Оверлок

      Через две недели состав швейного цеха сменился на треть. Милан предупредил, что это не последние увольнения, потому что недовольных переменами оставалось много. Зато те, кого все устраивало, а большинство из них были молодыми и бойкими девчонками из новеньких, — чуть не фан-клуб в честь Воронцова создали. К нему на фабрике вообще относились полярно: либо обожали, либо ненавидели. Нейтралитет сохраняла разве что Варя. Хотя, иногда мне казалось, что она его жалеет — черт знает, что сложилось в ее голове относительно наших неуставных отношений, может, думала, что я его принуждаю, но взгляд секретарши частенько бывал осуждающим.       А между тем, десятого августа Милан получил свою первую в «BeRest» зарплату. Это была только четверть от месячного оклада, потому что в июле он проработал всего неделю, но в тот же день я вручил ему конверт с эквивалентной суммой. Приветственно помахал им, когда Милан пришел ко мне в то утро, и, отложив на стол, поманил пальцем. Я пристально следил за выражением его лица, ожидая увидеть хоть какую-то перемену эмоций, но Милан спокойно подошел и встал рядом с моим креслом. Указательным пальцем он сдвинул конверт в сторону и бегло пробежался по лежащим под ним листам с результатами анализов. И… Единственной реакции, которой я удостоился, стала слегка выгнутая бровь.       — Холестерин повышен, — сказал Милан, переводя взгляд на меня.       Я расхохотался. Черт, оставил биохимию с общим анализом, даже не подумав, что Милан обратит на них внимание. А он обратил и, более того, под мой смех ввернул:       — Зря веселитесь, Роман Владимирович. Да, показатель не критичный, но в вашем возрасте о таких вещах уже начинают заботиться.       Смеяться тут же расхотелось. Уперев пятки в пол, я откатился назад и резко встал. Не мог смотреть на это насмешливое лицо, поэтому, вцепившись ладонями в бока, отвернулся к окну. Милан подкрался сзади и, прижавшись к спине, мурлыкнул мне на ухо:       — Не злись. Иди-ка лучше сюда. — Он потянул меня за локоть и, обойдя спереди, подтолкнул к столу.       Продолжая хмуриться, я прижался задницей к его краю.       — Ну хватит дуться, — снова промурлыкал Милан и, протянув руку, коснулся подушечкой большого пальца складки между моих бровей, чтобы разгладить. — Не такой уж ты и старый. Сколько тебе? Тридцать пять?       Он ошибся всего на год, преуменьшив, но поправлять я не стал и лишь неопределенно мотнул головой.       — Ну вот. Бывали у меня любовники и постарше. А у тебя всего-то пара седин. Вот тут. — Он перевел руку мне на висок и легонько коснулся волос. — И тебя они нисколько не портят. Даже некий… шарм придают. А самое главное, — так и не дав мне и слова сказать, он быстро провел ладонью по моему торсу вниз и накрыл вздыбленную ширинку, — с эректильной функцией у тебя все в порядке.       И когда я только возбудиться успел? Когда он прижался ко мне со спины? Или еще раньше, когда он вошел в кабинет?       Мельком глянув на мои губы, Милан облизнулся и погладил меня через ткань брюк. Я вдохнул. Закрыл глаза. Открыл. Выдохнул. Положил руку Милану на плечо и мягко надавил.       — Давай вниз, — сказал я. — Эректильная функция сама себя не обслужит.       Наверное, я пытался звучать строго или круто, но Милан не повелся. Он втянул губы, явно для того, чтобы скрыть усмешку, и послушался лишь пару мгновений спустя. Как только его лицо оказалось на уровне моего паха, член в штанах болезненно дернулся. Еще бы, ему впервые предстояло оттрахать этот красивый рот без резинки.       И Милан сделал все, чтобы этот опыт оказался незабываемым. Сначала едва касался меня языком и губами по всей длине, словно пробуя на вкус. И вдруг насадился ртом почти до основания и втянул щеки так, что обхвативший член вакуум вызвал боль. Я зашипел и непроизвольно потянул его за волосы, а Милан поднял затуманенный взгляд, и, выпустив меня, улыбнулся. Эти его улыбки, на которые у меня уже реакция выработалась… Я чуть не кончил тут же, как случилось в день нашего знакомства, поэтому пережал себя у основания и несильно пошлепал членом по его влажным губам.       — Полегче, — попросил я, раздвигая головкой его улыбку и проникая внутрь. — Вот так. — Я чуть не ляпнул что-то вроде «умница» или «хороший мальчик», но вовремя себя тормознул.       Прикрыв глаза, Милан сосредоточился на моем удовольствии, размеренно скользя по стволу и выделывая своим языком что-то нереальное. Зарождающаяся в паху дрожь закручивалась в животе спиралью и расходилась по всему телу большими кругами. Услышав сдержанный стон, я опустил взгляд. Лицо Милана разрумянилось, мокрые ресницы слиплись, а брови свелись на переносице трогательным домиком. Свободной рукой он сжимал себя через джинсы. Удивительно: отсасывал он мне, а кайф ловил сам. Причем так ушел в свои ощущения, что тут же захотелось, чтобы он разделил их со мной.       — Давай, — сказал я и дождался, когда Милан откроет глаза. — Сделай себе приятно, приласкай себя.       Вряд ли мне удалось добиться его мурлыкающих нот в голосе, но я надеялся, что прозвучал убедительно. Выпустив мой член, Милан потянулся к своей ширинке и неспешно освободил стояк, который уже намочил джинсовую ткань до приличного пятна. Не сводя с меня взгляда, он широко провел по своей ладони языком и обхватил себя пальцами. Я впервые видел, как он трогает себя, и до ужаса завелся, но пока не лез: знал, что в таком состоянии кончу быстро, поэтому дал ему время довести уровень возбуждения до моего. И ткнулся ему в губы, только когда он ускорился. Милан покорно втянул меня и заработал кулаком еще быстрее. Его стоны отдавались вибрацией по всей длине моего члена и, резонируя с предоргазменным напряжением, усиливали внутреннюю дрожь. Его рот, такой влажный и горячий, оказался потрясающим. И хоть, кончая, я не стал засаживать глубоко, Милан так правильно прижал меня языком к небу, что оргазм получился очень ярким. Он догнался почти сразу же и только потом отпустил меня.       Хотелось склониться и засосать его, чтобы распробовать на нем свой собственный вкус, но… мы не целовались. Да, в тот вечер, когда из-за визита Берестова сорвался наш обеденный секс, он пришел ко мне сам. Но после, когда я спросил, почему он не воспользовался возможностью сделать перерыв, получил в ответ: «Не люблю долгов». Для него это оказалось очередной отработкой. А для меня — напоминанием, что задницу мне подставляют не потому, что я такой охуенный любовник, а потому, что я за это плачу. Так что от поцелуев я снова отказался.       Отстранившись, Милан дернулся в сторону и, выхватив из-под стола мусорное ведро, сплюнул. Облизнулся, вытер рот тыльной стороной чистой ладони и сел на пятки. Подняв на меня невинный взгляд, улыбнулся.       — Прости, что не проглотил, — сказал он. — Просто я уже позавтракал.       Я мотнул головой и решил, что в следующий раз засажу ему по самые гланды так, чтобы спустить прямо в горло.       — А, и за штаны прости, — добавил он, поднимаясь на ноги. — Я там попал немного.       Немного… Правая штанина в районе колена уже насквозь пропиталась и липла к ноге, и, посмотрев вниз, я увидел несколько белых пятен. Но возмутиться не успел — держа испачканную руку на весу, а второй подтягивая спадающие джинсы, Милан уже шел в санузел. Я провожал его взглядом и думал о том, что, помимо Вари, в этом здании находится как минимум еще один человек, который не знает, любить Воронцова или ненавидеть.       Эмоции, которые он во мне вызывал, были слишком сильными. Он легко ранил вроде как не нарочно брошенными фразами, но при этом умело сглаживал углы. Быстро выбешивал и так же мгновенно восхищал. Я понимал, что начинаю подстраиваться под него, прогибаться, хотя изначально картинка нашего взаимодействия выглядела для меня иначе: это я должен был ставить условия, а Милан — подчиняться. Я должен был доминировать и контролировать, с чего-то решив, что финансовый аспект этих отношений упростит их, сделает понятными и легко управляемыми. Наверное, я банально недооценил своего партнера. А, может, просто переоценил себя. Подумал, что могу купить то, что подсознательно боялся не получить бесплатно.       Меня так придавило осознанием своего провала, что до появления Милана из ванной я так и простоял с болтающимися на бедрах штанами, прислонившись голой задницей к столу.       Окинув меня удивленным взглядом, Милан подхватил со стола конверт и, крутанувшись у порога на пятках, козырнул им. Он ушел, а я впервые задумался о том, как все складывалось бы, не будь между нами этих денег. Смог бы я завоевать Милана? Согласился бы он со мной встречаться? И интересен ли я ему вообще? Хоть немного…       Вздохнув, я поплелся в ванную и, пока приводил в порядок себя и свои брюки, думал о том, что карт-бланш на утренние оргазмы я выдал Милану сам. Ведь это я попросил его о том, чего он делать был не должен, в очередной раз нарушив правила нашего договора. Я проваливался по всем фронтам и чувствовал себя мерзейше, но поделать с собой ничего не мог. Мне постоянно хотелось расширить границы наших отношений, пойти чуть дальше. Наверное, в какой-то степени я желал обладать им, знать, что он полностью подчинился и принадлежит только мне, и, пожалуй, в минуты близости даже верил, что это действительно так, потому что в сексе Милан отдавал себя без остатка. Но, стоило ему кончить, выражение его лица менялось и иллюзия рассеивалась. И я понимал, что, разыгрывая из себя покорного любовника, Милан просто позволял мне обманываться.       Да, он был непрост, как точно охарактеризовал его Берестов: многогранный, переменчивый и требовательный, но работал он с почти маниакальным рвением. Он сказал, что будет лучше, если я начну хоть иногда заглядывать в цех, мол, присутствие директора демонстрирует его вовлеченность и бодрит работников. Так что за работой Милана я мог наблюдать лично и каждый раз приятно удивлялся его организаторским способностям.       Он закрывал собой все бреши, умело держа производственный процесс бесперебойным. Если на каком-то этапе возникали застои, садился за машинки наравне со швеями и выравнивал поток. Казалось, нет операции, которую он не мог бы выполнить — шил быстро и очень аккуратно. А вообще он напоминал пчелиную матку, безжалостную, но справедливую, у которой есть конкретная цель и которая положит все, чтобы всем роем этой цели добиться. Он подсказывал швеям приемы и делился лайфхаками. Посадил за машинки работниц, освободившихся после перестановки, и терпеливо учил их шить. Звонко кричал «Марусь!», если случалась поломка, и Пашич неслась к нему с любого уголка цеха. Они склонялись над машиной и, перешучиваясь, «лечили» больную, когда дурачась, а когда и с крайней серьезностью. Милан всех заражал своим энтузиазмом, подбадривал там, где было необходимо, и ругал, когда того заслуживали.       В пятницу, когда дошивали очередную модель, Милан вскочил на стол и пообещал награду всем, если закончат к обеду. Обратный отсчет вели всем цехом. Пришившая последнюю этикетку девушка, вся красная от напряжения и повышенного внимания, покрутила готовой блузкой над головой, издав победный клич.       До обеда оставалось полчаса. Заметив меня, Милан спрыгнул со стола и, подбежав, зашептал на ухо:       — Мне срочно нужно двести штук эклеров. Я обещал.       Я не знал, где можно взять эклеры так быстро и в таком количестве, но предложил прокатиться в ближайший Подольск. В итоге мы купили десять коробок каких-то пирожных, успев вернуться за пять минут до начала перерыва. Милан несся по коридору и со звонком сам встал у прилавка, чтобы раздать обещанное угощение. Чем заслужил внушительную прибавку в рядах своего фан-клуба.       Сам Милан от радости аж светился. Я смотрел на него и испытывал гордость, на которую, по сути, не имел никого права, потому что моей заслуги в его достижениях не было. Я мог только издалека восхищаться его профессиональными успехами. А вблизи — пользоваться его телом.       И от этого тела у меня тормоза срывало. После обеда, когда я шел к себе, Милан догнал меня уже у двери и с разбегу запрыгнул на спину. Я инстинктивно подхватил его под колени, чтобы не уронить, и так и внес в кабинет. Он больно укусил меня за ухо и зашептал какие-то несусветные пошлости, в секунду заведя меня до каменного стояка. Но даже когда я прижал его к стене и жестко оттрахал, он меня не отпустил: развернулся в моих руках и, толкнув в грудь, прошептал:       — Еще хочу.       Дотолкал меня до дивана и, когда я плюхнулся на него, стащил свои брюки до конца и оседал меня. Он был растянутый и мокрый, потому что про презерватив я забыл, а он не напомнил. Ловко насадившись по моей же сперме, он устроил настоящую скачку. Оставалось только удивляться, как быстро у меня получилось восстановиться для второго раунда, но с Миланом мой член, как пионер, был всегда готов.       Так что я потихоньку отвоевывал право на тело Милана, но не мог влезть к нему в душу: для меня она оставалась закрытой. Мой привычный паттерн поведения, когда я просто покупал то, чего не мог получить, тут не срабатывал.       На самом деле, стоило мне копнуть глубже, как пришлось признать: вообще-то он не срабатывал всегда.       Я убедился в этом в ближайшие выходные, заехав к родителям по случаю дня рождения младшего брата. В свои тридцать два Кирилл имел за плечами два развода, алкогольную зависимость и значительные прорехи в трудовой деятельности. Но хорошим сыном оставался именно он, а вот разочарованием, несмотря на все мои достижения, давно стал я. Просто потому, что спать предпочитал не с теми.       По факту, родные видели во мне только кошелек, и тепло в их глазах появлялось исключительно в те моменты, когда их мобильники пиликали извещениями о поступлении денежных средств. Тогда я ненадолго покупал себе звание заботливого старшего сына и брата, а не гнусного извращенца, которым был для них большую часть времени. Не знаю, почему я особо четко осознал это именно в тот день, но от тоски и безнадеги захотелось выть.       Вяло ковыряясь в «Маравейнике», я думал о том, что прямо сейчас Милан руководит расстановкой новых столов в цеху. Ему наверняка весело, потому что те юмористы-грузчики снова вызвались помочь, да и с Филом не соскучишься.       Захотелось сорваться и поехать к ним, но… Я и так уже слишком «подсел». Бесился от своей зависимости и навязчивой идеи понравиться, старался отдалиться сам и быть более отстраненным, каким умел быть он. Но все равно каждый раз велся на его провокации, не в силах сопротивляться его магнетизму и оторваться от крепкого гибкого тела. Каким-то образом он всегда угадывал, на какие рычаги нужно нажать, чтобы у меня раз за разом срывало крышу.       Утром следующего понедельника меня снесло от одного его вида. Помимо того, что заявился он с подкрашенными черной подводкой глазами, так еще и одет был в кожаные, блядь, штаны. Так-то я редко матерился, но в тот момент вспомнил всю нецензурщину, какую только мог. Милан привычно проплыл по кабинету в мою сторону и остановился рядом, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Встречать его по утрам на диване, а не в рабочем кресле, оказалось приятнее, но сейчас, когда плоский живот, подпоясанный широким ремнем с какими-то металлическими пластинами, оказался на уровне моих глаз, я взвыл. Джим Моррисон, мать его. В светлой рубахе с широким воротом, кожаных штанах и с выражением «Я — Король-Ящер, я все могу» на лице.       Я ухватился за пряжку его ремня и, дернув на себя, поставил между ног. Уткнулся лицом ему в живот и поцеловал в пупок. Под губами прокатилась волна мелкой дрожи. Да, иногда я тоже удивлял. Потянув вниз, я заставил Милана сесть мне на бедра и принялся покрывать поцелуями его шею. Несмотря на то, что мне постоянно хотелось сорваться на грубость: сжать покрепче, укусить посильнее, причинить боль, я ничего не мог поделать с рвущейся из меня нежностью. Водил ладонями по спине, сминая тончайшую ткань его рубахи, оглаживал обтянутую кожей задницу, влажно дышал в ключицы, втягивая ни с чем не сравнимый запах его тела.       Не сразу разобравшись с застежкой его ремня, я достал член и обхватил ладонью. Пару раз передернул, может, чуть грубовато, потому что Милан зашипел, а потом расстегнул свои брюки и прижал свой стояк к его.       — Так нормально? — спросил я, ловя поплывший взгляд.       — Да-а-а. — Милан сжал мои плечи и толкнулся в кулак.       Инициативы от меня по утрам он явно не ожидал, поэтому, сменив дерзость на мягкость, отпустил себя и притих. Как же мне нравилось, когда он становился таким податливым, отзывчивым. Когда прикрывал глаза и, прижавшись ко мне щекой, тихонько постанывал. Шептал что-то неразборчиво, просил еще, срывался на крик.       И как же я ненавидел, когда после, отойдя от оргазма, он становился отстраненным, будто стесняясь своей чувственности и злясь на себя за свою открытость и уязвимость.       — Тебе идет, — сказал я, проведя пальцем чистой руки у него под глазом.       Наша перемешанная сперма подсыхала на моем животе, а Милан, все еще часто дыша, смотрел на меня затуманенным взглядом. Когда смысл прозвучавших слов до него дошел, он смутился и сполз с моих коленей. Если бы я сказал такое в течение дня, в ответ Милан наверняка сдерзил бы, но тогда он только рассеянно кивнул и ушел в ванную. Вышел уже всемогущим Королем-Ящером и отправился править своим маленьким королевством.

***

      — Роман Владимирович! — Варя ввалилась в кабинет, проигнорировав интерком. — Там Воронцов!       — Что — Воронцов?       По ее лицу я уже понял, что там какой-то очередной устроенный Миланом пиздец, но мне нужно было знать, насколько он глобальный.       — Он с Максим Иванычем сцепился, у них там…       Дослушивать я не стал, вылетел из кабинета, надевая пиджак уже на ходу. С закройщиком у Милана не заладилось еще с первого дня. По его словам, там совсем скоро должно было рвануть, и, видимо, это скоро наступило. Крики доносились из отдела раскройки, и, проскочив швейный цех, я направился туда. Сзади раздавался торопливый перестук Вариных каблуков — она бежала за мной.       — Вызови охранника, — бросил я ей через плечо и ворвался в раскройный зал.       Иваныч с Миланом, злющие и напряженные, замерли напротив друга друга. Рядом с Воронцовым, держа его за локоть, стояла Мария, готовая в любой момент броситься на защиту друга. Иваныча сдерживал раскройщик-оператор. Начало скандала я пропустил, поэтому пришлось вникать по ходу.       — У меня есть доказательства! — прокричал Милан.       — Да кто тебя слушать будет, педик сраный!       За «педика» стало обидно даже мне. А Милан и вовсе взбесился — дернувшись вперед, смачно плюнул раскройщику прямо в лицо.       — Ах ты сученыш! — Иваныч вырвался из захвата и замахнулся.       За криком Марии отчетливо раздался хруст. Кровь из носа хлынула у Милана, а красная пелена накрыла меня. Маша дернулась к закройщику, но я успел встать на ее пути.       — Успокоились все! — рявкнул я, краем глаза заметив спешащего к нам охранника. — Вот этого, — сказал я ему, — запереть где-нибудь. И не выпускать, пока я не приду. Остальные, за работу!       Я повернулся к Милану и ужаснулся количеству крови. Он держал ладони под носом, но она просачивалась сквозь пальцы, заливая подбородок и капая на рубаху. Его лицо было слишком бледным, пальцы у лица дрожали, но глаза излучали не страх, а ярость. Я положил ладонь ему между лопаток и подтолкнул к выходу. За спиной застучали каблуки.       — Раздобудь лед. На кухне должен быть, — сказал я Варе, не оборачиваясь. Каблуки остановились и стали удаляться.       Я усадил Милана на диван и поразился, каким отточенным движением он наклонился вперед и пережал свою переносицу, словно делал это много раз. Красные капли устремились вниз, расплываясь по паркету смородиновым джемом. Я принес из ванной смоченное холодной водой полотенце и, сев перед Миланом на корточки, принялся вытирать его лицо. Он отнял у меня пропитавшийся кровью ком и попытался оттереть руки.       — Нужно в травмпункт съездить, — сказал я, заметив, что поток крови хоть и уменьшился, но не прекратился.       — Не нужно. Сейчас пройдет.       — Слишком много крови. Нос, наверное, сломан.       — Просто капилляры тонкие.       — У тебя может быть сотрясение.       — Нет у меня никакого сотрясения.       — Ты просто не хочешь ехать в больницу.       — Не хочу.       — Боишься врачей?       Милан поднял на меня затравленный взгляд и тут же отвернулся.       — Рубаху жалко, — вздохнул я. — Надо в чистку отнести, они там любые пятна выводят.       Я помог ему раздеться и ушел в ванную, чтобы промыть полотенце. А пока меня не было, пришла Варя, и Милана я застал прикладывающим к переносице пакет со льдом. Сама секретарша стояла рядом и, трогательно сложив кисти рук на животе, переминалась с ноги на ногу.       — Роман Владимирович, с Юхиным-то что делать?       — Что у вас произошло? — спросил я Милана, доставая для него чистую рубашку — с некоторых пор у меня всегда имелся для него запасной комплект одежды.       — Я обвинил его в воровстве и сказал, что у меня есть доказательства.       — Воровстве — чего?       — Ткани. — Милан откинулся на спинку дивана и отложил пакетик со льдом на подлокотник. Кровотечение вроде бы остановилось. — Они кроили по одной раскладке лекал, а в отчеты предоставляли другую.       — И большая выходит разница?       — Вам в метрах или килограммах?       Я знал, что закупку ткани производят в килограммах, но в метрах мне было понятнее.       — В метрах.       — Ну, там с листа примерно метр получался. Сколько слоев в партии, столько метров разницы.       — Что можно сделать с отрезами по метру? Куда он их… продавал, или что?       Милан посмотрел на меня как на идиота.       — Разумеется, они кроили без остатка. Просто в отчетах расход давали другим, так что там с партии по целому рулону выходило.       Я присвистнул. Так вот что мне покоя не давало в данных по ткани.       — Как мы ничего не замечали? Он же их как-то вывозил? Или у него соучастники были?       Милан вздохнул и стал перечислять:       — Совершенно точно оператор, но из закройки наверняка кто-то еще в курсе. Денис, охранник. Он же дежурства всегда на выходные берет, так что и ворота Иванычу он открывал. Юхин и в эту субботу приезжал, я машину видел, но там мы со столами возились, так что он обломался.       — У нас же там камеры везде. Они совсем, что ли, без страха?       — Да просто знали, что их прикроют.       — Значит, закройщиков и охрану нужно менять… Кто еще может быть вовлечен?       — Я бы провел полную инвентаризацию и переучет. Нитки там, этикетки, фурнитуру.       — Даже так?       Милан пожал плечами.       — Я такого в Индии насмотрелся. Там тырят по мелочи, а потом шьют по твоим же лекалам, шлепают твою же этикетку и продают налево.       — Ясно, — буркнул я и посмотрел на Варю. — Позвони Берестову, объясни ему ситуацию.       Когда она ушла, я вернул внимание к Милану. Пристально посмотрел на него и не смог понять, что чувствую. Он в очередной раз удивил меня: пробыв на фабрике без малого месяц, сумел увидеть то, чего мы не замечали в течение двух лет, или сколько там продолжался этот беспредел с воровством материалов. Даже не знаю, что меня впечатлило больше: прозорливость Милана или его порядочность. Впрочем, последнее вызывало сомнения: вряд ли парень, который спит с начальником за деньги, особо заморачивается моральными принципами.       — Если бы они предложили тебе долю, что бы ты сделал? — спросил я.       — А с чего вы взяли, что они ее не предлагали?       Милан сидел на диване, в то время как я стоял, возвышаясь над ним, и все равно мне казалось, что это он смотрит на меня сверху вниз. Как можно было сохранять достоинство с распухшим носом, размазанной вокруг глаз подводкой и чумазым от крови лицом?       — И чего отказался?       Медленно поднявшись, Милан посмотрел на меня уставшим взглядом.       — Да мне вроде и так хорошо платят, — сказал он, нарочито небрежно поведя плечом, но на последнем слове его подбородок дрогнул.       Я слишком поздно понял, что снова обвинил его в продажности, и от самого себя стало противно. Милан ушел, оставив на диване испорченную рубаху. На паркете подсыхали кляксы смородинового джема.