Оверлок

      Я думал, что наброшусь на него прямо с порога, но, едва мы оказались в номере, понял, что торопиться не хочу. В конце концов, впереди у нас была вся ночь.       Я включил неяркую подсветку и дал Милану время осмотреться. Сам я заглянул в отель еще днем, чтобы лично выбрать из двух свободных люксов и оставить в номере все необходимое для долгой ночи. Никаких цветов изначально не планировалось, но шутка Милана в самом начале нашего свидания все не шла у меня из головы, и во время ужина я улучил минутку, чтобы позвонить в отель и воспользоваться услугами их флориста. Так что сейчас номер украшали три корзины с изящными букетами, свежий аромат которых тонко дополнял отельную отдушку.       Милан подошел к окну и осторожно отодвинул драпированный красивыми складками тюль. Я шагнул следом и встал за его спиной. Вид на подсвеченные башни Кремля и Собор Василия Блаженного завораживал, но смотрел я только на отражающийся в стекле нечеткий контур наших фигур.       — Даже боюсь спросить, сколько ты за этот номер заплатил, — сказал Милан и как-то постепенно, начиная с головы, развернулся ко мне.       — Я просто хотел, чтобы этот вечер был особенным, — сказал я, убирая упавшую на его лоб прядь волос.       В начале вечера его укладка была идеальной, но после пробежки до набережной и поездки на теплоходе волосы растрепались.       — Дорого же я тебе обхожусь, — сказал Милан и боднул мои пальцы головой, то ли отталкивая, то ли, наоборот, подставляясь под ласку.       Хотелось сказать, что на него я готов спускать и больше. И что на самом деле деньги тут вообще роли не играют, потому что важен только он сам. Целиком и полностью. Со всеми противоречиями и защитными реакциями. С этим бьющим под дых сочетанием сучьего характера со способностью смущаться. С мимолетными проявлениями восторга, искренними улыбками и горящими глазами, когда мне удается удивить его или сделать приятное. С острыми углами его переменчивых настроений и мягкой податливостью, граничащей с кротостью. Хотелось показать, насколько мне важно то, что я уже успел в нем разглядеть, и как сильно хочу узнать как можно больше… Но меня так крыло от одного его присутствия в этом пафосном номере с видом на Москва-реку и Васильевский спуск, от оголенного взгляда потемневших глаз и физической близости, что я все никак не мог найти голоса, чтобы сказать все, что чувствую, чего боюсь и чего хочу. И пока я молча смотрел на него, моя рука ожила и снова потянулась вверх. Я провел ладонью по его волосам, пропустив через пальцы волнистые пряди, и меня как будто замкнуло. Я все гладил и гладил его по голове, а в груди росло, набухало что-то большое и неуправляемое.       После Бориса мне казалось, что я никогда уже не полюблю кого-нибудь так сильно, как любил тогда, но появился этот несносный оптимизатор и, вряд ли сам того желая, вернул мне способность чувствовать.       Я шагнул ближе, совсем вплотную, и потянулся к его губам. Мне нравилось целоваться с Миланом, но никогда еще я не целовал его так. С неистовой отдачей. С готовностью выбросить белый флаг и признать свое полное поражение. Покрывая поцелуями его лицо, я сместил ладони на длинную шею, а потом нащупал на воротнике застежку. Одну за одной расстегнул их все и стянул куртку с плеч. Отстранился, чтобы снять и свое пальто, откинул одежду на ближайшее кресло, а когда повернулся обратно, замер, разглядев в окне за спиной Милана шнуровку его жилетки. Я глаз отвести не мог. Положил ладони на стянутые корсетом бока и осторожно вдавил пальцы в жесткую ткань.       — Ты… великолепен, — сказал я отражению его спины.       Резкий вздох заставил меня перевести взгляд на его лицо. Эти розовые скулы в сочетании с дерзкой улыбкой, боже…       — Я знал, что тебе понравится.       Выдержки хватило на то, чтобы корсет на нем не разорвать, а попытаться расшнуровать. Шло туговато, но в перерывах между короткими мокрыми поцелуями Милан вдруг включился и стал расстегивать крючки спереди. Рубашка под жилетом оказалась сильно смятой, я нетерпеливо вытянул ее из брюк и задрал почти до подмышек. После долгих часов тугого стягивания на бледной коже отпечатались полосы от складок ткани и жесткого каркаса. Придерживая край рубашки на уровне груди, я прикоснулся к покрасневшим следам и осторожно погладил. Колени подкосились. Рухнув на пол, я тут же вжался лицом во вздымающийся от частого дыхания живот. Хотелось облизать все отметины и понаставить новых, но Милан не дал.       — Погоди. — Он уперся руками мне в плечи и попытался оттолкнуть, когда я провел языком по его ребрам. — Ромка, да постой ты! — захохотал он, уворачиваясь от щекотки.       Удерживая его за бедра, я посмотрел вверх.       — М?       — Дай мне десять минут. Я быстренько в душ, а потом хоть всего меня облизывай.       Я зарычал и ткнулся лбом ему в живот. Пальцы Милана тут же оказались у меня в волосах.       — Ну отпусти, а? — уговаривал он мягко. — Я быстро. Правда.       Пришлось чмокнуть его в пупок и отпустить. Сев на пятки, я проследил взглядом его путь до ванной и, только услышав шум воды, поднялся с пола. Не спеша обошел номер, повесил нашу одежду на плечики в шкаф и разулся. Проверил содержимое прикроватной тумбочки и переложил все необходимое под подушку. Выкрутив освещение на минимум, взял пульт от плазмы и защелкал кнопками в поисках ненавязчивого радио канала. Когда Милан вышел из ванной, я как раз выбрал что-то подходящее и сидел на краю кровати, упершись руками в упругий матрас. Милан появился в поле моего зрения, но в паре шагов остановился, и чтобы рассмотреть его, мне пришлось повернуть голову. Из одежды на нем остались только трусы и расстегнутая рубаха, съехавшая с одного плеча до локтя. Чуть влажные волосы слегка закудрявились, пальцы на ногах поджимались то ли от прохлады, то ли от нетерпения.       Я протянул руку, подзывая его к себе, и Милан встал между моих разведенных коленей.       — Почему ты еще одет? — спросил он, коснувшись ворота моего джемпера.       — Потому что ты меня не раздел? — Я запустил руки ему под рубашку, обхватил за талию и притянул ближе.       Это свидание задумывалось как возможность узнать Милана получше и вывести наши отношения на новый уровень. Но если бы я сказал, что тащить его в постель в конце вечера не планировал, то слукавил бы. Я захотел его еще в тот момент, как увидел выходящим из подъезда, и на протяжении свидания это желание зрело, настаивалось, словно вино, и постепенно пьянило.       Стоя передо мной, Милан возвышался почти на голову, и прижаться губами к его ключице оказалось очень удобно. Он ухватился за ткань джемпера на моей спине и потянул вверх, пришлось на секунду отстраниться, чтобы позволить ему себя раздеть. Я завел ладони на чуть влажную поясницу, потом спустил ниже, да так и замер. Когда он только вышел из ванной, я решил, что трусы на нем — самые обычные брифы, но наткнулся на сюрприз. Чуть развернул Милана боком, заглянул ему за спину и, приподняв край рубахи, бесцеремонно ощупал оголенную задницу. Взгляд у Милана в этот момент выражал сущую невинность, но пляшущие на дне глаз чертенята подсказывали, что выбор подобного белья был более чем продуманным и моя реакция пришлась по душе.       Сдернув рубашку, я подхватил его под ягодицы и затянул на себя, а потом, резко перевернувшись, уложил на спину. Внезапная смена позы его явно взбудоражила — на лице появилась предвкушающая улыбка, скулы потемнели еще на тон. Я подтянул нас выше к изголовью кровати и осторожно опустился на Милана сверху. Долго-долго целовал его лицо, водил губами по коже, привычно покусывал. И вдруг понял, что за два месяца мы впервые оказались на кровати. Не на той узкой полуторке в комнате Милана прошлой ночью, на которой мы как-то умудрились соблюсти дистанцию, и не на тесном кожаном диванчике в моем офисе, к которому вечно прилипают то колени, то задница. Не на скрипучем кресле, не на вечно заваленном бумагами столе и не возле любой из вертикальных поверхностей, а именно — в постели. Профессионально заправленной, с ортопедическим матрасом и накрахмаленным бельем. Лежа на которой, я мог соприкасаться с Миланом по всей длине наших тел, а не только какими-то их частями, потому что нам вечно не хватает то места, то времени. Мне захотелось почувствовать его всего, целиком, от стоп до макушки, и я заерзал согнутой в колене ногой по его бедрам, на что Милан тут же зашипел:       — Да сними ты уже эти чертовы штаны!       Я усмехнулся: требовательный Милан во время секса — это тоже что-то новенькое, обычно все претензии он предъявлял после. Поспешно раздевшись, я вернулся к нему, но сел в ногах. Осторожно развел их в стороны и устроился между бедер. Небольшой кусок темно-серой ткани его джоков натянулся до предела, и я приспустил резинку вниз, чтобы освободить тесно зажатый член. Погладил его пальцами, лизнул и насадился ртом медленно, но основательно. Неспешно двигался вверх и вниз, а Милан, шипя и ерзая, шумно дышал и дрыгал ногами, словно молодой норовистый жеребец. Ласкать его на этой роскошной, не ограничивающей движения кровати оказалось непросто. Я подхватил его ноги под коленями и задрал вверх, почти прижав к груди. От вида на неприкрытую тканью промежность, чистую и гладко выбритую, я чуть слюной не захлебнулся. Наклонился и широко провел языком от крестца до резинки под самой мошонкой.       — Господибожеблядь, — раздалось сверху.       Мало кому из моих любовников в качестве предварительных ласк перепадал римминг, но Милана хотелось баловать: облизывать всего, кусать, зацеловывать, пробовать везде, куда только можно дотянуться, запоминая вкус, фактуру и температуру кожи.       Я вылизывал его, пока на покрывале под его копчиком не образовалось мокрое пятно от моей слюны. Тогда я стянул с Милана джоки, отпустил его ноги на постель и засунул руку под подушку. Мне никогда не хватало времени, чтобы растянуть и подготовить его, да Милан особо и не давался, но сейчас я собирался компенсировать все его «не надо» по полной. Уже зная, насколько он чувствителен и как отзывается на стимуляцию простаты, я осторожно протолкнул в него сразу два скользких пальца и быстро нащупал то, что искал. Милан забормотал что-то и прикрыл лицо локтем. Его смущение стало для меня почти фетишем, и я подтянулся выше, чтобы следить, как румянец с его лица переползает на плечи и как мелко подрагивают губы. Я поцеловал его под ухом и в горло, спустился к ключицам, продолжая наяривать пальцами в его заднице, пока он не выстонал:       — Я сейчас кончу.       Тогда я отстранился, перекатил его на бок, а сам лег сзади. В такой позе я мог прижиматься к нему всем телом, оставаясь в одной плоскости. К себе я еще не прикасался и, только торопливо себя смазав, понял, насколько возбужден, почти болезненно. Вошел я как-то резко и на осуждающее шипение крепко стиснул Милана руками. Просунул ногу между его бедер и задвигался мелкими глубокими толчками.       Он действительно был на грани, судорожно и немного невпопад подавался навстречу, будто хотел поскорее кончить, и в какой-то момент потянул руку вниз. Я перехватил его запястье и сжал еще крепче.       — Давай так. Без рук. Сможешь? — шепнул я, ускоряясь.       Милан выругался, шумно втянул воздух и задышал глубоко и часто, едва не всхлипывая. Я почти физически ощущал, как медленно накатывает на него оргазм: он весь напрягся, вытянулся в струну и на очередном вздохе задержал дыхание. При этом сжал меня внутри так сильно, что пришлось остановиться.       — Пха-а-а, — выдохнул он громко и содрогнулся всем телом.       Кончал он удивительно долго. Все сжимал меня, ритмично и довольно ощутимо, и внезапно этой волной чужого кайфа снесло и меня. Мы лежали, не в силах пошевелиться, выравнивали дыхание и постепенно приходили в себя. Я водил губами по влажному плечу, гладил расслабленное тело и намеревался не отпускать Милана как можно дольше. В идеале — никогда. Но через какое-то время он удовлетворенно вздохнул и завозился. Аккуратно вывернулся из моих объятий и, сев на краю кровати, свесил ноги вниз и размял спину.       — М… — Он повернул ко мне голову. — Мы тут на сколько?       — На всю ночь, — ответил я и подполз ближе, тут же вляпавшись боком в вязкое пятно. Положил ладонь Милану на поясницу и поцеловал в местечко на руке чуть выше локтя. — И все утро, — добавил я и снова поцеловал.       Милан посмотрел на меня сверху вниз почти с умилением и сказал:       — Тогда я ванну наберу. Ты не против?       Я потерся носом о его плечо и откинулся на кровать.       — Конечно.       Он встал и голышом пошлепал в санузел. Раздался шум ударившей о дно ванны струи воды и сразу же зашуршал душ. Я глупо улыбнулся потолку и, дотянувшись до отельного телефона, заказал в номер закуску: мясную и сырную тарелки, вино и минералку и большую фруктовую корзину. Прислушавшись к доносившимся из ванной звукам, я попросил оставить тележку с едой за дверью и отправился к Милану.       Ванна на вычурных ножках, совсем немногим больше, чем у меня дома, наполнилась только наполовину, но Милан уже сидел в ней, откинув голову на бортик с противоположной от стены стороны.       — Пустишь? — спросил я, подойдя вплотную.       Милан прощупал меня взглядом с головы до ног, чуть задержался в районе паха и вместо ответа раздвинул колени, приглашая устроиться спереди. Привычнее было бы наоборот, но спорить я не стал и скользнул в горячую, на грани комфорта, воду. Уютно вписался в Милана спиной и откинул голову ему на плечо. Было немного тесно, но когда Милан сжал бедрами мои бока и обхватил руками плечи, стало почти отлично. Мы молча наблюдали за тугой, бьющей Милану в колено струей, пока вода не достигла самых краев. Тогда я потянулся, чтобы перекрыть поток, и в оглушающей тишине вернулся на место. Грудь под моими лопатками несколько раз тяжело вздымалась, будто Милан хотел что-то сказать и для этого набирал в легкие побольше воздуха, но какое-то время он так ничего и не произносил. Я не торопил его. Прикрыл глаза и молча дышал горячей влагой. Наконец Милан осторожно поерзал и совсем тихо признался:       — Мне сегодня очень понравилось. Только… — Он сделал короткую паузу и с легким всплеском переместил правую ладонь с моей груди на ключицу. — Смотри, не разбалуй меня. А то надумаю себе всякого.       — Например? — Я перехватил его руку и прижался губами к запястью.       — Например, что что-то там для тебя значу.       — Ты… значишь. — Я повернул голову и попытался заглянуть ему в глаза, а потом развернулся целиком, и от этого движения на пол расплескалось немного воды. — Ты очень много для меня значишь.       Милан взял мое лицо в ладони, какое-то время пристально разглядывал меня, а потом попросил:       — Поцелуй меня.       В поцелуй я вложил всю нежность, на какую только был способен. Медленно водил губами по губам, собирал языком капельки воды с лица, легонько прикусывал острый подбородок. Милан закинул на меня ноги и, пришпорив пятками копчик, вжал в себя. Я чувствовал, как он твердеет под водой, и сам стремительно заводился.       — Хочу тебя, — прошептал Милан и подтянул колени выше.       По оставшейся с первого захода смазке и собственной сперме я вошел почти легко, но все же заставил себя притормозить. Забираясь к Милану в ванну, я правда собирался всего лишь понежиться рядом с ним в горячей воде, но моя реакция на него была мало контролируемой еще с первого дня нашего знакомства и по истечении двух месяцев не то что не ослабла, а стала, наоборот, как будто острее.       Я просунул руки ему под спину и, тесно прижавшись, толкнулся раз, потом другой. Присосался с поцелуем и уже не замечал, сколько воды выплескивается через края. Трахаться в тесной ванне было ужасно неудобно, но в этом неудобстве все ощущалось почему-то ярче. Может потому, что я максимально приблизился к признанию своих чувств, а может, из-за новизны обстановки.       — Ромка, ох, — вдруг шепнул Милан, выгнувшись, и от этого шепота меня чуть не вынесло.       Я вышел и, похлопав Милана по торчавшей из воды коленке, попросил перевернуться. Путаясь в ногах, мы кое-как приноровились к новой позе: Милан уперся в борт ванны вытянутыми руками, я пристроился сзади. Его ягодицы оказались выше уровня воды, и, раздвинув их в стороны, я снова вошел. Наши мокрые тела быстро остывали, и на спине Милана тут же проступили мурашки. Я наклонился, чтобы накрыть его собой, и положил одну руку на бортик, а второй скользнул под воду к его паху.       — Ты значишь, Милан, — повторил я ему на ухо. — Даже не представляешь, как много.       Милан застонал, и я сорвался. Не знаю, сколько продолжалась эта дикая гонка — нас обоих как будто замкнуло, и мы бились друг о друга в немыслимом темпе. Я удерживал его за напряженный живот, кусал плечи и ерошил носом мокрые волосы, а он громко и коротко вскрикивал, выгибаясь упругой дугой, пока я снова в него не кончил. Не дав себе отдышаться, я каким-то образом заставил Милана развернуться и сесть на край ванны. Он послушался, но тут же обеими руками вцепился мне волосы, видимо, просто чтобы не упасть. Я нагнулся к его паху и довольно быстро довел до пика. Кончив, Милан соскользнул с бортика обратно в ванну, а я повалился сверху, выплеснув очередную порцию воды на пол.       Мы схлестнулись бешеными, оголенными взглядами и вдруг рассмеялись. Я счастливо выдохнул и ткнулся лбом Милану в шею.       — Так, все, — подал он голос минуту спустя и уперся ладонями мне в плечи. — Давай-ка вылезай и дай мне привести себя в порядок.       Ну вот и привычный Милан вернулся. Я цапнул его за ухо и, выбираясь из ванны, чуть не растянулся на мокрой плитке. Лужа на полу собралась приличная. Пришлось бросить в нее пару полотенец, а самому воспользоваться отельным халатом. Милан вышел четверть часа спустя, и к тому времени я уже успел завезти тележку с заказом в номер и налить себе бокал вина.       — О, клубника! — воскликнул Милан и потянулся к фруктовой корзине. Схватил ягоду и, не задумываясь, откусил до самого хвостика.       Я в ужасе смотрел, как он жует и глотает клубнику и тут же тянется за следующей. Почувствовав мой взгляд, Милан остановил руку на полпути ко рту и вопросительно выгнул бровь.       — Клубника, — пояснил я. — Твоя аллергия.       Милан пару раз моргнул, а потом задорно сморщил нос.       — Нет у меня никакой аллергии. — Ягода оказалась у него во рту. — Мне просто хотелось тебя побесить.       — Ну ты и…       Я отставил бокал на пол и, схватив его за пояс халата, дернул на себя. Милан не удержался и, навалившись сверху, придавил меня к кровати. С мокрых волос тут же закапало мне на лицо. Я пригладил свисающие пряди ладонями, приподнял голову, чтобы поцеловать его лукавую улыбку, и сказал:       — У меня для тебя кое-что есть.       — М? — Милан выглядел заинтригованным.       Я сместился к краю кровати и потянулся к тумбочке. Вынул из ящичка продолговатый футляр и протянул его Милану. Тот уже сидел, подогнув одну ногу под себя, а вторую свесив вниз, и принял подарок с некоторой настороженностью. Он немного помедлил прежде, чем открыть коробочку, а потом долго, не шевелясь, разглядывал содержимое.       — Сверхурочные? — сказал он, не поднимая головы.       В груди тупо заныло. Я прикрыл глаза.       — Это просто подарок, — сказал я глухо. — Мне показалось, что плетение похоже на этот… оверлок, да. Думал, тебе понравится.       — Мне нравится. Очень красиво. Это серебро?       — Белое золото с платиной.       Милан присвистнул.       — Хочешь надеть? — спросил я, придвинувшись.       Мне не терпелось посмотреть, как браслет ляжет Милану на запястье, но тот захлопнул футляр и отложил на пол.       — Потом, — мурлыкнул он и пополз в мою сторону. — Сначала мне нужно тебя отблагодарить.       — Милан…       Но он уже толкнул меня в грудь и, опрокинув на спину, распахнул полы моего халата.       — Так что там насчет котиков? — спросил он, забираясь на меня сверху.

***

      Не знаю, в чем именно заключалась магия, но спалось с Миланом отлично. Вот уже вторую ночь подряд рядом с ним я проваливался в беспробудный сон до самого утра. Правда, в этот раз проснулся я один. Почти вакуумная тишина в номере говорила о том, что Милан ушел. Не дождался утра, а жаль — так хотелось проснуться рядом с ним, снова заласкать его, вместе принять душ или ванну, потом спуститься в ресторан и позавтракать или заказать еду в номер… Но он ушел, и я испытал что-то вроде мимолетного разочарования. Тут же себя одернул: наверняка случилось что-то срочное, и ему пришлось вернуться домой к сестре. Не мог же он просто уйти после такого потрясающего свидания и моего почти признания.       Я сел на кровати и огляделся. Телевизор был выключен, но в окно просачивался бледный свет. Халат, в котором я так и уснул, был распахнут, и, стянув его полы, я встал. Завязал пояс и наткнулся взглядом на футляр. Браслет оказался внутри, и то, что Милан забыл свой подарок, подтверждало мою теорию о срочности его ухода. Собирался, видимо, впопыхах, даже свой корсет оставил — тот так и лежал на диванчике, куда мы его отбросили. Правда, одну из корзин с цветами Милан забрал да всю клубнику слопал. Я улыбнулся и пошлепал в ванную. Тело, наполненное, отдохнувшее, приятно вибрировало. Настроение, несмотря на побег Милана, было на высоте. Мурлыча под нос вчерашнюю песню про «того самого», я принял короткий душ, а пока собирал вещи, все поглядывал на оставшиеся цветы. Букеты были составлены лаконично, но весьма стильно, и я решил забрать их с собой.       Уже из машины я набрал Милана, но абонент оказался недоступен, и я забил в навигатор адрес родителей. Никакой необходимости в этом не было: дорогу к родному дому я знал наизусть, а пробки в воскресное утро мне не грозили, но я опасался, что без четких указаний не выдержу и сверну к Милану на Бауманскую.       Мама цветам обрадовалась, мне показалось, что искренне. Заулыбалась, словно молодая девчонка, засуетилась. Потянула на кухню, сказала, что они с отцом еще не завтракали, и пообещала быстренько нажарить моих любимых оладьев.       Брата дома не было. За приготовлением мама поведала, что он опять связался с «какой-то» и дома не показывается неделями. Не то с надеждой говорила, не то с осуждением, я так и не понял, но, когда в кухню зашел отец, тему перевела.       Посидели мы на удивление душевно. За завтраком я привычно спросил, не нужно ли родителям чего, с деньгами там помочь или по дому что-то, но они добродушно отмахнулись, мол, справляемся. После очередного оладья я глотнул чуть остывшего чая и сыто откинулся на спинку диванчика. Повисла уютная тишина, но краем глаза я успел заметить, как переглянулись родители.       — Что? — спросил я, погладив живот.       — Да ничего, просто… — Мама наклонила голову к плечу и какое-то время рассматривала меня, не решаясь продолжить. — Выглядишь счастливым. М-м-м… Появился кто? — спросила она осторожно и быстро глянула на отца.       Тот уставился в стол, но по крайней мере не скривился, как происходило всегда, когда речь касалась моей личной жизни.       — М. Есть кое-кто, да.       — Ну хорошо, — вздохнула мама и обратилась к отцу: — Да?       Отец покашлял, нахмурился, повертел в руках чашку, снова покашлял и наконец выдал:       — Н-да.       Я хмыкнул и покачал головой. Говорить со мной об отношениях родителям было неудобно в принципе, а уж чтобы выразить хоть какое-то подобие одобрения — и вовсе немыслимо. Поэтому этот осторожный вопрос и отсутствие привычного осуждения стало для меня неожиданностью.       Прощались мы тепло, и уезжал я в еще более приподнятом настроении.       В машине снова набрал Милана, но тот все еще был вне сети, и я отправил ему сообщение уточнить, все ли в порядке.       Добравшись до дома, я переоделся и отправился в спортзал. А, вернувшись, критически оглядел свою унылую берлогу и принялся распаковывать оставшиеся после переезда коробки. Провозился до самого вечера, потом приготовил легкий ужин и завалился на диван, чтобы перед сном посмотреть пару серий «Ведьмака».       Правда, каждые пять минут отвлекался на телефон проверить, не пришел ли ответ от Милана. Но тот продолжал молчать.