбнувшись от упоминания торговли органов, так удачно совпавшей с ходом её мыслей.       — Нет, я очень хорошо чувствую чужую нервозность, и ты сейчас разлетишься на осколки, как лампа от перепада напряжения. У меня завтра первый выходной за месяц, а когда рядом у кого-то внутренний спазм, я не могу расслабиться, так что… Сделай глубокий вдох, выдох. Всё будет хорошо.       Хотела бы Сакура знать, что для него значит хорошо, однако спросить постеснялась.       — Я завтра заеду за тобой к двум. Напиши адрес.       — Да… А куда мы поедем?       — Любительница контролировать ситуацию, спусти поводок.       — Но…       — Пусть это останется сюрпризом.       — Сюрпризы меня пугают.       — Ты людей на столе живьём режешь, а не я, напоминаю.       Сакура взметнула взгляд к потолку. Чисто теоретически да, о практической стороне вопроса она предпочитала не заикаться. Странным образом его замечание внушило ей какую-то уверенность.       — Сакура, я жду адрес.       — Сейчас напишу.       — Хорошо. Спокойной ночи.       — Спокойной.       Короткий разговор сделал то, что не смогли сделать часы мельтешений по комнате. Сакура даже не думала подниматься с кровати, когда вызов был сброшен, силы оставили её в тот же миг, и в полнейшем изнурении она долгое время смотрела в пустоту, пытаясь понять, что с ней вообще не так. Что это за паника, которой невозможно сопротивляться, и откуда мысли, одна другой страшнее. И пока Ино что-то ей пыталась сказать, Сакура зачем-то вспомнила школу.       Возможно, ноги росли там. Она помнила, словно вчера, звонок на первый урок третьей четверти. Отдохнувшая после каникул преподавательница литературы вдохновлённо впорхнула в класс, цокая скромным каблуком, а затем радостно объявила:       — Внимание, класс, с этого дня у вас пополнение!       Все замерли в нетерпении, и Сакура тоже.       У её замкнутости в детстве было много причин, у части из них даже были имена. Вот, к примеру, на задней парте сидела Ино Яманака — перевелась полгода назад, за это время успела передружиться со всем классом, стать неоспоримым лидером девчачьих мнений и грозой мальчишеских сердец. Не то чтобы все перед ней все рассыпались в комплиментах и вздохах — слишком сильно для четвёртого класса, — но её никогда не дразнили, а это для девятилеток показатель авторитета. Над другими девчонками мальчишки чинили козни, дёргали за косички, выдумывали прозвища, а Ино… Над Ино всегда был ореол неприкосновенности. И по несчастному стечению обстоятельств именно она, имея определённую власть над неокрепшими умами, определяла, кто будет изгоем.       Полгода Ино была в классе, полгода Сакура жаловалась маме по вечерам, что Яманака придумала ей новое обзывательство, которое было тут же всеми подхвачено. Колкость в сторону широкого, по мнению Ино, лба стала апогеем и доводила Сакуру до слёз и истерики каждый раз, когда она случайно проходила мимо зеркала и имела неосторожность задержать на нём взгляд. Мебуки полгода вела переговоры с бабушкой Ино, но это мало помогало. В конце концов, родители не придумали ничего лучше, чем обрезать ей чёлку, прикрыв этот чёртов лоб.       — Какой же я была сукой… — на лице Ино всегда читалось искреннее сожаление, когда они вспоминали о начальной школе. Осознание, что она уничтожила чью-то самооценку в прах, наводило на неё искренний ужас.       — Какой же ты была сукой, — соглашалась Сакура.       — Господи, он же абсолютно нормальный! — Ино убрала волосы и ещё раз на него посмотрела. — Ну! Лучший! Иди сюда, я его поцелую. Клянусь, это лучший лоб из всех, которые я встречала.       Конечно, когда Сакура пришла в школу с отстриженной чёлкой, ничего глобально не изменилось. На неделю Ино успокоилась, затем вновь заскучала и стала искать, к чему и к кому можно прикопаться вновь.       А на первом уроке третьей четверти учительница вывела к доске не мальчика, а настоящее проклятье, которое неминуемо должно было дать спирали девчачьей вражды новый виток. Черноволосый, симпатичный и очень милый, его звали Ичиро. Сакура втрескалась с первого взгляда, но, к несчастью, все перемены он проводил лишь в диапазоне вытянутой руки Ино. Первый рвался, чтобы дать ручку, если она попросит, раскрывал тетрадь, чтоб она списала домашку за несколько минут до звонка, а то и сам её, пыхтя, переписывал. Сакура вновь плакалась дома, сетуя на свою нелёгкую жизнь маме.       — Зато она вырастет глупенькой и необразованной, — говорила Мебуки, протирая вымытые тарелки полотенцем. — А ты будешь умной.       — И что с этого? — хлюпала носом Сакура. — Её все любят, а меня нет.       — Он просто ещё не раскусил, какая Ино на самом деле. В таких девочек легко влюбляться, но тяжело любить. Это кажется, что они самые счастливые на планете, а на деле подожди лет пятнадцать, и всё встанет на свои места.       Мама знала, о чём говорила. В своём детстве у неё было собственное школьное несчастье. Кита Савада — светловолосая бестия, вслед которой охали и ахали все, кому не лень. Красивая, ничего не скажешь, но такая несносная. Поразительно, но факт: чем больше капризны такие девочки, тем больше внимания их окружает. Мальчики, а затем мужчины от таких без ума. У Киты был план: вырваться в столицу всеми силами, а там удачно выскочить замуж и никогда в жизни не работать. В университете она познакомилась с Иноичи и совсем скоро стала зваться Кита Яманака. Отчислилась со второго курса, тогда же родила Ино. В маленьком городишке, откуда они все были родом, она стала чем-то вроде городской легенды, олицетворением успеха. Каждый месяц она летала то в Париж, то в Венецию, у её матери всегда были брендовые сумки и дорогая кожаная обувь. Закончилось это лет через пять, когда Кита впервые приехала навестить родных. Мебуки встретила её у магазина, Кита с пустым взглядом курила на остановке. Говорят, их брак с Иноичи рушился, никто точно не знал почему, а потому придумывали кто во что горазд. Одно оставалось неизменным: Кита была элегантна даже в своей депрессии. Сошедшая со страниц написанной мужчиной книги, она курила и запивала антидепрессанты красным вином прямо с горла.       Наверно, поэтому Мебуки не прижучила Ино с самой первой её выходки. Конечно, сердце билось о несчастье родной дочери, но и требовать чего-то от ребёнка, чьи родители скандалили каждый вечер, а затем просто сбагрили её бабушке… У Ино были свои причины быть занозой в заднице. Мебуки не принимала их, но относилась со слишком великодушным пониманием.       Сакуре ничего больше не осталось, кроме как забаррикадироваться книгами, пока ангельской внешности новенький отдавал свои улыбки и внимание Ино, которой это быстро наскучило. В конце концов, в классе стало на два разбитых сердца больше.       «Учись, — говорила мама, — нагуляться ещё успеешь». Сакура никогда не подвергала сомнению родительский авторитет. В десятом классе она окончательно поняла, что любовь к «Доктору Хаусу» — это не просто увлечение, это что-то большее. То была пора первых влюблённостей. Кто-то впервые целовался, кто-то уже мог чем-то похвастаться. Сакура тоже ощущала бабочек в животе, когда смотрела на белые халаты и скальпели.       Жизнь тоже начинала двигаться и по навету Мебуки расставлять всё на свои места. На одном из школьных вечеров, которые Сакура посетила, чтобы не шибко отрываться от сверстников, шумела музыка, кто-то в тайне от учителей пронёс алкоголь. Было душно и громко, она решила проветриться на крыше, где застала врасплох Ино, из рук которой выпала сигарета. В темноте оранжевый огонёк был слишком заметен.       — Чёрт, лобастая… — прошипела Ино, но тут же ощутила облегчение: хорошо, что Сакура, а не кто-то из учителей.       Ино курит — нонсенс, подумала тогда Сакура. Оставаться с ней здесь наедине она не имела ни малейшего желания и, коснувшись двери, вдруг поймала себя на мысли, что видеть Ино в одиночестве странно. Затем Яманака шмыгнула носом. Сакура оглянулась. По сравнению с ревущей Ино, курящая теперь не казалась странным зрелищем.       В тот вечер Ино позвонил отец и сказал, что они с мамой сделали всё, что могли, и выхода иного, чем развод, нет. К тому времени её мама была уже известна всему городу не своей роковой красотой, а курсом реабилитационного лечения в психиатрической клинике, в которую её упекли с психозом. Чем громче были слухи, тем тише становилась Ино. В последний месяц она сидела на задней парте без макияжа и без лица. Растеряла всю свою свиту, рассталась с парнем или же он её бросил — Сакура в это не углублялась. Довольно было взглянуть на Ино, чтобы понять, что слухи не лгут.       Шесть лет вражды замкнулись сочувствием на высоте третьего этажа школы. Сакура отпустила ручку двери, решив остаться. Один вечер изменил всё. Через час они сидели на полу, смеялись над какой-то глупостью, через месяц Сакура вытягивала её нулевые знания, чтобы Яманака хотя бы перешла порог на экзамене, через два они уже бегали друг другу на ночёвки, а через три года Ино стала для Сакуры духовным гуру, стилистом, визажистом, психологом, нумерологом, тарологом и всем тем, без чего девчачья дружба невозможна.       Если бы ангел Ичиро был первой и последней влюблённостью Сакуры, то, возможно, ей бы не пришлось глотать валерьянку в ожидании звонка Мадары. Может быть, она бы не накручивала себя, убеждая в том, что вся их встреча неминуемо должна кончиться трагедией. Вырезанной почкой, например. Или продажей в рабство. Ино, конечно, тоже допускала худшее, но потолок её фантазии — это плохой секс, что для Сакуры было по-божески. Плохой секс ещё никого не убил, в отличие от всего прочего.       Она не всегда была такой. Стала на втором курсе медицинского, и нет, виной тому был не развалившийся в формалине труп в анатомичке. Он лежал себе на секционном столе и помалкивал, Сакура изредка по-приятельски отгоняла от него подвальных мошек, веря, что это ей зачтётся в карму и на экзамене она не ошибётся, когда преподаватель попросит показать большую поясничную мышцу. Её паранойя пришла вместе с одним парнем, который подкатил вечером субботы в баре. Гремела музыка, Сакура не услышала, что он пытался ей сказать, но сделала ставку на то, что всё как обычно:       — Она на пять минут отошла, сейчас вернётся.       К тому времени она уже свыклась с мыслью, что быть в тени Ино в плане внимания парней — это в каком-то смысле её судьба. Поначалу было жутко обидно, да и не только поначалу, честно признаться. Сакура смотрела в зеркало и видела симпатичную девушку. Она была красива — и она это знала не только потому, что так говорили родители, Сакура была в этом убеждена, однако красоты не хватало. Рядом с Ино магнитное поле работало иначе, вселенский магнетизм сосредотачивался в её стреляющем взгляде и самоуверенной улыбке. Она общалась с парнями открыто, не зная, что такое неловкость; когда надо, щипала их самолюбие, когда надо — заливисто хохотала. Она крутила ими, как только пожелает, а им, такое ощущение, это нравилось.       Сакура была из другой когорты людей. Парень за барной стойкой улыбнулся, и от этой улыбки в голове Сакуры разлился дурман.       — Я спросил, не против познакомиться?       Его звали Кенджи, и он был обаятельнее самого дьявола. Смешно шутил, водил на свидания, задаривал подарками, окружал вниманием. Их отношения развивались так стремительно, что Сакура не успела ужаснуться от этой скорости, которая по жизни ей была, в общем-то, не свойственна. От букетов до совместного проживания прошло мгновение, равное щелчку пальцев. Ино сразу стала что-то подозревать. Спустя четыре месяца тараканы Кенджи начали медленно выползать и пугать своим мадагаскарским размером. «Ты не так одеваешься», «ты не должна была себя так вести», «ты на него посмотрела как-то странно, ты его знаешь?», «не придумывай», «тебе показалось», «не делай мне мозг». Пока Сакура пыталась это понять, Ино крутила пальцем у виска:       — Псих, — строго звучал её вердикт.       Может быть, но для Сакуры это были первые отношения и она за них отчаянно держалась.       — Найдёшь себе нормального мужика, брось этого придурка.       Конечно, думала Сакура, Ино может бросаться словами так же легко, как и мужиками: меньше у неё не станет ни того, ни другого. Это же Ино. Вокруг неё собирался культ в четвёртом классе, а после пубертата он приобрёл радикальность. Теперь не куча поклонников, а толпы. Не сопровождение, а свита. Не комплименты, а дифирамбы. Никакой симпатии, только страсть. Весь мир лежал у ног Ино, а Сакура просто стояла рядом и пыталась по заветам матери быть умной. Ведь в этом же счастье? Да?       Она держалась, когда он повышал на неё голос, проверял её телефон, находил любую переписку с парнем, пусть даже и писавшим для того, чтобы сбросить материалы лекции, — и всё. Начинался скандал. Однажды он замахнулся, и до Сакуры наконец-то дошли слова Ино. Она собрала вещи и уехала.       Сакура знала, что переездами не переворачиваются страницы, не начинается всё с чистого листа. Переезд — это лишь начало. После него наваливаются апатия, слёзы, тоска и сомнения: а правильно ли я поступила? Телефон в это время собирает видео из ваших совместных фотографий, ставит на фон слезливую мелодию и выбрасывает уведомление вроде: «Памятные моменты». Сакура, как дура, смотрела эти видео в час ночи. Ведь было хорошо, почему резко стало плохо? Переездами отношения не заканчиваются, тем более абьюзивные.       Он звонил, Сакура стоически держалась. Он писал, Сакура научилась смахивать эти уведомления так быстро, что мозг даже не успевал обработать написанную в окне информацию. И вот Кенджи явился к ней с цветами. Отказать уже сложнее, но она смогла. Он умолял о разговоре, извинялся, называл себя ничтожеством, бил себя в грудь, сыпал на голову пепел. Что-то было странное в его порывах. И если раньше в розовых очках его портрет смазывался, то без них всё было куда чётче. И в этот раз она тоже отказала. Не потому что не любила, не потому что кратер с душевной болью засыпали равнодушием, нет. Ей показалось что-то странным. Чутьё, ничего больше, но она решила ему довериться, а потом несколько раз себя корила в мнительности.       Однажды он позвонил. Один раз, второй, третий. На восьмой Сакура взяла телефон. Он сказал, что серьёзно ранен, говорил взволнованно и несколько испуганно.       — Мне нужна твоя помощь.       — Чем я тебе помогу? — Сакура изумлённо гнула брови. — Езжай в ближайшую больницу. Боже, как ты вообще умудрился?       — Бегал с утра вдоль новостроек. Леса рухнули, меня задело… Еле до дома дополз, такое ощущение, что нога сломана.       — Боже… — выдохнула Сакура и растерянно попыталась себе это представить. В том районе, где он жил, и впрямь много новостроек. Что ни день — то рос новый многоэтажный дом. Работал он с графиком два через один, так что… Чисто теоретически всё сходилось. — Ладно, я скоро приеду. Перевяжи ногу и приложи что-нибудь холодное.       — Спасибо тебе большое! Я буду тебя ждать.       Когда она пришла в квартиру, из которой чуть больше недели назад сбежала, ей сразу же стало не по себе. Кенджи её встретил весьма радостно, ещё за закрытой дверью она услышала его прыжки. Они сели в спальне. Он, щерясь от боли, задрал ногу на диван и стал разматывать пропитанный кровью бинт. Уже тогда закрались сомнения, но Сакура дождалась, когда откроется рана. Увидев её, она опешила.       — Чем тебе прилетело? — ещё раз уточнила она.       — Кирпичом.       Сакура смотрела на глубокий порез в икре, из которого сочилась кровь. И в то же мгновение ей стало жутко находиться в квартире наедине с Кенджи. Ведь кирпичи не оставляют таких ран. Только нож. Лезвие. Скальпель. Сакура взглянула на него так растерянно, что он тут же всё понял.       — Ты ведь иначе не пришла бы, — сказал он.       И Сакура выскочила из квартиры так быстро, словно на собственной икре Кенджи только тренировался перед их встречей.       Он пытался её преследовать. Довёл пару раз до истерики, когда Сакура слышала по вечерам звуки костыля, а затем его голос за дверью. Скоро вся полиция на районе была с ней знакома и с её ненормальным бывшим тоже. Кенджи запретили к ней приближаться, а Сакура спешно сменила место проживания, переехав к Ино. Это были первые её серьёзные отношения и последние — Сакура зареклась, а потом ушла в учёбу так глубоко, как никогда туда не забиралась. На парнях был поставлен жирный крест, а потом многажды обведён после увлечения криминальными хрониками.       Учиха Мадара.       У него была страничка в «Википедии», если это о чём-то говорило, да и вообще, как оказалось за ночь информационного штурма, достаточно медийная личность. Благотворительные вечера, патенты, крупные торги, большие капиталы. У него был сын лет тринадцати и бывшая жена, которая, судя по соцсетям, сейчас жила в Сицилии и занималась гостиничным бизнесом. Зачем Сакура всё это искала? Чтобы унять тревогу, должно быть, но к полудню следующего дня она нервно заламывала пальцы и смотрела в пустоту. Перед ней стыл кофе и бегала Ино, принимая очередную поставку цветов. На часах без пяти двенадцать, совсем скоро в широких окнах цветочного магазина Ино должен был показаться баснословно дорогой автомобиль — какой точно, Сакура не знала, но по внешнему виду, была уверена, определит безошибочно, за ней или нет.       — О боже, Сакура! — Ино, наконец-то разобралась, куда и что ставить, и вновь взглянула на подругу. — Ты бледная. Тебе плохо?       Сакура дёрнула головой, якобы нет, но на лице было всё написано.       — Ладно, шли его нахрен, — сдалась Ино, подсаживаясь на диван.       — Поздно, — просипела Сакура пересохшим горлом.       — Послать мужика? — удивилась Ино. — Давай телефон, я сейчас покажу тебе, как это делается.       — Нет, Ино, — Сакура проморгалась и словно бы ожила. — Я послала уже Канадэ-сана. Он всё скажет ректору, и меня отчислят. А если меня отчислят, моя жизнь кончена.       — Господи, ты ненормальная, — Ино сжала Сакуру в крепких объятиях. — Во-первых, не отчислят, во-вторых, даже если так. Сакура, ты же от этого всего чокнулась. Дежурства, недосыпы, гонка за чьим-то мнением. Ты просто свихнулась, посмотри на себя. Продолжать хвататься за всё это — безумие.       Может быть, и так. Сакура обмякла в убаюкивающих руках Ино, пока внутри плелась гордиевым узлом тревога. Она ведь и впрямь послала вчера Канадэ — безумие. Сейчас сядет в машину человека, который пообещал ей помочь, но все ведь знают, что значат чужие обещания. Скорее всего, этот день закончится с ноткой опустошения в чужой постели со смятыми простынями, в которых будет до жути неуютно. Тошнота кратно умножилась. Уведомление на телефоне громко лязгнуло. Сакура взяла ледяными пальцами телефон и прочла: «Выходи». Тоже прочла и Ино. Они обе выглянули в окно и на той стороне улицы обнаружили чёрный «Порше». На полуденном солнце его чёрный кузов лоснился, как шерсть пантеры, лениво растянувшейся на ветвях. Сакура резко поднялась и взглянула на него, как на свою смерть. Затем протянула потерянный взгляд Ино. Та резво поднялась на ноги и, как по волшебству, достала из кармана брюк помаду.       — Ино! — ворчала Сакура, как будто это было не к месту.       — Сакура, ты бледная, как смерть. У тебя губы покойника.       — Я не хочу быть похожей на куклу, которую упаковывают кому-то в подарок!       — Харуно, учись, пока жива: толстый слой глянца на губах не раз меня спасал от нежеланных поцелуев. Чем толще, тем больше вероятность, что ему захочется пачкаться. Понимаешь логику?       Сакура глубоко вдохнула и с шумным выдохом признала капитуляцию.       Они продумали всё. В камеры магазина попала и его машина, и её номера, и Сакура, идущая к ней, как в тумане, словно в паутину на верную смерть. Ино кусала ноготь, внимательно наблюдая, как открылась передняя дверь и вышел он, высокий, статный и черноволосый. Они обмолвились парой слов. Должно быть, приветствие. Сакура растерянно улыбнулась, а затем он открыл ей дверь, и она нырнула в машину.       Конечно, Ино сомневалась, что здесь пахнет продажей на органы — точно не вариант для человека, который периодически мелькает в объективах и новостных сводках. Всё, о чём так переживала Сакура, — чепуха, рождённая паранойей. Ино точно знала, что подруга вернётся сегодня поздно ночью живая и здоровая, без единого синяка и увечья, на той же машине, на которой уехала, или на такси. Её страхи были нездоровым плодом предыдущих отношений. Фантазией, которая точно останется лишь в больном воображении. А вместе с этим откровением на Ино снизошло другое.       Когда он вышел из автомобиля, одетый просто, но со вкусом, когда что-то бегло сказал, заставив Сакуру улыбнуться, протянул руку, усаживая на переднее место, Ино засомневалась в собственных опасениях.       Нет, с такими людьми не стоит бояться плохого секса. С людьми, похожими на самого дьявола, нужно опасаться хорошего.