Play the guitar, not me

Уён выпрыгивает из-за барабанов, по привычке пихая палочки в задний карман порванных на коленях джинс и оставляя те торчать наружу. Он чуть не спотыкается об провода колонок, в итоге сохраняя равновесие и направляясь в сторону сложенных в углу сцены полотенец. Взгляд Хонджуна он ловит на себе моментально и, сложив указательные пальцы крестом, даёт тому понять, что пора брать перерыв. Хонджун кивает и снимает с себя гитару, отставляя ту в сторону, а после смотрит на Юнхо. Тот улыбается так счастливо, что Хонджун на секунду останавливается на своём пути к микрофону, а потом прибавляет шаг, почти добегая до стойки. — Спасибо, ребята! — громко говорит Хонджун в микрофон, срывая овации и крики восторженных зрителей. — Мы обязательно продолжим с вами после перерыва! Толпа огорчённо свистит, но в итоге люди начинают понемногу расходиться — кто к бару, кто к друзьям за столами, а кто на улицу за свежим воздухом и сигаретой. У сцены становится посвободней, а за угловой стойкой с пультом встаёт диджей, быстро включая подходящие под настроение песни. Люди растворяются в танцах и алкоголе, решая передохнуть и подождать нового выхода группы. Освещение меняется с красного на привычные фиолетовые оттенки, прямо в тон вывеске бара, разбавляясь разноцветными лазерами и миганием стробоскопов. Прожекторы перестают так ярко слепить сцену, и Хонджун хватает Юнхо за локоть, разворачивая к себе. Он смотрит в его лицо настолько серьёзно, словно Юнхо где-то смазал или грубо налажал. Юнхо прокашливается и облизывает губы, наклоняясь к лидеру ближе. — Если что-то пошло не по плану, — перекрикивает музыку Юнхо, вынимая наушник из уха, — то во всём виноват басист. Подошедший к ним Минги в шоке раскрывает рот и начинает сбивчиво возмущаться, отрываясь от бутылки воды. — Я? Почему опять я? — Ты постоянно лажаешь, — кричит подбежавший Уён, вытирая взмокшее лицо полотенцем. Недовольству Минги нет конца и края. Он резко поворачивается к Уёну и с хлопком укладывает руку ему на плечо, двигая ближе к себе. — Ах так? — наигранно зло тянет Минги. — Давай-ка я на пальцах объясню, где и в каком месте налажал наш прославленный барабанщик. Между ними затевается шуточная перепалка, но Хонджун продолжает оглядывать лицо Юнхо с заботой и беспокойством родителя, осматривающего сбитые об асфальт после первой поездки на велосипеде коленки. Юнхо сглатывает, шмыгает носом и поворачивает голову к залу. Он всматривается в ряды столов и людей, выискивая там светлую макушку, но терпит неудачу — белоснежный парень пропал, словно там его никогда и не было. Глаза бегло обводят сидячие места по бокам, людей на танцполе и у бара, даже второй этаж, и везде ничего. Темнота. Непроглядная и густая. — Звёздочка, — шепчет Юнхо одними губами, но Хонджун не может разобрать и слова в этом гуле колонок. Юнхо выглядит почти потерянно. Неужели ему показалось? На самом деле, такой вариант наиболее вероятный — этому светлому существу тут не место. Возможно, от недосыпа Юнхо принял белый лазерный луч, оставивший на сетчатке светлое пятно, за фигуру? Такое пару раз уже было, но ему всегда хватало нескольких секунд для восстановления зрения. Да и эти фигуры не имели лиц. А тут… Юнхо готов поклясться, что видел его. Видел эти глаза и этот свет. Минги с Уёном уже успели поссориться и помириться, поэтому сейчас Минги закидывает руку на плечо друга и подтаскивает его ближе к паре в темноте сцены. — Идём выпьем, — Минги не надо прилагать усилий для того, чтобы его услышали. — Уён сказал, что он хочет сладкого. Хонджун молча щурится, отпечатывая на лице Юнхо долгий взгляд, а после отпускает его, подходя ближе к Уёну. Обхватив рукой талию заулыбавшегося Уёна, он спускается со сцены в коридор с помещениями для персонала и гримёрными комнатами, оставляя Минги с Юнхо позади. Минги зачёсывает волосы назад, накрывая голову полотенцем, и тащит Юнхо вниз, вынуждая оторвать погрустневшие глаза от помещения бара. В коридоре за сценой гремящая музыка звучит намного тише, отдаваясь лишь громкими вибрациями по стенам. Юнхо прислоняется к одной из них спиной и тяжело вздыхает, потирая руками мокрое от пота лицо. Густо подведённые чёрным глаза смазываются, и Уён вновь будет жутко ругаться, когда ему нужно будет смывать и заново красить Юнхо, но сейчас его это не заботит. Он шарит рукой по карманам, выуживая из них смятую пачку и потрёпанную зажигалку, которая уже несколько недель срабатывает только с третьего раза, но Юнхо слишком лень купить другую. Минги ничего не говорит о том, что Сан строго настрого запретил курить в общих коридорах, оставаясь стоять перед другом с задумчивым выражением лица. Тонкая чёрная майка беспощадно липнет к потной коже Минги, облегая её слишком сильно, но его это не сильно волнует — за перерыв он успеет хоть немного обсохнуть и привести себя в более-менее свежий вид. — Соло было крутым, — издалека начинает Минги, разделяя с Юнхо сигарету. Он успевает виновато глянуть в камеру, пожимая плечами и одним видом умоляя Сана не ругаться. — Давно не слышал, чтобы ты добавлял что-то новое. Юнхо кивает несколько раз, разглядывая носки своих кроссовок. С кончиков волос у лица падает несколько капель пота, разбиваясь о выложенный плиткой пол коридора. Из гримерки слышится визгливый смех Уёна и вслед за ним голос Хонджуна, что-то активно рассказывающего своему парню. Юнхо поднимает руку к лицу и перебирает пальцами в воздухе, словно щупает невидимую гитару. — Само вырвалось, — отвечает Юнхо отстранённо, принимая из рук Минги сигарету. Он зажимает ту средним и большим, долго затягиваясь. — Я даже не понял, что делал. Минги понятливо мычит, начиная ерошить полотенцем длинные волосы. На белоснежном ворсе остаются разводы оранжевого и красного — Минги только вчера перекрасил выцветший блонд в это нечто, которое с гордостью называл пламенем. Его кончики пальцев и ладони все ещё отдавали рыжим. Минги посчитал, что перчатки созданы для того, чтобы выкидывать их в мусорку вместе с инструкцией, поэтому вчера тщетно пытался отмыть кожу и ногти от краски. Вышло скудно, зато причёска получилась красивой, ему шло, да и публика была в восторге. Но белое полотенце Юнхо всё равно было жалко. — Может, ты что-то писал в последнее время? — аккуратно спрашивает Минги, тут же переводя взгляд на потолок, чтобы ненароком не посмотреть в лицо Юнхо. Тот болезненно воспринимал свой творческий застой, и после пары кричащих ссор на эту тему все трое негласно решили не тормошить Юнхо с этим. — Оттуда и вылилось. — Нет, — Юнхо дёргает головой, словно скачущие мысли вдруг обрели форму и неприятно скакали в черепной коробке. Он выдыхает сизый дым сквозь нос, проходясь кончиком языка по нижней губе. — Вообще не писал такого. Никогда. Дверь дальше по коридору громко распахивается и в проёме появляется взъерошенный Уён. Раскрасневшийся и счастливый, с красными губами и пушистыми волосами. Он быстро находит друзей взглядом и хмурится. — Я жду свой коктейль, — недовольно произносит он, но, заметив не отрывающегося от разглядывания белых швов между кусками плитки Юнхо, тут же меняется в лице. — Минги, сходи за выпивкой, пожалуйста. Хонджун хочет пиво. Минги недовольно выгибает бровь, что-то произнося одними губами. Уён в ответ на это показывает на Юнхо и машет рукой, давая Минги понять, чтобы тот тащил друга в гримёрку, а не проводил допрос на проходной. Минги просит пару минут, и Уён, кивнув, скрывается в комнате, закрывая за собой дверь. Пепел падает к ногам Юнхо. Минги сразу же растирает истлевший комок подошвой по полу. — И про белый костюм строчка прикольная, — голос Минги звучит очень оживлённо, и Юнхо не может понять настроения друга. То ли ему правда весело, то ли этот цирк предназначен специально для Юнхо и его понуро свешенной головы. В любом случае, ему не до этого. Перед глазами переливы пепельных прядей, растянутые в улыбке уголки губ, восторженно сверкающие глаза. Юнхо даже не знает, смог бы он с такого расстояния верно рассмотреть чужое лицо, но мысли об этом также быстро растворяются в сотнях других — он уверен, что несмотря ни на что запомнил каждую черту, линию, эмоцию. Во всём образе загадочного молодого человека серебряными нитями были вшиты невинность и очаровательное восхищение. Такое точно и при всём желании не забудешь. И эти глаза… Юнхо отлично знает этот по-детски восторженный взгляд. Он также смотрел на свою первую гитару, которую ему дарила мама спустя долгие месяцы криков по несколько раз на дню о желании освоить музыкальный инструмент. Глаза Юнхо блестели также, когда отец впервые включал свои CD-диски с роком на магнитоле в машине по пути в школу или на спортивные секции. Маленький Юнхо не мог усидеть на месте от своей радости, пропевая строчки на ещё недоступном ему языке на издыхании своих лёгких и пределе молодых голосовых связок. Всё естество белоснежного парня возвращало Юнхо в детство, окуная в солнечный свет, пушистые облака и тёплые мамины руки. Но он пропал. И свет, мелькнувший в темноте бара, исчез вместе с ним, возвращая Юнхо в его реальность. Белая флуоресцентная лампа над их головами с треском моргает в тон раздумьям Юнхо, привлекая внимание обоих. — Ты сам её придумал? Юнхо, наконец, смотрит Минги в глаза и пару раз глупо моргает, выныривая из пролетевших тёплым летним ветром мыслей в светлый, но всё ещё кажущийся тёмным, коридор. Ему требуется некоторое время, чтобы понять о чём говорит Минги и вспомнить свою сымпровизированную на сцене строчку, адресованную конкретному человеку. — А, ты про это, — лёгкая ухмылка расползается на лице Юнхо, но в ней нет и капли радости. — Увидел в толпе кого-то. Наверное, не выспался и уже свет от прожектора за человека принял. Минги разминает шею, выхватывая из рук Юнхо сигарету, и прикладываясь к ней губами. Он решает промолчать о том, что он тоже прекрасно разглядел того посетителя. На самом деле, было трудно не увидеть — его белый костюм смотрелся абсолютно несуразно в толпе небрежно порванных шмоток и сгустков чёрного тут и там. В этой красно-черной массе посетителей белый пиджак и брюки выделялись чересчур ярко, привлекая к себе слишком много ненужного внимания. Минги заметил того парнишку раньше Юнхо и невольно посмеялся с этого зрелища — на их концерты и выступления приходили в разных нарядах, но строгий, слишком модный для такого мероприятия костюм смотрелся намного неожиданней голых по пояс девушек. Говорить о нём бессмысленно — то был, вероятно, какой-то забредший не туда человек, который удивлённо попялился на выступление потных незнакомых рокеров и быстро ретировался, понимая, что подобное заведение точно не его уровня. — Нужно больше спать, Ю-ю, — по-доброму улыбается Минги, похлопывая друга по плечу. — Минги, пиво! — надрывается Хонджун из-за закрытой двери почти со злостью, чем вызывает у обоих гитаристов тихий смех. После последней затяжки до фильтра, Минги плюёт на ладонь и тушит сигарету об мокрую кожу, заставляя Юнхо скривиться от омерзения, но вслух он недовольства не высказывает — Минги всё равно не послушает. Окурок летит в урну в углу, и Минги отходит к выходу. — Тебе что взять? Тоже пиво? Юнхо молчит с секунду, а после пожимает плечами, медленно отталкиваясь от стены. — Бренди. Чонхо громко смеётся, когда Сонхва медленно подходит к их столику и падает на стул напротив. На лице Сонхва столько сменяющих друг друга эмоций, что и ухватиться-то не за что — удивление, взбудораженность, радость и блаженство. Сонхва буквально сражён наповал тем, что услышал. Он всё ещё смотрит на уже пустую тёмную сцену, только музыкальные инструменты на которой давали понять, что буквально несколько минут назад происходящее на ней вывернуло Сонхва душу наизнанку. Ему кажется, что подобного он не испытывал никогда. Не в его правилах было переживать такие эмоциональные потрясения вечером рабочего вторника. К слову, стоять, разинув рот, посреди пьяной ревущей толпы тоже было ему не свойственно. И пристальный зрительный контакт с задержанным дыханием и дрожью во всём теле тоже. И эта музыка… Она, вообще-то, подобно вышеперечисленному, места в его привычном укладе жизни не находила — слишком громко, слишком оглушающе, слишком много звуков и криков. Подобный рок всегда казался ему грязным. Он не мог сказать конкретно что его смущало, но фанатом он не был. Не интересовался, не слушал, не вникал и, честно говоря, даже не пытался. В музыке Сонхва в принципе мало что находил. Мог послушать, мог подпеть, но выйдя из дома без наушников точно бы не разозлился и не побежал бы обратно. Расстроился, может быть, но назад бы точно не вернулся. В детстве, когда он ещё познавал мир и рассматривал разные, мало-мальски интересные занятия как будущие потенциальные хобби, его привлекла девушка с гитарой на улице. Сонхва был ещё слишком легкомысленным подростком чтобы понимать, насколько сложным может быть изучение музыки, поэтому без малейших колебаний заикнулся об этом перед родителями. Когда они услышали, что сын был бы не прочь научиться играть на каком-то музыкальном инструменте, они с радостью записали его на уроки фортепиано. Только придя на само занятие Сонхва понял, что забыл упомянуть гитару как предмет своего интереса, но с другой стороны выхода уже не было. Ну, или Сонхва был не очень заинтересован в его поиске. И сперва Сонхва даже нравилось. Шёл туда всё равно без особого энтузиазма, но гордое «я учусь играть на фортепиано» уже осело на языке среди одноклассников и знакомых родителей, да и особого сопротивления он не выражал. Однако спустя полгода строгих уроков, кучи материала и зубрёжки правильных позиций рук, Сонхва устал. Держать в голове кучу информации одновременно казалось сложным, а мотивации становилось всё меньше, и он быстро перегорел. И даже невзирая на это, Сонхва провёл в музыкальном классе ещё около полутора лет, сумев признаться родителям только тогда, когда они заговорили о том, чтобы купить и поставить фортепиано в гостиной. За обеденным столом тогда повисло неловкое молчание, и Сонхва смущённо переводил взгляд с расстроенной матери на хмурое выражение лица отца. Тогда Сонхва понял, что пробовать гитару ему, если честно, уже и не хочется. Да и играл он только из-за того, что ему нравилось получать от родителей лишнюю похвалу и срывать с родственников и друзей гордящиеся им взгляды. А ещё слушать преподавателей, которые неустанно твердили про какой-то талант, предрасположенность и музыкальный слух. Но и всех этих факторов Сонхва не хватило для укрепления своего интереса к бело-черным клавишам, нотному стану и переливам мелодии. Занятия музыкой казались скучными и это настроение неустанно переложилось и на гитару, в которой Сонхва себя испытывать уже не стал. Но сегодня в нём что-то щелкнуло. — Почему ты раньше не приводил меня сюда? — почти кричит Сонхва, прикладывая ладонь ко рту, словно это могло хоть как-то усилить его голос, заглушённый крутящимися диджеем треками. Чонхо изумлённо раскрывает глаза и взрывается новой порцией хохота. Он пытается несколько раз прерваться и ответить Сонхва, но смех, рвущийся изнутри, попросту не даёт этого сделать. Когда мышцы живота сводит от напряжения, Чонхо берёт в руку свой бокал и делает несколько глотков холодного коктейля. — Мне надо было насильно тебя сюда привести? — Чонхо посмеивается, облокачиваясь о стол и придвигаясь ближе к Сонхва, чтобы его было лучше слышно. — Ты постоянно отказывал мне. Сонхва почти виновато поджимает губы, вспоминая, сколько раз Чонхо намёками и напрямую звал его заглянуть в бар. Он работал в «Outlaw» с середины первого курса и не уставал звать Сонхва в бар хотя бы ненадолго. Обещал коктейли, неплохую музыку и лишнее время с ним, но Сонхва постоянно увиливал, находя отмазки и напоминая, что рок он, вообще-то, не слушает. В те многие разы, когда Сонхва подвозил Чонхо куда-то и включал в машине свою музыку, друг не упускал возможности язвительно указать на какую-то песню и напомнить, что у Сонхва в плейлисте валяется немало исполнителей, которые относятся к нелюбимому им жанру музыки. Сонхва закатывал глаза и отвечал, что даже если это рок, то он другой. На слова Чонхо о предрассудках по поводу образа рокеров у него опровержения, конечно, не находилось — он делал музыку погромче и просил помолчать. — Ты должен был показать мне их раньше! Это… — Сонхва прикусывает губу и щёлкает пальцами, пытаясь подобрать нужные слова. Чонхо усмехается, подпирая щёку ладонью, и подсказывает: — Другое? — Да! — восторженно кричит Сонхва, хлопая в ладоши. — Это то самое. Совсем другое. Оно такое же громкое и всё ещё кричащее, но, — короткий взгляд падает на всё ещё пустующую сцену, — одновременно с этим мелодичное и эмоциональное. Правда «другое». Чонхо прослеживает взгляд Сонхва и беспомощно качает головой. Он прекрасно понимает, что слова Сонхва тут больше не про музыку. Хотя приятно узнать, что наотрез отказавшемуся от рока Сонхва, как оказалось, может нравиться то же, что и Чонхо. Главное правильно подать. — Ты невыносим и до жути упёрт, Сонхва, — тянет Чонхо, придвигая ближе коктейль к другу. — Пей, иначе лёд растает и будет уже невкусно. Сонхва кивает, обхватывая вспотевшими от перевозбуждения ладонями уже покрывшееся конденсатом стекло, и делает несколько крупных глотков. Его голос всегда был негромким и мягким, так перекрикивать музыку он не привык, поэтому во рту быстро пересыхает. Но он продолжает спрашивать Чонхо о том, что же за группа сейчас была на сцене. — Little Bastards, — отвечает Чонхо, помешивая трубочкой лёд в бокале. Сонхва смотрит на друга во все глаза, придвигаясь к нему ближе. Удивительно, как чужие косые взгляды совершенно перестают его волновать, хотя толпа пьянеет быстрее и внимания к его выделяющейся бельмом в мраке помещения персоне становится больше. — Они выглядят молодо. — Чуть старше нас, — соглашается Чонхо, периодически кидая взгляд на кружащегося за барной стойкой Ёсана. — Лидер самый старший. Сонхва медленно проходится языком по губам. Его глаза тут же загораются, когда перед веками всплывает образ высокого парня, сжимающего стойку микрофона так, словно от этого зависит его дальнейшая жизнь. — Это тот вокалист? Он старший? — Смотря про кого ты, — Чонхо с удовольствием забирает себе возможность поддразнить Сонхва. Сам-то он прекрасно понимает, о ком думает друг. — Но нет, лидер это тот невысокий парень. Он пел, когда ты пришёл. Разочарованный вздох срывается с губ Сонхва, когда понимает, что речь о том открыто заигрывающим с толпой человеке, которого он заметил в первую очередь при взгляде на сцену. Периодически во время второго выступления Сонхва соскальзывал взглядом и на других участников группы, и каждый раз, когда он натыкался на того парня на правом краю сцены, странные мурашки пробивали его тело от этой улыбки. С гитарой в руках он изменился. Стоя у микрофона, парень постоянно играл с толпой взглядом и мимикой, а заняв место гитариста редко смотрел на людей, в отличие от других участников группы, будучи полностью погружённым в свою игру, словно кроме струн, музыки и него в помещении больше никого не было. С подбородка солёными каплями падал пот, а губы складывались почти в маниакальный оскал. И Сонхва делал скидку на то, что ему могло показаться, — очки так и отдыхали в футляре на переднем пассажирском, — но менее жутким от этого парень не становился. — И как его зовут? — Хонджун. Классный парень, кстати. — Хонджун! — вскрикивает Уён, когда острые зубы больно кусают место, где шея переходит в плечо. Хонджун вновь скалится, глядя исподлобья на сидящего на нём Уёна, и продолжает выцеловывать любовные послания на бронзовой коже. Уён постепенно расслабляется в его руках, зарываясь во влажные волосы на затылке пальцами, и придвигает Хонджуна за пряди ближе к себе. Запрокинув голову назад, Уён даёт больше пространства, горячо выдыхая в потолок. У Хонджуна была удивительная черта, доводящая Уёна до мурашек по всему телу — заводиться от живых выступлений. Пока остальные участники группы, включая Уёна, валились с ног от приятной усталости и мечтали о горячем душе и крепком сне, у Хонджуна сносило крышу. Он насыщался энергией толпы, как эмоциональный вампир в самом лучшем смысле этого прозвища, и буквально горел от адреналина. Вымещать его на Юнхо или Минги было бы странно — первый засыпал на любой доступной поверхности, даже стоя у стены, а второму с дрожащими от перенапряжения пальцами было невмоготу даже самостоятельно чиркнуть зажигалкой. Поэтому Хонджун выпускал весь свой запал на Уёна. Тот был всегда готов принять в свои объятия любимого парня, и всё, на что его хватало, были слабые толчки, когда Хонджун заигрывался и до боли впивался острыми зубами во все части тела, куда мог дотянуться. — Сам музыку пишет, о выступлениях договаривается. Писал бы поп постоянно — все крупные кампании его с руками бы забрали, — мечтательно вздыхает Чонхо, чувствуя только белую зависть к трудолюбию и таланту Хонджуна. Сонхва бездумно кивает головой, невольно проникаясь к этому парню уважением. Так много стараться на благо группы кажется действительно сложным, но по его лицу на сцене было видно, как ему это нравится и что признание их музыки полностью оправдывает для него любые трудности. — Но у него итак проектов куча. Он многим артистам с музыкой помогает, только просит его имя публично не указывать, — смешок рвётся из груди Чонхо. — Мол, родные банды не поймут, если увидят, как популярные певички под его аранжировки про разбитую любовь заливают. Сонхва не смеётся с шутки Чонхо, лишь понимающе кивая. В его голове это и вправду работает. Наверное, коммьюнити рока могло такое не принять. — А кто ещё есть в группе? — Сонхва вновь улыбается, и Чонхо не сдерживается, наигранно задумываясь. — Ещё есть Уён, — Сонхва предвкушенно напрягается всем телом, а после ответа закатывает глаза: — их барабанщик. Такая он, конечно, язва. Друг отличный, но энергии и громкости в нём… Закачаешься. — Тише, — Хонджун затыкает ладонью рот Уёна, когда звенящий стон прокатывается по гримёрке, точно выходя за пределы комнаты. — Ты хочешь, чтобы нас услышали? Уён медленно выпрямляется, возвышаясь над Хонджуном и одаривая его недовольным взглядом. Он сам хотел, чтобы их отношения оставались по максимуму в секрете из соображений имиджа группы. Пусть времена и тенденции менялись, утягивая за собой и восприятия людей, сообщество рока всё равно в большинстве своём оставалось чуть более консервативным, чем остальные. И если Хонджун от своей любви хотел кричать и прыгать перед толпами, Уён предпочитал проявлять её во всех красках за закрытыми дверьми. — Просишь тише? А сам-то сможешь? Ладони ложатся на кофту, состоящую из крупной сетки, и с силой давят. Хонджуну приходится отклониться в сторону, чтобы не встретиться затылком со стеной, но это только играет Уёну на руку — он быстро заваливает Хонджуна на чёрный диван, вжимая его в мягкое сиденье. Глаза Хонджуна ярко сверкают азартом, когда Уён продолжает вдавливать его в обтянутый кожей поролон, другой рукой красиво зачёсывая красные пряди назад. Его волосы сильно отросли, теперь касаясь концами задней части шеи, и Хонджуну хочется дотянуться до них пальцами и привычно сжать в кулаке, но Уён не даёт. С силой проезжается бёдрами по вздыбленному паху, улыбаясь на зашипевшего сквозь зубы Хонджуна, и наклоняется ближе, чтобы увлечь любимого в долгий поцелуй. И если после выступлений из Хонджуна пёрла неконтролируемая энергия, Уён в противовес становился раздражительней от усталости. Он мог вспыхнуть на любое неправильное слово, поэтому брал больше инициативы на себя, чтобы быстрее получить разрядку и освободить тело от этих эмоций. А Хонджун не упускал возможности игриво мешать Уёну в этом долгими прелюдиями, томительными поцелуями или напускными отказами, чтобы вытянуть из своего парня больше этой обжигающей злости. Удержать Уёна после подобных выходок было попросту невозможно, и засыпали они в объятиях друг друга только под утро. — Очень талантливый. С палочками словно родился, Хонджуну часто с музыкой помогает, — Чонхо выставляет пятерню, загибая пальцы по очереди. — На гитаре иногда играет, поёт отлично. Чем только не занимается. Ещё за костюмы и макияжи отвечает. Образ двигающегося за барабанами тела выплывает на передний план. Сонхва ещё тогда невольно удивился, как можно так энергично двигаться в сидячем положении, но у Уёна это отлично получалось. — Когда дают на более крупных площадках концерты — от них глаз не отвести, и всё благодаря Уёну! Сегодня так, — Чонхо обводит рукой зал с тёплой улыбкой, — по-домашнему. Сонхва присвистывает от удивления. Они все выглядели на сцене лаконично и красиво. Каждый образ сочетался между собой, и раз уж такие подобранные со вкусом костюмы считались «домашними», Сонхва не терпелось узнать, как же они смотрелись на крупных сценах. — Они часто сюда заглядывают когда не сезон открытых концертов. Для удовольствия, я думаю, они на этой сцене, считай, выросли. Владелец давно дружит с Хонджуном, поэтому в самом начале активно двигал их здесь, пока не стали звать в другие места. Сонхва с интересом слушает каждое слово, проникаясь странным чувством гордости. Такие талантливые ребята, да ещё и в одной группе. По крайней мере, по рассказам Сонхва уже по своему проникался каждым из них. — А ещё кто? — нетерпеливо тянет Сонхва, тряся ногой под столом. Чонхо лукаво улыбается, не собираясь сдаваться так легко. — За бас-гитару отвечает Минги. — А в чём её отличие от обычной? — улыбка Чонхо становится ещё шире. Даже если Сонхва задаёт все эти вопросы в попытках преследовать свою эгоистичную цель разузнать побольше про загадочного парня с хриплым голосом и огромной массой чувств в каждой ноте, Чонхо всё равно рад поделиться с лучшим другом своей страстью. Он удобно пользуется предоставленной ему возможностью, не встречая со стороны Сонхва сопротивления. И пусть тот сперва наигранно вздыхает, когда Чонхо в очередной раз оставляет рассказ о Юнхо на десерт, его лицо всё равно светится любопытством на слова о других участниках группы. — Она издаёт более тяжёлые звуки, — Чонхо старается объяснить на пальцах, не углубляясь в терминологию. — Если не брать в расчёт то, что бас-гитара больше по размеру и струн у них, чаще всего, четыре вместо пяти, она скорее следует за барабанами. Ориентируется не на мелодию, а на аккорды и ритм, скажем так. Чонхо прикусывает уголок губ, когда видит взгляд Сонхва на себе — беспомощный и ничего не понимающий. Он вздыхает и стучит по деревянной поверхности пальцами, раздумывая, как лучше будет донести до Сонхва то, в чём отличие двух инструментов. Для него, с раннего юношества не вылезающего из различных источников в интернете в попытках узнать больше, протиснуться глубже в этот мир, всё было вполне очевидно. А Сонхва был другим. — Короче, — Чонхо хлопает ладонями по столу. — Обычная гитара это «тын-тын-тын» — Чонхо изображает руками в воздухе перебор струн. — А бас-гитара это «бум-бум-бум». Понятно? Сонхва разражается громким хохотом, привлекающим внимание нескольких сидящих за барной стойкой людей. Он смеётся так заливисто, что Чонхо почти смущается, краснея кончиками ушей. Сонхва жмёт ладони к заслезившимся глазам и сбито давится извинениями, пытаясь сказать, что его реакцию не надо воспринимать как оскорбление. — Прости-прости, — Сонхва хватается за живот, откидываясь на стуле и тихо посмеиваясь. — Это звучало слишком смешно. Зато я, кажется, понял тебя. Этого хватает, чтобы Чонхо облегчённо вздохнул и улыбка вновь заставила его щёки мило приподняться. — В общем, по поводу Минги… — Дружище! Высокая фигура вырастает над Чонхо прямо из недр тёмной толпы. Она протискивается сквозь людей, огибая унесённые алкоголем и эйфорией тела, и приближается прямо к их столику. Большая ладонь тяжело опускается на плечо Чонхо, заставляя того подпрыгнуть на стуле и сразу же оглянуться. Сонхва мгновенно узнаёт в этой улыбке того самого парня, что спорил с Уёном на сцене. — Минги! — Чонхо быстро поднимается, стискивая в объятиях подошедшего человека. — Сколько лет! Минги громко смеётся, прижимая друга ближе к себе и слегка приподнимая над полом. Сонхва удивлённо поднимает брови — Чонхо был крепко сложенным парнем, но на фоне Минги выглядел уже не так внушительно. — Как твоё здоровье? Давно ты не заглядывал, — продолжает Чонхо, светясь счастьем от встречи. Минги отмахивается от вопросов, но всё равно невольно поглаживает пальцами горло. — Да чёртова простуда всё не отпускала, но сейчас я в полном порядке. Хотя в моменте думал, что коня двину. Температурило так, словно на голодный желудок напился дерьма. Голос Минги звучный и низкий. И если Чонхо нужно приложить усилия, чтобы перекричать музыку, то Минги говорит так, словно всего этого шума совершенно не существует. Сонхва понимает, что именно Чонхо подразумевал под бас-гитарой и невольно сравнивает инструмент с его обладателем. Тембр и голос Минги звучит почти в точности также, как те самые басы в недавней песне. Сонхва невольно двигается на стуле, вслушиваясь в наполняющие слова глубиной нотки. Минги не смотрит на него. Сонхва уверен, что тот его даже не заметил. Минги как обычно невнимателен и беспечен, уделяет внимание своему собеседнику, а не окружению. Чонхо в нём это всегда нравилось — в отличие от Хонджуна, который часто вертел головой по сторонам, цепляясь зорким взглядом то за одежду, то за лица прохожих, Минги всегда смотрел прямо в глаза и слушал, что ему говорят. Главный парадокс был в том, что если переспросить Хонджуна о теме прошедшего диалога, тот незамедлительно воспроизведёт его. А вот Минги обязательно пропустит половину мимо ушей. Но плохим другом от этого он совершенно не становился. Подобное добавляло ему лёгкого ребяческого шарма, перед которым почти никто не мог устоять. Кроме, возможно, Ёсана за барной стойкой. В голове Сонхва начинает роиться всё больше странных мыслей. «Минги же в группе с тем парнем, да? Может, спросить у него? А что спросить? Может, напроситься пойти с ним? Попросить познакомить?» — ведёт диалог с самим собой Сонхва, покачивая ногой, закинутой одна на другую. Он несколько раз действительно порывается заявить о своём существовании, привлечь к себе внимание. Намекнуть или, наоборот, спросить напрямую о том, где же тот высокий молодой человек и почему он не пришёл с Минги. А ещё спросить, почувствовал ли он то же самое, что и Сонхва, когда пел ту строчку, глядя ему сквозь глаза в самую душу. Рот открывается и закрывается несколько раз, что-то внутри не даёт ему озвучить своё предложение. И даже если Сонхва понравилась одна песня и он со всем вниманием послушал рассказ о других двух участниках группы, это, как ни крути, ещё не было показателем того, что весь сложившийся образ «грозного рокера» испарился из его головы окончательно. Возможно, по краям и расплылся тонкими линиями акварельной краски, но не смылся до конца, чтобы Сонхва мог нарисовать поверх что-то другое, более приближенное к той правде, к которой сам ещё не подошёл. Вот так открыто спрашивать подобное у Минги было стыдно, поэтому Сонхва со вздохом решил пока не отсвечивать. Вдруг фортуна снова поцелует его в макушку? — Ты сегодня не работаешь? — Минги удивлённо оглядывает Чонхо, только сейчас понимая, что друг не на своём рабочем месте. Вернее, формально на нём, но буквально нет. — Почему это? Работаю, — почти оскорблённо произносит Чонхо, хмуря брови. — Мне дали пару минут передышки. Три пары глаз поворачиваются в сторону Ёсана. Он заправляет зелёную чёлку за уши и улыбается клиенту, передавая сразу три разноцветных бокала в руки компании людей. Наплыв на самом деле большой, и Сонхва правда удивлялся, как этот парень всё успевает, так ещё так легко и быстро, словно проработал тут всю жизнь. Сонхва вновь переводит взгляд, чтобы разглядеть Минги подробней, и натыкается на кое-что интересное. У этих двоих подозрительно одинаковый взгляд. Блестящий, заинтересованный, полный почти щенячьего восторга. Недоумённая улыбка расползается по лицу Сонхва, когда щёки Чонхо чуть розовеют, а кадык Минги дёргается под кожей. Он даже не знал, что Чонхо мог смотреть на кого-то с такой нежностью. Ёсан этих взглядов на себе не замечает, на секунду пропадая под стойкой и доставая новую бутылку с виски. Он мягко смеётся, почти аристократично прикрывая рот рукой, когда одна из барменш что-то шепчет ему на ухо, и возвращается к работе. Его глаза полуприкрыты, улыбка расслабленная, и он весь из себя ангел, упавший на землю не в то время и не в том месте. Удивительно, что если свет Сонхва сильно выбивается из общей атмосферы, скорее отпугивая и срывая непонятливые взгляды, эта переливчатая зелень волос, выглядывающие из-под майки сильные руки в купе с миловидным лицом делали Ёсана полноправным обитателем этого места, влекущего на себя людей, как светлячков на фонарь. Возможно, встреть Сонхва его в другой обстановке, мог бы и ненароком влюбиться. Но он уверен, что тут итак отбоя от поклонников нет — двое главных сейчас чуть не роняют слюни на пол. Сонхва давит смешок в кулаке, вытягивая ногу и слегка пиная Чонхо по голени. Друг моментально отмирает, растерянно смотря на Сонхва, а после, заметив взгляд Минги, бьёт того ладонью аккурат по солнечному сплетению. Минги давится вдохом, смотря так обиженно, словно сейчас заплачет. — За что? — У тебя из глаз сердечки сыпятся, — фыркает Чонхо, словно сам только что не был окружён арфами и райскими облаками от вида Ёсана. — Чего хотел? Минги, вспомнив, за чем его послали, выпрямляется и зачёсывает пятернёй волосы назад, оглядывая отсеки с алкоголем на высокой стенке бара. — Парни выпить захотели, — Минги облизывается и, потирая руки, смотрит на Чонхо. — Два пива, бурбон и самый сладкий коктейль для Уёна. Чонхо только открывает рот, чтобы напомнить, что у него «минуты отдыха», как Ёсан щёлкает по звонку на дубовой стойке прямо перед ними, вновь обращая на себя внимание. — Будет сделано, — уголок губ Ёсана дёргается вверх. — Привет, Ги. — А ты чего тут? Почему Чонхо отлынивает? И Чонхо с Ёсан тут же одаривают друг друга очевидными взглядами, беззлобно смеясь. Ну, типичный Минги. Тут слышу, а тут уже забыл. — У Чонхо персональный посетитель, он на перерыве, — Ёсан мягко указывает в сторону смутившегося Сонхва. Он уже и забыл, что на него Минги до сих пор не обратил совершенно никакого внимания. Минги тут же широко улыбается, выставляя руку вперёд, чтобы поздороваться с другом Чонхо, но как только видит светлые вьющиеся от влажной ноябрьской улицы волосы, белый костюм и большие глаза, тут же опускает руку. Чонхо нервно кидает взгляд в бок, надеясь, что Минги не выкинет чего-то глупого и не напугает Сонхва. Учитывая то, что тот только начал интересоваться и проникаться этим местом и атмосферой, — да, пусть и из-за закрывшегося в туалете Юнхо, — Минги с его языком без костей мог напугать Сонхва. Сонхва тушуется из-за такой реакции, неуютно обнимая себя за плечи, и смотрит загнанным в угол зверьком, у которого всего два выхода — притвориться мёртвым или умереть по-настоящему. — Это же ты! — вскрикивает Минги и тут же падает на нагретое Чонхо место. — Тот парень в белом! Сонхва гулко сглатывает, беспомощно поднимая взгляд на стоящего позади Минги друга. Чонхо хмурится сильнее и кладёт ладонь Минги на голое плечо, собираясь одёрнуть его и не смущать Сонхва ещё сильнее, но тот упрямо игнорирует его, и продолжает: — Я видел тебя со сцены! Весь в белом, — Минги громко смеётся, оборачиваясь на Чонхо. — Думал, у смерти чёрная одёжка закончилась! А оказалось нет, не смерть. Дёрганая улыбка появляется на лице Сонхва, когда тот тихо посмеивается, не собираясь грубо игнорировать попытку Минги пошутить. Того, если честно, не сильно заботит поддержать его юмор или нет — ему смешно, а остальные подтянутся. — Я предполагал, что ты уже сбежал, — тянет Минги, вновь возвращая всё своё внимание на Сонхва, и чуть сокращает между ними расстояние, заинтересованно заглядывая прямо в лицо. — Первый раз тут, да? Обычно сюда такие светила не заглядывают. Такая концентрация интереса к своей персоне от незнакомого человека заставляет мышцы Сонхва задеревенеть от неловкости, но, к удивлению Чонхо, друг находится с ответом: — Я забежал к Чонхо. Не знал, что тут есть… дресс-код. Так бы успел хоть коленки на штанах порезать, — Сонхва демонстративно оттягивает белую ткань в бок, рассматривая её так, словно она действительно могла в мгновение ока превратиться в рваные джинсы. Минги расценивает это как шутку и грохочет басом. Сонхва не пытался выдавить из себя что-то смешно, но облегчение всё равно вселяется в тело от счастливого и, как оказалось, совершенно безобидного образа Минги. Удивительно, но его мягкие черты лица и широкая улыбка оказываются вполне располагающими к себе. Первое впечатление бывает обманчивым. Взгляд раскосых глаз скользит по Сонхва. Интересную внешность с медовой кожей выбеленные пряди совершенно не портят, наоборот, даже как-то оттеняют, делая её более благородной и насыщенной. Длинные аккуратные пальцы беспокойно перебирают в руках стакан с напитком. Радужки глаз в приглушённом освещении кажутся непроглядно чёрными и такими большими, что в голове Минги на секунду мелькает, что тот мог принять чего потяжелее перед тем, как войти в заведение, но он быстро отгоняет от себя эти мысли. Во-первых, Сонхва не выглядит как человек, который может баловаться подобным, да и Чонхо с такими не водится. Во-вторых, Сан отлично постарался с фейс контролем бара и строгим досмотром людей, чтобы никакая зараза не попадала в его заведение. Краткий смешок рвётся из глотки. Юнхо будет в восторге. — А ты хорош, парень, — Минги утирает глаза, забирая на пальцы немного чёрного карандаша вместе с выступившими от хохота слезами. — Я Минги. Приятно познакомиться. Сонхва бросает короткий взгляд на выставленную вперёд руку и неуверенно протягивает свою в ответ, тут же срывая крепкое рукопожатие. Руки Минги обжигающе горячие и слегка влажные. Он и вправду весь похож на пламя — что его открытость и самоуверенность в общении, которая больше располагала к себе теплом, чем грубо отталкивала, что причудливо покрашенные волосы. Распущенные пряди и вправду напоминали языки огня, неудержимого и всепоглощающего. — Сонхва, мне тоже приятно. Минги задумчиво склоняет голову в бок, всё ещё не отпуская руку нового знакомого. Он долго смотрит в лицо напротив, пока Сонхва не начинает робко отводить глаза в бок. Руку он вырвать не пытается, потому что это кажется грубым и неуместным, но и поддерживать зрительный контакт становится сложно. Минги добродушно улыбается и отпускает нежную ладонь из своего плена первым, решая не смущать Сонхва ещё больше. Откинувшись на спинку стула, он складывает руки на груди и вновь осматривает Сонхва пристальным взглядом. — Сонхва… Сонхва. Сон-хва, — несколько раз произносит Минги, перекатывая буквы во рту, словно пытаясь распробовать их на вкус. — Ну, точно не отсюда. Ты тут как пришелец. Сонхва непонимающе выгибает бровь, безмолвно прося больше объяснений. Минги под этим взглядом чёрных глаз тут же спешит добавить: — Хвасон. Довольный тем, что придумал, Минги вновь демонстрирует свою широкую улыбку. Сонхва глупо моргает, а после тихо посмеивается, поражаясь, как парень вообще до этого додумался. Конечно, он соврёт, если скажет, что не согласен — он и правда был здесь чужим существом, словно с другой планеты. Выглядел не по негласным правилам заведения, вёл себя неестественно, смотрелся слишком ярко. Поэтому подобное сравнение кажется Сонхва очень подходящим и даже красивым. Молчащий всё это время Чонхо ещё раз оглядывает сидящих за столом людей, а после переводит взгляд на Ёсана. Тот выставляет два бокала пива на стойку, рядом опускается бренди и ярко-красный коктейль. Сонхва замечает на нём ненормальное количество шоколадной крошки и невольно морщится — напиток выглядит и, Сонхва готов поспорить, на вкус как сахарная кома. Пальцы пару раз стучат по железному звонку, отвлекая Минги от нового лица в своём окружении. Он вытягивает шею, смотря на высокую стойку, и встаёт с места. — Ох, Ёсан! Душа моя, — Чонхо тут же закатывает глаза от слащавого тона друга. — Ну что бы мы без тебя делали? — Платили бы за каждый напиток, как и остальные, — Ёсан невозмутимо пожимает плечами, натирая вымытый бокал до блеска. В его голосе ни капли шутки. Это мгновенно останавливает довольного Минги, заставляя его руки застыть в воздухе. Чонхо громко смеётся, и только по еле заметно приподнявшимся уголкам губ Ёсана Сонхва улавливает, что за его словами скрыта ирония. Минги недовольно цокает и подхватывает свой бокал, делая один большой глоток. — Будет тебе, — тянет Минги с обидой в голосе. — Я к тебе со всей душой, а ты… — Тебе просто повезло, что Сан твой друг и пропускает мимо ушей все твои «я позже верну», — хмыкает со стороны Чонхо, облокачиваясь на бар. — Или «на неделе отдам», — подхватывает Ёсан, всё ещё не отрывая взгляда от протирания бокалов. — «Кошелёк забыл, как закину на карту — переведу». — Или… — Ну всё, хватит! — Минги вскрикивает, замахав руками в воздухе. — Две пиявки, лишь бы нос в мой кошелёк сунуть. Ёсан с Чонхо тихо посмеиваются, но, переглянувшись, начинают хохотать уже в голос. Сонхва тоже не сдерживает улыбки, прикрывая рукой рот, чтобы Минги не увидел, чего ему стоит сдержать рвущиеся наружу смешки. Ему удивительно сильно нравилось видеть друзей Чонхо и как он может вести себя с ними. Речь не о том, что с Сонхва Чонхо пытается воссоздать другой образ или что Сонхва ему близким другом не является — отнюдь нет. Чонхо просто вёл себя с ним чуть сдержанней, мог опускать некоторые шутки или рассказывать что-то чуть иначе. А тут… Чонхо раскрывался по-другому. Больше шутил, больше смеялся. И шутки его становились язвительней, колючей, но не звучали злобно. Звучали по-доброму, отлично вписывались в музыку из колонок, приглушённый свет и разодетых в черно-рваное людей. Сонхва невольно засматривался и ему правда, действительно нравилось. Нравилось то, как с ним говорили, как Чонхо мог шутливо замахнуться на ответную колкость, как он намеренно опускал уважительное обращение в сторону Минги, заставляя того возмущаться. Место переставало быть душным и тёмным. Оно пахло свободой и удивительным комфортом, которых Сонхва словно никогда так остро не ощущал, пока перед глазами не появилась мерцающая фиолетовая вывеска. Минги на пару секунд замолкает, пока Ёсан с Чонхо продолжают припоминать их общие встречи и что на них делал Минги. Он бросает короткий взгляд в сторону Сонхва, чьи глаза с искренним любопытством бегали от лица к лицу, впитывая в себя каждую историю о их похождениях, и сразу же вспоминает Юнхо. Тот уже пару месяцев находился в своём не лучшем состоянии. Не в худшем, — несколько лет назад дело было намного запущенней после тяжёлого расставания, — но и в понимание «нормального» оно не входило. Минги тосковал по его ребячеству. Юнхо не хватало его улыбки. Минги очень скучал по ней. Сегодня Юнхо сверкал на сцене. Светился и улыбался, не натянуто, а по-настоящему. В голове всплывает вопрос — если Минги сейчас принесёт ничего не подозревающему Юнхо, что думал о белоснежном парне, как об иллюзии, Сонхва, тот вновь одарит его улыбкой? Однако рассуждения и догадки никогда не были его сильной стороной. Зачем гадать, если можно сперва сделать, а потом посмотреть, что из этого выйдет? Вот и Минги считает, что незачем. — Сонхва, — зовёт его Минги, но как только по-совиному большие глаза впиваются в его лицо, Чонхо берёт в руки вторую кружку пива и стакан с бренди. Ну что за невезуха? — Я помогу отнести, — Чонхо неопределённо двигает бокалами вглубь бара. — Идем. — Да, — тянет Минги и медлит. Надо что-то срочно сделать. Срочно придумать что-то, что не вызовет подозрений. И очередная гениальная идея посещает его голову, растекаясь в голове яркими буквами. Делай. Минги тянется к бокалу с коктейлем Уёна и просто сталкивает его вниз. Расположение небольшого стола прямо на углу барной стойки впервые не вызывает в Минги желания проклясть его. Сколько раз за эти годы по пьяни он бился об него ногами, когда после закрытия они компанией засиживались на подольше, было не сосчитать. Он постоянно ругался на Сана и просил убрать его, потому что кто в здравом уме будет придвигать стол вплотную к барной стойке, но Сан лишь отмахивался и говорил, что тот стоит очень удобно и ничего менять он не будет. Именно сейчас Минги солидарен с Саном. А ещё благодарит госпожу удачу за то, что Сонхва сидит прямо за этим злосчастным столом. Сонхва вскакивает с места и в шоке таращится на свой пиджак. От правого плеча вниз по груди расползается красное пятно, словно кто-то вылил на него приличное количество искусственной крови. Ему хочется завыть от негодования, потому что это был один из его любимых костюмов, но звук разбившегося бокала отвлекает его, вынуждая посмотреть вниз и сделать аккуратный шаг ближе к Минги. Осколки весело переливались острыми краями в свете прожекторов, принимая совершенно безобидный вид. Но убрать их нужно было как можно скорее, иначе кто-то мог по неосторожности наступить и пораниться. — Вот чёрт! Прости, — лепечет Минги почти виновато, а в груди всё кричит от удовольствия от удавшейся шалости. Ёсан тяжело вздыхает, вскидывая руки в красноречивом жесте, что убирать это он не будет, и поворачивается к ним спиной, начиная перемывать накопившиеся грязные стаканы. Чонхо поджимает губы, молча возвращая напитки на бар, и заходит за стойку, оглядываясь в поисках совка и веника. Он знает, что что-то говорить другу бессмысленно. Что случилось — то случилось. Минги смотрит на то, как Сонхва приподнимает край пиджака и выглядит он так грустно, что Минги хочет извиниться ещё раз, только в этот раз уже от чистого сердца. Ему и правда жаль, что пришлось испортить чужую вещь ради Юнхо. — Всё в порядке, — Сонхва не выглядит разозлённым, приободряюще улыбаясь Минги. Он оглядывается по сторонам в поисках того, чем можно вытереть это отвратительное пятно. — У вас нет салфеток? — Держи. Ёсан передаёт ему целую пачку, укоризненно глядя на Минги. Под таким взглядом он невольно сглатывает, собираясь извиниться ещё и перед Ёсаном за разбитый бокал, но вместо этого лишь вырывает салфетки из рук Сонхва и протирает ими залитый алкоголем стол. Он упрямо игнорирует возмущённое «Минги!» со стороны Ёсана, продолжая растирать целой кучей бумажных салфеток алкоголь по деревянной поверхности. Пальцы липнут друг к другу от количества сиропа и ликёра, салфетки размякают и рвутся в руках, но Минги кое-как сдерживается, чтобы не рассмеяться. Если бы он увидел подобное со стороны, то точно бы расхохотался, тем не менее, сейчас он сохраняет серьезно-виноватое лицо ради блага друга. Сонхва прикладывает ладонь к лицу, не осмеливаясь даже спросить, что Минги творит, поэтому лишь переводит взгляд на перегнувшегося через стойку Ёсана, который продолжал ругать Минги за неосторожность. — А ещё пачки у вас не найдётся? — Найдётся, — Минги почти стонет от осознания, что во второй раз такой трюк уже случайностью не назовёшь. Ёсан смотрит вниз, перебирает коробки под стойкой, но салфеток больше не находит. — Подожди минуту, я схожу в подсобку. — Не надо! — почти кричит Минги, пугая своим голосом не только Сонхва с Ёсаном, но и находящихся рядом посетителей. — В гримёрке есть влажные салфетки. Сейчас быстро его отмоем. Он берёт в одну руку стакан с бренди, а другой хватает Сонхва за запястье и тянет за собой так настойчиво, что и возмутиться никто не успевает. — Скорей, а то впитается. Окрики Ёсана с напоминанием о том, что он забыл забрать пиво, остаются позади и тонут в голосах и мелодии сменившейся песни. Минги ловко лавирует между людьми на танцполе, не проливая ни капли из стакана, и утягивает нового знакомого всё дальше от спасительного бара, к которому Сонхва уже успел привыкнуть. В прочем, Сонхва сам позволяет себя украсть, соглашаясь уже на всё, что угодно ради спасения любимой вещи. Поэтому в голову даже не приходит, что до возможной встречи с загадочным парнем остаётся всего пара минут. И что Чонхо, который всё ещё был единственным хорошо знакомым человеком в этом месте, с ним рядом не будет. А ещё к словам про свободу и комфорт приходится добавить «странно». В «Outlaw» было свободно, комфортно и странно. Юнхо смотрит сквозь заляпанное каплями воды зеркало на своё отражение. Чёрный карандаш размазался ещё сильней, но Юнхо почти плевать на это. В маленьком туалете для персонала свет приглушённый, и, если расфокусировать зрение, этого почти не видно. С мокрой чёлки падают крупные капли, и Юнхо подставляет ладони под холодную струю, умывая лицо ещё несколько раз. Прохлада помогает немного привести себя в чувства, и Юнхо вновь встречается лицом к лицу со своим двойником через гладкую поверхность. Бледноватая кожа с заострившимися под единственной лампой чертами лица. Подтёки косметики, которых стало больше, зато из-за них почти не видно синяки от недосыпа, и в этом Юнхо находит определённый плюс. Губы покусанные, волосы взъерошенные, но в остальном он выглядит приемлемо. На любителя, конечно, но явно не как тот, кому хочется оказать первую помощь. По крайней мере, Юнхо хочет в это верить. Тяжёлый вздох льётся из груди, когда он жмурится, заставляя ещё пару тёмных капель покатиться вниз по щекам. Раскрыв глаза, он смотрит на свои руки, обхватившие бортики белоснежной раковины. Чёрные причудливые рисунки на белом полотне кожи в приглушённом свете кажутся живыми. Слегка подёргиваются вместе с сухожилиями, обвиваются вокруг пальцев, уползают змейками выше по предплечьям. Юнхо трясёт головой и вновь моргает несколько раз, позволяя остаткам воды упасть с ресниц на кафель, пачкая его посеревшими каплями. Ему меланхолично думается, что он марает слишком много белого на квадратный метр, а после усмехается сам себе. Мысль он решает не продолжать, быстро промакивая бумажным полотенцем лицо, тщетно пытаясь стереть эти грязные разводы с щёк и глаз. Уён его точно убьёт. Он входит в гримёрку без стука и тут же закрывает глаза ладонью. Хонджун, с которого уже испарилась его странная сетчатая кофта вместе с майкой, лежит на диване, позволяя восседающему на нём Уёну спускаться поцелуями вниз по животу. От звука открывшейся двери они оба подрываются с места, и Хонджун кое-как успевает поймать завалившегося назад Уёна за плечи, спасая того от падения. Юнхо тихо смеётся, всё ещё прикрывая козырьком из ладоней глаза, и проходит глубже в комнату. — Стучаться не учили? — недовольно прикрикивает Хонджун, натягивая на себя майку. Уён разворачивается, через плечо смотря на вошедшего почти напуганно, но как только видит там улыбающегося Юнхо, тут же раздражённо выдыхает. Он поворачивается обратно и, заметив на груди Хонджуна торчащую этикетку с надписью магазина одежды, сдёргивает со своего парня майку, надетую наизнанку. После подаёт и сетчатую кофту. — А чего ты на него кричишь? — в тон ему отвечает Уён, слезая с колен Хонджуна. — Это ты даже не додумался дверь на замок закрыть! Хонджун протискивает рыжую макушку через узкий чёрный ворот и неверяще смотрит на Уёна. Он тут же меняет положение, опуская ноги на пол, и обиженно кладёт руку на грудь. — Это я забыл? Ты последний выходил из комнаты, чтобы попросить принести напитки! — эмоционально начинает Хонджун под смех севшего в кресло Юнхо. Уён закатывает глаза, а после поворачивается к зеркалу, начиная поправлять растрепавшиеся волосы. Он смотрит через него на Хонджуна и не отступает: — А почему ты её не перепроверил? Ты мог напомнить мне. — Почему при любом раскладе виноват я? — Хонджун аж подскакивает с места от негодования. Несправедливость ситуации делает его похожим на ребёнка, которого обвиняют в том, что он не делал. Он натягивает сетку обратно на тело, несколько раз путаясь в крупных дырках и сопровождая это проклятиями, а потом вновь смотрит на недовольного Уёна. Да, Уён в своей злости после выступлений был определённо горяч. Спорить с этим было бы бессмысленно. Вот только восторг от его такого настроения длился ровно до тех пор, пока всё шло по его плану получить через секс с Хонджуном разрядку. Если же появлялись факторы, которые рушили тот самый отлаженный сценарий — пиши пропало, настроение он обязательно испортит всем. — Потому что… — Уён обрывает фразу сразу же, как только Юнхо убирает руки от лица и демонстрирует грязное месиво вместо аккуратного макияжа. — Юнхо, что за хуйня? Я же старался! Он обхватывает ладонями лицо Юнхо и вертит им из стороны в сторону. Уён острым взглядом оценивает потери карандаша для глаз, и его лицо принимает страдальческое выражение, когда становится ясно, что легче накрасить Юнхо заново, чем пытаться что-то исправить. — Да ладно тебе, — лениво тянет Юнхо, отодвигаясь и смотря на себя в зеркало. Ничего нового он там не видит. Разве что лицо перестало быть таким безжизненно-белым, каким было в туалете. — Ну сколько раз я вам говорил не трогать лицо руками? — Уён берёт со столика салфетки для снятия макияжа и, взяв Юнхо за подбородок, запрокидывает его голову выше. — Я вам обещаю, вы меня доведёте, и я посмотрю, как вы будете справляться своими силами. Мягкая улыбка расползается по лицу Юнхо. Он прекрасно знает, что Уён этого не сделает, поэтому отчасти ему даже становится стыдно, что каждый из них обязательно пренебрегает его просьбами с завидной периодичностью. Ладонь Юнхо осторожно хлопает Уёна по бедру в попытке успокоить, но тот только коротко выдыхает через нос и отталкивает его руку от себя. — Не так уж всё плохо. Художественный беспорядок — тоже искусство, знаешь ли. Уён тактично игнорирует это заявление, решая не язвить ещё сильнее и не провоцировать конфликт. Ссориться с Юнхо всё равно получалось скудно — тот обладал чудной способностью сводить любые разговоры к шутке. Хонджун позади них падает обратно на диван, понимая, что их с Уёном диалог пока встаёт на паузу, и утыкается в телефон. Он ненадолго отрывает взгляд от экрана только когда вновь слышит беззвучный смех Юнхо — Уён в расстроенных чувствах оттирает косметику с кожи так, словно счищает засохшее пятно с плиты. Эта ситуация заставляет и Хонджуна улыбнуться в кулак у лица. Все хоть раз побывали на месте Юнхо, когда Уён с остервенением смывал свои шедевры, испорченные по их неосторожности. — Мне больно, Уён-и. — Терпи. Пальцам зато заебись было, Пикассо хренов. Хонджун позади уже не сдерживается и смеётся в голос, закрывая ладонями лицо. Юнхо поддерживает его, и Уён, недолго поворчав, что его ни во что не ставят, тоже мягко улыбается. Зато продолжает стирать остатки макияжа Уён уже значительно нежнее. — Минги там потерялся, что ли? На сцену скоро, — Хонджун кидает взгляд на настенные часы, а потом выжидающе смотрит на дверь, словно это может ускорить приход друга. — Держу пари, что снова на Ёсана залип, — качает головой Уён, выкидывая использованную салфетку и доставая новую. — Ах, эта неразделённая любовь… — Почему его неудавшиеся отношения должны мешать моему крепкому союзу с пивом? — вопрошает Хонджун, и дверь в эту же секунду щёлкает ручкой. — Явился — не запылился. Сколько тебя можно… Ой. Минги распахивает дверь, стоя в проходе лишь с единственным бокалом бренди в липких руках. И если бы Хонджуна так насторожил только факт отсутствия пива за которым Минги, собственно, и послали, всё было бы проще. Но он замечает волнительно топчущуюся фигуру позади подозрительно счастливого друга и хмурится, тут же садясь прямо. Хонджун бросает быстрый взгляд на поджавшего губы Уёна, который смотрит на него в ответ, словно спрашивая совета о своих дальнейших действиях. Хонджун был бы рад подсказать, но не может. Он сам не знает, что делать. Юнхо чувствует, как Уён медленно отнимает руку от его лица. Он вслушивается в звуки, но в комнате повисает почти осязаемое молчание, которое, как ему кажется, звучит громче барабанящей музыки в основном зале. Эта странная тишина слегка напрягает всё ещё сидящего с закрытыми глазами Юнхо, но свою нервозность он старается скрыть за улыбкой: — Минги тоже глаза стёр? Я не удивлюсь, если да. Его шутку игнорируют все. Сонхва со своей перспективы пока ловит на себе только взгляд Хонджуна и тут же ёжится. Что-то холодное и настороженное мелькает в этих глазах напротив, от чего Сонхва вмиг думается, что позволить Минги увести его от бара было ошибкой. Он дышит глубже, стараясь успокоить вдруг забившееся сильнее сердце, и пытается сделать шаг назад. Ретироваться с извинениями кажется наилучшим выходом, но горячие пальцы Минги до сих пор обхватывают его запястье плотным кольцом и не дают Сонхва осуществить хотя бы начало своего побега. Минги это всё равно не сильно волнует — он стоит с такой улыбкой, что у Сонхва невольно возникает вопрос, не болят ли у него щёки. Юнхо облизывает губы и предпринимает ещё одну попытку вывести друзей на диалог, не выдерживая этого громкого безмолвия: — Вы приведение увидели? Он трёт ладонями лицо, надеясь, что Уён купил другие салфетки, которые будут печь слизистую не так сильно, и открывает глаза. Уён стоит прямо перед его носом, загораживая дверь, и ему приходится отклониться назад, чтобы разглядеть стоящих в дверях людей. — Ю-ю, тебе доставка! — весело говорит Минги, поднимая бокал в воздух и одновременно пропуская Сонхва вперёд себя. Их взгляды встречаются сразу. Если бы Сонхва понимал что-то в сочинении песен, то точно написал, что это было похоже на прошивший всё тело ток. Если бы у Юнхо был под рукой блокнот и карандаш, он бы записал, что его больное сердце предвкушено замерло. Мигающая лампа коридора загорается ровным светом и больше не выдаёт в себе требующих замены проводов, наполняя проход белым цветом. Юнхо с трудом сглатывает слюну, сжимая кулаки и переживая желание отвернуться и вновь убедить себя в иллюзорности происходящего. Мираж, галлюцинация, фантазия. Но отвести глаза не получается — белоснежный мальчик оказывается ещё прекрасней, когда стоит не в углу большого зала, а всего в нескольких метрах от него. У него напуганный взгляд и скованность в теле. Вьющиеся пепельные волосы, падающие на нежное лицо и слегка закрывающие глаза с широкими зрачками. Или просто эти радужки настолько тёмные — Юнхо не до конца уверен, но уже хочет рассмотреть поближе, убедиться в том, что на него и вправду смотрят две тёмные вселенные. Юнхо тянет подойти и прикоснуться, погладить его по голове и успокоить. Он выглядит очаровательно напуганно, до дрожи неправильно в этом грязном месте. Надо вывести, укрыть, не давать ничему стеснять этот светлый ореол вокруг его фигуры. Его взгляд невольно цепляется за огромное красное пятно, протянувшееся по правой стороне пиджака. По его воспоминаниям, его там раньше не было, но он мог и не рассмотреть со сцены. Ноги Сонхва в секунды врастают в пол. Он не верит тому, что видит. На самом деле, было очевидно, — а как ещё, — что пойдя за Минги, он обязательно его встретит. В отличие от некоторых, Сонхва прекрасно осознавал реальность происходящего и не списывал это на своё разыгравшееся воображение. И тем не менее, столкнуться так быстро, так неожиданно лицом к лицу с этим парнем Сонхва оказался не готов. К его появлению на сцене и своей реакции на его голос он тоже был не готов, но эти первые впечатления остались рассыпавшимися осколками бокала там, в шумном зале. Сейчас всё было по-другому. Сонхва никогда не чувствовал такую тягу с первого взгляда. Его осторожность и осмотрительность с чужими людьми в секунды рассыпались ему под ноги песочным замком, уносимым волнами прибоя. Сонхва потерялся в этих глазах напротив, окончательно и без возможности на отступление. — До Хэллоуина ещё девять дней, — хрипло тянет Юнхо, не изменяя своей привычке разбавлять атмосферу юмором даже тогда, когда это неуместно. Правда, его ровный, слегка потерянный тон голос звучит скорее как просьба не убивать, чем как шутка. Сонхва непонимающе склоняет голову в бок, — сердце Юнхо пропускает удар, — а после прослеживает чужой взгляд, указывающий на это кровавое пятно на белой одежде. — Я заранее, — рассеянно отвечает Сонхва, даже не задумываясь над ответом. Юнхо тут же расплывается в глупой улыбке и спешит прикрыть рот рукой, чтобы не выглядеть так по странному довольно. Сонхва хочет попросить не закрывать эту улыбку никогда. Сонхва поджимает губы, стараясь сдержать смех, и отворачивается в попытке спрятаться за длинными волосами. Юнхо охота заправить белые пряди за ухо, чтобы не мешали наслаждаться этим лицом. Минги хочется запищать от восторга, но он сдерживается, подталкивая Сонхва глубже в гримёрку. Он во все глаза смотрит на Юнхо и не может поверить увиденному. Его лучший друг улыбается. Не натянуто, не сковано, не устало. Он улыбается от счастья. Хонджун сохраняет звенящее молчание, в то время как лицо Уёна становится более дружелюбным. Он делает несколько шагов вперёд и протягивает Сонхва руку. Тот неуверенно принимает рукопожатие, стараясь сфокусировать взгляд на улыбающемся лице, а не наклониться в сторону, чтобы вновь встретиться глазами с человеком позади барабанщика. От Уёна это скрыть не получается, поэтому он старается представиться как можно скорее. — Уён, барабанщик, — он обхватывает мозолистыми от палочек руками чужую. — Приятно познакомиться, — Сонхва на секунду задумывается что он может добавить про себя, но ничего путного в голову не лезет. — Сонхва. Просто Сонхва. Смешок срывается с губ Уёна. Несмотря на свой образ робкого ангела, который в темноту бара никогда бы не спустился (изначально так и было), его тонкие шутки выдают в нём что-то интересное, привлекательное. Вспомнив взгляд Юнхо на выступлении, Уён начинает понимать его реакцию чуть лучше. Хонджун смотрит на них снизу вверх, всё ещё оставаясь на месте. Его взгляд не источает злости или негодование, но он прекрасно знает, что для других это может показаться иначе. Скептицизм и осторожность к новым знакомствам, выработанные годами, не получалось скрыть ничем. Особенно после того, как он вытаскивал Юнхо с такого дерьма, в которое загоняли его люди, что и вслух произносить страшно. Он знает Юнхо и его добрый характер, его открытость миру, что была зарыта чужими руками и притоптана самим Юнхо для надёжности. Хонджун знает Юнхо достаточно давно, чтобы понимать, как легко Юнхо может потеряться в человеке, который становится ему интересен. В котором он находит свою новую зависимость. И он не позволит больше никому приносить ему столько боли. Уён отпускает руку Сонхва, когда буквально кожей чувствует уже знакомый взгляд со стороны. Ему бы пожурить своего парня, напомнить ему о вежливости, но Уён лишь прокашливается, чётко давая Хонджуну понять, чтобы он хотя бы сделал вид попроще. Это срабатывает. Хонджун нехотя поднимается с насиженного места, даже не смотря вниз на раскрытую в приветствии ладонь Сонхва. — Хонджун, — Сонхва облизывает губы, видя, что руку в ответ ему никто не протягивает. — Лидер группы. — Приятно познакомиться, — Сонхва говорит чуть тише, невольно склоняя голову в лёгком кивке под этим взглядом. Юнхо спешно встаёт с кресла, силясь не растолкать людей вокруг Сонхва. — А я… — Минги, а где пиво? — остаётся не понятным, специально ли Хонджун прерывает Юнхо, но никто и не пытается вникнуть. Кроме, пожалуй, Сонхва, выискивающего в чужом тоне нотки неприязни. Обнаружить их не получается, хотя Сонхва кажется обратное. Минги тут же раскрывает рот, пытаясь оправдаться и одновременно с этим не ляпнуть что-то в духе: «я так торопился привести сюда Сонхва, что оставил всё там». — На баре, — самое оптимальное, что может выдавить из себя Минги, надеясь избежать дальнейшего допроса со стороны Хонджуна. — А мой коктейль? Тон Уёна менее требовательный, чем у Хонджуна, но вот его вопрос уже действительно загоняет Минги в тупик. — Боюсь, что он здесь, — отвечает за него Сонхва и показывает на свой пиджак. — Вышел форс-мажор. Все взгляды тут же обращаются на Минги, срывая с него оскорблённый возглас. Он проходит дальше, ставит на гримёрный столик стакан с бренди, и смешно упирает руки в боки, поворачиваясь к друзьям лицом. — Почему если происходит что-то плохое, то все сразу думают на меня? Уён фыркает и вытаскивает палочки из заднего кармана, кидая их на диван. Он потягивается, разминая мышцы, и уже хочет протянуть Хонджуну ладонь, чтобы по привычке переплести с ним пальцы на эти короткие секунды, пока они собрались здесь только группой, но вовремя вспоминает про неожиданного посетителя. Хонджун недовольно стискивает зубы и отворачивает голову, когда ловит взглядом любимые руки, дрогнувшие на пути к нему. Уён быстрым движением убирает те в карманы как ни в чём не бывало и вновь смотрит на Минги. — Так ты разлил коктейль на Сонхва? Минги ещё пытается найтись с ответом, давится воздухом, но в конечном итоге лишь повержено всплёскивает руками под смех остальных, понимая, что отпираться дальше бессмысленно. — Это вышло случайно, — вздыхает он, ероша свои волосы в смущённом жесте. Юнхо нетерпеливо переминается с ноги на ногу, не зная, как выгнать друзей из комнаты и остаться наедине с Сонхва. Сонхва, Сонхва, Сонхва. Имя его было красивым, необычным, под стать его обладателю. Приходится прикусить щёку изнутри, потому что хочется без конца повторять его, смаковать на языке, запоминать, как двигаются губы на каждом слоге. Отчасти ему даже стыдно — Хонджун уже несколько раз одарил его странным взглядом, отвлекаясь на возню сбоку. Но это лишь отчасти, потому что всю остальную концентрацию в секунды забирает себе Сонхва, хотя ничего особо для этого не делает — просто стоит, улыбается, моргает, дышит. А Юнхо уже не может оторваться. Минги краем глаза замечает поведение друга и бросает взгляд на настенные часы. Ещё немного времени в запасе у них есть, нужно скорее уводить отсюда Хонджуна с Уёном, чтобы дать пространства этим двоим побыть наедине. Минги ощущает себя так, словно спас планету, не иначе. Он доволен собой и своим прекрасным планом. Если бы не нужда оставить его в секрете хотя бы для этих двоих — точно бы уже напросился на похвалу от друзей, как всегда и бывало, когда его безумные идеи срабатывали. Но сейчас не о нём. Поправив кольца на пальцах и мельком взглянув на своё отражение, он подхватывает Уёна под локоть, уводя его в сторону выхода. Когда между Сонхва и Юнхо перестаёт существовать преграда в виде красной макушки, оба почему-то смущаются, краснеют, но не отворачиваются. Даже тяжёлый вздох Хонджуна со стороны не сильно их заботит. — Мы скоро вернёмся, — обещает Минги, в дверном проходе. Хотя ему хочется добавить, что он сделает всё для того, чтобы задержать Уёна с Хонджуном у бара как можно дольше. Уён улыбается на прощание, прибавляя шаг, чтобы скорее оставить не обращающих на их уход никакого внимания парней в обществе друг друга. Плетущийся позади него Хонджун словно хочет что-то сказать, наставить Юнхо своим тоном старшего брата, на который неосознанно переходил в моменты, когда пытался донести свои переживания. Уён ценил и любил это в Хонджуне, но он прекрасно понимал, что сейчас Юнхо это не нужно. Он в любом случае не послушает, в любом случае уже повёлся на Сонхва, и по его взгляду было слишком очевидно, что в ближайшее время его не отпустит. Самые нежные для Хонджуна ладони обнимают его предплечье и тянут на выход. Он бросает почти умоляющий взгляд на Уёна, но увидев, как тот отрицательно качает головой, сдаётся. Они уходят, бесшумно закрывая за собой дверь и отрезая Юнхо с Сонхва от глаз всего мира. Сонхва сглатывает, наконец оставшись с ним наедине. Теперь он может разглядеть его без помех в виде людей, поднятых рук и софитов, постоянно сбивающих его итак плохое зрение. У парня красные пряди в тёмных волосах, от вида которых Сонхва сжимает руки в кулаки, чтобы ненароком не дотронуться и не проверить их на мягкость. Ему кажется занимательным, что у всех четырёх участников в образах присутствовали эти красно-рыжие оттенки. Если это работа Уёна, то он отлично постарался над имиджем группы. Если же это коллективное решение сделать со своей внешностью то, что их объединит не только духовно и музыкально, а ещё и визуально, то этот ход Сонхва находит очень удачным. Сонхва сползает ниже, на добрые черты лица и светлые глаза, вокруг которых больше не было чёрного цвета. Из-за сильного макияжа этот взгляд издалека казался намного грубее, чем был в действительности, но опять же — футляр с очками всё ещё покоился в машине, а зрение Сонхва любило его подводить. Он осматривает ровный нос, по которому Сонхва вдруг непременно хочется провести подушечкой пальца, наощупь запомнить рельеф и текстуру кожи. А потом взгляд падает на ровно очерченные губы, которые… На этих мыслях Сонхва уводит лицо в сторону, понимая, что так долго пялиться на ещё чужого человека попросту неприлично. Но Юнхо всё равно ловит эти интригующие искры в бездонной глубине чужих глаз, и он улыбается. Широко и снова глупо, но в этот раз не пытается прикрыть свою улыбку ничем, оставаясь стоять, как есть. И Сонхва это влечёт. Правда влечет. — У тебя красивые волосы, — не задумываясь, говорит Юнхо, слегка склоняя голову вправо. Пряди игриво переливаются холодным, под определённым освещением отдавая то белый, то нежно-лавандовый цвет. Под пристальным взглядом карих глаз уши начинают гореть, и Сонхва спешит коснуться их пальцами, чтобы сделать вид, будто те внезапно зачесались. Эта попытка скрыть смущение кажется Юнхо очаровательной. — Спасибо. Юнхо молчит с секунду, раздумывая, как начать диалог, когда их скромное окружение уползло в гущу событий подбирающегося к ночи вечера. Столько хочется спросить, о стольком хочется помолчать, что Юнхо теряется, беспокойно облизывая губы, словно сможет подобрать правильные слова языком. Странная нервозность отсылает его куда-то в размытые воспоминания о школе и первых влюблённостях. Или к семейным праздникам, на которых ребёнком сильно ждёшь подарка, кое-как досиживая на стуле до конца ужина. Юнхо не может понять причину того, что Сонхва так сильно окунает его куда-то в самое светлое и тёплое, что есть в его голове. Даже сидя наедине с собой в тёмной квартире, когда никто не видит и, казалось бы, перепахивай свою память вдоль и поперёк, доставай всё самое лучшее и прекрасное за прожитые годы, Юнхо не удавалось избавиться от этого морока омрачающих событий. Он покрывал даже самые радостные воспоминания сизой пылью, словно кто-то неаккуратно вычищал пепельницу откуда-то сверху, не давая насладиться картинками в голове в полной мере. А Сонхва одним своим присутствием проводил ласковой рукой по их поверхности, счищая грязь и являя их такими, какими Юнхо и запомнил. Живыми, яркими, тёплыми. Юнхо правда не знает, какой магией обладает Сонхва. Но он намерен докопаться до истины, даже если придётся раскапывать путь через камни голыми руками. — Я Юнхо. С коридора доносится почти оглушительный крик Уёна, который с лёгкостью перекрывает тихие слова Юнхо. — Вот он! Они оба оборачиваются на дверь, прямо за которой и слышатся громкие слова барабанщика. Юнхо на это лишь качает головой — при особом желании, Уёна будет слышно и с другого конца города. — Ну как можно умудряться терять вещи прямо на ходу, Минги? — Уён наклоняется и подбирает с пола браслет из чёрных блестящих бусин. Минги тут же выхватывает тот из рук друга, прижимая к себе. — Я понимаю, когда что-то выпадет из карманов, но чтоб с руки… Их голоса отдаляются, и Сонхва вновь переводит взгляд на Юнхо, неловко улыбаясь. — Прости, я не расслышал, — Сонхва стыдно переспрашивать, но он делает попытку. — Юно? — Юнхо, — почти ласково поправляет тот. — Но можешь звать так, обижаться не буду. Сонхва быстро кивает. Наконец, этот загадочный парень со сцены приобретает имя, и Сонхва готов поклясться, что что-то в его голове и где-то слева на груди шевелится, словно затягивается невидимым стежком. И к добру это, или к самому болезненному разочарованию — Сонхва понять не может. Да и надо ли оно ему? Вот и Сонхва справедливо решает, что нет. Его лицо украшает до удивительного радостное выражение, и при всём желании он не может успокоить ликующее нутро, со всех сторон звучащее именем и голосом Юнхо. Слыша его вот так, в относительно бесшумной, уединённой обстановке, Сонхва начинает поражаться услышанному на сцене ещё больше. Те рычащие ноты до сих пор отдавали в ушах вибрирующими переливами, в то время как вживую его голос звучал… Спокойнее? Тише? Нежнее? Сонхва не может подобрать правильных слов. Зато очень точно чувствует, что проникается к этим звукам определённой зависимостью. Они мнутся неуклюжими подростками посреди гримёрной, не зная, что ещё сказать друг другу, как ещё показать заинтересованность и влечение, возникшие так неожиданно, что при любом раскладе подготовиться заранее ни один из них не смог бы. Юнхо вдруг вновь цепляется взглядом за яркое пятно, алыми разводами пачкающее белую ткань. Это выглядит так неправильно, что в голове невольно возникает что-то сродни негодованию — как Минги мог испортить это чудо? — Раздевайся. Что-то в горле резко сдавливает, заставляя вдыхаемый кислород застрять на пол пути к лёгким. Сонхва тщетно пытается сглотнуть, чтобы прогнать ком в горле. Ему кажется, что румянец распространяется даже на его волосы, окрашивая выбеленные пряди от корней до кончиков розовым оттенком. Сонхва, конечно, будет ужасным лгуном, если скажет, что в подобном был не сведущ. И влюблённости, и отношения, и секс в его жизни присутствовали, но ещё никто не говорил ему об этом так напрямую… Сперва в мыслях Сонхва хочет добавить, что это неприлично, но где-то издалека слышит незнакомый шёпот, что предлагать подобное так в лицо опасно — есть вероятность, что Сонхва не сможет отказать. Этот шепоток на секунду пугает, и Сонхва встряхивает головой, словно это поможет прогнать его. — Зачем? — сперто произносит Сонхва, тут же прокашливаясь и повторяя уже громче. — Зачем? Сперва Юнхо смеётся, собираясь сказать, что он и с первого раза услышал, но потом осознаёт всю странность ситуации, учитывая их пристальные игры в гляделки, и спешит заверить Сонхва в том, что в его словах не было злого умысла: — Пиджак. Его надо оттереть, — Юнхо указывает пальцем на пятно. — Мой друг накосячил — мне и исправлять, разве не так? Оба вновь замирают, повергая комнату в скомканную тишину, а потом смех от комичности ситуации разбавляет эту атмосферу, вновь расслабляя плечи и напряжённые умы. Сонхва хочет сказать, что какие бы салфетки из своего арсенала сейчас не достал Юнхо, подобное красное недоразумение надо срочно нести в химчистку и молить богов о том, чтобы это удалось вывести хотя бы в бледно розовый, уже не заикаясь о том, чтобы вернуть вещи первозданный вид. Но ради этих глаз, с сожалением смотрящих на испорченную дорогую ткань, Сонхва готов испортить хоть сотню костюмов. Он усмехается и скидывает пиджак с плеч, передавая тот в руки Юнхо. В любом случае, такая попытка загладить вину за неаккуратность Минги кажется Сонхва умилительной, поэтому он расслабленно садится на приставленный к стене диван, закидывая ногу на ногу. Юнхо опускается в гримёрское кресло и сдвигается дальше от столика, чтобы оказаться прямо напротив Сонхва. Юнхо старается не скользить глазами так бесстыдно по голой коже рук и ключиц, более не скрытых тканью пиджака. Смотря на кажущуюся слишком лёгкой белую майку на чужом теле, Юнхо невольно ёжится от мурашек — на улице было достаточно прохладно для подобной лёгкой одежды. Пусть в баре и было значительно теплее, ему было невыносимо думать, что Сонхва ещё успел пройтись по холодной улице, пока не оказался тут. Задумчивый взгляд Юнхо слегка настораживает Сонхва. Он пристально наблюдает за тем, как тот подбирает лежащую на полу сумку и копается в ней, что-то активно выискивая. На нём смешно болтаются два плюшевых брелка, — чёрного кота и белочки, — и Сонхва невольно задумывается, кому может принадлежать эта прелесть, а после вновь смотрит на Юнхо. — Что-то не так? — спрашивает Сонхва аккуратно, сцепляя руки в замок на коленях. Юнхо тут же отнимает взгляд от содержимого сумки и качает головой из стороны в сторону, расползаясь в улыбке. В его руках оказываются салфетки для ткани, и Сонхва невольно удивляется чьей-то предусмотрительности. Мысленно поблагодарив Уёна за то, что в его рюкзаке можно найти что угодно на все случаи жизни, Юнхо принимается оттирать коктейль с пиджака. Хотя, честно говоря, он сам мало верит в то, что это поможет хоть чем-то. Но Юнхо готов задержать Сонхва здесь любыми способами, даже ценой опустевшей пачки салфеток и собственных липких от напитка ладоней. — Тебе не холодно? — спрашивает Юнхо, не поднимая глаз, но кивая в сторону Сонхва, намекая на его внешний вид. — Выглядит не как-то, что люди носят в конце октября. Сонхва вытягивает свои руки, оглядывая те со всех сторон. Юнхо украдкой смотрит исподлобья, облизывая открытые участки Сонхва — та имела приятный тёплый оттенок, нежный и на вид непременно сладкий. Всплывший образ того, каким красивым будет контраст его бледной и медовой кожи Сонхва не получается прогнать даже после того, как Юнхо трёт глаза ребром ладони. — Я не планировал проводить много времени на улице, — пожимает плечами Сонхва, к счастью, не замечая из-за упавшей на лоб тёмной чёлки оценивающий взгляд на себе. — Я обещал Чонхо забежать только на полчаса, но в итоге провёл всё это время в очереди. Юнхо удивлённо вскидывает голову, сталкиваясь с улыбающимися глазами Сонхва. — Ты знаешь Чонхо? — Конечно, — смеётся Сонхва, заправляя за ухо выпавшую белую прядь. — Мы одногруппники. Или, вернее сказать, друзья и потом уже одногруппники. Понятливый взмах головы заставляет красные пряди сверкнуть под искусственным освещением, и Сонхва вдруг ощущает странное желание попробовать их на вкус — эти крашенные участки волос выглядят почти как мармелад. Сонхва его очень любил. — Чонхо никогда о тебе не рассказывал, — Сонхва улавливает в голосе Юнхо нотки обиды, но не может понять, откуда они там взялись. Он пару секунд вглядывается в его опущенное лицо, даже открывает рот, чтобы спросить, что могло вызвать такую реакцию, но замолкает. Наверное, Сонхва изголодался по общению с новыми людьми, поэтому терял своё самообладание и чувство такта. Или это Юнхо влияет на него таким причудливым образом. У Юнхо в голове всплывает лёгкое расстройство. Как Чонхо мог прятать такое сокровище от его глаз? От пробежавшего по телу негодования он трёт пятно сильнее, но только больше размазывает его по поверхности. — Я не здешний, — Сонхва опускает голову вниз, смотря на задевшие и майку капли коктейля. Он скребёт ногтем по красной точке, словно это может хоть чем-то помочь. Юнхо усмехается на подобное заявление. Он прекрасно понял, что Сонхва говорит совсем не о городе, а о месте, в котором он и вправду смотрелся чужаком, иностранцем. Но опуская то, что Сонхва лишь выглядел неподходящим этому месту, его взгляд, его искры в глазах сверкали так, как не сверкали ни в одном из сотен залов, скандировавших имя Юнхо за всю недолгую карьеру. Юнхо всегда хотел видеть это пламя в публике перед собой. Хотел видеть понимание каждой строчки, каждой ноты. И пусть кучи людей смотрелись в этих тёмных стенах родными и подходящими, только Сонхва смотрел на эту сцену по истине правильно. Сонхва задумывается, продолжая после недолгой паузы: — Наверное, он не хотел смешивать меня со своим этим, — он вертит указательным пальцем в воздухе, — кругом общения. И дураку понятно, что мы из разных миров. — Чонхо всегда, как мостик, — невольно вырывается из Юнхо. — Куда его не засунь — везде общий язык найдёт. Удивительный парень. — Это точно, — смеётся Сонхва. — Ты не представляешь, что он один раз выкинул в университете! Сонхва много жестикулирует. Его жестов почти в избытке, хотя те всё равно выглядят аккуратными и плавными. То он перебирает пальцами в воздухе, то хлопает в ладоши, то сидит с десяток секунд ровно, подпирая рукой щёку. Юнхо с упоением наблюдает за тем, как эмоции одна за одной сменяются на его лице. Иногда Юнхо сам невольно перенимает их — удивлённо поднимает брови, щурится, громко смеётся. И то, как говорит Сонхва, его ужасно привлекает. Одну историю он рассказывает медленно и последовательно, а в следующую минуту уже щебечет без остановки, прыгая с темы на тему. В этом чувствуется необъяснимая двойственность, которую Юнхо неизбежно хочет разгадать — лёгкая нервозность ли является виной такому поведению, а может Сонхва всегда такой. Весь из себя буйство красок и эмоций, которые сперва разглядеть за спокойным выражением лица при всём желании не удаётся. Но когда раскрывается — попросту невозможно оторвать глаз. Обычно Юнхо занимал подобную позицию в своей компании. Под этим «обычно» кроется простое «когда его настроение чуть больше в плюсе, чем в нуле». Он также много шутит, болтает без умолку, подтягивает к диалогам и других собравшихся. Ему кажется, что это первый раз за долгое время, когда его настроение находится на отметке плюса, но он занимает место послушного слушателя. Честно говоря, он не против поменяться местами с Сонхва. Это оказывается комфортным, успокаивающим, тем, чего Юнхо сам себе давно подарить не может. Слушать Сонхва интересно и приятно. Глаза-бусины, низковатый голос, аккуратные пальцы, живая поза — всё в нём манит и притягивает. Под конец очередной истории из его жизни, — Юнхо запоминает, что там было что-то про тату в старшей школе, — Сонхва выдыхается. Ему кажется, что он никогда так много и долго не говорил. Чаще всего он занимал удобное ему место активного слушателя, который изредка вмешивался в повествование вопросами и уточнениями, остальную часть времени лишь одаривая собеседника своим вниманием. Но с Юнхо язык развязывается, словно Сонхва впервые за долгие годы выпустили на улицу — воспоминания непоследовательным рядом возникают в голове, просясь наружу, умоляя дать выход в заботливо подставленные уши Юнхо. И каждый раз натыкаться на его заинтересованный взгляд оказывается очень приятным. Сонхва обычно редко когда смотрит в глаза собеседникам, отвлекаясь на окружение, на потолок, на свои руки. А Юнхо сидит, вперив в него свои распахнутые глаза, смеётся над шутками, которые Сонхва кажутся иногда глуповатыми, задаёт вопросы, просит рассказать ещё. Оказывается быть по ту сторону, в роли рассказчика, Сонхва нравится не меньше. Но, возможно, дело в самом Юнхо — в его присутствии, в его любопытстве, в его расслабленной позе и доброй улыбке. Они болтают совсем не долго, — на всё это уходит не больше нескольких десятков минут, — но они уже проникаются друг другом, с интересом прощупывая почву, по миллиметрам ступая всё дальше. И каждый понимает, что продолжению этого спонтанного знакомства суждено быть. — Так, и что там с тату? Родители разрешили? — говорит Юнхо, пробегаясь глазами по телу Сонхва, словно сможет сквозь одежду узнать исход этой истории. Испачканный пиджак уже давно лежит на столе. Юнхо перестал мучит ткань достаточно быстро, когда стало понятно, что попыткам суждено остаться безуспешными. Сонхва облизывает сухим от долгого разговора языком губы, и слегка расстроенно бормочет: — Не разрешили, — Сонхва выводит пальцами невидимые узоры на белой ткани на коленке. — Наверное, оно и к лучшему. Вдруг мне бы надоело, а потом пришлось бы сводить… Это ответственный шаг, подросток к такому навряд ли готов. Юнхо неопределённо мычит, неосознанно выставляя руки вперёд и оглядывая свои чёрные линии. Те настолько плотно въелись в его кожу, что Юнхо уже не помнил себя без них. Слова Сонхва он не мог ни опровергнуть, ни подтвердить — он сам был одним из тех самых подростков, которые разрешили доказать себе что-то через звук машинки. Кажется, первая из множества татуировок была набита через некоторое время после ухода мамы, когда Юнхо, будучи ещё совсем молодым и потерянным, кивнул другу, чтобы тот делал с его телом, что хотел. Вроде, это было сзади на голени. Какая-то надпись на латыни, которую Юнхо видел не так часто в силу её расположения, да и перевод фразы уже давно забыл. Ему кажется, что там было что-то про любовь, но он может ошибаться. Это было давно и в самое тёмное время в его тогда не долгой жизни. Она осталась чёрным шрамом с тех времён, иногда удачно напоминая ему о том, что даже если сейчас Юнхо плохо — шестнадцатилетнему Юнхо было куда хуже. Обвивающие руки чёрные дымки были набиты лет пять спустя — Юнхо просто понравился эскиз, и он даже не просил ничего менять. Подставил руки и доверился процессу. Сзади на лопатке была парная татуировка, которую они разделили вчетвером по пьяни. На рёбрах красовалась змея — одно время они Юнхо очень нравились и он даже держал парочку у себя дома. У некоторых из них был смысл, другие являлись лишь проекциями импульсивности поступков. Но тем не менее каждая стала его частью, а значит имела своё особое значение в его жизни. Сонхва сползает на самый край дивана и двигается вперёд, с интересом разглядывая поднимающиеся по пальцам вверх тоненькие струйки. Они выглядят как кружащийся на ветру дым — двигаются вместе с кожей Юнхо, закручиваются и извиваются. Они настолько изящные и искусно сделанные, что с расстояния Сонхва их даже не увидел. Только когда остались наедине и Юнхо буквально двигал пальцами перед его лицом, вытирая то самое злосчастное пятно, Сонхва заметил и, говоря откровенно, завис. Во время диалога взгляд то и дело спускался к тёмным дорожкам, выглядящим на светлой коже по странному органично. — Нравится? — Да, — смущённо улыбается Сонхва, смотря на Юнхо снизу вверх. Юнхо гулко сглатывает. — Очень. По спине бегут крупные мурашки, игриво считая каждый позвонок. Юнхо набирает в лёгкие побольше вдруг сгустившегося в комнате воздуха и выставляет руки вперёд, предоставляя их на обозрение Сонхва. Сонхва задерживает дыхание и тут же тянется своими ладонями к коже Юнхо, но после вдруг останавливается. Ему кажется неправильным вот так трогать чужого человека без спроса, хоть и хочется до ужаса. Он воровато смотрит в лицо Юнхо и робко шепчет: — Можно? На ответ голоса не хватает, поэтому Юнхо лишь кивает, во все глаза наблюдая за тем, как тонкие пальцы ложатся на линии. Ладони Сонхва чуть прохладные, посылающие сигналы осевшим под одеждой мурашкам, заставляя те расползтись уже по всему телу. Подушечки пальцев нежно скользят по витиеватым дорожкам, где-то останавливаясь, где-то нажимая чуть сильнее, а где-то и вовсе еле касаясь. Светлые волоски на руках Юнхо поднимаются от прикосновений, и он сжимает зубы покрепче, надеясь, что Сонхва не заметит этой реакции. Как заворожённый, Сонхва обводит татуировки, мягко поворачивая руки Юнхо в разные стороны, рассматривая рисунки под разными углами. Он тактично прикусывает язык, когда видит и чувствует выступившую гусиную кожу под своими прикосновениями, но лёгкой улыбки сдержать не получается. Почему-то подобная реакция кажется Сонхва чересчур интимной, личной, словно тело Юнхо говорит громче, чем могли бы выразить его голосовые связки. Сонхва влечения к татуировкам никогда не чувствовал. Или, возможно, ему хотелось так думать. В старшей школе ему хотелось сделать со своей внешностью хоть что-то, чтобы выделяться, и чернила на коже казались самым интересным способом. Отличить себя уникальным рисунком от сотен похожих учеников в голове Сонхва звучало по истине круто. После отказа он быстро успокоился. Он перестал думать о том, чтобы набить себе что-то, а татуировки на чужих телах уже не вызывали такого восторга. Вот только сейчас ему кажется, что он успокоил себя только по поводу своего тела. Видеть подобные простые рисунки на красивых руках Юнхо было будоражаще. Прикасаться к ним — сокровенно. И дело в этой расползшейся по рукам дымке или же в самом Юнхо — Сонхва не знает. И, отчасти, боится узнать. Догадка Юнхо подтверждается быстрее, чем он думал — мёд, растекающийся по молочному полотну его кожи, выглядел почти порочно красиво. Юнхо дышит глубже, и когда Сонхва замечает, как сам начинает невольно подстраиваться под этот ритм вдохов и выдохов, убирает руки. Странные мысли лезут в голову вместе с теплом чужой кожи. Сонхва сжимает пальцы в кулаки, словно пытаясь оставить для себя, впитать в свои ладони температуру тела Юнхо. Они вновь встречаются взглядами, когда Сонхва медленно поднимает голову. Эта пауза, поставившая на «стоп» весь мир, дурманит голову. Юнхо ныряет в чёрные глубины неизведанных вод — Сонхва купается в лучах янтарного заката. — Тебе идёт, — еле волочит языком Сонхва, решая ещё раз напомнить Юнхо, что эти рисунки ему правда нравятся. Словно по аккуратным прикосновениям мелко дрожащих пальцев и сверкающим звёздами глазам Юнхо это не понял. — Спасибо. Только по тому, как этот шёпот ложится на щёки колыханиями воздуха, Сонхва понимает, что они слишком близко друг другу. Непозволительно. Чересчур для тех, кто знает друг друга меньше часа. Но желанно, словно оба мечтали об этом всю жизнь. Сонхва пытается отвлечься, нервно перебирая пальцами мягкую ткань штанов, и цепляется взглядом за тёмное, еле заметное пятнышко на правой скуле Юнхо. Наверное, пока Уён смывал косметику, его отвлекли и он не заметил этих разводов. Сонхва склоняет голову чуть в бок, впиваясь в остатки карандаша для глаз пристальным взглядом. Ничего же не будет, если он сотрёт его? Это же из лучших намерений. Не оставлять же Юнхо вот так, с грязным лицом. Сонхва просто хочет помочь и совсем, совсем не думает о том, как эта кожа будет ощущаться под пальцами. — У тебя вот здесь косметика осталась, — Сонхва не глядя тыкает в место на своём лице. Юнхо тут же отмирает и рефлекторно хочет повернуться к зеркалу, чтобы увидеть грязное место своими глазами, но ладонь, улёгшаяся на его собственную, останавливает его. Медленный взгляд вниз, потом обратно наверх, к лицу Сонхва. Тот ёрзает не месте, заставляя тихо скрипнуть кожу дивана, и двигается ещё ближе. Глаза Юнхо неверяще раскрываются шире, когда он смотрит на это лицо вблизи. Цепляется за подрагивающие длинные ресницы, проезжается по просящему поцелуев носу, мажет по тронутым румянцем скулам. — Позволишь? И незамедлительное: — Да. Сонхва подхватывает оставленную Уёном пачку салфеток со стола. Руки не слушаются, от чего Сонхва не с первого раза вытягивает мокрую ткань из разреза на упаковке. Он поворачивается к Юнхо и, осторожно обхватив пальцами подбородок, словно Юнхо может вырваться, двигает его голову чуть на себя. Стоит пройтись пару раз по пятнышку влажной салфеткой, и то оказывается стёрто окончательно, но Сонхва почему-то продолжает сосредоточенно вытирать лицо Юнхо. Скользит по чистой коже под глазом, зачем-то залезает и на висок. «На всякий случай» — убеждает себя Сонхва, пока не осмеливается встретиться с Юнхо взглядом. Лучше бы он этого не делал. Потемневшие глаза Юнхо смотрят в упор на Сонхва. Его лицо так близко, что Сонхва чётко видит пульсирующие зрачки, чуть раздутые ноздри, словно Юнхо не хватает кислорода, приоткрытые губы. Пересечься взглядом с Юнхо было удачным совпадением в зале. Пересечься взглядом с Юнхо в дверях гримёрки было странной случайностью. Пересечься глазами с Юнхо сейчас кажется сладкой ошибкой, которую хочется совершить. — Не пойми меня неправильно, — голос Юнхо кажется чуть ниже. Он откликается в груди странным трепетом, грозящимся остановить сердце в одночасье. — Я такого никогда… — Не надо, — на выдохе говорит Сонхва, вынуждая чёлку Юнхо колыхнуться. — Не оправдывайся. Кадык Юнхо тяжело двигается под кожей на шее. Вязкая слюна отдаёт чем-то свежим и тёплым — запах Сонхва осел на языке, мгновенно впитываясь в слизистые. Пальцы обхватывают тонкое запястье, отодвигая руку с салфеткой в сторону. Сонхва косится вбок, переставая дышать на несколько секунд. Ему чудится, что дымок с кожи Юнхо перетекает на его руку, обвиваясь вокруг его предплечья, юркой змейкой уползает выше, пока что-то не сжимается в сердце. Ещё один стежок оказывается больнее предыдущего, но Сонхва не против. — Можно я тебя поцелую? И Сонхва прикрывает глаза, умоляя Юнхо не спрашивать, а просто сделать. Пока Сонхва согласен на всё, пока Сонхва разрешает себе любую глупость этого мира. Громкий стук в дверь носит чисто формальный характер, потому что человек распахивает её в следующую секунду, даже не дожидаясь ответа. Губы Уёна становятся похожи на плотно сжатую полоску, когда он негодующе смотрит на Хонджуна. Тот выглядит так, словно врывается в комнату к своему сыну-подростку, закрывшемуся со своей девушкой для уединения. Но ничего подозрительного он не находит. Сонхва испуганно смотрит на пришедших. Внезапное появление новоиспечённых знакомых не даёт даже вспомнить о смущении. Внутри даже не плещется злость от прерванного момента — Сонхва просто таращится на Хонджуна, как олень на фары. Юнхо сидит в кресле, повернувшись ко входу спиной. Опущенная голова настораживает Минги, и он непонимающе смотрит то на Сонхва, то обратно на черно-красную макушку. Неужели за то время, что они заболтались за баром, успело что-то произойти? Пульс Юнхо похож на сбитое нечто — он скачет, останавливается, заходится с новой силой. Его руки дрожат, а губы зудят от того, что заветного поцелуя с желанных губы украсть так и не удалось. Колючее разочарование больно впивается под рёбрами, мешая сделать вдох. Юнхо сам не понимает природы своих чувств. Неужели незнакомый парень, которого он встретил впервые, действительно стоит всего этого вихря эмоций, который заставляет буквально дрожать от желания выгнать дорогих друзей из тесной комнатки, захлопнуть перед их лицами дверь и получить то, на что он уже негласно заявил свои права? Юнхо не уверен. Нет, он не знает. Однако в голове всё равно появляется стойкое ощущение, будто от этого вторжения в чужой влажный рот зависит его стабильность и твёрдость почвы под ногами. А ещё Юнхо страшно, что он напугал Сонхва и тот больше никогда не окажется в его руках. Юнхо судорожно сжимает и разжимает кулаки. Как удержать Сонхва рядом? Что ему сделать? — На сцену через пять минут, — смято произносит Хонджун, расслабляя напряжённые плечи. Ему вдруг становится стыдно, что он не послушал Уёна. Тот заранее сказал ему выждать хотя бы пару минут, но Хонджун, пропуская слова мимо ушей, буквально бежал по коридору к заветной двери с надписью «Band Only». Да и относиться к Сонхва так как-то некрасиво — парень ему ничего не сделал, но Хонджун одним своим молчанием и взглядом уже напугал его до полусмерти. Впору бы извиниться, но это не в духе Хонджуна — приносить извинения при других. А тащить Сонхва на выход только ради сбитого «прости, если помешал» звучит как апогей глупости. Он выбирает промолчать. — Я пойду, — говорит Сонхва, спешно поднимаясь с диванчика и направляясь на выход. Юнхо тут же вскидывает голову, смотря сквозь зеркало на удаляющуюся от него ровную спину, и вскакивает на ноги. Ничего лучше придумать он не может, да и времени нет. Он копошится, незаметно для остальных ныряя в карман безбожно испорченного пиджака рукой, и окликает Сонхва: — Подожди! Сонхва мгновенно останавливается и поворачивается в сторону Юнхо. Пиджак оказывается протянут ему вместе с напряжённой улыбкой на лице Юнхо. Уголки губ дрожат, словно Юнхо хочет ему что-то сказать — Сонхва всенепременно хочется протянуть руку и ласково погладить его по голове, чтобы успокоить. Такая же кривая улыбка служит Юнхо лучшим ответом. — Давай я провожу тебя? Интонация дёргается наверх непроизвольно, и вместо решительного утверждения получается вопрос. Сонхва прыскает со смеху, заставляя что-то больно стянувшееся в животе Юнхо отпустить. Спазм проходит, дрожь и страх отпускают тело. — Не надо, Юно, — тянет Сонхва, принимая пиджак из чужих рук. Их пальцы под тканью встречаются случайно, но никто не может найти в себе сил разорвать этот мимолётный контакт, задерживаясь в таком положении на пару секунд дольше нужного. Сонхва отстраняется первым, но Юнхо больше не чувствует, что его «его» ускользает из рук безвозвратно. Юнхо знает, что они расстаются ненадолго. — Мне уже нужно домой, — Сонхва бросает короткий взгляд на часы, видя, что он задержался тут явно дольше нужного. Родители будут недовольны. — Удачи на выступлении. — Желать удачи — не к добру, — поправляет его Уён с улыбкой на лице, подбирая со стола косметичку. Ему ещё нужно было накрасить Юнхо. Сонхва тут же смущённо краснеет, ударяя себя по губам. Юнхо чувствует приятную тяжесть умиления в груди. — Тогда просто хорошего вечера. Сонхва даже не прощается с Чонхо, думая о том, что простого сообщения ему будет достаточно. Домашнее задание, за которыми он изначально и приехал, остаются благополучно забыты в рюкзаке Чонхо, и Сонхва совершенно не жалеет об этом. На улице он даже не натягивает на себя пиджак, попросту забывая про него. Тело словно не чувствует холода, когда Сонхва бежит в сторону машины. И на улице тоже находятся люди, которые странно косятся в его сторону, но Сонхва правда плевать. Внутри стыд борется с дрожащим восторгом и итог битвы так и остаётся непонятен — на щеках яркий румянец от холода и смущения, а на лице широкая улыбка, которая не добавляет ему очков адекватности в глазах прохожих. В одной майке, с залитым красным пиджаком, да ещё и с улыбкой на пол лица — ну правда городской сумасшедший. Сонхва не помнит, как добирается домой. Помнит то рвущееся из груди глупое хихиканье, то затапливающее мозг желание приложиться лбом об руль от заполняющей мозг неловкости. Помнит опущенные до конца окна, помнит дрожь зубов, когда включает печку на полную. Он добирается до частного дома спустя час. На часах начало двенадцатого, и он мысленно готовится к тому, чтобы придумывать оправдания. — Ты почему так поздно, Сонхва? — обеспокоенный голос матери встречает его сразу же, как только он переступает порог дома. — Почему не предупредил? Он кусает нижнюю губу почти до боли, стараясь подавить очередной дурацкий смешок. Несколько раз глубоко вздохнув, Сонхва удаётся примерить на себя привычно спокойное выражение лица. И хоть внутри всё дрожит от желания подбежать к матери, взять её за руки и пересказать всё в мельчайших подробностях, Сонхва успешно справляется с успокоением своего нутра. — Встречался с Чонхо и потом попал в пробку. Прости. Женщина средних лет тут же расплывается в улыбке. — Как дела у Чонхо? Как здоровье его мамы? — Всё отлично, не переживай, — Сонхва снимает обувь и целует мать в щёку, направляясь к лестнице на второй этаж. — Я пойду спать, устал. — Погоди, — мать хмурится, останавливая сына за руку. — Ты пил? Глаза тут же испуганно расширяются. Сонхва прекрасно знает, что это не правда. Только его пиджак пахнет намного красноречивей его самых убедительных слов. Он открывает рот, пытаясь найтись с ответом, но ему не дают даже попытаться отбелить себя в глазах матери. Её взгляд тут же меняется, когда она смотрит на отвратительно расползшееся пятно на белой ткани. — А это что? Сонхва! — женщина в шоке смотрит на сложенный в несколько раз пиджак. Она тянется к нему, стараясь забрать тот из рук сына, но Сонхва предусмотрительно делает шаг назад. — Это что? Кровь? — Господи, мам, — резче, чем хотелось бы, отвечает Сонхва. Он тут же переводит дыхание и продолжает уже тише. — Вино. Мама Чонхо попросила помочь переставить бутылки и… — Сонхва делает вид, что закашлялся, выигрывая себе время на додумывание итак жалко звучащей истории. — Пиджак упал со стула на пол, я уронил бутылку, ну и… Вот. Он разворачивает вещь и демонстрирует матери красное пятно. Врун из Сонхва, на само деле, был так себе. Он старался никогда не лгать родителям, даже в детстве, но сейчас другого выхода у него не осталось. Сонхва знает, что мать ему не верит. Это пятно даже не пахнет как вино. Он видит, как в родных глазах напротив расползается что-то похожее на разочарование, и спешит опустить голову вниз, чтобы не видеть этого. Мама ничего не говорит, словно опять наказывая Сонхва молчанием. Становится трудно дышать и знакомое, по-детски грустное чувство скребётся изнутри, взывая к совести, поэтому Сонхва старается ретироваться как можно скорее. — Мне рано вставать. Доброй ночи. — Спокойной ночи, — почти бесцветным голосом произносит женщина и уходит обратно в гостиную. Закрывшись в ванной, Сонхва нервно расхаживает по комнате. Неправильность собственного поступка жрёт внутренности, прося спуститься и рассказать правду, а ещё извиниться перед матерью за все грехи человечества, чтоб наверняка. Но впервые в эти мысли вмешивается что-то новое. Странный шепоток вдруг напоминает, что Сонхва уже достаточно взрослый чтобы не отчитываться перед родителями. В его голове это звучит так странно, так ново. Совсем несвойственно ему. Сонхва трёт ладонями лицо и думает, что душ ему поможет намного лучше, чем пустые рассуждения. Он скидывает одежду, осматривая её на наличие других ярких клякс, которых в баре он мог не заметить, и решает попытаться хотя бы сейчас замочить пятно. С остальным разберётся химчистка. Он встряхивает пиджак, и слух тут же цепляется за странный звук удара. Сонхва смотрит под ноги, выискивая, что это могло быть, и видит на полу странный маленький треугольник на цепочке, явно не принадлежащий ему. Взяв в его руки, Сонхва осматривает вещицу — красный медиатор с чёрными завитками поблёскивает в искусственном свете ванной. Сонхва подносит тот ближе к лицу и замечает там надпись английскими буквами. «Yu-Yu» В голове тут же всплывает то, как Минги сказал эту непонятную Сонхва фразу, когда привёл его в гримёрную к ребятам. Тогда Сонхва не понял, к кому тот обратился, но сейчас он осознаёт, что Минги так звал Юнхо. Все рвущие нутро стыдливые чувства мгновенно испаряются из тела, оставляя за собой лишь большие глаза, хрипотцу голоса, тепло кожи и тёмную дымку на руках. От улыбки сводит губы, пока Сонхва бережно поглаживает гладкую поверхность большим пальцем. Он понятия не имеет, как и когда Юнхо успел вложить свой медиатор в его карман, но воспринимает это как негласное обещание встретиться снова. В эту ночь Сонхва плохо спит. Постоянно ворочается, просыпается и проваливается обратно в дрёму. Волнение и адреналин от этого странного знакомства не отпускают его тело, кажущееся слишком маленьким для всей волны эмоций внутри. Заснуть получается лишь под утро, когда Сонхва крепко сжимает медиатор в кулаке под подушкой. Впервые за долгое время Юнхо удаётся выспаться. Дойдя до кровати в небольшой квартире, он валится на неё без сил и засыпает прямо в одежде, даже не пытаясь смыть с глаз всё равно потёкший во время выступления макияж. Всю ночь ему снятся светлые сны. Ему чудятся прохладные пальцы на его коже, слышится отдалённый смех. Юнхо спит с улыбкой на лице до обеда следующего дня. И темнота его больше не пугает.