Кардиограмма твоего сердца

Кенши стоит у ресепшена и пялится на заблокированный экран телефона, закусив губу. Джонни написал, что сегодня приедет. После новости о смерти пациента, Лю Кенг дал кардиологу пару дней выходных, но тот отказался, сказав, что одиночество сведёт его с ума. Поэтому, Такахаши уже полчаса стоял у входа в отделение, ожидая Карлтона. — Кенши. Кенши? Доктор Такахаши! — чуть ли не кричит Рейден. — Хм? — японец поднимает затуманенный взгляд, словно его пробудили ото сна. Медбрат тяжело вздыхает. — Разве у тебя нет пациентов? — травматолог стоял тут неподвижно уже достаточно, что бы на него начали косо смотреть персонал и пациенты. — Следующий только в полдень, — японец снова опускает взгляд на экран, словно пытаясь силой мыслей заставть часы идти быстрее. — Кенши, — медбрат выходит из-за ресепшена и сжимает плечи травматолога, заставляя снова поднять на него голову, — Ничего не изменится, если ты просто будешь тут стоять, как Хатико, — обеспокоенно смотрит на друга, — Сходи, отдохни. Ты выглядишь измученным. — Рейден, ты не видел его. Не был в тот момент рядом, когда он… — Такахаши зажмуривает глаза, когда снова вспомнил этот безумный взгляд кариолога, — Я никогда раньше не видел людей… Такими. — Кенши, дорогой, — Рейден обрамляет лицо японца в своих ладонях, заставляя посмотреть на себя, — Я тоже беспокоюсь за Джонни. Я помню, когда у Кунг Лао впервые умер пациент. Я правда опасался, что у него случится срыв, — хмыкает, — Но он справился. И Джонни справится. Это тяжело, да, но возможно. Тем более, если рядом с ним будет его любимый, — травматолог чувствует, как его щёки заливает румянцем. — Мы вовсе не--! — Ой, да брось, — цокает Рейден, — Я тебе ещё в первую неделю сказал, что он запал на тебя. И только слепой этого не видит. Ну, и, видимо, ты с Кунг Лао, — усмехается медбрат, хоть и мягко. — Всё сложно, Рейден, — тяжело выдыхает Такахаши. — Мне кажется, ты сам всё усложняешь. Ты явно беспокоишься о нём. Как и он о тебе. Вам просто надо поговорить и всё утрясти. Жить долго и счастливо и заниматься любовью каждый день. — Рейден! — японец заливается краской до самых волос. — Что? Это же правда! — Кенши пытается прожечь его взглядом на сквозь, но получается плохо. За годы дружбы Рейден привык к его исхищрениям. Это срабатывало только на Кунг Лао и тех, кто мало его знал. Даже Карлтон не поддавался. Хотя знакомы они не так уж и давно. Какая ирония. — Ему и так сейчас тяжело. Мои чувства будут не к месту. — Кенши! — медбрат притягивает японца ближе к себе, от чего их носы почти соприкасаются, и Такахаши прихоидтся немного скосить глаза, — Наоборот, сейчас - они очень даже нужны! Разве это не поможет ему отпустить часть проблем? Положиться на того, кто рядом? Кто хочет облегчить его боль? Дать надежду на будущее? — Я… — Кенши смотрит в тёплые и полные решимости глаза своего друга и не знает, что ответить. С одной стороны, он был прав. Но с другой, Такахаши всё ещё не был до конца уверен в чувствах Джонни. Да, у них был секс, их явно тянуло друг к другу, но и что с того? Это могло быть лишь от одиночества, от желания снова быть рядом с кем-то после развода. Хоть тот и был почти год назад. И нет гарантии, что эти отношения не станут бременем в данной ситуации. — Я не хочу потерять его, Рейден, — шепчет травматолог. Как он уже потерял своего отца, свою мать. Свой дом и спокойный сон. Как он чуть не потерял самого себя… — Я убеждён, что это последнее, что произойдет, — нежно улыбается китаец. — Пф, ты слишком самонадеен, — усмехается Кенши. Слова друга немного успокоили его, хоть и не привели к окончательному решению. — Ну, не зря же я замужем. Опыт, — и они оба глупо хихикают. И в этот момент, как во всех дешёвых драмах, открывается двери лифта и из него выходит кардиолог, заставая двух других мужчин в позе, словно они вот-вот поцелуются. Ещё и смеются. — Ах… Доброе утро, — как-то неуверенно улыбается Джонни. Такахаши тут же отстраняется и нервно приглаживает свой и без того идеально гладкий халат. Кончики ушей снова краснеют. — Доктор Карлтон, доброе утро! — радостно привествует его Рейден, совершенно не обращая внимания на напряженные плечи двух врачей, — Как вы себя чувствуете? Удалось поспать? — Да, более или менее. Только пришлось добираться на общественном транспорте, совсем отвык от этого, — Джонатан смущенно потирает шею. Такахаши с силой готов был ударить себя по лбу. Вчера отвёз домой, но подбросить на работу не предложил, ведь машина хирурга осталась у клиники. Вот идиот. — Да-да, добро пожаловать в мир простых смертных, господа мажоры, — хмыкает китаец. — Рейден, у тебя же тоже есть машина, — вставляет травматолог. — У НАС с Кунг Лао есть машина! И у нас не всегда совпадает расписание. Поэтому, иногда приходится сесть на общественный транспорт, — фыркает медбрат. — Когда это ты в последний раз приезжал на автобусе? — усмехается Такахаши уголком губ. — Это другое, — отмахивается Рейден. Но к ресепшену подходят люди, и ему приходится вернутся на место. Кенши переводит взгляд на кардиолога, который неуверенно топтался на месте. Волосы сегодня растрёпаны, без геля. Кажется, Джонатан проспал и в спешке принимал душ, не успев больше ничего сделать, ведь был без машины. Ужасно захотелось запустить пальцы в эти мягкие волосы, пригладить. Японец резко мотает головой, подавляя глупый порыв. «Тем более, если рядом с ним будет его любимый», — слова Рейдена эхом отдаются в голове. Конечно, Такахаши был далеко не возлюбленным, но их взаимоотношения ведь можно было назвать неким подобием дружбы. Верно же? Странной, с некоторыми извращениями, но всё же дружбой. Поэтому Кенши глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться. Карлтону действительно нужна была поддержка. А судя по вчерашнему дню, от японца он готов был её принять. Травматолог подходит к замеревшему Джонатану и сжимает его предплечье. Кардиолог вздрагивает и поднимает удивленный взгляд. Такахаши слегка улыбается. Глаза хирурга были немного потерянными, словно он был не тут, но хотя бы не такими пустыми, как вчера. — Как ты себя чувствуешь? — Кенши еле сдерживается, чтобы не покраснеть снова, от собственного голоса, который был слишком вкрадчивым и ласковым. Он уже не помнил, когда хоть с кем-то так разговаривал. Даже с маленькими пациентами его голос не был таким бархатным. — Я… Даже не знаю, что сказать, — Карлтон проводит рукой по волосам, растрепывая их ещё сильнее, облизывает языком пересохшие губы. Такахаши, как завороженная кобра, следит за этими движениями. — Устал, я думаю. Почти не спал. Слишком много лишних мыслей в голове. Растерянный. Обычно я не задумываюсь о том, что меня ждёт завтра. Я не верю в судьбу. Но сейчас я действительно опасаюсь, что моей карьере придёт конец. — Хватит. Не говори так, — Кенши сильнее сжимает предплечье, — Ты блестящий кардиолог. Я вижу, как ты горишь этой работой. Что ты буквально создан для этого, как бы пафосно это не звучало, — Такахаши было ужасно горько слышать такое из уст хирурга. Он не позволит ему сомневаться в своих способностях. — Понимаю, сейчас кажется, что нет просвета, что ситуация безвыходная. Но я верю, нет, я знаю, что всё наладится. Просто не надо тратить силы на переживания, от которых всё равно нет толку. Тебе лучше послушаться меня, Карлтон, а не то я сам привяжу тебя к кровати и заставлю расслабиться, — хмурится японец. Это же не прозвучало слишком пошло? Джонатан пару раз тупо моргает, а потом тихо смеётся. Кенши не может сдержать улыбку. Этот радостный звук, словно бальзам на его мечущееся сердце. Ну, и плюс ему балл за то, что смог развеселить хирурга. — Спасибо, Кенши, — улыбка Карлтон была такой ласковой, словно они не стоят посреди коридора клиники, а разделяют что-то тайное и интимное в комнате, где только они вдвоём. Японец судорожно выдыхает. Сердце неистово билось в груди, готовое вот-вот выпрыгнуть и прямо в руки Джонатану. Если бы кто-то сейчас взглянул на его кардиограмму, то наверняка поставил тахикардию. О спасите меня, мистер кардиохирург. «Я хочу быть твоей опорой. Стоять рядом в столь тяжёлый эмоциональный момент. Показать, что ты не один. Что я на твоей стороне. Что я ужасно сожалею о той неделе, когда избегал тебя. Как мне страшно потерять тебя, если ты отвергнешь мои чувства и больше не захочешь иметь со мной ничего общего. Потому что я засыпаю и просыпаюсь лишь с мыслями о тебе. Я никогда и ни к кому не испытывал такого. И меня это пугает. Но и будоражит. Твой голос, запах, прикосновения — всё это сводит с ума. Я хочу быть жадным, хочу большего. Хочу больше твоих ласк, улыбок, поцелуев. Я эгоист, я знаю это. Но ничего не могу с собой поделать. И лишь надеюсь, что моей дружеской поддержки тебе будет достаточно. Потому что не имею права просить о чём-то ещё, как бы сильно это не разрывало мне сердце», — но ничего из этого Кенши в слух не говорит. Джонни не нужны ещё и его страдания сверху своих. Вокруг них продолжалась жизнь: пациенты приходили и уходили, врачи метались по кабинетам. Но они ничего этого не замечали. Словно боги стали благосклонны к ним и позволили эту минутную передышку, остановив время. Такахаши опускает руку ниже, не отрывая взгляда от медово-карих глаз. Слегка касается пальца Карлтона своим указательным. В этом месте словно заискрило голубоватым светом. Джонатан опускает изумленный взгляд на их руки, но потом снова на японца. Кенши не уверен, что именно кардиолог увидел в его взгляде. Мог лишь надеется, что что-то хорошее. Потому что Карлтон приподнимает свои фаланги и, хоть и слабо, переплетает их пальцы, даже если их руки находились тыльной стороной ладони друг к другу. У Кенши перехватывает дыхание. Голова начала кружиться, когда хирург стал гладить его указательный палец подушечкой своего большого. По спине бегут мурашки. Боги, они же не занимаются сексом, а лишь слегка касаются друг друга. Но от чего-то сейчас казалось более сокровенным. Такахаши чувствовал себя слишком уязвимым в этот момент. Потяни ещё немного, и он выложит все свои секреты перед Карлтоном. Он и желал, и опасался этого. Кардиолог склоняется чуть ближе, и Кенши чувствует запах его ванильного шампуня и пены для бритья с эвкалиптом. Сегодня никакого парфюма. Видимо, не успел или просто забыл. Но это и не важно. Этот аромат пьянил гораздо сильнее, похлеще любого дорого сяке. — Кенши… — от этого хрипловатого голоса по всему телу проходит дрожь. Кажется, не одного Такахаши подкосило в тот момент. — Доктор Такахаши, доктор Карлтон, — от громогласного отклика Лю Кенга они резко остраняются друг от друга, словно не собирались поцеловаться секунду назад на глазах у всех. Оба заливаются румянцем. — Доброе утро, — приветсвует главврач, словно не замечая их состояния или делая вид. — Доброе, — бурчит травматолог, пытаясь справиться со своим диким пульсом. — Доброе утро, Лю Кенг, — спокойно отвечает американец, хотя его выдают алые скулы и капельки пота на висках. — Джонатан, есть срочный разговор. Идём в мой кабинет, — кивает в сторону коридора главврач. Хирурги обеспокоенно переглядываются. — Да, хорошо, — соглашается кардиолог. Такахаши закусывает губу, провожая двух мужчин взглядом. У него было плохое предчувствие. Хотя только минуту назад убеждал Карлтона в том, что всё закончится благополучно. Вот тебе и поддержка от «любимого». *** Весь день Кенши сидел как на иголках. Пациентов было не так много, но привезли нескольких пострадавших с переломом ноги, пальцев или ключицы. Такахаши старался не думать, о чем мог быть разговор в кабинете главврача. Но и не решался зайти к кардиологу в середине дня, потому что понимал, что разговор в пять минут не уложится. Один раз они пересеклись в коридоре. Карлтон лишь улыбнулся ему, хоть и устало. Травматолог не знал, какими силами удержал себя, чтобы не подойти и не обнять Джонатана. И лишь слегка улыбается в ответ. По внешнему виду было сложно определить, как прошёл разговор с Лю Кенгом. На людях кардиолог вёл себя сдержанно. За жизнерадостным поведением легко скрывал свои истинные чувства. Интересно, как часто он делал это в прошлом? А Кенши не замечал. Или просто не хотел признавать, что ему есть до этого дело. Как бы всё могло сложиться по-другому. *** Такахаши с трудом дожидается окончания рабочего дня. К кабинету хирурга идёт спокойно, хоть и широкими шагами, стараясь не привлекать внимания других. Но у двери замирает, стараясь усмирить свой лихорадочный пульс. Это ведь нормально, если он зайдёт и узнает, как прошёл разговор с Лю Кенгом? Всё же, Кенши тоже был частью этой ситуации. Хоть она и касалась его лишь косвенно. Травматолог глубоко вдыхает, считает до 10 и медленно выдыхает. Это не особо помогает. Кровь стучит в висках. Но ждать больше не было сил. Японец осторожно стучит в дверь. — Входите, — услышав ответ, Такахаши оглядывается и проскальзывает внутрь. Все вчерашние свидетельства срыва кардиолога были убраны, мебель вновь расставлена по местам. Полутёмный кабинет освещала лишь лампа на столе, за которым сидел и сам хирург с кружкой в руках. Атмосфера была удручающей. — Я надеюсь, это не остатки вчерашнего виски, — Кенши слегка усмехается и подходит к столу, садясь на стул напротив. — Хах, нет. Всего лишь кофе. Мне вчерашнего хватило, — Карлтон поднимает свою правую руку, которую перебинтовывал ещё Такахаши. — Ты не сменил повязку? — удивляется травматолог. И как он этого не заметил утром? — Нет, времени не было, — Джонатан тяжело выдыхает и отворачивается. По спине японца бегут неприятные мурашки. Настолько замотался? Или просто было всё равно на своё здоровье? — Твоя аптечка в шкафу? — Кенши встает и подходит к стеллажу, открывая дверцу. — Да. Зачем она тебе? — Карлтон удивленно наблюдает, как травматолог достает аптечку и садится на диван, хлопая рядом с собой. — Давай. Надо проверить рану и сменить повязку. — Всего лишь царапина, — но Такахаши продолжает пристально на него смотреть, сведя брови. Джонни снова тяжело вздыхает. Залпом допивает кофе, поморщившись от вкуса холодной и густой жижи. Встает из-за стола и снимает халат, откинув на спинку стула. Закатывает рукава рубашки, открывая свои татуировки. И нет, Кенши вовсе не залипает на них, пока кардиолог подходит и садится рядом, протягивая поврежденную руку. Травматолог осматривает хирурга с ног до головы. Тот снова был где-то не здесь, задумавшись. Такахаши сжимает запястье американца, проводя большим пальцем по линии пульса. Это, как ни странно, выводит Джонатана из ступора, и он поднимает взгляд на японца. Губы травматолога дёргаются в лёгкой улыбке. Кладёт руку Карлтона себе на колени, чтобы было удобнее, и разрезает повязку. Снимает пластыри и осматривает кожу. — Всё не так плохо. Будет тянуть ещё несколько дней, — достаёт заживлающую мазь из аптечки и мягко покрывает корку лекарством. Кенши всем своим существом чувствовал, как Карлтон прожигает его глазами. Закончив с обработкой. Такахаши перебинтовывает ладонь, но руки не убирает, уперевшись взглядом в белую ткань. — Что сказал Лю Кенг? — наконец осмеливается задать свой вопрос японец. — Они собирают комиссию, — слишком спокойно отвечает кардиолог. — Что? — Кенши шокированно смотрит на Джонни. Тот отвернулся, нахмурившись. — Его родители считают, что это наша вина: смерть Алана. И решили начать проверку с меня. Я не удивлён, если честно, — тяжело выдыхает. — Карлтон, они ничего не найдут. Я знаю. Твоя работа была чистой и безукоризненной, — Такахаши чуть сильнее сжимает руку, которую всё ещё не отпустил. — Спасибо, Кенши. Но не все так считают, — Джонни грустно улыбается и обхватывает пальцами державшую его ладонь. — Лю Кенг ведь будет ходить с тобой на слушания? — Конечно. Ты бы видел, в каком он был возмущении, когда зачитывал мне письмо, — усмехается кардиолог, — Лишь надеюсь, что это всё не затянется на слишком долго. Не представляю, как я буду параллельно ещё и работать. Долбанная бюррократия, — хихикает Джонатан. Но Кенши молчит, продолжая тупить взгляд в повязку, бездумно водя по ней пальцами. — Кенши? — Это не справедливо. — О чём ты? — удивленно моргает кардиолог. — Обо всём, — Такахаши отворачивается в сторону, сжимая больно челюсть. Глаза щипали от непрошенных слёз. Нет, он должен быть сильным. Ради Джонатана. — Смерть Алана. Он был… Он был так молод. Столько перспектив на будущее. Его невеста всё ещё не очнулась. Как ей сообщать о гибели жениха — я просто не представляю. Родители Алана, которые вынуждены переживать смерть своего ребёнка. И ты, — Кенши поворачивает голову к Карлтону, и кардиолог давится вдохом, видя мокрые глаза японца, — Столько всего сделал. И ты спас, СПАС его! Но жизнь оказалась слишком жесткой и хрупкой. И теперь тебе придётся пережить эти унизительные слушания, хоть я и знаю, что они ни к чему не приведут. Хотя вместо них ты гораздо нужнее здесь и сможешь сделать больше, чем оправдываться перед какой-то комиссией, которые тебя совсем не знают, какой ты… Какой ты замечательный… — Такахаши опускает голову. Он хотел добавить «доктор», но слова тонут где-то в глубине сжавшегося горла. Потому что Джонатан был не только замечательным врачом, но и намного, намного большим. — Кенши, — кардиолог сжимает пальцами свободной руки подбородок Такахаши, поднимая его голову. Но травматолог не решается повернуть к нему взгляд. — Посмотри на меня. Пожалуйста, — от этого голоса по всему телу проходит дрожь. Кенши смотрит в глаза Джонатану и дышать снова становится тяжелее. Тёплый взгляд, полный нежности. Такахаши не достоин этого. Это он должен успокаивать кардиолога, а не наоборот. Карлтон мягко улыбается и стирает большим пальцем мокрые дорожки слёз. Японец даже и не заметил, что заплакал. — Я понимаю твоё негодование. Никто не в восторге от сложившейся ситуации. Я даже родителей Алана не могу винить. Они в отчаянии. Когда родители хоронят своих детей — это всегда ужасно. А им говорят, что их ребёнок умер после операции. Конечно, они сделают всё, чтобы наказать виновных. — В том не было твоей вины, — упрямо говорит Такахаши. — Возможно да, возможно нет. Комиссия решит. Эта машина уже запущена, и нам её не остановить, Кенши, — кардиолог соприкасает их лбы, смотря в бездонные глаза японца, — Поэтому, прошу тебя, не терзай себя переживаниями, над которыми не имеешь власти. Это тяжело, понимаю. Но так я хотя бы не буду волноваться ещё и за твоё здоровье. Сможешь сделать это для меня? — Джонатан слишком нежно улыбается, хоть и вымученно. «Для тебя всё, что угодно», — думает про себя Такахаши. — Да. Прости… Прости меня, — Кенши крепко обнимает кардиолога, утыкаясь лицом ему в плечо. Тело мелко дрожало от тихого плача. Карлтон обнимает травматолога за плечи, прижимая к себе, позволяя выплакаться. Гладит чёрные волосы и целует в висок, уткнувшись после в него носом, глубоко вдыхая, словно и сам пытался успокоиться таким образом. Кенши не был уверен, как долго они так сидели, прижавшись друг к другу. За дверью то и дело слышны чьи-то шаги, но вряд ли кто-то будет искать их так поздно. Такахаши уже началось казаться, что запах хирурга въелся ему под кожу. Его влажное дыхание опаляло шею, заставляя мурашки бежать по спине. Жар концентрировался внизу живота. Не будь они в таком подвешенном состоянии, травматолог мог бы и сделать что-то с этим. Но не сегодня. Может, уже и никогда. И лучше не думать об этом. Рубашка Джонни и так вся промокла от его слёз. Кенши нехотя и медленно отстраняется, вытирая рукавом мокрые щёки. Расплакался, как школьник. — Чёрт… Прости, — травматолог указывает на влажный отпечаток на плече Карлтона. — Ох, ничего страшного. Это всего-то лишь была моя любимая рубашка, — усмехается кардиолог. Японец закатывает глаза. — Куплю тебе новую. — Я это запомню, — они оба тихо хихикают, как будто и правда подростки. Немного успокоившись, Джонатан кладёт ладонь на шею Такахаши, мягко проводя большим пальцем по щетинистой щеке, убирая остатки слёз. — Тебе стоит умыться и езжать домой, отдохнуть. — Тебе тоже, — настройчиво смотрит на него японец, — Я буду ждать тебя у лифта через 10 минут. И если ты не появишься — я лично притащу тебя, за шкирку, запихаю в машину и отвезу домой. — Ты серьезно? — бровь кардиолога удивленно ползёт вверх. — Более чем, — хмыкает травматолог. Карлтон хрипло смеется. — Как скажешь, босс, — и снова эта улыбка, от которой хочется лезть на стену, хочется видеть её каждый день и всегда. Которая разбивает сердца и лечит шрамы. Сжигает мосты и возводит города. Калечит его самого и поднимает с колен, ведя к свету. *** Такахаши умывается холодной водой в туалете. Благо, ему никто не встретился по дороге. Смотрит на себя в зеркало: мокрая чёлка, красные и опухшие глаза. И снова Карлтон был тем, кто успокаивал его и поддерживал, хотя сам явно держался из последних сил. Кенши ни разу не достоин этого человека. Достаточно ли он даёт взамен? Даже просто, как друг? Голова снова начинала гудеть. Такими темпами он за два дня опустошит весь свой запас обезболивающих на месяц. Глубоко вдыхает и закрывает глаза, пытаясь собраться. Он сильный. Он справится. *** Травматолог быстро переодевается и подходит к лифту, где его уже ждал Карлтон. Кенши заботливо улыбается, надеясь, что это было заметно. В лифте и по дороге к машине Джонни они тихо переговаривались о всякой ерунде, лишь бы не забивать голову мучительными мыслями. — Обязательно поспи, — говорит японец, когди они стоят у автомобиля кардиолога. — Ты тоже, — хмыкает Джонатан. — Тебе надо не обо мне беспокоиться, — Кенши отрицательно качает головой. Он не смотрит в глаза хирургу. Понимает, что увидит в них слишком много, даже того, чего там нет. И прогнется. Не сможет удержать себя и свои желания. А он не в праве просить хоть о чём-то ещё. Японец слышит тяжелый вздох. — Тогда сладких снов, Кенши. — И тебе спокойной ночи, Карлтон, — травматолог краем глаза замечает взгляд Джонни. И его сердце болезненно сжимается, готовое разорваться на куски и захлебнуться в собственной крови. Поддавшись мимолётному порыву, Кенши быстро и крепко обнимает кардиолога. Губами невесомо мажет по челюсти. Карлтон даже отреагировать не успевает, как японец отстраняется. — Чтоб завтра был как огурчик, понял меня? — Такахаши пронзает строгим взглядом шокированного американца и ретирует к своей машине. На губах смущенная улыбка, а душа уже не готова превратиться в пепел от этого всепоглощающего пламени. *** Дома Такахаши долго стоит под душем, от чего заканчивается горячая вода. В голове было столько мыслей, Кенши даже на секунду показалось, что он перестал что-либо чувствовать. Чай давно остыл, ни сколько не облегчив его состояние. Уснуть японец смог только ближе к 4 утра.