Оверлок

      Радужный флажок приветственно помахал нам из клумбы всеми шестью полосками и безошибочно указал, по какой дорожке идти. Уже стемнело, и сквозь стеклянную стену дома просматривалась мягко освещенная гостиная и люди в ней. На пороге мы с Миланом переглянулись. Он вздохнул и нерешительно кивнул, а я коротко стиснул его ладонь и нажал на кнопку звонка.       Четыре головы синхронно повернулись в сторону двери, Димка замахал свободной от бокала рукой, мол, открыто, и мы зашли. Первым нас приветствовал Федор: мне пожал руку и крепко хлопнул по плечу, а Милана сжал в медвежьих объятиях и, довольно покряхтывая, покачал из стороны в сторону.       — Ну красава! — сказал он, отпустив его и рассматривая с расстояния вытянутых рук.       — М?       — Хорошо, говорят, с лошадьми ладишь?       Милан, и так опешивший от горячего приема, нахмурился. С укором глянул Федору за спину, где стоял Андрей, скинул удерживающие его руки и крутанулся на месте.       — Я лучше пойду, — буркнул он и уже схватился за ручку.       — Тихо-тихо. — Я втиснулся между ним и входной дверью и, посмотрев на Федора, сделал «страшные» глаза.       Тот намек понял и даже изобразил, как закрывает рот на замок. Только я приготовился уговаривать Милана остаться, как сбоку от нас появился Лука.       — Мы можем поговорить? — тихо спросил он Милана.       Тот затравленно посмотрел сначала на меня, потом на Луку и, шумно выдохнув, сдался под напором его спокойной и искренней улыбки.       — Пойдем, — сказал Лука и потянул с Милана куртку. — Дима? — позвал он Берестова, и тот, поняв его без лишних слов, кивнул на одну из комнат.       Лука отдал куртку Милана мне, осторожно уцепился за рукав его свитера и потянул за собой. Я проводил их взглядом, разделся сам и пошел к остальным.       — Радужный флажок, значит, — поддразнил я Федора, заваливаясь на диван. — Не боишься, что от каких-нибудь особо сознательных граждан прилетит?       — Эй! — возмутился Андрей. — У нас тут, если не заметил, зона толерантности вообще-то.       Он обвел руками комнату, как бы охватывая не только ее, но и весь поселок в целом, и сел рядом. А я вдруг осознал, что, не считая всяких гей-клубов, впервые нахожусь в месте с такой высокой концентрацией нетрадиционно ориентированных мужчин.       — Погоди, ты серьезно? — спросил я Андрея. — Еще скажи, у вас на сайте значок «гей-френдли» стоит!       — Нет, конечно, вслух об этом никто не говорит.       — Тогда — как?       — Не знаю, — Андрей широко улыбнулся. — Само как-то. Можно сказать, исторически сложилось.       — Ты же говорил, у тебя друг тут все лето с семьей проводит.       — Ну да. Он с женой и детьми. Да и у сестер тут по домику. И если не они, то их дети с друзьями приезжают. Но это все равно свои, понимаешь? Они все более-менее в курсе. И если кто-то на чьей-то лужайке двух обнимающихся мужиков увидит, истерику закатывать не будет.       Я нашел взглядом Димку — тот стоял у накрытого стола между нами и Федором, проверявшим что-то на плите.       — Минуточку, — я аж прищурился от хлынувших в голову подозрений. — А ты-то тут каким боком в сентябре оказался? Ты ж тогда еще не…       — Ну-у…       Димка потер шею и покосился на Федора. Тот, явно заинтригованный, накрыл кастрюлю крышкой и, вытерев руки полотенцем, подошел к нему.       — Ну? — поторопил его Федор, приобняв за пояс.       Димка покусал губы, пострелял лукавым взглядом в меня, в Федора, а потом фыркнул и рассмеялся.       — Ой, нафантазировали-то уже, а! Все куда проще, — сказал он и, поуютнее вписавшись спиной Федору в грудь, обратился ко мне: — Данилу Лисицына помнишь?       — М-м-м…       — Ну который для отцовской «Булони» съемку интерьерную делал.       — Да это когда было-то?!       — Вообще-то мы до сих пор на связи и периодически с ним сотрудничаем. А у мужа его полиграфию иногда заказываем.       — И чего я удивляюсь? — буркнул я риторическое — способность Берестова поддерживать связь сразу с миллионом людей всегда меня пугала.       — Даня с Марком — мои старые приятели, — пояснил Андрей. — Они тоже частенько сюда приезжают. А Таня, которая психолог в санатории, — Данина родная сестра. А ее муж — его лучший друг. А у того Макс…       — Так, стоп! — перебил я, потому что начал путаться. — Я понял: у вас тут каким-то особым гейским медом намазано.       — А, так ты его уже попробовал? — на полном серьезе спросил Андрей.       — Что?       — Наш неправильный мед. С пасеки Луки.       Я тут же вспомнил, как утром Милан буквально дочиста вылизал крохотную баночку принесенного из ресторана меда.       — О да, Милан оценил, — буркнул я.       — Чего я там оценил? — тут же раздался его голос.       Я обернулся и увидел, как они с Лукой выходят из спальни.       — Так с кем, говоришь, ты был тут осенью? — тихо и вкрадчиво спросил Федор Димку.       Очень хотелось дослушать, что тот ему ответит, но мое внимание полностью захватил Милан, от радости разве что не вибрировавший — видимо, получить согласие Луки на участие в показе ему все-таки удалось. Он дошел до дивана и, встав за моей спиной, положил руки мне на плечи, а я, чуть съехав по сиденью, откинул голову на спинку и посмотрел на него снизу вверх. Выражение искрящегося довольства оказалось заразительным, я улыбнулся. Милан перевел ладони мне на шею и, обхватив под челюстью, погладил отросшую за два дня щетину. Моя макушка упиралась ему в живот. Я чувствовал его глубокое спокойное дыхание и не мог оторвать взгляда от вдохновленного, хоть и перевернутого лица.       — Когда нас уже кормить будут? — довольно громко спросил Милан, покосившись на Федора.       Тот, уже почти впечатавший Димку в стол своим мощным телом, намек понял правильно: выпустил Димку и, без стеснения поправив ширинку, пожаловался:       — Вот видите, что это чудовище со мной делает?! Уже детей покормить забываю.       На «чудовище» среагировал Берестов, а на «детей» — Милан. Оба возмущенно поцокали языками и тут же рассмеялись. Милан опустил голову и прохладными пальцами погладил мои щеки.       — Все хорошо? — тихо спросил я.       — Офигенно, — кивнул он, счастливо улыбаясь.       Я покосился на Луку — тот сел на подлокотник со стороны Андрея и тихонько что-то ему рассказывал. Выглядел немного взволнованным, но спокойствие и вовлеченность Андрея действовали на него как будто магически.       — Ну что, молодежь? — позвал Федор. — К столу!       Димка с Федором сели с одной стороны стола, Лука с Андреем — с другой, а мы с Миланом оказались напротив друг друга. Компания у нас подобралась смешанная и по возрасту, и по роду занятий, но никакой неловкости при общении мы не испытывали. Я стал понимать гостей этого поселка, которые после отдыха и сами сюда возвращались, и друзей своих привозили: для таких, как мы, находиться в месте, где можно вести себя открыто, — бесценно.       За едой, а точнее — нахваливанием блюд как Федора, так и местного повара, разговор снова свернули к постояльцам поселка.       — Да гостили у нас как-то ребята, — рассказывал Андрей, — один установкой всяких водных аттракционов занимается, другой — кулинар. Так вот, это он нам кое-что из своего меню подсказал, по дружбе так сказать. А Серега к лету хочет на реке что-то замутить.       Я покачал головой: умение везде находить своих больше смахивало на радужный заговор. Посмотрел на Милана, но тот, выпав из разговора, через весь стол пялился на Луку. Для полноты образа влюбленного школьника ему не хватало только щеку кулаком подпереть и вздыхать, томно порхая ресницами. Странно, но никакой ревности я не испытывал. Наверное, потому, что видел: все эти охи-вздохи носят исключительно платонический характер сродни восхищению художника своей музой. Выглядело красиво и чувственно.       Мы ели, пили и говорили обо всем подряд. Федор травил нескончаемые байки про метрострой. Берестов — про причуды московской «богемы». А когда Андрей начал рассказывать о своей автомастерской и специализации на ретроавтомобилях, Милан встрепенулся и заинтересованно склонил голову к плечу. Я уже знал, что за этим последует, поэтому тихо, но твердо сказал:       — Нет.       — М? — Милан мельком посмотрел на меня и снова вперил взгляд в Андрея.       — Что, прости? — оборвал свой рассказ тот.       — Мы не будем ради показа спускать в шахту метро старинные автомобили, — чуть ли не по слогам произнес я. — А то некоторые уже, вон, план в голове выстраивают, как вас с Федором на это дело раскрутить.       Негодование Милан изобразил вполне умело, но его порозовевшие щеки подтвердили, что в точку я все-таки попал.       — Ну… Чисто теоретически… — задумчиво пробасил Федор, наверняка уже просчитавший своим инженерским мозгом все возможности.       — Да в общем-то… — согласился Андрей и тоже задумчиво покивал.       Я поднял ладони: сдаюсь. Милан едва заметно вздернул подбородок, а потом подался вперед:       — А ты, смотрю, мысли мои читать научился? — спросил он, лукаво прищурившись.       Если бы. Да, я уже мог предугадывать некоторые из его реакций, просто потому, что мы много времени проводили вместе и я успел более-менее его изучить, но с его импульсивностью, постоянными переменами настроения и не всегда логичным поведением он все равно оставался для меня абсолютной загадкой.       — Не волнуйся, милый, — ответил я, тоже наклонившись, — ты по-прежнему непредсказуем.       Милан выпрямился, быстро пробежался взглядом по присутствующим и уткнулся в тарелку. Смутился из-за «милого»? Разговор за столом сбился, но тут неожиданно голос подал Лука:       — Кстати, все хотел спросить, а почему «Милан»?       — М? — Милан перестал ковыряться в тарелке и поднял голову.       — Откуда такое необычно имя? — пояснил Лука. — Это старославянское?       — А. Нет. Это с исторической родины, так сказать.       — Ты родился в Милане? — спросил я.       — Нет, в Москве, но, согласно семейной легенде, зачат был именно там. Точнее, где-то между Миланом и Венецией. Это родители так удачно в свадебное путешествие съездили. — После короткой паузы он вернул вопрос Луке: — Твое имя тоже редкое.       За Андреем я не видел, но мне показалось, что Лука напрягся.       — Мама была верующей, — ответил он уклончиво и обратился к Андрею. — Расскажи еще про свою коллекцию.       Попытка перевести тему была неумелой, но Андрей ее подхватил и с жаром увлеченного человека рассказал и про коллекцию ретроавтомобилей, и про тематический клуб. Про ежегодные фестивали-парады, участие в киносъемках и ремонт одного старенького Запорожца.       — Эх, не знали мы про тебя, когда сестру мою замуж выдавали, — сказал Берестов. — Они свадьбу тематическую устроили, в стиле двадцатых. Гангстеры, джаз, кубинский ром. Даже парочку бутафорских «Томпсонов» притащили! О, Крыгин, а помнишь, какой мы им сюрприз подготовили?       — Еще б не помнить! Ты мне тогда все ноги оттоптал и чуть спину не сломал!       — Что за сюрприз? — оживился Милан. — Акробатический номер?       — Ну почти, — ответил Димка. — Танец. Танго.       — Ого!       Андрей посмотрел на меня с сомнением. Милан — изучающе, видимо, представлял меня и танго, а Димка все не унимался:       — Мы повторили танец Озгуда и Дафны из «В джазе только девушки». Помните?       Помнил, как оказалось, только Андрей.       — Эм… — Его оценивающий взгляд заметался между мной и Берестовым. — Даже интересно теперь, кто из вас двоих был в платье.       — Он, конечно! — Берестов ткнул в мою сторону вилкой. — Он же выше! А я… ну, миниатюрнее.       Я закатил глаза. Димка был не то чтобы миниатюрным, вполне среднестатистическим, просто пониже и поизящнее меня, поэтому роль старичка-миллионера досталась ему, а я изображал Джека Леммона в образе Дафны.       — Понятия не имею, о чем речь, — заявил Федор. — Но я хочу увидеть это вживую!       — Не-не-не, — запротестовал я, но Милан уже залез в телефон и пару секунд спустя врубил «Кумпарситу».       Димка скрипнул ножками стула, обошел стол и галантно подал мне руку.       — Вы серьезно? — попытался соскочить я.       Димка терпеливо ждал, и я, подогретый алкоголем, сдался.       Мы отошли к свободному участку у застекленной задней стены. Димка плотно обхватил меня одной рукой за пояс, вторую взял за ладонь и вытянул вперед.       — Милка, давай с начала! — скомандовал он.       Мелодия заиграла снова, и мы пошли вдоль стены четкими шагами в ритме танго. Со свадьбы Димкиной сестры прошло лет пятнадцать, и ни до, ни после нашего фееричного выступления я никогда больше танго не танцевал, но тело как-то само вспомнило все движения, попадая и в такт, и в очередность.       — Блин, цветка нет! — досадливо сказал Димка и, прижавшись виском к моей щеке, легонько покачал нас на месте.       С самым серьезным видом мы прошагали еще немного, хотя наши зрители уже вовсю хохотали. Димка крутанулся на месте, встал рядом и, крепко прижав к своему боку, повел вперед, а я, манерно согнув руку, завилял бедрами. Самым главным было не заржать самим. Мы продолжали двигаться, Димка, вернее, Озгуд, сказал коронное: «Детка, ты опять ведешь», и я, игриво вздернув бровь, крутанул его на месте. Потом я остановился и стал поочередно вскидывать то правую, то левую руки вверх и параллельно с этим отставлять в стороны ноги, а Димка нарезал вокруг меня якобы нетрезвые круги.       — Дайте какой-нибудь платок, — зашипел он «зрителям» из-за моей спины. — Или полотенце вон то, с кухни!       Федор подорвался, принес полотенце и кинул Димке. Тот поймал его, обернул вокруг моих бедер и рывком притянул к себе. Немного не рассчитав, я впечатался в Димку всем телом. Он рассмеялся и, поддержав меня под спину, наклонил в поддержку. Одной рукой я обнял за его шею, другую с максимальным для себя изяществом выбросил вверх, а ногу закинул на бедро.       — Ох, бля, — крякнул Димка, и не удержав баланса, весьма громко нас уронил. Точнее, уронил он меня, а сам удачно упал сверху. — Ты когда так отъесться успел? — проворчал он и под общий хохот с кряхтением поднялся.       — Не отъесться, а мясо нарастить, — ответил я, ухватившись за протянутую мне руку.       Встал, потер ушибленный копчик и под заслуженный шквал оваций изобразил па с отставленной в сторону ногой и вскинутой вверх рукой. Федор шагнул к нам и, отобрав у Димки полотенце, в шутку шлепнул меня по и так пострадавшей заднице. Потом накинул его Димке на шею и, перехватив за оба конца, притянул того к себе.       — Милка! — крикнул Федор, не сводя с Димки восхищенного взгляда. — Давай что-нибудь другое, помедленнее.       Выступать в роли диджея Милан любил — танго тут же сменила одна из песен его «дорожного» плейлиста, та, в которой прелось про «Perfect don't mean that it's working». Милан поднял голову, видимо, чтобы оценить попадание с музыкой, и я, поймав его взгляд, поманил к себе.       «Я?» — жестом спросил Милан, ткнув пальцем себе в грудь.       «Ты, ты», — улыбнулся я и снова поманил.       — Хорошо, — сказал он, оказавшись передо мной. — Только вести буду я. — И уверенно зафиксировал меня в начальной позиции.       — О, чувствуется профессиональная хватка, — заметил я, принимая правила игры. — Только не говори, что ты и танцами занимался.       — Три года классики и около двух — стрит-джаза.       — Стрит-джаза? Это как?       — Потом как-нибудь покажу, — шепнул он мне на ухо и ловко нас крутанул.       Милан действительно вел, и до финта с поворотом я этого даже не осознавал. Зато потом сразу напрягся. Тело стало деревянным, а внутренний голос упрямо требовал вернуть привычный расклад.       — Детка, ты опять ведешь, — повторил Милан фразу Озгуда и, изобразив замысловатое па, оказался за моей спиной.       Скользнул ладонью мне на живот, другой взял за запястье. Его дыхание щекотало мне шею, по спине побежали мурашки. Милан вжался в меня всем телом и, покачивая бедрами, раскачивал и меня.       — Ну же, — прошептал он мне на ухо. — Неужели так сложно отпустить контроль? Бери пример с друга.       Я покосился на соседнюю парочку. Вот в руках Федора Берестов действительно казался миниатюрным, и вместе они смотрелись… пикантно. Но заинтересовала меня не столько разница их габаритов, сколько то, что эти габариты вытворяли. В Димке я не сомневался — танцевать тот любил и, благодаря природной грации и врожденному чувству ритма, двигался легко и раскованно. А вот Федор удивил: такой чувственной пластики от этого большого мужика я не ожидал. Он ловко вертел Димку и подхватывал его на раскрутках, прижимал к себе, отстранял, замирал вместе с ним нос-к-носу и снова отстранял. Чистый секс в замедленном ритме игравшей музыки.       — Такая слаженность, — шепнул Милан, — возможна только при полном доверии.       Я развернулся к нему лицом.       — Я тебе доверяю, — сказал я, придержав его покачивавшиеся бедра. — Ты ведь знаешь?       — Знаю. — Милан положил ладони мне на плечи.       Его улыбка, как будто слегка извиняющаяся, говорила о том, что взаимным это доверие все еще не было.       — Милан… — начал я, сам не зная, что сказать.       — Тш-ш-ш. — Он накрыл мой рот прохладными пальцами и посмотрел в глаза. — Дай мне еще немного времени, — прошептал он и, закинув руки мне за шею, притянул к себе. — Еще чуть-чуть.       Я прижал его покрепче, всего на мгновение, чтобы за пару вдохов успеть почувствовать жар его тела и особый запах кожи за ухом, а потом отпустил. Ждать я готов был сколько угодно, но теперь мог держаться за это «чуть-чуть».       Димка с Федором еще танцевали, Андрей с Лукой неторопливо собирали со стола. Потом был чай с каким-то сложным карамельным десертом, посиделки у камина и ленивый полуночный треп.       Возвращаясь к себе, мы с Миланом держались за руки. Странно, но сейчас эта подростковая романтика меня вполне устраивала.       — Спасибо, что вытащил меня, — сказал Милан, когда мы зашли в наш домик. — И сегодня, и вообще.       — Рад, что тебе здесь нравится.       Милан помолчал, не сводя с меня изучающего взгляда       — Ты как будто всегда знаешь, что мне нужно.       — То, что тебе нужно было немного отдохнуть и переключиться, ясно было и без моих телепатических способностей.       — А! Так то, что они у тебя все-таки есть, ты уже не отрицаешь?       — Что у меня точно есть, так это необходимость позаботиться о тебе и не дать умереть молодым и красивым. По крайней мере, до презентации коллекции.       — Вот это корысть! — театрально ахнул он и приложил руку к сердцу. — Не волнуйся, дожить до показа я заинтересован не меньше. — Он протянул руку и, придержав меня за плечо, поцеловал в щеку. — Спокойной ночи.

***

      За ночь погода испортилась, и на завтрак мы бежали под мелким колючим дождем. Вся компания, включая хаски, уже собралась за дальним столиком у стеклянной стены, хотя лично я, успев немного промокнуть, предпочел бы место у камина. Приветствие было теплым. Я отодвинул свободный стул и сел, но Милан, вместо того, чтобы занять место напротив, подошел к сидевшему у окна Федору.       — Можно поменяться с тобой местами? — спросил он.       Федор даже спорить не стал — просто забрал свою тарелку и переставил на другой конец стола. За что получил от меня полный укора взгляд.       — Ну что?! Не мог же я ребенка к окошку не пустить! — догадался он о причине моего молчаливого осуждения.       — Да что вы все под его дудку пляшете? — всплеснул я руками.       — А тебе жалко, что ли? — подал голос Димка.       Хриплый, к слову голос. И шея почему-то шарфом укутана, хотя в ресторане было тепло. Заболел, что ли?       — Мне-то не жалко, — ответил я, озабоченно разглядывая друга. — Просто разбаловали вы его совсем. Веревки из вас уже вьет, а вы и рады.       — Ой, да ладно тебе, — отмахнулся Федор. — По-моему пацан заслуживает того, чтобы его побаловали.       Я покосился на «пацана». Тот с интересом следил за нашей перебранкой, подперев подбородок кулаком. Когда мы встретились взглядами, он смешно скривился и показал мне язык. Пришлось капитулировать, потому что долго сердиться на этого манипулятора я, кажется, не умел. К тому же, все капризы он действительно уравновешивал своим маниакальным трудоголизмом.       — Жаль, погода испортилась, — с досадой протянул Федор, покосившись на окно.       Висевшие над полем низкие тучи сгустились, и дождь заметно усилился.       — Да, на открытой площадке в такую погоду на лошадях не поскачешь, — отозвался Андрей.       — Приедем еще, — уверенно сказал Милан, и, оглядев всех за столом, улыбнулся.       Андрей приглашал к ним с Лукой в гости — как оказалось, жили они не в поселке, а в деревенском доме, построенном еще дедушкой Луки. Приглашение было заманчивым, и Димка с Федором сразу согласились, но Милан отказался.       Уже в нашем домике Милан подошел к дальней стене и, обняв себя за плечи, все смотрел, как дождь подтапливает набрякшие от влаги сугробы.       — Домой хочу, — сказал он тихо, но я услышал.       Подошел к нему, встал за спиной и, приобняв, уточнил:       — Домой — в смысле, к родителям? Или к нам?              — К нам, — ответил он, даже не задумавшись.