Оверлок

Ориджиналы
Слэш
Завершён
NC-17
Оверлок
ЛисьяНора
автор
Описание
Какое-то время Милан изучал мое лицо, а когда плавно встал, я вдруг напрягся, потому что, как оказалось, совсем не представлял, чего от него ждать. Если покровители у Милана и вправду имелись, то у меня могли возникнуть большие проблемы. А если я своим предложением задел чужую гордость, то вполне справедливо мог схлопотать по зубам.
Примечания
Оверлок (обметочный шов) — вид стежка, при котором краям изделия придается прочность и эстетичный вид. Все лишнее при обработке, как правило, отсекается.
Поделиться
Содержание Вперед

Цвет 14. Монохром

      Накрыло меня к утру понедельника, потому что Милан так и не ответил. Вообще-то в выходные мы обычно не общались, соблюдая правило личного пространства, но мне казалось, что после свидания что-то должно было измениться. И хотя его побег и последующее молчание меня напрягли, по дороге на работу я купил два стакана кофе и пару потрясающе вкусных сандвичей с ветчиной и вялеными помидорами, чтобы перед еженедельной летучкой все-таки устроить нам уютный совместный завтрак.       Первое, что я спросил, увидев в приемной Варю, было:       — Милан еще не приходил?       — Пока не видела его, но я сама только пришла, — торопливо ответила она.       Я нахмурился и отправился к себе. Время до начала рабочего дня еще было, но стрелка часов уже подбиралась к девяти, а он так и не появился. Я забеспокоился и набрал его, но ничего нового по ту сторону трубки не услышал. Причины у его молчания наверняка были вескими, и все же я волновался.       Ровно в девять я открыл ноутбук и запустил рабочие программы. Почти тут же в дверь постучали, и мое сердце радостно встрепенулось. Я даже не стал удивляться, чего это Милан стучит, и сразу позвал:       — Войдите!       Но это оказалась Варя. Растерянная. Напуганная даже.       — Там это… Милан.       — Что — Милан? — Я словил дежавю и подскочил на месте. Выбежав в приемную, только уточнил: — Где он?       — Там. — Варя ткнула пальцем в монитор своего компьютера, и я с недоумением подошел к столу.       По интерфейсу высветившейся на экране страницы я понял, что это программа сетевой почты. Адрес и имя отправителя письма заставили меня уткнуться в текст чуть ли не носом.

Генеральному дирекотору ОАО «BeRest» Крыгину Роману Владимировичу

Заявление на увольнение

      Настоящим письмом уведомляю о срочном прекращении деятельности в должности «оптимизатора производственного процесса» в связи с семейными обстоятельствами.       С уважением, Воронцов Милан Юрьевич.       Я несколько раз перечитал короткий текст, проверил адрес отправителя и по буквам произнес указанное в письме собственное имя. А потом выпрямился и посмотрел на Варю.       — Что за бред? — фыркнул я.       — Не знаю… Отправлено еще вчера, но…       Сердце в моей груди заколотилось так быстро, что я начал задыхаться. Спину сковало холодом. Если это шутка, то крайне неудачная. А если правда, то, походу, случилось что-то действительно серьезное. Настолько серьезное, что Милану пришлось срочно увольняться. Только почему со мной-то было не поговорить? К чему этот скупой официоз?       Мне нужны были ответы, и я рванул в швейный цех. Отыскал ярко-рыжую макушку и без приветствий рявкнул:       — Где Милан?       Мария посмотрела на меня сначала с испугом, а потом в ее взгляде появилось что-то вроде жалости. Покосившись на часовое табло в конце зала, она ответила:       — Ну, наверное, уже в Бремене.       — Каком еще бремени? С ним все в порядке?       — С Миланом? — уточнила она. — Да.       — Ма-а-аш? — протянул я жалобно.       Она вздохнула. Кивнула, приглашая выйти в коридор, и уже там, в относительной тишине, спросила:       — Вы совсем не в курсе, да?       Я неуверенно мотнул головой, приготовившись услышать любой пиздец, но с пояснениями Мария не спешила.       — Вообще странно, что вы ничего не знаете, но, если Милан вам не рассказывал, то, наверное, и не хотел, чтобы вы знали, — сказала она, прищурившись.       Разумеется, она была права. Я не имел права втягивать ее в наши с Миланом разборки, но на данный момент Мария была единственным человеком, который мог дать мне хоть какие-то ответы.       — Просто скажи мне, где Милан.       Заминка была недолгой, но я всем телом ощутил ее нежелание говорить. Она засверлила меня своим недоверчивым взглядом и, уж не знаю, что она там во мне увидела, может, просто почувствовала, что я на грани, но после минуты сомнений все-таки сдалась:       — В Бремене, — повторила она то, что уже говорила, и, увидев мое замешательство, пояснила: — Ну Бремен. Бременские музыканты. Город в Германии.       — Допустим. — Я всеми силами старался сохранять спокойствие. — И отправился он туда — зачем?       Мария снова вздохнула.       — К отцу полетел.       Я развел руки в стороны, спрашивая: «И?»       — Уф, ладно. В общем-то никакой особой тайны тут нет, просто его отец стоит в очереди на операцию, и Милан полетел к нему.       Мозг заклинило на словах «отец» и «операция».       — У него что-то серьезное? — спросил я.       — Ну-у-у. Как сказать… Почка отказывает. Пересадку будут делать.       Я моргнул и отшатнулся. Мысли в моей голове завертелись так быстро, что я за ними не успевал. Как я мог ничего не замечать? Как мог не видеть, что у Милана в жизни происходит что-то настолько серьезное?! Еще и ревновал к каким-то несуществующим любовникам, в то время как все свободное время он, очевидно, проводил с семьей!       — Донором будет Милан?       — Нет, он не подходит, так что ищут кого-то другого…       — Зачем он тогда уехал? То есть, я понимаю, но вот так, внезапно...       — Да не внезапно. Они еще с июля планировали, как только о болезни узнали. Просто деньги собирали…       Деньги, ну конечно же. Лечение за границей, тем более — в Европе не из дешевых. Зато теперь причина согласия Милана на мое предложение стала очевидной. А ведь что-то подобное Берестов и предположил, когда я признался ему в финансовой стороне наших с Миланом отношений. А я не поверил и посмеялся, мол, скажи еще, что у него благородная причина в виде какой-нибудь умирающей бабушки… Мне провалиться хотелось сквозь все этажи фабрики через подвал и фундамент куда-то еще глубже, только чтобы не испытывать этот гложущий нутро стыд за свою слепоту. За то, что заранее навесил ярлык шлюхи на талантливого и, в общем-то, чистого человека лишь потому, что побоялся не суметь заинтересовать его сам.       — Юрия Александровича, — продолжала Мария, — все это время на диализе держали. В Германии он уже почти месяц, к операции готовится. А две недели назад Милка машину наконец-то продал…       — Милан продал свою Ауди? — перебил я.       — Пришлось, хотя он не хотел. Все-таки подарок отца. Но суммы не доставало, так что…       «Это подарок», — тут же вспыхнуло у меня в голове воспоминание, как мы с ним стояли у окна в моем кабинете и смотрели вниз на парочку хищных красавцев премиального класса. И как я потом выпалил: «Какие щедрые любовники пошли!». А Милан помолчал и ответил: «Вам лучше знать». Меня это взбесило, потому что тогда я не понимал его и совсем ничего о нем не знал. Но, как оказалось, я все так же ничего о нем не знал и пару месяцев спустя.       — Так когда операция?       — На днях должна быть. Милка внес предоплату, и отца занесли в список срочников. Как только появится подходящий донор, проведут трансплантацию.       — Ясно. Только я все равно не понимаю, зачем ему было увольняться? Почему он просто не отпросился? — Я беспомощно всплеснул руками.       — Не знаю. Вообще-то они договаривались, что во время операции рядом с отцом будет Наталья Олеговна, но в последний момент Милка решил ее сменить.       — И когда он это решил? — спросил я глухо.       — Вчера. Позвонил рано утром и сказал, что взял билет.       Мне стало по-настоящему плохо. Живот скрутило резким спазмом, и я ухватился за стену, потому что коридор перед глазами вдруг покачнулся. Что произошло в период между тем, как я отрубился в одной постели с Миланом и той минутой, когда проснулся в ней один?! Где я проебался? Что такого сделал или сказал, что заставило Милана бежать от меня аж в Германию, не предупредив, не поговорив? И самое главное — как теперь все исправить? Где искать его, если очевидно, что общаться со мной он не хочет.       Я посмотрел на Марию и вдруг отчетливо понял: она знает. Знает про то, что я платил Милану деньги, знает про свидание… И ее возможное осуждение меня придавило.       — Он не вернется? — спросил я. — Ко мне, в смысле.       — Я… Не знаю. Правда не знаю. — Она поджала губы, и сверкнувшие бусинки пирсинга в ее щеках показались неуместной насмешкой.       — Ясно. Эм. Вы на связи?       — Пока нет. Если только через Твиттер или инсту.       — Твиттер, — задумчиво повторил я.       — У него там что-то вроде блога, — тихо и как-то совсем мягко сказала Мария. — Вы бы заглянули.       Я кивнул и, махнув рукой, пошел к себе. В приемной меня перехватила встревоженная секретарша.       — Роман Владимирович? Все уже собрались. Вас ждут.       Ах, ну да. Понедельник. Еженедельная планерка. Видя мою растерянность, Варя поинтересовалась:       — Отменить?       — Нет-нет. Сейчас иду.       Я зашел в переговорную, прошел к своему месту во главе длинного стола и, сев, заметил, что видеозвонок с Берестовым уже выведен на общий экран. Из-за нестабильной связи изображение чуть смазывалось, но даже сквозь помехи я ощутил на себе изучающий взгляд друга. Пытался по моему виду понять, как прошло свидание? Или ему уже доложили об увольнении Милана?       — Всем доброго понедельника, — поприветствовал я. — Прежде чем начать, должен сделать одно важное объявление. Дело в том, что Милан… — Я запнулся и глубоко вздохнул. — В связи с семейными обстоятельствами Милан Воронцов был вынужден отказаться от своей должности. Так что… Алина Викторовна, начнем, как обычно, с отчета о производственной успеваемости. А после подскажете, кого из мастеров можно будет назначить шефами швейного цеха.       Все время, пока шло совещание, Берестов пристально за мной наблюдал, но в процесс вмешался только в тот момент, когда мы перешли к вопросу о введении новых моделей. Я отметил, что большую часть из них Милан одобрил, но не уверен, какие именно, и Димка взял ответственность за выбор на себя. Обсуждение организации и сроков закончилось довольно быстро, и все начали расходиться. Как только вышел последний участник, у меня зазвонил телефон.       — Что с Миланом? — мрачно поинтересовался Берестов.       Скрывать что-то от Димки смысла не имело, и я рассказал ему все, что успел выяснить.       — Мне приехать? — спросил он, выслушав.       Ни по поводу моей возможной причастности к увольнению Милана, ни о будущем фабрики он и словом не обмолвился. Хотя, если бы наорал, что проебал такого ценного сотрудника, мне, возможно, полегчало бы, а то от этой деликатности только хуже становилось.       — Нет, — ответил я. А потом добавил: — Прости. — И отключился.       Зайдя к себе, я первым делом увидел пакет с сандвичами и подставку с двумя стаканами давно остывшего кофе. Подумать только: всего два часа назад я ехал сюда с намерением разделить с Миланом завтрак, в полной уверенности, что все теперь у нас будет отлично.       Ну какой же идиот.       Я тяжело плюхнулся на офисное кресло и, уставившись в центр стола, стал думать. Перебирал в голове все произнесенные во время свидания слова, вспоминал ответы Милана и его реакции. Ему же все нравилось! Нравилось с самого начала, когда он подключил свой плейлист и мы катили по золотой Москве навстречу заходящему солнцу. Нравилось в музее и на канатной дороге. И я точно знал, что ужином и поездкой на теплоходе он тоже остался доволен. Какое-то напряжение появилось у него в гостинице, но оно быстро сменилось нетерпеливым возбуждением и общим удовольствием.       Так что же пошло не так?       Я вспомнил слова Марии про Твиттер и потратил какое-то время на то, чтобы, подключив впн, восстановить пароль от когда-то зарегистрированного профиля. К счастью, Воронцов Милан на сайте оказался только один. Я кликнул на строку с его именем и… забыл как дышать. Последним постом, опубликованным утром воскресенья, шел видеоролик. Застывшая картинка с бледным лицом почти во весь экран. На заднем плане — знакомые стены цвета глубокого индиго, кусок потолка и белого шкафа. Вспомнив расположение рабочего стола, я понял, что сидит Милан не за ним, а перед окном, видимо, поставив телефон на подоконник.       Я кликнул по мышке дрожащим пальцем, и картинка ожила. Какое-то мгновение Милан просто смотрел в камеру, а потом отвел взгляд и медленно тряхнул головой.       «Я так больше не могу, — произнес он тихо и грустно улыбнулся какой-то перевернутой улыбкой. — Так больно постоянно обманываться. Верить, что что-то значишь для человека, но каждый раз убеждаться, что заблуждаешься. Когда тебе говорят одно, а делают совершенно другое. И из раза в раз напоминают, что твое место — это место красивой и послушной игрушки. Да, я сам загнал себя в ловушку, согласившись на те условия, которые мне изначально выдвинули. Думал, что справлюсь, вывезу, но… слишком влип. — Милан помолчал, опустив взгляд, потом продолжил: — Наверное, самое правильное сейчас — это сделать перерыв, дистанцироваться. Иначе я просто свихнусь. В общем, — тут он встрепенулся и улыбнулся уже более бодро, — поживу пока в Германии. У папы очередь на операцию совсем скоро должна подойти. Будем исцеляться вместе. Не теряйте». — Он поднес пальцы к губам и, коротко прижавшись, отправил зрителям воздушный поцелуй.       Видео остановилось, а я пялился на вновь застывшую картинку с ощущением, будто меня пыльным мешком треснули. Вот, значит, как Милан ощущал себя рядом со мной? Красивой и послушной игрушкой? Но я же сказал, как много он для меня значит. Браслет подарил, про который он сначала пошутил, как о «сверхурочных». Или это была не шутка? Неужели он решил, что я снова откупаюсь? Да что у него в голове творится, раз он не поверил мне даже после такого свидания? Или я все-таки был недостаточно убедителен?       Хотелось побиться головой о стол. И написать ему, что он ошибся, что все совсем не так. Что я действительно ценю его и хочу быть с ним. Но вместо того, чтобы нажать на значок переписки, я крутанул ленту вниз.       Следующий ролик, субботний, по настроению был совсем другим. Милан крутился перед камерой, прикладывая к голому торсу то одну рубашку, то другую, и дурашливо интересовался, какая для свидания подходит больше. Видео собрало более трех сотен лайков, и я прокрутил страницу наверх, чтобы обнаружить какое-то нереальное количество друзей и подписчиков. Меня тут же затопило ревностью ко всем этим незнакомым людям, знавшим о моем Милане гораздо больше меня. Перед ними он не стеснялся быть самим собой. Перед ними оголялся, дурачился и… выворачивал душу. И почему мне даже в голову не приходило искать его в соцсетях? Его профили были публичными, а сам Милан в сети был куда более открытым, чем в реальной жизни. По крайней мере, более открытым, чем со мной.       Я все листал и листал его ленту вниз. Чаще это были видеоролики, иногда — фотографии или просто короткие тексты. Попадалось много постов о музыке и кино. Кое-что про болезнь отца. Совсем немного профессионального. Но основная часть ленты была о личном.       Так я доскроллил до поста от девятнадцатого июля, того дня, когда Милан пришел в «BeRest» на собеседование. На нем была та самая рубашка цвета еловой тени, глаза возбужденно блестели, губы то и дело растягивались в смущенную, немного грустную улыбку.       «Вы когда-нибудь влюблялись с первого взгляда? — произнес он и, закусив губу, отвел взгляд. — Боже. — Он шумно выдохнул и закрыл лицо ладонями. Потом тряхнул головой, отчего челка упала на его глаза. Не убирая ее, Милан задрал подбородок вверх и смотрел в камеру через прикрытые веки. — Знаю, мы никогда не будем вместе. По крайней мере, не так, как мне хотелось бы, потому что меня восприняли как… — Он на секунду скосил взгляд в сторону, подбирая слова. — Как автомобиль элитной серии, да. Или экзотического дикого зверька, которого нужно приручить. Я знаю этот взгляд. Это желание обладать, за которым не стоит ничего кроме животной страсти. Это не плохо, нет. Просто в конце концов… опустошает, — закончил он с хрипотцой в голосе. — Но, черт, — Милан опустил голову и посмотрел уже прямо, хоть его глаза все еще были скрыты челкой, — как же меня зацепило. М-м-м…» — мечтательно улыбнулся он и остановил запись.       Что? Любовь с первого взгляда? Это он про меня? Я снова проверил дату поста. Да, все верно, тот самый день. И если по дороге с собеседования ему не встретился кто-то еще, то речь точно шла обо мне.       Сука. То есть, все это время он испытывал ко мне какие-то чувства, а я ничего не замечал?! Интересно, это он такой талантливый актер, или я — настолько феноменальный придурок? Я вспомнил, как в свой первый рабочий день Милан поначалу повел себя почти вызывающе, забрался ко мне на колени, дерзил, дразнил, но потом, когда я залез к нему под душ, — вдруг растерялся. И уже после того, как я трахнул его, это неловкое объятие и «Просто постоим так немного, ладно?», выдохнутое мне в шею. По сути, подобных моментов я мог бы набрать множество — вздохи, взгляды, не сдержанные слова и прорвавшиеся эмоции — эти знаки буквально кричали о его чувствах, а я настойчиво от них отмахивался, боясь принять желаемое за действительное.       Но как же тонко он прочувствовал мое отношение! Ведь именно таким я его в тот день и увидел: своенравным породистым жеребцом, которого непременно нужно подчинить.       Я вцепился в края стола и сидел, хватая ртом воздух. Сердце гулко колотилось в груди, с каждым ударом пробивая в ней огромную дыру. Я вдруг понял, что ничего ему не напишу. Просто не посмею. Потому что чувство вины не позволит мне даже попытаться что-то объяснить, и уж тем более — просить вернуться. Я потерял свой шанс в тот момент, когда произнес: «У меня к вам предложение, Милан». Он согласился, потому что другого выбора у него не было: от заработанных им денег зависела жизнь родного человека. А я-то, дурак, радовался, что удалось купить такого потрясающего мальчика.

***

      Из оцепенения меня вырвала мелодичная трель звонка и последовавший за ней грохот — кто-то со всей дури лупил по входной двери.       — Крыгин! — услышал я голос Берестова. — Я знаю, что ты дома. Открывай!       Это ж как надо было орать, чтобы звук долетел до второго этажа даже через металлическую дверь и два лестничных пролета. Покидать одеяльный кокон не было ни сил, ни желания, но я знал, что, пока из него не вылезу, друг не уедет.       Грохот повторился, и я, кое-как отлепив голову от смятой подушки, поднялся.       — Ну чего тебе? — буркнул я, открыв дверь.       Берестов критически оглядел меня с головы до ног и, вытянув шею, как будто принюхался.       — Пил? — спросил он недоверчиво.       — Н-нет. — Я пожал плечами, мол, даже не думал. Херово было и так.       — Телефон почему выключен?       Друг отпихнул меня плечом и протиснулся внутрь. Он приезжал сюда полтора года назад, когда я только купил этот таунхас, но окончательный вариант ремонта не видел, так что, оказавшись в просторном холле, с интересом вертел головой.       — Не знаю, разрядился, наверное, — ответил я на его вопрос и растер лицо руками. На самом деле я зашвырнул мобильник куда-то в угол, когда очередное прокручивание ленты Твиттера вызвало приступ тошноты.       Димка остановил взгляд на мне и нахмурился.       — Там Варвара с ума сходит. Вчера Милан, сегодня — ты. Предупредить не мог?       — Прости.       Взгляд друга немного смягчился.       — Кофе угостишь?       — Эм…       Я провел его на кухню и заозирался, будто сам оказался здесь впервые. В загородном таунхаусе я жил уже два месяца, но элементарными бытовыми приборами так и не обзавелся. Наверное, мог бы съездить в московскую квартиру и привезти хотя бы кофемашину, но за все это время почему-то так и не собрался. Порыскав в навесных шкафчиках, я отыскал банку растворимого кофе — видимо, из запасов домработницы — и предложил Берестову. Он поморщился, но все-таки махнул рукой, мол, сойдет.       Мы сидели за высокой барной стойкой напротив друг друга и молча пили какую-то несусветную кислятину.       — Что думаешь делать? — нарушил тишину Берестов.       — А что я могу?       — Так все и оставишь? Даже не попытаешься его вернуть?       — У нас отношения не те, чтобы что-то там пытаться…       — Ой, не пизди! — взвился он вдруг. — Отношения у них не те! Да ты уже два месяца ничего и никого вокруг не замечаешь! Только Милана своего.       — И что ты предлагаешь?!       — Да побороться за него!       В какой момент мы стали повышать голос я не отследил, но последнюю фразу Димка практически выкрикнул.       — И когда это ты у нас таким адвокатом отношений заделался? — прокричал я в ответ и тут же о своих словах пожалел.       Берестов странно булькнул горлом и отвернулся к окну. Я шумно выдохнул и опустил взгляд. Димкины руки, обнимавшие чашку с дрянным кофе, подрагивали. Кажется, он искренне за меня переживал.       — Прости, — сказал я тихо.       — Ну хоть позвони, поговори с ним?       — Он симку сменил.       — Напиши ему куда-нибудь. Хоть на мейл.       — Дим… Я его Твиттер нашел и прочитал. Если хочешь, ссылку потом скину. В общем… Нет.       Димка повозил пальцами по чашке и взглянул на меня из-под насупленных бровей.       — Просто мне казалось, он — тот, кто тебе нужен, — сказал он с необъяснимой печалью. — Хоть шевелил тебя как-то.       Я только развел руками.       — То есть, искать его ты не будешь? — продолжил он.       — Нет.       — Ром. — Он посмотрел на меня и осторожно продолжил: — Пообещай, что ты возьмешь себя в руки и мне не придется переться за тобой на другой континет и тащить обратно.       Именно так все и было после разрыва с Борисом, но повторять этот сценарий я не собирался.       — Обещаю. Просто я пока… Не могу. Как представил утром, что приеду, а его там нет…       — Ну и не езди пока туда. — Тон друга внезапно изменился на деловитый, и я вскинул голову. — У нас осенний показ через две недели, мне твоя помощь в шоу-руме нужна.       Вообще-то помощников у Берестова был целый штат, включая профессионалов из агентства по организации мероприятий, и в моей помощи он явно не нуждался, но попытку предоставить мне возможность переключиться я оценил.       Так что на следующий день вместо фабрики я поехал в шоу-рум. Ребята из агентства старались на славу: воздух от их креативности разве что не искрил. С самого утра меня окружили дизайнеры, визажисты и постановщики с их смехом, вскриками и радостными воплями, от которых я впал в какой-то ступор. Вокруг было шумно, ярко и суетно, но меня заперло внутри внезапно выросшей стены монохрома, пробиться через который у этого праздника никаких шансов не было.
Вперед