Два капитана

Домой Соня с Колей вернулись за полночь. Мальчишку клонило в сон, поэтому капитан усадила его на мотофлип и помчалась домой, ведь не дело ребенку, явно уставшему, спать на лавке.   Дома Коля столкнулся с вешалкой и неуклюже уронил ее, вызвав сдавленный смех женщины. Подняв бедный предмет мебели, он всё же повесил куртку Сони на законное место.   Он поблагодарил за прогулку, смешно поклонившись, пожелал спокойной ночи и отправился в душ своей забавной пружинящей походкой, под усмешку Сони.   В доме, как она и предполагал по приглушённому свету из окна гаража, Весельчака не было, поэтому она не стала закатывать мотофлип внутрь, чтобы не потревожить художника, который потом будет ворчать, как бабка.    В очереди к офицеру-психологу остался только Кукушкин, поэтому Соня сняла с себя кожанку пирата, с трудом стянула уставные берцы, сопровождая это сдавленным кряхтением и тихим матом, и босиком пошлепала в комнату пацана.   Заглянув в Витину комнату, она обнаружила всё ещё открытый люк на крышу, как и несколько часов назад, и потянулась, разминая тело.   Она чувствовала себя выжатой, как апельсин в стакане сока, который Игорь любил потягивать по утрам, изменяя излюбленному чаю. Но ребенку явно было хуже, и можно было затолкать свою усталость поглубже, чтобы в третий раз за день поработать психологом для подростков.   Не то чтобы ей сильно хотелось, но выбора не было. Она — взрослый человек, уже состоявшийся, с местом в мире и партнёром под боком. А этим детям жизнь перевернула всё с ног на голову, забросив их в самую гущу событий, хотя они явно этого не желали. И вполне естественно, что их штормило, накрывая волнами эмоций.   Соня затянулась, вдыхая очередную порцию пара, леденящего горло, и осмотрелась. В общем-то ничего не изменилось, кроме количества и цвета мебели, да педантично сложенных листов на столе рядом со швейной машинкой.   Булычева не стала лезть в бумаги, нарушая личное пространство подростка, лишь оценив красоту верхнего эскиза вечернего платья.  Красивое чёрное платье с разрезами на бёдрах и высоким воротником очень интересно смотрелось на нарисованной фигуре, правда, женщина была без лица. Возможно, эта часть человека ему не давалась в рисовании. Надо будет рассказать У о таланте пацана и предложить им поработать вместе для общего развития.   По мнению Сони, у парнишки были все шансы стать отличным и востребованным модельером или дизайнером – разбираться бы ещё в разнице – ведь мода так или иначе постоянно возвращается к истокам. Возможно, стоило предложить ему курсы или что-то в этом роде — вдруг понравится, и в этом его предназначение. Внутренний голос противно зашипел, что это не мужское дело — «рисовать картинки», знакомым тоном её матери. Булычева встряхнулась, отбрасывая эти мысли как нелепые и откровенно бредовые.   Она сильно надеялась, что с родителями ей встречаться не придётся, потому что был высок шанс лобового столкновения с матерью. Рядом с У её храбрость в подобных вопросах граничила со слабоумием, и за этих детей, самого У и Игоря она готова была перегрызть матери глотку.   Вздохнув напоследок от того, как быстро говномешалка в её голове включилась в отсутствие пирата, Соня встряхнулась ещё раз и полезла на крышу.   Витя сидел, натянув капюшон толстовки, будто создавая барьер от окружающего мира, и слушал музыку в проводных наушниках. Соня такие видела только на развалах или мельком в учебниках истории, но решила изучить эту технологию позже. Она села рядом с подростком по-турецки.   Он даже не заметил её поначалу, как и пару часов назад, разглядывая небо и покачивая головой в такт песне, которую Булычева не знала. Звучал трек откровенно грустно, поэтому она не стала тревожить мальчишку, расслабилась и замерла в ожидании. К тому моменту, как Витька её заметил, песня успела закончиться, и он принялся искать новую, видимо, чтобы усилить своё отвратительное настроение. Увидел он женщину случайно, отмахиваясь от листка, который решил прилететь ему в лицо, и вскрикнул от неожиданности.  Булычёва накрыла рот парнишки рукой, посмеиваясь:   — Не кричи, ворон со сплюшками распугаешь.   — С кем? — непонимающе протянул Витька, поднимая брови.   — Сплюшки, совы такие, — хмыкнула Соня, копируя интонацию профессора Селезнёва.   Игорь постоянно посвящал её в мир животных просто потому, что мог, и что-то да запомнилось.   Кукушкин кивнул понимающе, выдернул наушники и педантично их скрутил. Женщина лишь ухмыльнулась, посмеиваясь про себя. Ей подобная аккуратность была несвойственна по понятным причинам: когда ты офицер, твоя аккуратность заканчивается вместе с курсом молодого бойца.   Коле, судя по наблюдениям, аккуратность тоже была не свойственна. Вот уж кто был адептом хаоса, так этот ребёнок. В его комнате фигурки и плакаты были расположены в абсолютно хаотичном, на взгляд постороннего, порядке. Но в этом отчётливо чувствовался отпечаток личности пацана.   Весельчак же был педантом на кухне и в мастерской, раскладывая всё по своим местам, а в остальном ему было параллельно на порядок. Поэтому парнишке будет непросто быть единственным чистюлей среди пофигистов.   — Поделишься, что за добивающую до слез музыку слушаешь? — спросила женщина, стараясь звучать как можно более ненавязчиво, чтобы Витька не закрылся в себе.   — А, да ерунда, — отмахнулся мальчик, на что получил недовольный вздох в свой адрес. Соня повернула его к себе за подбородок.   — Ерунда — это что угодно, но не твои чувства, поверь, — отрезала капитан, поднимая брови и хлопая серыми глазами, одновременно нащупывая плед, чтобы накинуть на пацана.   Нос она, конечно, не трогала, чтобы проверить, холодно ему или нет, но щёки и подбородок были холодные.   В карих глазах читалась вся боль подросткового возраста, не меньше. Найдя плед, женщина накинула его поверх капюшона парнишки и подоткнула так, чтобы было потеплее. Кукушкин шмыгнул носом и скуксился, поэтому Соня морально готовилась к очередному эмоциональному всплеску.   — Глупо просто всё, — шепнул парнишка, закутавшись плотнее и становясь похожим на смешную гусеницу.   — Ты о чём? — непонимающе уточнила женщина, понижая тон.   — Ну, знаете, я с Герасимом тогда подрался из-за Настьки. Он на доске написал всякое, я и вспылил. Мы с ней встречались с седьмого класса, потом расстались, а Герасим за ней ухаживал. Потом эта надпись, и Настя ко мне вернулась, мол, «люблю, Витя, трамвай куплю». А по сути что? — протянул Витька и вдруг плюхнулся на спину.   — Что по сути? — уточнила капитан, подкуривая сигарету, на которую Ухин покосился с желанием. Она дала и ему сигарету.   — А по сути, блин, нафиг я ей не упал. Не могу осуждать, но всё равно обидно как-то, — буркнул парнишка и покосился на женщину, пытаясь понять, как та подкурила, если зажигалки нет.   Булычева соединила пальцы протеза, и между ними возникла тонкая электрическая дуга. Витя, вполне ожидаемо, отвлёкся от мрачных мыслей, приподнял голову и с забавно удивлённым выражением лица принялся рассматривать протез. Потом, конечно, подкурил, сделал затяжку и закашлялся.   — Чувствуешь себя использованным? — уточнила Соня, поднеся протез поближе, чтобы он рассмотрел его.   — Во, именно это слово я искал, — кивнул Ухин и опять насупился. — У вас бывало такое?   Булычева приоткрыла рот, втянув дым через нос под удивлённый взгляд мальчишки, и задумалась.   Эти подростковые переживания были далеки от неё. Драм между ней и У в этом возрасте не было, а потом ей резко пришлось повзрослеть, чтобы пробиться в жестокой реальности без деда и без У. Единственный, кто видел в ней ребёнка после всех случившихся событий и очень трепетно относился к её чувствам, в отличие от неё самой, тогда ещё девушки, был Игорь.   А Алиса последние пару лет была сильно озабочена возвращением матери и не разводила драму из-за отношений. Ей до Коли будто вообще было плевать на «эти ваши сопли», как девчонка вечно ворчливо отзывалась на подколы матери и смешки отца.   — Знаешь, по сути у меня работа такая, что мною пользуются. Ну, СГБ и ГРУ так точно, — фыркнула женщина. Мальчик непонимающе нахмурил брови, поэтому она пояснила: — Служба Галактической Безопасности и Главное Разведывательное Управление соответственно.   — А с, ну, пиратом вашим такого не было? — спросил вдруг Витька, потом стушевался, видимо вспомнив о границах, и только собрался сказать, что не хочет лезть не в своё дело, как женщина честно ответила.   — Нет, мне в вашем возрасте невдомёк вообще было о всяких чувствах. Я в этих вопросах как табуретка, — фыркнула Соня с плохо скрываемой иронией, на что мальчишка прыснул. — А потом я слишком его ненавидела, и болело сильно где-то под рёбрами от того, что он так поступил.   — Как вы вообще его не убили? Вы же деретесь ого-го! — восхитился Ухин, выпутывая руку из пледа и стряхивая пепел в подсунутую ему банку.   — Знаешь, штука в том, что я не хотела его убить, — пожала плечами женщина, разглядывая звёзды. — Мне хотелось понять, что и где я сделала не так, что он так поступил. Я оберегала его как могла от смерти и тюрьмы, с физическими последствиями для моей тушки.   — А вы тут при чём? Ну, в смысле, он же не баран на верёвочке, мозг есть, значит, это было его решение, — непонимающе протянул Витька, закашливаясь и давясь дымом. Сигареты мальчику надо было покупать отдельно — эти явно крепковаты.   — Да, ты прав. Но мне всю жизнь говорили, что я всё порчу своим дурным характером и всё такое. Поэтому я решила, что это моя вина. Набат родительских голосов, что я такая-сякая, очень тяжело было заглушить, — пожала плечами капитан, глядя парнишке в глаза.   Тот как-то погрустнел, видимо испытывая жалость к женщине. Что удивительно, от окружающих её людей жалость Соня воспринимала в штыки, а вот с этими двумя такой реакции не было. То ли дело было в железобетонном понимании, что это дети с высоким уровнем эмпатии, то ли всё было в поддержке У, которую тот ей дарил. В любом случае, срываться на детей она бы не стала, считая это неприемлемым.   — В последнее время мне легче, если честно. С У принять тот факт, что я такая вот поломанная и испуганная местами, хотя являюсь действующим офицером спецназа, не так уж трудно. Он любит меня вместе с этими приколами, — пояснила капитан с лёгкой улыбкой, в которой легко было прочитать любовь к мужчине.   — Родители говорили? — вдруг спросил парнишка.   — Про то, что я всё порчу? — уточнила женщина и, получив кивок, подтвердила.  — Ага, от меня было слишком много ожиданий. После блестящей Киры родителям пришлось разочароваться в том, что не все дети идеальные. И вот мне 138 лет, ну, для них 38, а мать все пытается мне пенять на то, что я какая-то не такая. Меня такой вот трусихой, которая вечно сомневается и накручивает себя, любили только дед и Весельчак, ну и Игорь, муж Киры. После смерти деда и ухода У, Игорь был единственным, кто продолжал видеть во мне по сути подростка, на которого много всего свалилось. Мать же отжигала как могла.   Мальчик молчал, открыв рот, и внимательно слушал всё, что ему рассказывают, хоть и хмурил брови.   — Когда деда похоронили, мать мне заявила, что это я виновата в его смерти, мол, довела его своими выходками, — со смешком поделилась капитан и хмыкнула на возмущённое выражение лица мальчика. — Именно поэтому я Андреевна, а не Людвиговна, как Кира. После того скандала я впервые почувствовала себя чужой в собственной «семье» настолько, что психанула и сменила отчество. Ну и на мать наорала впервые в жизни так, что думала, охрипну.   — На родительство должен быть экзамен, на кой черт люди детей заводят, писос, — громко возмутился Витька, воспринимая близко к сердцу рассказ капитана.   — Твоя правда, но мы имеем, что имеем. Имеют нас, как любит говорить Пашка, — фыркнула женщина. Ухин хихикнул на это, хоть и продолжал хмуриться.   — На самом деле я сижу здесь преимущественно благодаря Игорю и его нежному отношению ко мне, ну и благодаря моей племяннице. В какой-то момент я нашла смысл дальнейшего существования в ней, — пожала плечами женщина и потушила сигарету о банку, вытаскивая следующую. — Но всё, что нас не убивает, даёт нам нездоровые способы адаптации и чёрное чувство юмора.   — Сомнительный наборчик, — буркнул Витя, переводя взгляд на звёзды.   — И то верно, — согласилась капитан и уточнила. — Так что в итоге с Настей твоей?   — Да ну её, то ко мне, то как Колян в Алису втюхался — к нему. Видимо, из-за того, что выбрали не её, мы, как закончилось это всё, расстались. Она вроде на Фиму переключилась, — отмахнулся Витька, отворачиваясь.   — Её бы энергию да в нужное русло, — фыркнула женщина.   — Не осуждаете такое? — спросил вдруг Ухин, наклоняя голову, на что Соня улыбнулась.   — Детёныш, я убийца сертифицированный. Было бы смешно, стань я осуждать девочку-подростка за что-то, — хмыкнула женщина. Витька тоже хихикнул, видимо соглашаясь с правдивостью точки зрения капитана.   — Всё равно обидно, если честно, — буркнул он, закутываясь в плед плотнее.   — Твои чувства валидны, прими их и проживи. Знаешь, как я справляюсь, когда меня накрывает? — спросила вдруг женщина, глядя Витьке в глаза.   — Как? — поинтересовался парнишка, склонив голову набок в знакомом жесте.   — Ну, если я на работе — то спаррингом и стрельбой, помогает очистить голову. А если дома, то либо еду кататься на мотофлипе, либо сижу часами на балконе и на звёзды смотрю, — поделилась женщина. — Вы, кстати, классно деретесь, научите меня? — попросил парнишка с умоляющим взглядом.   О, эти честные глаза. На неё Алиса такими вечно смотрела, как котёнок, которому сардину не дали. И, естественно, суровая тётя таяла мгновенно, соглашаясь на всё, что девочка попросит. Иногда таким образом она заочно подписывалась на пиздюли от Игоря, зато дитё было счастливо.   — Научу обязательно, детёныш, но не сейчас, — фыркнула женщина и мягко похлопала его по голове.   — А почему детёныш? — вдруг поинтересовался Кукушкин с мягкой полуулыбкой, видимо не будучи против такого прозвища.   — Дедушка так называл нас с У в своё время, вот и приклеилось как-то, — пожала женщина плечами как-то расстроенно.   Со смерти деда минуло 16 лет. Стало легче, конечно, но всё равно где-то в районе солнечного сплетения иногда тянуло тупой болью. Особенно на кладбище, куда она время от времени заглядывала, чтобы навестить родного человека. Хотя, может, это просто инфаркт, а она опять забила на здоровье. Когда там у них диспансеризация ежегодная должна быть?   — Вы его очень любили, — не то спросил, не то констатировал факт Витька.   — Да, его я любила. Великий нейрохирург, умнейший человек, которого мне доводилось знать. Души во мне не чаял. Там, где я была позором родителей, для него я была гордостью. Его смерть меня растоптала, — честно сказала женщина, признаваясь в собственной слабости и некой искалеченности.   — Завидую. Меня, конечно, бабушка с дедом тоже воспитывали, но до десяти лет. Потом у меня остались только родители, которые ко мне как к декору относились. Знаете, вроде и красивая штучка, а сколотая, и выбросить жалко. Ну и, естественно, «туда не ходи, сюда не ходи, с этим не общайся, это не статусно», — мрачно передразнил кого-то из родителей Витька, глядя вниз отрешённо.   — Эх, детёныш, — погладила его по взлохмаченным волосам капитан. — Здесь ты — это просто ты. Не красивая штучка, не декор, не сломанная вещь, а просто детёныш.   Витька шмыгнул носом, будто собирался плакать. Глаза у него блестели от слёз, но он выдохнул, смаргивая влагу и тихо сказал:   — Спасибо.   И за что этот ребёнок ей говорил спасибо? Соня понятия не имела, если честно, но в глазах его читалась такая благодарность, что даже неловко было.   Он скинул капюшон и плед с головы, сел, встряхнувшись, и выдохнул вдруг, отвлекаясь от грусти:   — Красиво тут, звёзды каждую ночь видно получается?   — Ага, закон о световом загрязнении. Света по ночам минимум, так, чтобы можно было ходить спокойно, не оглядываясь, и не думать, это куст спереди или псих какой-то, — фыркнула Соня.   — Это куст или космический пират, ага, — расхохотался отчего-то Витя, возможно, дело было в нервном напряжении, которое выплеснулось через смех.   — Ну, типа того, — хохотнула женщина и напряжённо прислушалась.   Отчётливо слышался звук чьих-то шагов и прочая какофония из шума ветра, перекликивания сов и нервного хохота мальчишки. Из этой смеси капитан не без труда вычленила шаги её любимого благородного пирата.   Он залез в дом, кажется, через балкон и протопал в их спальню. С характерным скрипом закрылась дверь, потом обратно открылась, и послышался тихий скрип стула.   Надо бы смазать дверь, а то заклинит, и на работу через окно вылезать придётся.   — Интересная вы пара, конечно, — вдруг сказал Витька, съёживаясь от внезапного порыва ветра.   Соня фыркнула, подоткнула плед под скрещённые ноги и натянула капюшон ему на голову.   — Ага, нашли друг друга, два ебобо, — хмыкнула капитан. — И ничего интересного.   — Ну да, как же, — возразил парнишка. — Вы сколько друг друга знаете?   — Ну, учитывая всю эту столетнюю катавасию — 130 лет, — пожала плечами офицерша, склонив голову набок от непонимания, к чему мальчишка клонит.   — То есть вы знаете друг друга большую часть жизни. Сначала были друзьями, я так понимаю? — уточнил Кукушкин и, получив кивок, продолжил аргументировать свою точку зрения. — Потом ваши пути разошлись, но вы и дальше скакали друг вокруг друга, будучи по разные стороны баррикад. Попали в прошлое и сотню лет жили там, а потом вернулись и стали парой. И это по-вашему неинтересно?   На последнем предложении мальчишка возмущённо покосился на женщину со скепсисом на лице и смешно поджатыми губами.   Соня не успела открыть рот, чтобы подправить канву событий, как снизу донеслось ворчливое и крайне громкое заявление:   — Но-но-но, я бы попросил. Я сотню лет вокруг неё плясал, пытаясь покорить. Потом мы умерли, она выбила мне амнистию и ушла в рабочий запой на три месяца! Мне пришлось угрожать штурмом штаба ГРУ, чтобы Игорь попросил её командира выдворить эту трудоголичку в отпуск. Её вытурили, она споила Игоря, и потом в её голову вдолбили, что я её безуспешно окучивал и так и эдак, а она ни в какую!   У Вити с каждым новым предложением всё сильнее округлялись глаза, а брови ползли на лоб, грозясь покинуть привычное место обитания. Соня тяжко вздохнула. Всё-таки тяжкую травму нанесла пирату её тупость. Она подползла к люку, уцепилась за лестницу и по-ребячески свесилась вниз, почти столкнувшись лбом с Весельчаком. Витька подавился воздухом, скинул с себя лихорадочно плед и вцепился в ноги женщины. На что Булычева хохотнула:   — Не переживай, детёныш, не свалюсь. Да и ты вряд ли удержишь семьдесят кило живого веса.   — Ничего не знаю, лучше я вас подстрахую. И мой рабочий вес — шестьдесят килограмм, думаю, уж справлюсь, — ворчливо и упрямо протянул парень. На что Соня хохотнула и посвятила внимание пиратскому благородию.   — Ну, обидели мышку, написяли в норку, долго ждал, кому погундеть на то, какая я зараза? — хмыкнула Булычева с мягкой издёвкой.   — Не, это я ещё не начинал гундеть, поверь, малышка. Это я сыну твоему подправил последовательность действий, чтобы не переоценивал твои заслуги, — фыркнул пират ей в тон. Но капитана было не обмануть этим.   В уголках глаз пирата были паутинки морщинок от улыбки, в голубых глазах плясали чертята, и Соня руку была готова дать на отсечение, что черти его хохотали.   — Ты ж мой бедный, — фыркнула женщина и качнулась вперёд, оставляя полный душераздирающей нежности поцелуй на губах пирата.   — Да вообще, угораздило влюбиться, сто двадцать два года мучаюсь, — буркнул мужчина с напускной ворчливостью, легонько дёрнул женщину за болтающуюся косу и притянул к себе для очередного поцелуя.   Соня не успела обработать информацию о количестве лет, которое её благородство мучался от невзаимной любви, и её удивлённый вздох потонул под напором губ пирата.   — Человек-паук на минималках, прям. Я худею с вас, товарищи. В главных ролях: космический пират, реабилитированный, одна штука; офицер спецназа с эмоциональным диапазоном как у зубочистки, одна штука; и два брата-акробата: один — хуй, другой — лопата, они же Коля и Витя, — протянул удивлённо пацаненок со смехом и гундосой интонацией, видимо опять пародируя что-то. Он отпустил одну из ног женщины, чтобы почесаться, судя по звукам, и подытожил. — Пиздец, вот занесло. Соня разорвала поцелуй, посмотрела на пирата и заржала в голос. У последовал её примеру. К их хохоту присоединился и Витька, судя по всему, только сейчас осознавший, как он с Герасимом влип и к кому попал под опеку.   На этом было решено разойтись. Булычева вспомнила про вкусности для Вити, оставшиеся в мотофлипе, поэтому быстро сгоняла на улицу, без куртки, из-за чего Весельчак ворчал без остановки, что женщина заболеет. Она поставила это дело под стол пареньку, пока тот мылся.   Когда Соня зашла в их общую спальню, У уже валялся на кровати в одних трусах, закинув руки за голову и пустым взглядом сверлил потолок.   Булычева не стала донимать пирата сейчас, позорно скрываясь в ванной и чувствуя непреодолимое желание смыть с себя этот день.   В ванной она скинула с себя одежду, запихнула её кое-как в стиралку и встала под горячую воду, распутывая намокшие косы.   Она пялилась пустым взглядом в стену душевой и тщетно пыталась обработать поступившую информацию. Сто двадцать два года этот чудак её любил.  К сотне лет вопросов, в общем-то, не было, ну ещё к паре лет до этого тоже.  Постфактум обмозговывая признание пирата, она понимала, что полюбил он её явно до их сожительства, хоть и подавал смешанные сигналы.  Будучи капитаном пиратского Альянса, со стороны складывалось впечатление, что он то ли драться хотел, то ли целоваться, над чем постоянно угарали Якут с Хрустом. Как однажды выразился Якут, со слов Пашки: «Дерутся как танцуют, а танцуют как ебутся». Это было, конечно, дополненной версией, ведь в оригинале Яков не успел закончить фразу, почти схлопотав от старшего лейтенанта подзатыльник, но суть та же.   Потом уже в нём проснулась нежность и повышенная тактильность, когда они притёрлись друг к другу.   Но сто двадцать два года — это сильно. Получается, он полюбил её, когда им было по шестнадцать лет. Да, она слышала от дедушки, что цетирианцы однолюбы, но чтобы настолько… В мозгу не укладывалось.  Решив, как обычно, пробивать двери лбом, Соня вылезла из ванны, натянула трусы и вышла из ванной. Правда, от вида У её храбрость куда-то улетучилась.   Услышав её шаги, пират повернулся к ней и похлопал по кровати рядом с собой. Капитан помялась, покусывая губы, но всё же нырнула под одеяло и села, уставившись на мужчину.   — Ты чего? — мягко поинтересовался У, улыбаясь уголком губ.   — Сто двадцать два года? Ты не шутишь? — на выдохе выпалила Соня, сверля взглядом пирата.   Тот лишь кивнул головой, прищурившись.   Булычеву колотило от смеси непонятных эмоций. И желание, и сожаление о своей слепоте, и бесконечная любовь и уважение к этому вот лохматому пиратскому благородству.   Он лежал также, как и обычно, приподняв подушку и прикрывшись одеялом по пояс. На коленях лежал планшет, а в глазах скакали искорки.   «Понимаешь теперь меня?» — будто спрашивал он безмолвно.   — Столько лет проебать, во я идиотка, — выдохнула Соня отчуждённо и, ссутулившись, хлопнула себя по лбу рукой.   У вздохнул со смешком и, убрав аккуратно руку ото лба, принялся осыпать её лицо поцелуями: шрамик на лбу из детства, глаза с подрагивающими пушистыми ресницами, нос, идеально ровный, точёные скулы. Задержался он сначала на шраме в районе виска, прислоняясь к нему лбом, а потом на пухлых искусанных губах.  Вот что с её аутоагрессией делать? По жопе бить не вариант, а то возбудятся ещё, и воспитательный процесс перейдёт в горизонтальную плоскость.   У Сони в глазах стояли слёзы, делая серые глаза невозможного серебряного цвета.   — Ну ты чего? — нервно поинтересовался У, поглаживая женщину по щекам.  Чувствительность протезированной руки нарастала и как же было упоительно обеими руками чувствовать прикосновение. Нашла из-за чего плакать, они же вместе в конце концов, чего жалеть о прошлом?   У него вот не было ни малейших сожалений о том, что он пронёс эту любовь сквозь время и обстоятельства, ведь это побуждало идти вперёд. Пусть и не всегда верной дорогой. Но кто не рискует — не пьёт сатурнианский виски.   Слёзы полились градом, и женщина попыталась прикрыть лицо руками, но У притянул её к себе, обвивая мягко, и она спряталась у него на груди, тихо всхлипывая.  То, что она плакала не беззвучно, как у сестры на груди тогда в Космовете, в день, когда наконец поцеловала его, было таким очевидным проявлением доверия, что у пирата скрутился ком под рёбрами.  Оба сердца колотились в безумном ритме, сопровождаемые тихими всхлипываниями и шмыганиями.   У лишь хмыкнул на это тепло, мягко целуя её в макушку, вкладывая всю любовь, на которую он способен.   Они способны.   Спустя все эти годы любить так, что от чувства безопасности выворачивает. Паранойя, нужная для выживания, когда ты офицер или пират, затихала рядом с партнёром, забившись в какой-то угол их искалеченных душ.   Соня вжималась ему в ключицы лбом, оставила мокрый и наверняка солёный поцелуй на коже, прямо под зажившим шрамом от тонкого, как игла, лезвия.   И шептала неразборчиво что-то в духе: «Зачем? Ну ты и дурак, зачем мучился столько лет, меня надо было просто пнуть, и я бы поняла».   — Я не мучился, Соф, любовь к тебе меня никогда не тяготила, — тихо прошептал он, склонившись к уху и оставляя нежный поцелуй на мочке.   Он не будет говорить, что его мучила невозможность оказаться рядом с ней и коснуться хотя бы кончиками пальцев, когда он был пиратом. Да, те ночи, которые он проводил, бесцельно пялясь в потолок, иногда прикрывая глаза, чтобы хотя бы на минутку представить, что она сидит рядом, были болезненны. Эти ночи оставили на нём отметины похлеще всех оставленных её рукой.  Их врач-сатурнианец всякий раз крутил пальцем у виска, когда сначала старпом, а потом капитан наотрез отказывался сводить шрамы от стычек с безликим офицером, к которому обращался «малышка».   У же не стремился объяснять причины своей повёрнутости на данном офицере в маске с синими стеклами. Ни к чему этим ротозеям подобная информация, меньше знают — крепче спят.   Хотя врач их был толковым мужиком, когда дело начало пахнуть керосином и приближалось к космиону, Весельчак пристроил его на Ceti при помощи связей с роднёй. Пусть у Медра всё будет путём.   Соня, пока он размышлял о своём пиратском, успокоилась и замерла, прижавшись ухом к его груди. Она заворожённо слушала стук его сердец и напряжённо кусала свои многострадальные губы.  О, как Весельчак любил эти губы — пухлые, искусанные, с привкусом сигарет.   Закатив глаза на очередной приступ аутоагрессии у женщины, он мягко приподнял её лицо за подбородок и прикусил кровоточащую нижнюю губу, оттягивая. Соня непонимающе смотрела ему в глаза. В серых всё ещё плескалась буря чувств, вызванных его признанием, в голубых была лишь любовь и принятие. Не сложись всё именно таким образом — спасибо мудаку Глоту — они бы до развала Альянса скакали друг вокруг друга в эдаком брачном танце.   На мысли о браке У споткнулся, отстранился, чтобы мягко погладить сырые длинные волосы, и опять впился в губы любимой женщины, вкладывая слишком много в этот кусачий поцелуй.  Ту боль бессонных ночей без неё, фантомную боль от шрамов, пульсирующих по телу, всю любовь, на которую способны его два сердца.   Соня не разрывая поцелуй, приподнялась, мягко поглаживая скулы, пробегая подушечками механических пальцев по шраму на лице, и в итоге У обнаружил себя на спине под ней.   Под любимой, невозможной женщиной, которую выбрал так давно, будучи ещё мелким пареньком, не знавшим, что их ждёт впереди.   Это было правильно. Доверить свои оба сердца ей, ещё юной и не знающей ничего о его чувствах.