Достоин Тебя.

Острые плечи принца дрогнули. Се Хуа остолбенело уставился широко распахнутыми глазами на до боли знакомую фигуру. Он видел Се Ляня лишь пару раз за эти три года, когда он являлся к нему во снах, мягко убеждая: «Всё будет хорошо.» Но он ни разу не видел Фэн Синя и Му Цина, который совсем не изменился внешне, но глядя на него сейчас, Се Хуа видел, как расправились его плечи, и его скорбное выражение послушание на лице сменилось чем-то похожим на его собственные эмоции. Он хотел сказать хоть что-то, оправдать себя, сказать, что он просто дурак, раз проводит здесь часы, надеясь найти ответы, но Му Цину это, кажется, было совсем не интересно. Его рука продолжала неловко, но успокаивающе лежать на голове принца, лицо Му Цина оставалось безучастным настолько, что Се Хуа начинало казаться, что это вовсе не Му Цин был тем, кто медленно провел ладонью по его волосам. Се Хуа робко спрятал лицо, втянув голову в плечи, и зашептал: «Я сошёл с ума, не так ли? Ха-ха, я действительно спятил.» Му Цин, услышав это, неодобрительно покачал головой. — Пока что нет, — вздохнул он, — но кто знает, что с тобой будет, если ты будешь обивать пороги храмов Наследного принца и продолжишь так унижаться. Му Цин знал, что поступал безрассудно, говоря с принцем. Это был порыв, минутная слабость, какую обычно он бы стоически перетерпел, как бывало ранее, когда он подвергался унижениям от братьев по школе и не вставал против них, хотя мог. Одна мысль о том, что он мог сделать свою ситуацию ещё хуже, чем она уже являлась, заставляла во рту появиться привкус чего-то горького. Сопротивляться импульсу, мимолётному порыву — ядро его пути самосовершенствования. Нерушимая основа. Его путь запрещал ему поддаваться искушению и пьянствовать, безмерно увлекаться азартными играми, запрещал всякие помыслы прелюбодеяниях и иного рода непотребствах, о каких думать попросту не было времени и сил. В отношении своих принципов и заветов его пути самосовершенствования можно было сказать, что Му Цину был свойственен ригоризм. Ради его собственного блага и блага его близких. Голова Се Хуа вдруг вскинулась вверх, юноша обернулся через плечо. И Му Цин, сколько бы клятв себе не давал, провалился. Проиграл бой с самим собой. Нарушить завет — грех, при этом не просто грех, за который его могут высечь палками, а после — всё как-то забудется само собой, это грех, который ставил под угрозу его новоприобретённый статус на средних небесах. Но оставить Се Хуа, загнанного в угол своими же страхами, в одиночестве — почему-то казалось Му Цину грехом ещё большим. — Мне жаль. Му Цин замер, словно был не в силах понять сказанного ему. — Что? — Мне жаль, — повторил Се Хуа, глядя в его тёмные глаза, в которых плясал огонёк непонимания и чего-то ещё. Чего-то тёплого, какое Се Хуа удавалось увидеть всего пару раз, когда он украдкой смотрел на Му Цина, гладящего уличного ребёнка уже рефлекторно. Когда Му Цин забывал, что он должен быть человеком-без-единого-изъяна и помощником- Наследного-принца-не-знающим-усталости. — За что ты извиняешься в этот раз? — выпалил Му Цин окончательно запутавшись. Се Хуа — натура чувственная, эмпат, каких поискать. Готов бросится в ноги, преклоняя голову, если вдруг решил, что умудрился кого-то задеть. Му Цин всегда считал это детской чертой, которая непременно должна была исчезнуть, когда принц повзрослел. В конце концов, будущий император не должен был быть таким безвольным и мягким. Это не те качества, что привели бы империю к светлому будущему. Но вот он, сидит на коленях, смотрит блестящими глазами и снова извиняется. И это Му Цину — секундная смерть и мгновенное воскрешение. — Я… — Неуверенно начал Се Хуа, пристыженно опустив глаза и неловко посмеявшись, — снова доставил тебе неприятности, не так ли? Му Цин смотрел на него сверху-вниз бессмысленным взглядом, а потом вздохнул. — Конечно ты доставил. Это твоё любимое занятие, Ваше Высочество. Се Хуа нахмурился и даже надулся. Му Цин уже начал думать, что позволил себе слишком многое, когда до него дошло запоздалое осознание того, что принца смутила вторая часть его слов. Ну конечно. Му Цин снова по привычке назвал его статус вместо имени. — Да, точно. Се Хуа, — сказал он, поправляя себя, а вместе с этим — помогая принцу подняться на ноги, протягивая руку. Неуверенно, опасливо, но всё же касаясь ладони Се Хуа. Звать принца по имени всё ещё было непривычно, почти неправильно на взгляд Му Цина. Се Хуа тут же изменился в лице, теперь выглядя в разы спокойнее. — Му Цин? Их слышала только лунная ночь и тишина в храме, погружённом в полутьму. Крона деревьев шепталась за окном от лёгких порывов ветра под аккомпанемент цикад. — М? — Му Цин. Се Хуа вёл себя так, словно прощупывал почву прежде, чем сделать шаг в неизвестность, не зная точно, окажется под его ногой твёрдая земля со свежей травой или вязкое болото, в котором он со стыдом утонет. — Да? Обычно Му Цин бы уже начал терять терпение, но этим вечером, в честь их мимолётного воссоединения спустя столько лет, он спустил это с рук Се Хуа. — Спасибо, — Се Хуа говорил негромко, по-юношески неловко, указательным пальцем осторожно почёсывая кожу на бледной щеке, — Я и подумать не мог, что… Се Хуа пытался подобрать слова, чтобы не задеть Му Цина, но всё было тщетно. «Подумать не мог что? Что он снизойдёт до меня, когда я буду в таком скорбном виде? Какой позор!» Се Хуа зажмурился, пряча глаза за ладонью, пока Му Цину оставалось только смотреть на него с недоумением. За всеми этими попытками выдавить из себя хоть пару слов они даже не заметили, что ладонь Се Хуа Всё ещё лежит на ладони Му Цина. Когда Се Хуа понял, как они выглядели со стороны, он нервно сжал пальцы и робко отнял руку. Пальцы Му Цина тоже вздрогнули. Он без промедлений опустил руку, вместо этого скрещивая руки на груди. — Не приходи больше, — тихо сказал Му Цин. Теперь, когда он сам видел, как Се Хуа увядал, стоило ему вспомнить о его одиночестве, он не мог спокойно мириться с тем, что принц продолжит приходить сюда и терзать себя. — … — Се Хуа молчал, заметно тушуясь под взглядом обсидиановых глаз. — Се Хуа, — вздохнул Му Цин, — обещай мне. Се Хуа поджал персиковые губы и задумался. Му Цин знал, что не ммел права требовать от Се Хуа полного прекращения визитов в храм его брата. Он и не надеялся на это. Он хотел хотя бы того, чтобы Се Хуа не преклонялся статуе Се Ляня часами посреди ночи, когда холод начинал кусать кожу. — Хорошо, я пообещаю, но тогда ты тоже должен мне кое-что обещать, — Се Хуа спрятал руки в рукава, — Ты можешь? Мысленно Му Цин уже хлопнул себя ладонью по лицу, но внешне остался спокоен. Он не мог позволить принцу видеть больше, чем необходимо. — Я слушаю. — Обещай присматривать за дагэ и Фэн Синем, хорошо? Му Цин молчал недолгие пару секунд, а потом кивнул: «Хорошо.» Му Цин мог ожидать чего-то подобного. На самом деле, он не ожидал ничего другого, кроме как: «Позаботься о Лянь-Ляне» или «Напоминай им быть осторожными», «Передай Се Ляню, что я скучаю по нему.» и что там ещё смогла придумать его маленькая каштанововолосая голова. — И второе обещание. Пожалуйста. Му Цин весь обратился вслух и выгнул бровь. — Ну что там? — Береги себя тоже, обещаешь? Се Хуа за годы успел привязаться к Фэн Синю и Му Цину. И у него было три года, чтобы принять это. Люди, которые были небезразличны Се Ляню, естественным образом попадали в список ценных людей Се Хуа. И Му Цина это сбивало с толку. Он не ожидал такого. Чего угодно, но не такого честного взгляда-стрелы-наповал.