Оверлок

      Для ателье Милан выбрал все ту же бывшую переговорную, свежеотремонтированную и светлую, но пока совершенно пустую. Я удивился, когда в полдень приехали Филипп с Женей, наши безотказные мебельщики, и привезли какие-то доски. Через час стука и столярного шума в ателье стоял огромный закроечный стол и несколько высоких стеллажей. Я не знал, когда Милан успел все это рассчитать и заказать, но качество мебели, даже несмотря на срочность изготовления, было, как всегда, отличным.       Весь понедельник Милан обустраивал свое рабочее пространство: принимал и распределял заказанные на выходных ткани и все необходимое для моделирования одежды, вместе с Марусей прикатил оборудование и расставил все в том порядке, который казался ему оптимальным. Так что я над своим желанием как-то поучаствовать только внутренне посмеялся, потому что, во-первых, несмотря на тонну просмотренных в сети картинок, все равно ничего в этом не понимал, а, во-вторых, Милан отлично справился и без меня.       Правда, к вечеру он совсем выдохся. Завалился ко мне в кабинет и с протяжным «фуф» упал на диван. Сначала посидел, вытянув свои длинные ноги и откинув голову на спинку, а потом лег, свернулся калачиком и прикрыл глаза. До конца рабочего дня оставалось полчаса, и я не стал его тормошить, только укрыл сверху своим пальто. К тому моменту, как я выключил компьютер и собрал со стола бумаги, кабинет наполняло мерное сопение.       — Эй, — потрепал я его по плечу и предусмотрительно отклонился, чтобы снова не получить макушкой в челюсть.       Но в этот раз Милан просыпаться не спешил.       — Давай, засоня, домой пора.       Как же мне нравилось под этим «домой» подразумевать то, что таунхаус — это и дом Милана тоже, хотя сам он, скорее всего, воспринимал его исключительно как временное жилище на тот период, пока продолжается работа над коллекцией.       — Эй, — позвал я снова и приложил тыльную сторону пальцев к его горячему лбу. — Опять про лекарства забыл? Завтра дома запру.       Угроза подействовала, и Милан медленно открыл глаза.       — Я норм, — буркнул он, садясь. Правда, покачнулся, и мне пришлось придержать его за плечо. — Завтра модельеры-помощники приедут, — сказал он, широко зевнув, и запрокинул голову, чтобы посмотреть на меня снизу вверх. — Так что запирать меня низя!       — Зя-зя, — передразнил я и еле удержался от того, чтобы зачесать назад его челку. — Поехали.       Всю дорогу до парковки Милан шел покачиваясь и в машине снова отрубился.       Нина ждала нас с легким ужином и горячим чаем, и оказалось чертовски приятно возвращаться туда, где тебя ждут. Милан свою порцию не доел, зато чай пил с удовольствием и, пока мы с Ниной обсуждали новости, все косился на подставку с лаймовыми салфетками. Задумчиво вытянул одну, повертел в руках и протянул мне.       — Сложи? — попросил он.       — М?       — Фигурку. Эту… валентинку. — Он смутился и, положив салфетку возле меня, схватился обеими руками за чашку.       Нина издала странный звук, больше похожий на удивленное «оу», и встала, чтобы собрать посуду.       — Просто мое сгорело, — сказал Милан тихо и, не поднимая взгляда, склонил голову к плечу.       Я не знал, что он носил его с собой. Это было неожиданно и очень приятно. Сразу захотелось сказать какую-нибудь чушь типа: «Я сложу для тебя еще тысячу таких же», но, разумеется, я сдержался. Взял салфетку и украдкой посмотрел на Милана — он неотрывно следил за моими руками. Я сомневался в последовательности действий, но мышечная память подсказала пальцам движения, и уже через минуту я протянул Милану новое сердечко. Он бережно взял его и погладил края. Я с глупейшей улыбкой смотрел, как Милан вертит в руках свою валентинку, и отчетливо ощущал, что влюбляюсь в него заново. Влюбляюсь в то, чего до этого в нем не замечал. Его открытость. Уязвимость. Мягкость. Этот восторг от простого, по сути, поступка был трогательным. А сам Милан в тот момент был красивым и каким-то… умиротворенным, что ли. А может, просто сонным, потому что через мгновение он зевнул и наконец-то поднял на меня взгляд. Его мечтательное выражение тут же сменилось замешательством, а после — и недовольством.       — Я спать, — коротко проинформировал он и ушел наверх.       Я вздохнул, и Нина ободряюще похлопала меня по плечу.       — Ну что? — сказала она, усаживаясь напротив. — К сплетням готова. Рассказывай.       Свои выводы о нас с Миланом она наверняка уже сделала и теперь хотела узнать, насколько они соответствуют действительности. Пришлось выложить все как есть. В конце концов, свою порцию сплетен она вполне заслужила.

***

      На следующий день приехали помощники: молодой модельер Арсен, технолог Ирина Викторовна и швея-закройщица, имени которой я не запомнил, потому что видел впервые. В офисном крыле вдруг стало слишком… Просто слишком. Слишком громко, слишком ярко и слишком эмоционально. Правда, Милан умело приструнил своих подчиненных, быстро установив лимит на децибелы и перекуры. Голоса и смех за стеной моего кабинета стихли, зато сразу залязгало, зашуршало и застрочило. А еще периодически что-то гулко бухало, как будто роняли то ли манекены, то ли кого-то из помощников.       Знал бы я, что в наших офисах такая слышимость…       — Кстати, — сказал Димка, когда позвонил мне в обеденный перерыв, — а знаешь, кто про вас с Миланом сплетни по фабрике распускал?       Я замер, не донеся вилку до рта.       — И кто же?       — Главбухерша.       — А она-то откуда узнала? — спросил я и тут же вспомнил: ах, ну да, стены.       — Подслушала или подсмотрела, а дальше уж дофантазировала. От нее узнал сын, он у вас там грузчиком на складе работает, а уже от него — твой брат.       Я сразу вспомнил тех веселых парней, которые помогали Милану делать в швейном цеху перестановку, и почему-то решил, что один из них и есть сын главбуха.       — Бля-я-я, — протянул я, уронив вилку на тарелку. — Мне теперь нового бухгалтера искать?       — Ну, там весь состав шерстить надо. И вообще заняться корпоративной этикой. И у тебя, и у меня. Кстати, как там мои? Не шумят?       — Не, Милка их так припахал — не видно и не слышно.       — Милка может, — посмеялся Димка. Настроение у него искрило, что не могло не радовать. Правда, через мгновение он посерьезнел: — Тебе еще не звонили по поводу суда? На следующую среду назначили. Нужно будет вам с Миланом приехать.       — Приедем, — вздохнул я.       — Да, и еще… — Димка помедлил и чем-то пошуршал. — Федя тут намекнул, что хочет познакомиться с тобой поближе. Может, как раз после суда и организуем? Раз уж вы с Миланом в городе будете.       — А Милан тоже приглашен?       — Куда это Милан приглашен? — вдруг раздалось сбоку, и от неожиданности я чуть не выронил телефон. Это Милан подкрался с подносом к моему столу и невольно услышал часть разговора.       Я махнул ему рукой, мол, садись, и не расслышав, что в это время говорил Берестов, бросил в трубку:       — Ладно, состыкуемся. — И, отключившись, шепнул Милану: — Дмитрий Борисович с его мужчиной приглашают нас на ужин.       Таких больших глаз я у Милана еще не видел.       — Дмитрий Борисович — с кем? — переспросил он, медленно моргнув.       Сотрудники за ближайшими столиками при упоминании Берестова заинтересованно прислушались, и я, шикнув, приложил палец к губам, призывая Милана вести себя потише.       — Партнером, Милан, партнером, — пояснил я.       — Интересно, — качнул он головой и вдумчиво, но методично расправился с едой.       К вечеру Милан со своей командой полностью отшили итоговые варианты двух образцов. Как по мне — результат потрясающий, но «мастер» хмурился.       — У меня там около семидесяти моделей, — пояснил он по дороге домой свое недовольство. — И постоянно что-то новое добавляется. До недели моды всего месяц, а дней рабочих — и того меньше. Если мы будем работать в таком темпе, то просто не успеем.       — Вы только начали, Мил. Я вообще удивлен, что у вас в первый же день что-то получилось.       Он отвернулся к окну, продолжая хмуриться, и я добавил:       — К тому же, Дмитрий Борисович предлагал тебе не торопиться…       — Я хочу успеть, — сказал он упрямо. — Хотя бы коллекцию. Магазины потом.       — Хорошо, значит, успеешь. — Я припарковался у крыльца дома и заглушил мотор. — У тебя отличная команда, и если я тоже могу чем-то помочь, только скажи.       Взгляд Милана смягчился.       — Ты и так помогаешь, — слабо улыбнулся он и выбрался из машины.

***

      На следующий день отшили еще две модели, сложнее по крою и количеству деталей, так что результат снова показался мне неплохим, и на этот раз спорить со мной Милан не стал. Может, устал, а, может, просто принял тот факт, что выше своей головы не прыгнешь. К тому же, он действительно вкалывал. Даже дома что-то дорисовывал или включал очередной сериал на тему постапокалипсиса и вносил изменения к тем моделям, которые еще не отшили.       После ужина Нина напомнила, что с первого марта, которое выпадало на пятницу, выходит на работу, поэтому пробудет в таунхаусе еще только день, а потом вернется в город. С ней было спокойно и, что скрывать, — удобно.       — Может, останешься? — попытался уговорить я.       — Вы уже большие мальчики. — Она наставила на меня указательный палец и выразительно помолчала. А потом качнулась ближе и шепнула: — К тому же, не хочу вам мешать.       — Да чему тут мешать-то?       — Сейчас, может, и нечему. Но я посмотрю на вас через месяц.       Я покачал головой. Нет, поддаться энтузиазму умудренной жизнью женщины, конечно, хотелось, но я посмотрел на залипшего в «Дождь» Милана, абсолютно потерянного для внешнего мира, и вздохнул — любая динамика в отношениях с таким фанатичным трудоголиком казалась нереальной. Я сел на другой край дивана, но Милан этого даже не заметил.       — Есть интересные идеи? — спросил я.       — А? — Милан встрепенулся и повернул ко мне голову. — А, не. Мне просто Лукас нравится.       — Эм… Это который? — Я присмотрелся к происходящему.       — Который Расмуса играет. Ну вот этот! — Милан ткнул пальцем в плазму, на которой как раз появился симпатичный светловолосый парень, и мечтательно добавил: — Мне бы такого для рекламной съемки найти.       Я присмотрелся повнимательнее. Так вот какие ему нравятся? Милые светленькие мальчики? Н-да…

***

      Нина уехала в среду, а в пятницу и Милан огорошил меня тем, что на выходные собирался домой. Я понимал его желание побыть с семьей, но досаду все равно испытал. Дом внезапно показался мне слишком большим и слишком пустым. И, несмотря на старания Нины, все еще необустроенным. Я почти поддался унынию, а потом полез по всяким интерьерным сайтам и неожиданно втянулся. В итоге все выходные занимался тем, что выбирал мебель и текстиль для третьей спальни, а также присматривался к идеям для мансарды и зимнего сада.       Еще я пообщался с домработницей. Двух дней для уборки по-прежнему хватало, так что график мы менять не стали, а вот приготовление еды в обязательную программу включили. Так моя помощница получила прибавку к жалованию, а мы с Миланом — возможность хотя бы пару раз в неделю питаться чем-то домашним.       Когда в понедельник утром мы с Миланом столкнулись в офисном коридоре, он выглядел отдохнувшим, окончательно выздоровевшим, а главное — радостным меня видеть. Кажется, кое-кто тоже соскучился.       — Как прошли выходные? — спросил я, на минутку задержав его у дверей ателье.       — Хорошо, но в плане работы совершенно бездарно. От Соньки большой привет.       — А от Кляксы? — наигранно возмутился я.       — Ты запомнил, как зовут нашу кошку?       — Ну-у-у, это же благодаря ей я узнал, как называется цвет моих глаз, так что…       Улыбку на лице Милан еще держал, но взгляд у него стал грустным, и я понял, что ляпнул что-то не то. Пожалуй, вспоминать один из интимных моментов нашего прошлого было неуместно.       — Продуктивного дня, — сказал я максимально мягко и на секунду сжал его запястье.       Милан вздрогнул всем телом и, буркнув: «тебе тоже», скрылся у себя. Работа за стеной закипела.       Я зашел в ателье после обеда посмотреть, как идет процесс, и завис у швейного стола. Никого, кроме Милана, еще не было, а сам он, видимо, вообще не выходил.       — Ты обедал? — спросил я, когда машинка, на которой он что-то строчил, затихла.       Милан подпрыгнул на стуле и схватился за сердце.       — Не пугай меня так.       — Так обедал?       — Перекусил… там. — Он небрежно махнул себе за спину, и я, проследив взглядом его жест, заметил на краю раскройного стола обертку от каких-то печений.       — Ты теперь еще и столовку бойкотируешь? Мне тебя на обед за руку водить?       — Так! Ты меня отвлекаешь! — разозлился Милан. — Уйди, пожалуйста.       — Ладно.       Я вышел, спустился в столовую и попросил повариху, которую в шутку сватал Берестову, собрать обед в какой-нибудь контейнер. Она окинула меня хмурым взглядом и исполнила просьбу только тогда, когда я пояснил: «для Милана». То есть, сам по себе гендир уже, видимо, не котировался. Дожили.       Милан мои маневры не оценил и чуть не выгнал во второй раз, но я изобразил суровый Анжелин взгляд, так что ему пришлось сдаться. Пока он ел, я отошел к вешалке и стал разглядывать образцы. Стиль, конечно, был совершенно не моим — слишком много деталей, слишком непривычные фактуры и асимметричный крой — но было во всей этой мрачной эклектике что-то завораживающее.       Машинка за моей спиной снова застрекотала. Я обернулся и увидел на краю стола пустой контейнер, а Милана — склоненного над своим очередным шедевром.       Вкладывался он, конечно, по-полной, но и помощники не отставали: не успели они вернуться с перерыва, как сразу же возобновили работу с того момента, на котором прервались. Только вот просить их работать сверхурочно Милан не хотел, зато сам, увлекшись, мог задержаться. В понедельник на час, во вторник — почти на два, и подобная динамика пугала. Пришлось буквально силком выволакивать его из ателье и везти домой, напомнив, что на следующий день нам предстоит ехать в Москву на суд.

***

      Опыт с судебными заседаниями у меня был небольшой, зато у приехавшего поддержать нас Бориса, очевидно, внушительный. Он вел себя спокойно и уверенно, поприветствовал нас с Димкой кивком и сел на самую заднюю лавку. К моему удивлению, одним из сопровождавших его телохранителей был Артем. Я не знал, какими характеристиками, помимо очевидных, должен обладать телохранитель, потому что личной охраны у меня никогда не было, но из-за случая в тренажерном зале Артем производил впечатление человека импульсивного и ненадежного, так что выбор Бориса меня озадачил. Я сделал мысленную пометку подойти к нему после слушания и поговорить.       Само слушание дела прошло быстро и довольно слаженно. Милан с дежурившим в ту ночь охранником выступали в качестве свидетелей и сидели на первом ряду, мы с Димкой — сразу за ними. По другую сторону от прохода сидели мои родители, но на них я старался не смотреть. Родители Милана тоже должны были прийти, но до начала процесса я их не видел, а потом слишком увлекся, чтобы разглядывать присутствующих.       Доказательств виновности поджигателей было достаточно, а из смягчающих обстоятельств — только чистосердечное признание обоих обвиняемых. Судья зачитала приговор: пять лет лишения свободы для Крыгина Кирилла Владимировича и семь, с учетом повторной судимости, — для Юхина Михаила Ивановича. В зале раздалось несколько разочарованных вздохов и пара всхлипов. Дело объявили закрытым и всех присутствующих попросили выйти.       Встав, я обернулся и успел заметить идущих по проходу родителей. Мать, осторожно поддерживаемая отцом, ступала тяжело, и я попытался найти в себе хоть каплю сочувствия ее горю, но не находил. У самых дверей отец остановился, тихо сказал что-то матери и подтолкнул ее к выходу, а сам обернулся и нашел меня взглядом. Я подошел.       — Прости, — сказал он глухо.       — Тебе не за что извиняться… — начал я, но отец перебил:       — Я не сделал главного. Не научил своих сыновей дружить, быть семьей. Мне всегда казалось, что соперничество поможет вам стать сильнее, мужественнее, а посмотри, что в итоге вышло.       Слова отца звучали пафосно и оттого — неискренне. А, может, я просто придирался, потому что в это внезапное раскаяние не верил.       — Мы уже не дети, пап, — сказал я. — И за свои поступки давно отвечаем сами.       Мне хотелось добавить, что уж я-то, в отличие от Кирилла, всегда шел им навстречу и старался быть правильным и полезным сыном, за исключением только одного — своей ориентации. Хотелось напомнить, что это они годами отворачивались от меня, не принимали мой выбор и навязывали чувство вины за то, что я не тот сын, которым они могли бы гордиться. Хотелось выплеснуть наружу всю боль отверженности от самых родных людей, которые вроде как должны любить безусловно, но… ничего этого я не сказал. Не место было. Да и не время.       — Ты просто пока не понимаешь. Вот когда у тебя будут свои дети… — сказал отец и осекся. Сокрушенно качнул головой и пошел к выходу.       С минуту я стоял, уставившись в пол, и думал о словах отца. Я запретил давать себе надежду на то, что наши отношения когда-либо наладятся, но полностью отказаться от такой возможности не мог. В глубине души я все равно верил в то, что однажды мои родители смогут понять и принять меня.       Я огляделся: зал заседания уже опустел. Все «наши» обнаружились в фойе. Первым делом я выхватил взглядом Бориса и подошел к нему.       — Борис Анатольевич, можно вас на минутку?       Артем рядом с ним дернулся, но потом с напускным равнодушием отвернулся. Я отвел Бориса в противоположный угол фойе и уже собирался заговорить, как он поднял руку и положил мне на плечо. А потом еще зачем-то провел большим пальцем за ухом.       — Не дергайся, — сказал он и улыбнулся. — Твой мальчик на нас смотрит.       Я стоял спиной к остальным и никого не видел, но слова Бориса меня развеселили.       — Так… — Я попытался взять себя в руки и звучать серьезно. — Что ты знаешь об Артеме?       Борис тоже посерьезнел. Его рука съехала по моему плечу до локтя.       — А что? Он доставил проблемы?       — Он предлагал мне перепихнуться.       — О Господи. — Борис убрал руку и коснулся пальцами своего лба. Выглядел он скорее раздосадованным, чем удивленным.       — Ты знал? — догадался я. — Или вы с ним?..       — Ерунды не городи! — осадил он меня. — Артем — сын Широкова, моего начбеза. Это он попросил меня взять Артема к себе. Нет, это ж надо было так облажаться! — Борис помолчал, потом со смешком добавил: — Н-да, старею.       — Не наговаривай! — погрозил я пальцем и, качнувшись ближе, шепнул: — Милан еще смотрит?       Борис обнял меня, скорее по-отечески, и легонько похлопал по спине.       — Да глаз не сводит, — шепнул он мне на ухо.       — А говоришь: стареешь! Видишь, как к тебе еще ревнуют?       — Это тебя ревнуют, — поправил Борис и отстранился. — Я тут ни при чем.       — Борь… — Я запнулся в попытке выразить то огромное, что ворочалось во мне в последние дни, и в итоге сказал, как есть: — Не знаю, как отблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Не только с пожаром, вообще…       — М. Я что-нибудь придумаю, — сказал Борис неожиданно серьезно, но пару мгновений спустя задорно улыбнулся: — Шучу. Просто будь счастлив, слышишь? И за Димку, кстати, спасибо. Немного не то, что я ожидал, но…       Он коротко сжал мое плечо и, обогнув меня, подошел к Милану и его родителям. Ненадолго задержался рядом и, попрощавшись, ушел. Милан провожал его хмурым взглядом до самого выхода, а я в это время разглядывал Воронцова-старшего. Да, не так я представлял себе наше знакомство. Уж точно — не в фойе городского районного суда. Интересно, насколько невежливым было бы не подойти вообще?.. Димка нетерпеливо подергал кистью, привлекая мое внимание, и я, натянув на лицо улыбку, все же подошел.       — Наталья, Юрий Александрович, — поприветствовал я их и протянул руку последнему, пользуясь возможностью получше его рассмотреть.       В реальной жизни он выглядел куда эффектнее, чем на фотках в сети, потому что никакое изображение никогда не сможет в полной мере передать ту харизму и последовательность мимических микродвижений, которые выдают в человеке особую породу потомственных интеллигентов.       Следы болезни и перенесенной операции еще проявлялись общей бледностью и худобой, но рукопожатие у отца Милана оказалось довольно крепким, а взгляд за внешней доброжелательностью — пристальным на грани допустимого. Обычно так смотрят те, кто знает о тебе что-то слишком личное. Скорее всего, он и знал. Например, о характере наших с Миланом отношений. И если не все, то уж точно побольше, чем его жена. Захотелось извиниться. И заодно оправдаться. Но Юрий Александрович меня опередил: отпустил мою руку и как-то театрально протянул:       — Ну вот и познакомились.       Теперь мне захотелось еще и сквозь землю провалиться.       — Эм, — я посмотрел на Милана, но тот с непроницаемым выражением лица пялился в пол. — Жаль только, что при таких обстоятельствах, — попытался вырулить я. — Как ваше самочувствие?       — Вашими молитвами. — Растянувшая его губы улыбка больше напомнила оскал.       — Пап, прекращай, — тихо сказал Милан.       Юрий Александрович шумно выдохнул и выдал чуть более искренний вариант улыбки.       — Что ж, — бодро вклинился Димка, как всегда, интуитивно почувствовавший напряженность. — Спасибо, что приехали поддержать, и было бы здорово еще немного пообщаться, потому что, Юрий Александрович, я ваш большой поклонник, но… нам пора. Нас уже ждут.       Попрощались мы как-то скомканно, и, поскольку Берестов приехал отдельно, то и по дороге к Федору мы разделились. Он скинул мне адрес и стартанул с парковки, а я, прежде чем завести мотор, повернулся к притихшему Милану.       — Твой отец все знает? — спросил я, закинув локоть на рулевое колесо.       — Случайно вышло, — не стал отпираться он. — В Бремене уже, когда я к нему приехал. Нужно было деньги за операцию внести, он зашел в мой онлайн-банкинг и увидел твой перевод.       — Зашибись. — Я откинулся на спинку сиденья и побился затылком о подголовник.       — Я не собирался говорить. Просто был тогда немного… зол, и, когда он спросил, я…       — Это мой косяк. Не твой. Тебе нечего оправдываться. — Я повернул ключ зажигания и, пока прогревался двигатель, смотрел в лобовое стекло. — Он меня ненавидит?       — Нет. Он больше на меня злился. Типа, не стоило идти на такие жертвы. Только знаешь что? — Милан резко повернул голову и уставился на меня в упор. — Никакой жертвой это не было! Мне нравилось то, что между нами было, понял?! Так что прекращай уже смотреть на меня с этим виноватым видом и постоянно извиняться! Ты предложил — я согласился. Меня все устраивало. Можем мы уже поехать?       Я прикрыл глаза и досчитал до десяти. Из всех моих знакомых Милан был единственным, кто мог в секунду довести меня до эйфории или опустить на самое дно. Он постоянно выбивал меня из колеи, заставляя на ходу приспосабливаться к новым вводным данным и одному ему известным условиям. Его новое признание на миг дезориентировало. Свое смятение я погасил и, вырулив с парковки, сосредоточился на дороге.       Квартира Федора оказалась скромной однушкой на юге города. По-холостяцки простой, но чистой и светлой. Стол был накрыт на кухне, и приехавший раньше нас Берестов уже раскладывал приборы. Меню позднего обеда составляли запеченное в глиняном горшке овощное рагу с индейкой, пирог со шпинатом и пара салатов. Димка пил вино, Федор жахнул водки, а мы с Миланом, не сговариваясь, выбрали ягодный морс. Поначалу разговор не клеился — то ли едой увлеклись, то ли просто не знали, с чего начать. Федор изучающе посматривал на нас с Миланом, Милан своего интереса тоже не скрывал, и только Димка, ничего не замечая, сосредоточенно ел.       — Давайте салатику еще? — предложил Федор и, не дожидаясь ответа, щедро насыпал мне и Милану в тарелки свежих овощей.       Милан аж жевать перестал. А потом поднял на меня растерянный взгляд.       — Давай сюда, — сказал я и пододвинул к нему свою тарелку. Когда все помидоры из его салата перекочевали ко мне, я поднял голову и лаконично пояснил: — Помидоры.       Федор как будто понимающе кивнул, Димка спрятался за бокалом вина, а Милан сбоку раздраженно выдохнул.       — А как вы вообще?.. — начал он и запнулся. — Я думал, вы… не… — обратился он к Берестову.       — Мил, давай уже на «ты», ну сколько можно? — тягуче ответил тот, видимо, уже захмелев. — Ты думал, что я не — что?       — Что не гей. Когда вы… ты… успел-то?       — А это все Роман Владимирович виноват. Сбил меня с пути истинного под новый год.       Федор издал протестующее «эй!», и Димка тут же примирительно чмокнул его в плечо. От последовавшей за этим очаровательной невинной улыбки Федор аж заерзал.       — А, — протянул Милан и бросил на меня укоризненный взгляд.       Берестов вкратце пересказал ему историю их с Федором знакомства, посмеялся над пельменями и великим разоблачением, а потом передал слово самому Федору. Тот развел руки в стороны, мол, виноват, каюсь, а потом рассказал, как завалился к Димке с именитой шаурмой, но вместо жаркого примирения увлекся тем, что начал разбирать свою порцию на ингредиенты, пытаясь понять, в чем секрет.       — Ну и как? — спросил Милан. — Поняли?       — А? Не. Материал моего исследования нагло сожрали, а меня потащили мириться.       Федор получил еще один поцелуй в плечо и стал травить байки с работы, рассказывая о невероятных находках и всяческой мистической хрени, которая происходит во время прокладки тоннелей.       — Так вы в метро работаете? — спросил Милан.       — Ага.       Милан на некоторое время завис, и я буквально физически ощутил в нем сложный и очень динамичный мыслительный процесс.       — А вы там… Вы кем? В смысле… — Он перевел взгляд на Димку. — А можно нам показ в метро будет устроить? Ну, я слышал, что свадебные церемонии проводят, значит, теоретически, можно. Только чтобы не готовая станция была — такого уже навалом было — а та, которая еще строится, чтобы больше на тоннель было похоже. Или на бункер, м? Можно?       Глаза у Милана горели, он был возбужден и наверняка уже в подробностях представлял свой показ в недостроенном подземном тоннеле.       Федор переглянулся с Берестовым, тот едва заметно кивнул.       — Да прям в бункере и можно, наверное. Я сейчас несколько перегонов курирую, там у каждой станции технические отстойники есть. Они как раз на бункеры больше похожи. Поговорю с начальством. Ничего пока не обещаю, но…       Но Милана возможный отказ не пугал. Он буквально вибрировал, продумывая детали и антураж. В тот момент я позавидовал его способности загораться идеей и трансформировать вдохновение в постановку конкретных задач. Димка, глядя на Милана, мягко улыбался, и меня кольнуло ревностью: такой восторженный и увлеченный, Милан очаровывал. На него хотелось смотреть и рядом с ним — греться. Так что у меня возникло эгоистичное желание спрятать его ото всех заинтересованных взглядов и никогда и ни с кем не делиться.       Разговор перешел на моделей, которых Милану пора было отобрать для показа. Он уклончиво сообщил, что несколько идей у него уже есть, а потом признался, что подиумные и глянцевые модели его не интересуют.       — Я хочу, чтобы это были обычные люди, не идеальные, не канонные, а… простые, — сказал он.       — М-м-м. — Димка покрутил зажатым в пальцах бокалом. — Вполне в концепте коллекции. А вот скажи, — он подался вперед и облокотился о стол, — из присутствующих здесь кого бы ты выбрал?       На меня Милан даже не посмотрел. Ненадолго задержал взгляд на Димке, потом перевел на Федора:       — Вот его.       Свое удивление Федор выразил опрокинутой стопкой, а Димка — выгнутой бровью.       — Просто он весь такой брутальный, — пояснил Милан, продолжая в упор разглядывать Федора, — мышцы, щетина, стрижка почти под ноль. Такого ночью в подворотне встретишь — в штаны от страха наложишь. А потом присмотришься, — тут Милан тепло улыбнулся, — а глаза-то у него добрые-добрые.       Окончательно смущенный Федор повернулся к Димке.       — Добрые, — подтвердил тот и поцеловал его в нос.       Через окно внезапно прорвался отраженный от дома напротив закат и окрасил все в по-весеннему нежно-лиловый. Куда-то исчезли звуки и другие краски, и затянувшийся по другую сторону стола поцелуй показался сценой из фильма.