Оверлок

      Накануне восьмого марта Милан уехал домой, чтобы поздравить женскую половину своей семьи, но уже на следующий день позвонил и спросил:       — Ты не против, если я приеду поработать? Договоришься, чтобы меня на фабрику пустили?       — Мила-а-ан, — протянул я как будто укоризненно, хотя на самом деле жутко обрадовался его скорому возвращению. — Во сколько ты подъедешь? Встречу тебя на станции.       — Не надо, меня подвезут, — отказался он. — Просто предупреди, что я приеду, ок?       Он отключился, а я задумался: кто это его подвезет? Мария? По снегу на мотоцикле? Или кто-то из родителей? Я позвонил на пост охраны, сообщил о приезде Милана и, отключившись, завис в центре гостиной. А потом собрался и поехал на фабрику.       Кого я точно не ожидал увидеть в роли «подвозящего», так это Крауклиса, главного модельера «Pi», с которым Милан приходил на рождественский показ.       — А он здесь что забыл? — спросил я, даже не пытаясь скрыть свое раздражение.       Милан виновато посмотрел на Крауклиса, завел его в ателье и, прикрыв двери, ответил:       — Разве не очевидно?       — Неужели — помогать?       — Представь себе!       — А в «Pi» знают о том, что он на стороне работает?       — Их это не касается. Маркус давно хочет создать свою линию, вот приехал посмотреть, а заодно и помочь кое с чем.       — Кое с чем — это с чем, интересно?       — Чего ты завелся, не пойму?       — А то, что этот Крауклис на тебя виды имеет!       — Ром! Ты совсем уже?       — Не держи меня за идиота! Я видел, как он тебя на рождественском показе лапал!       — Это вообще не твое дело, кто там когда меня лапает, понял? — рявкнул он.       Я закрыл лицо ладонями и от души в них проорался.       — Полегчало? — спросил Милан со злостью. — Сколько можно видеть то, чего нет? Я и так весь на нервах, еще от тебя мозгоебства не хватало!       Я опустил руки и бросил на него виноватый взгляд.       — Начнешь извиняться — врежу, — предупредил Милан.       Оставалось только примирительно вскинуть ладони вверх и отступить.       — Ром, — сказал Милан уже без раздражения, — Маркус — профессионал. И мне правда нужна его помощь. Мы поработаем часов пять-шесть, а потом он забросит меня к тебе.       — Выгоняешь?       Ответом мне был прямой решительный взгляд.       — Ладно, — сдался я. — Но если через шесть часов ты не появишься…       — …то ты приедешь, — продолжил Милан, — и силком утащишь меня в свою берлогу. Все, катись.       Уже дома я мысленно проиграл устроенную мной сцену и устыдился. Да, перестать ревновать, когда Милан находился на расстоянии вытянутой руки, было сложно. Еще Крауклис этот — эффектный прибалт слегка за сорок с выразительными светло-голубыми глазами и копной блондинистых кудрей. Кажется, именно такие Милану нравились?       Приехал Милан чуть позже, чем рассчитывал, но выглядел таким воодушевленным, что даже ворчать расхотелось. За ужином он рассказал, как Маркус раскритиковал его технику кроя и показал несколько простых, но эффективных приемов. «Обрадовал» решением консультироваться у него и дальше, а потом резко замолчал.       — А у тебя как дела? — спросил он, когда после затянувшейся паузы я оторвался от собирания крошек пальцем и поднял голову.       Этот простой вопрос почему-то застал меня врасплох. Я пожал плечами, потому что ничего нового за время его отсутствия у меня не произошло, так что и делиться было нечем, а потом вспомнил звонок Нины и пересказал ее последние сплетни. Незаметно мы свернули разговор на семьи, детство и в итоге, слово за слово, проболтали весь вечер. Непринужденно, по-дружески, без вечного ожидания подвоха, без претензий с моей стороны и без колючек — с его.       Мы узнавали друг друга и учились дружить.       Идиллия продолжилась и в воскресенье, а с начала следующей рабочей недели начались проблемы, потому что Милан вдруг вспомнил, что до показа осталось меньше трех недель, и заистерил. Из ателье периодически вылетали то технолог Ирина, то модельер Арсен, чтобы немного поостыть, и только швея-закройщица, имени которой я так и не запомнил, стойко сносила любые придирки своего начальника.       На перерыв Милан больше не выходил, и если бы я не приносил ему контейнеры с любовно упакованным Анжелой обедом, то про еду он, скорее всего, даже не вспоминал бы.       Коллекция росла. Из разговора Милана с Берестовым я знал, что с подземкой тоже все улажено и Димкины специалисты уже вовсю работают над организацией первого показа «OverLock». Хотя бы в этом Милан мог расслабиться и переложить большую часть забот на профессионалов.       Что же касалось непосредственно коллекции, то тут Милан проявлял мастерское упрямство и небывалый перфекционизм. Дней за десять до показа он довел до нервного срыва Арсена, и тот уехал с фабрики посреди рабочего дня, а сам Милан вломился ко мне в кабинет с кровоточащим носом.       — Он, что, тебя ударил? — спросил я, влетая за ним в санузел.       — М? — переспросил Милан и, приподняв голову, посмотрел на меня через зеркало.       — Вы подрались?       — Нет, конечно, — ответил он и снова промыл нос. — Это… нервное. У меня бывает.       Я оставил его, а когда он вышел, предложил:       — Может, тебе какие-нибудь успокоительные попить? Ты слишком взвинчен.       — Я в норме, — буркнул он и ушел.       Но в норме он не был. И с каждым днем становилось только хуже. Даже вечерами, когда мы сидели за просмотром очередного сериала, Милан постоянно дергался, вскакивал с дивана и принимался расхаживать по комнате. Вспоминал что-то, записывал или зарисовывал и садился обратно, чтобы через пять минут снова вскочить. Я беспокоился за него. Он совсем мало ел, плохо спал и выглядел изможденным: под глазами залегли глубокие тени, щеки ввалились, волосы потускнели. Я не знал, что делать и как ему помочь. Подкармливал, следил за его режимом, вовремя гнал спать, но всех моих усилий как будто не хватало.       По-настоящему я испугался, когда он снова ввалился ко мне в кабинет и еле добежал до туалета, где его долго и обильно рвало. Когда приступ прекратился, я протянул ему стакан с водой, и он, прополоскав рот, устало привалился спиной к душевой кабине. Я сел рядом.       — Это нервное, — сказал Милан хриплым ломким голосом.       — Ты себя совсем довел. Так нельзя.       Я старался звучать заботливо, а не осуждающе, и, кажется, у меня получалось, потому что Милан, прокатившись затылком по стеклу душевой кабинки, повернул ко мне голову и одарил мягким благодарным взглядом.       — У меня просто повышенная возбудимость. С детства, — сказал он. — Всегда слишком остро на стресс реагировал. То кровь из носа, то тошнота, то температура… Мама как-то объяснила, что я просто очень чувствительный. Даже термин какой-то назвала.       Вон оно что. Я взял его за руку и провел пальцем по оставшемуся после ожога шраму.       — Что мне для тебя сделать?       Он улыбнулся и прикрыл глаза.       — Просто будь рядом.       Это был первый раз, когда Милан ответил не вежливой отмазкой, а просьбой о помощи. Не вполне конкретной, но достаточно прямой. Я стал чаще заходить в ателье, каждый раз встречая там то Марию, то Варю, тоже взявшими над Миланом шефство. Пару раз возил его в тоннель, помогал выбирать ткань для оставшихся моделей, хотя ничего в этом не понимал. Я почти постоянно находился рядом, но все равно не уследил — за неделю до показа Милан упал в обморок. Встал из-за швейной машинки, чтобы взять что-то с раскройного стола, а в следующий миг уже лежал на усеянном нитками и тканевыми обрезками полу.       Я похлопал его по щекам. Когда он тихо замычал, кое-как придал его телу вертикальное положение и отвел к себе в кабинет. Уложил на диван и сбегал в ванную за мокрым полотенцем. От мягкого касания ткани он окончательно очнулся, но сесть не смог. Тогда я, не обращая внимания на слабые протесты, вызвал скорую.       Врач поставил загадочный диагноз «упадок сил», прописал постельный режим, курс поливитаминов и назначил обследование. Едва он вышел за порог кабинета, Милан сполз с дивана и, отмахнувшись от моих уговоров, поплелся в ателье.       Я вздохнул и набрал Берестова:       — Помнишь, ты в сентябре после юбилея отца в какой-то дом отдыха ездил? — спросил я.       — Эко-поселок. Ну?       — Скинь-ка адресок и контакты.

***

      Мы ехали уже почти час, и все это время Милан привычно посапывал на пассажирском сиденье — он всегда отрубался по дороге домой, добирая по пути недостающие часы сна. Проснулся он, когда я съехал с трассы на автозаправку и остановился у одной из бензоколонок. Сонно проморгался, посмотрел на приборную доску и спросил:       — А мы где?       — Едем в одно местечко, — ответил я уклончиво и заказал подошедшему парнишке залить полный бак.       — Какое еще местечко? — Милан сел ровнее и растер лицо руками.       — Тебе велели отдыхать — я везу тебя отдыхать.       — С ума сошел? А меня спросить не хотел?       — А ты бы согласился?       — Так, разворачивай машину! Мы сейчас же возвращаемся обратно!       — Ага, бегу, теряя тапки… — Я расплатился картой и выехал на трассу.       — Крыгин! — проревел Милан. — У меня показ через неделю…       — …и у тебя к нему почти все готово, — перебил я. — Бункер обустраивают. Коллекция почти вся отшита. Сколько там тебе осталось? Три? Четыре модели?       — Почти семь!       — У тебя еще пять рабочих дней, чтобы все доделать.       Милан откинулся на спинку сиденья и шумно засопел.       — Ты увез меня против моей воли. Это похищение.       — Заяви в полицию.       Милан фыркнул и, немного помолчав, спросил:       — Куда мы хоть едем?       — Смоленская область, Вяземский район.       — Ты везешь меня в деревню?       — В эко-поселок.       — Оу.       Мы замолчали. Милан по-свойски подключился к магнитоле и запустил свой плейлист. Я уже привык к его музыке и даже завел несколько любимчиков, так что вел, потихоньку подпевая в знакомых местах.       До «Медового луга» мы добрались довольно поздно, и нас встретил Андрей, один из владельцев поселка, с которым мы общались по поводу заселения. Он тепло поприветствовал меня, передал ключ от домика и проспект со схемой поселка и прочей информацией и сказал:       — Ресторан уже закрыт, но вы можете перекусить в доме, ужин и другие продукты у вас в холодильнике. Машину придется оставить у въезда, передвижение по поселку только пешком. — Андрей открыто улыбнулся. — Если у вас много вещей, могу помочь донести.       — Да нет, спасибо, мы сами.       — Хорошо. Ваш дом — предпоследний на «Луговой» аллее. Завтрак с семи до одиннадцати. Если что — звоните.       — Спасибо, — поблагодарил я.       — Хорошего отдыха. — Андрей по-дружески хлопнул меня по плечу и ушел.       Сидевший все это время в машине Милан высунулся из окна и спросил:       — Ну что там?       — Придется пройтись немного, — ответил я, наклоняясь к нему. — Ты как?       Вопрос больше относился к способности совершить прогулку по снегу в его любимых растоптанных кедах, но Милан ответил:       — Да вроде норм, — и осторожно выбрался.       Я передал ему рюкзак с вещами, сам взял спортивную сумку и, следуя указателю, повел по «Луговой». Было так тихо, что слышалось только наше дыхание и хруст снега под ногами. Милан задрал голову к усеянному звездами небу и, чтобы не споткнуться, уцепился за рукав моего пальто. Я чуть сбавил ход и тоже посмотрел вверх. Тянуло на волшебство. Мы молча обменялись взглядами и возобновили путь. Своей руки Милан не убрал, только поудобнее перехватил меня под локоть.       Пройти предстояло прилично. Хоть домов на «Луговой» оказалось всего по пять с каждой стороны улицы, располагались они на довольно большом расстоянии друг от друга и стояли как-то по диагонали к дорожке, видимо, чтобы сохранить у постояльцев иллюзию уединенности. Сами дома представляли из себя высокие треугольники — по сути, два ската острой крыши, задняя и передняя стены которой были сплошь из стекла. Архитектура для Российских широт нетипичная, отчего впечатление производила сказочное.       Мы зашли в наш домик и огляделись. Центральное помещение объединяло зону отдыха, небольшую кухню и обеденную. Спальни располагались по бокам.       — Ну, выбирай комнату, — сказал я Милану.       Он отмер и пошел проверять спальни. Выбрал ту, что была справа, но тут же вернулся в гостиную и подошел к свисавшему с потолка металлическому конусу. Обошел его по кругу, заглянул в расположенный под ним поддон с углями, потыкал пальцем уложенные у самого пола поленья.       — Это камин, что ли? — спросил Милан, продолжая разглядывать необычную конструкцию.       — Эм… — Я подошел ближе. — Кажется, да.       — Знаешь, как его разжечь?       — Хочешь прямо сейчас?       — Почему бы и нет?       — А спать тебе не пора?       — Да я в машине выспался, — сказал он и посмотрел на меня с таким нетерпением, что я сдался.       — Ну разумеется, — проворчал я и развернул врученный Андреем проспект.       Из короткой инструкции по разжиганию камина я узнал, что достаточно положить на поддон немного поленьев, поднять защитный экран и нажать на кнопку розжига. Через пять минут комнату наполнили запах костра и уютный треск, а по стенам заплясали мягкие теплые тени.       — Ух ты, — завороженно произнес Милан и, не отрывая взгляда от пламени, забрался с ногами на ближайший диван.       — Есть хочешь? — спросил я, приглушив верхний свет.       Милан промычал что-то неопределенное, и я отправился инспектировать холодильник. Время шло к ночи, но мы приехали отдыхать, так что, действительно, почему бы и не посидеть немного у камина? Я достал оставленный нам ужин, но решил, что для полуночи он тяжеловат. Поэтому взял только сырную нарезку, фрукты и какой-то салат. Подумал и добавил бутылку вина. Подтащил к дивану низкий кофейный столик, переставил на него все тарелки и протянул Милану бокал.       — Я не… — замотал он головой.       — Да ладно, всего один бокал. Обещаю за тобой присмотреть.       Милан неуверенно взял из моих рук бокал и осторожно принюхался. Отпил совсем немного и тут же потянулся к сырной тарелке. Я сел рядом, и какое-то время мы молча смотрели на огонь. Потом Милан развернулся, облокотился спиной о подлокотник и, чуть вытянув согнутые в коленях ноги, подсунул стопы под мое бедро.       — Замерз? — спросил я, вытащил одну из ступней и, переложив себе на колено, накрыл ладонью.       Милан дернул головой и сделал еще один небольшой глоток.       — Расскажи про свою первую любовь, — попросил он.       — С чего вдруг? Тебя с одного глотка унесло уже?       Он пнул меня пяткой в бедро и сдержанно улыбнулся:       — Почему бы и нет? Камин, вино, романти́к. Все, что нужно, чтобы разговаривать о любви.       Я всмотрелся в его лицо, пытаясь считать настрой, но так и не решил, шутит он или всерьез. Он снова пнул меня и поторопил:       — Ну давай, колись!       — Первая любовь, значит? — уточнил я.       — Угу-м.       — Ладно. Эм… Пожалуй, это был Берестов.       — Дмитрий Борисович? — Милан аж сел ровнее.       — Борис Анатольевич, — поправил я.       — Так и знал! — Он покачал головой и откинулся обратно на подлокотник. — То-то вы тискаетесь постоянно! Или, погоди, вы до сих пор мутите, что ли?       — Что? Нет, конечно, все давно закончилось.       — Ну да, ну да, — буркнул Милан в бокал и снова отпил. — Давай, рассказывай, как тебя угораздило.       И я рассказал. Как познакомился сначала с Димкой, а потом и с его отцом. Я влюбился в него сразу же, но еще месяц собирался с духом, чтобы во всем ему признаться. Опыт отношений у меня на тот момент был небольшой, и я вообще не представлял, с какой стороны подобраться к такому крутому и по всем параметрам натуральному мужику, как Борис. Который, ко всему прочему, переживал тогда очередной развод. Но в итоге, когда я все-таки зажал его в каком-то клубе, пьяный и, кажется, немного накуренный, и вывалил на него свое сумбурное признание, он не послал и не оттолкнул. Обнял меня, чуть не вибрировавшего от собственной смелости, и мягко успокоил. А несколько дней спустя пригласил на свидание. С чего он решил за мной поухаживать, я не знал, но голову потерял окончательно.       — В общем, у нас закрутился роман. И все было прекрасно, пока Борис не сообщил, что нам надо расстаться, — сказал я и взял мандарин. — Мы не ссорились, не изменяли друг другу. Просто он признался, что испытывает ко мне слишком сильные чувства, и считает это опасным для нас обоих. Ты же видел его. Это сейчас он немного в тени, а тогда был одним из самых видных и влиятельных бизнесменов России.       — Ясно. Выбрал репутацию и деньги.       — Получается, что да. — Я протянул ему половину мандарина.       — Жалко, если честно. Ну, что приходится скрываться, делать вид, что «нормальный», — Милан запихнул мандарин в рот и освободившейся рукой изобразил кавычки. — Жить какую-то не свою жизнь.       — Ну, мы, наверное, оба получили то, что хотели. Он — новый для себя опыт и нехилую гормональную встряску. Я — потрясающие пять месяцев отношений. Ну и расстались мы на дружеской ноте, до сих вот общаемся.       — Это ты считаешь, что вы друзьями остались. А твой бывший любовник до сих пор тебя по углам зажимает и лапает при любом удобном случае.       — Что? — Я вспомнил все маневры, к которым прибегал Борис, чтобы вызвать у Милана ревность, и внутренне посмеялся. — Нет, поверь, все совсем не так.       Милан отмахнулся, мол, продолжай обманывать себя и дальше, и отвернулся к камину.       — А ты? — спросил я.       — Что — я?       — Твоя очередь рассказывать про свою первую любовь.       Милан нахмурился. Втянул губы. Посмотрел на меня и снова отвернулся.       — А я по-настоящему еще не любил, — сказал он тихо.       Я сразу вспомнил его пост в Твиттере, сделанный в день нашего знакомства, где Милан на всю сеть признавался в любви с первого взгляда.       — Читер, — буркнул я и скинул с себя его ногу. — Ладно, тогда спрошу про другое: ты как-то говорил, что у тебя был кто-то сильно старше…       — Был, да.       — И кто он?       — Серьезно?       — Вполне. Давай, откровенность за откровенность.       — Уф. Ну хорошо. Это один актер из труппы «Новой драмы», ну театра, в котором отец ставится. Фамилию называть не буду, он довольно известный, в кино даже снимается. В общем, я в выпускном классе в театре часто тусовался, играл там в массовке в одном из спектаклей, ну и как-то у нас… закрутилось. Неловко потом вышло, когда родители узнали…       — Он был твоим первым?       — Н-н-нет.       — Сколько ему было лет?       — Не знаю, сорок или чуть больше.       — То есть, ты любишь постарше, да?       — Ой, да чья бы корова мычала!       — Борис был единственным исключением.       — То есть, обычно ты любишь помоложе?       — Однозначно.       Мы замерли, не сводя друг с друга блестящих в отсветах догорающего пламени глаз, и какое-то время молчали. Пауза ощущалась густой и почти искрящейся. Милан опустил бокал на пол и подался вперед. Мне показалось, что он хочет встать, и немного подтянулся вверх, но Милан, изящно перекатившись, вдруг оказался верхом на мне. Он чуть сжал коленями мои бедра и закинул руки на спинку дивана за моей головой. Склонившись так близко, что я почувствовал на лице его терпкое дыхание, он коротко облизнул губы.       Растерявшись, я положил ладони ему на бедра и замер.       — Если я тебя сейчас поцелую, — сказал он хрипло, — ты ответишь?       — Да, — ответил я не раздумывая.       — Но сам первый не поцелуешь?       Это проверка? Я осторожно переложил ладони с его бедер на диван.       — Нет.       — Почему?       — Не потому, что не хочу. Хочу, и очень сильно. Целовать тебя, обнимать, заниматься сексом и каждое утро просыпаться с тобой в одной постели. Хочу полноценных отношений. Но сначала я должен быть уверен, что этого хочешь ты.       Милан положил ладонь мне на щеку и ласково погладил большим пальцем по скуле.       — Не надо было давать мне пить, — шепнул он и поцеловал в уголок губ.       В следующее мгновение он с меня слез и, слегка шатаясь, ушел в свою спальню.       Кожа на моем лице в том месте, где ее касался Милан, как будто горела. Бедра еще чувствовали фантомную тяжесть его тела, а на губах ощущался терпкий вкус марселана. Больше всего мне хотелось встать и ворваться к нему. Продолжить, распалить, настоять. Я чувствовал, что Милан поддался бы и позволил мне все, но интуиция подсказывала, что именно сдержаться сейчас будет единственно верным.