В этой борьбе у него нет шансов

***

Чанбин приходит к Сынмину, предварительно убедившись, что в его общаге никого не будет. Он не знает, куда заведет их разговор, но не хотел бы, чтобы у него были свидетели. Сынмин, ожидающий его, валяется на кровати… В женском нижнем белье. Оно розовое, атласное, и помимо трусиков и топа, на нем пояс для чулок и, собственно, сами чулки. Сынмин лежит на животе, смотрит что-то в телефоне и болтает ногами в воздухе, а потом замечает Чанбина, тяжело вздыхает и поднимается. По нему видно, что он чувствует себя неловко, и так же неловко улыбается: - Я знаю, что ты хотел поговорить, но может… ну знаешь, секс ведь еще никому не вредил, верно? Чанбину кажется, что Сынмин просто боится, что после их разговоров никакого секса у них уже больше не будет, и поэтому пытается надышаться перед смертью. И Чанбину хочется схватить его за плечи, усадить на кровать и, глядя в глаза, сказать очень много – о любви, о привязанности, о том, что он никогда не подставит Сынмина под удар и ни за что не позволит ему чувствовать себя неправильным и использованным, потому что для Чанбина он – самый нужный, важный и значимый. Чанбину очень хочется это сделать, но он решает играть по правилам Сынмина и давать ему то, что он, возможно, хочет больше всего – выбор и свободу действия. Он еще раз вздыхает, ставит на пол рюкзак, копается в нем и достает фирменный пакет магазина нижнего белья. - Что это? – непонимающе тянет Сынмин, и в его глазах вспыхивают искорки заинтересованности – первое искреннее чувство, которое Чанбин увидел сегодня на его лице. - Джисон подогнал, сказал, что мне такое, наверное, пойдет. Не знаю, понравится ли тебе, но… двое парней в красивом белье – это же в два раза лучше, чем один, верно? - Ты собираешь это надеть? Он подходит ближе или даже скорее подбирается, словно дикий зверь. Он смотрит завороженно на пакет в руках Чанбина и тянет к нему пальцы, а потом, словно опомнившись, отдергивает. - Интересно? – Чанбин усмехается, глядя на горящие глаза Сынмина. Тот задавливает эту часть себя, заталкивает свои желания вглубь, чтобы никто не разглядел, чтобы Чанбин не разглядел, но Сынмин, очевидно, хочет этого. Возможно, он и раньше фантазировал о чем-то подобном или даже еще более развязном. Возможно, он трогал себя, когда думал о Чанбине в таком контексте. Сынмин запинается, тушуется и не отвечает. Он не может или не хочет это признавать, а потом и вовсе делает шаг назад. Чанбин вздыхает. - Я определенно собираюсь это надеть. Даже если ты решишь, что это глупая идея, и сам полностью разденешься, я все равно буду во всем этом. Сынмин поджимает губы и хмурится. - Что ты имеешь в виду? - То, что ты охуенно выглядишь, Сынмин-а. И я не хочу, чтобы ты снимал это белье, но если тебе так станет легче – то пожалуйста, но я все равно нацеплю то, что мне Хан подарил. Чанбин быстро раздевается и отворачивается от Сынмина, чтобы достать из пакета тонкую кружевную невесомую ткань. Это все равно стыдно – одеваться на глазах у Сынмина, и он чувствует себя немного неловко и неуверенно, но все равно упрямо собирает чулок гармошкой и натягивает на ногу. А потом второй. С поясом возникает трудность, но внезапно сзади его касаются теплые руки и помогают натянуть пояс как надо, а потом цепляют подвязки к чулкам. Чанбин поворачивается, а Сынмин тут же отступает назад. Он жадно разглядывает Чанбина, его глаза бегают вверх-вниз, будто бы он не знает, за что уцепиться взглядом, как бы получше этот вид запомнить. А потом Сынмин тяжело выдыхает и сжимает себя сквозь атласную ткань белья. Чанбин видит, что он возбужден. - Прости меня за такую несдержанную реакцию. - Шутишь, да? Я рад, что она именно такая. Было бы неловко, если бы тебе не понравилось. - Мне нравится. Сынмин все же подходит ближе, медленно ведет пальцами по напрягшемуся животу, задевая кружевной пояс, а потом сжимает его в руке, натягивая ткань, отпускает и ведет рукой вниз к промежности. - Почему оно розовое? У нас обоих? – выдыхает Сынмин ему на ухо. Его голос такой глухой и низкий сейчас, что Чанбин думает, что должно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы Сынмин вновь вернулся к своему режиму недотроги. - Это красиво, и нам оно идет, - Чанбину плевать и на цвет белья, и на его форму, все, что его интересует прямо сейчас - это ладонь Сынмина, сминающая его мошонку. Сынмин облизывает пальцы, а после касается члена, Чанбин вздрагивает и со свистом выдыхает. Он опускает глаза вниз и жадно смотрит на длинные пальцы Сынмина, ласкающие его, и на его член, натягивающий ткань атласного белья. - У меня есть идея, - тяжело сглатывая, говорит он, - надеюсь, тебе понравится. Чанбин отходит и достает из своей сумки коробку и смазку. - Что там? – с подозрением тянет Сынмин. - Возьми свое зеркало, которое большое с подсветкой, и положи на пол возле стены. - Зачем? - Давай Сынмин-а, живее, - Чанбин гладит себя, а потом достает из коробки телесного цвета силиконовый член. Он покупал его давно, еще когда между ним и Сынмином был секс без обязательств, и Сынмин с радостью воспринимал новые идеи. Он уже тогда хотел предложить попробовать что-то новое. Сынмин копошится сзади, а Чанбин льет смазку на ладонь и смазывает и себя и фаллос. Он приятный на ощупь, и он тоньше, чем его член, так что он поиграет с Сынмином, а потом даст ему почувствовать себя. - Встань к стене и обопрись на нее, - командует Чанбин, так и не повернувшись к Сынмину лицом и не показав, что у него в руке. - Ладно, - скрипуче отвечает Сынмин, - я уже так и стою. Чанбин подходит к нему, прижимается, давая почувствовать свое возбуждение, заставляя тяжело выдохнуть. Сынмин ерзает и потирается о него задницей, а когда вздрагивает и замирает на месте, Чанбин легко шлепает его. - Давай, чаги-я, потрись еще. Ты же знаешь, что делаешь нам обоим приятно. - Но… - Не зли меня, Сынмин, - Чанбин толкается снова, а потом отходит на шаг назад, - не вынуждай меня одеться и уйти, и заставлять тебя бегать за мной неделями в надежде получить хоть каплю внимания. - Ты этого не сделаешь, - Сынмин фыркает, но в его голосе сквозит неуверенность. - Сделаю, я заставлю тебя показать, как сильно ты меня хочешь. Поэтому прекращай мотать нам обоим нервы. И Сынмин прогибается в спине, пытаясь задницей достать до Чанбина, а когда не может этого сделать, тихо выдыхает: - Ну пожалуйста. Прости меня, я больше так не буду. Чанбин улыбается своей маленькой победе, гладит Сынмина по бедру и просит немного подождать. Он приносит обычный стул, ставит его к стене и заставляет Сынмина опереться на его спинку, прогнувшись в пояснице, расставив ноги вокруг сидения, на которое кладет большое прямоугольное зеркало. - Посмотри вниз, тебе видно себя? Сынмин опускает голову и задушено стонет. - Отлично, а теперь смотри внимательно. У Чанбина скользкие пальцы, испачканные в смазке, и отодвигает трусики в сторону и проникает сразу двумя в Сынмина, тяжело вздыхая от влажных звуков, которые получаются, когда он двигается внутри. Чанбин приседает на корточки позади него, ставит фаллос на пол и трахает Сынмина пальцами, разглядывая как растягивается вокруг него розовое отверстие. Сынмин хорошо растянут, потому что несмотря на то, что он избегал вольностей, все же в самой обычной близости Чанбину он не отказывал. Скорее всего Чанбин мог и так войти в него, сразу заполнить собой и начать двигаться в том темпе, который ему нравится. Он мог бы, но ласкать Сынмина так, дарить ему наслаждение и самому млеть от его тихих вздохов и коротких стонов – это то, что Чанбин хочет больше, чем просто получить стимуляцию и спустить в симпатичного парня. Он хочет, чтобы Сынмину было хорошо с ним, он хочет поклоняться его телу и заставлять Сынмина чувствовать, что он желанен так сильно, что Чанбин хоть кружева на себя нацепит, хоть ноги под самим Сынмином раздвинет – он готов буквально на все, чтобы Сынмину было с ним хорошо. Но сегодня ему придется проявить твердость – не только доставить Сынмину удовольствие, но и заставить это удовольствие принять, не сбежать и не закрыться. Чанбин добавляет еще смазки, распределяя ее по силиконовому члену и встает, чтобы прижаться к Сынмину, а потом начать медленно вводить силиконовую головку. Сынмин ахает, выгибается сильнее и что-то одобрительно бормочет. Чанбин поглаживает силиконовую мошонку, отмечая про себя, что ему реально нравится эта игрушка, достает головку из Сынмина и медленно толкается снова, а потом спрашивает: - Тебе нравится? - Да! Черт, Бин, глубже, пожалуйста! Чанбин знает, что он закрыл глаза и не смотрит, а сам Чанбин проник в него недостаточно глубоко, чтобы Сынмин мог ощутить разницу. - Посмотри на себя, посмотри, как это красиво. Сынмин опускает голову вниз и возмущенно вскрикивает. - Эй! Чанбин придерживает его за талию и входит наполовину, не давая Сынмину отстраниться и сбежать. - Какого хрена, Со Чанбин? - Либо объясняй, почему именно тебе это не нравится, только честно, либо переставай по каждой ерунде обрезать мне крылья. - Это не ерунда, - тянет Сынмин. Он не шевелится, и Чанбин тоже, и наверняка они сейчас одинаково глупо себя чувствуют, - Сынмин с половиной игрушки в заднице, а Чанбин, на самом деле не знающий, что еще можно Сынмину сказать, чтобы успокоить его. - Мне остановиться? – все же сдается наконец Чанбин. Он тянет член наружу, но Сынмин вдруг выпячивает задницу и насаживается сам, не позволяя убрать из себя игрушку. - Нет, но… - он молчит и тяжело дышит, а Чанбин не перебивает и дает ему время подумать, - ты же не думаешь, что я со всеми такой? В голосе Сынмина такое отчаяние, а Чанбин честно не понимает, чего его так кроет из-за этого. - Сынмин-а, мне плевать, каким ты был с другими, веришь? Если ты вдруг решил, что я сижу, днями и ночами пытаюсь придумать, а как именно ты трахался с Минхо или с какими-нибудь другими парнями, или со своими одноклассницами много лет назад, то просто поверь - мне плевать. Для меня есть только ты и я, сейчас, в моменте, и я не собираюсь этот момент проебывать - я вообще не собираюсь тебя отпускать. Никогда, слышишь? - Это слишком громкое заявление, - тихо говорит Сынмин, - для парня, который еще месяц назад был готов трахаться со мной по дружбе, просто так. - Ты же знаешь, что я намного дольше не воспринимал тебя как друга, ты же знаешь, что я уже давно относился к нашим отношениям серьезно. Я думал, мы прошли этот этап, Сынмин. И сейчас мне абсолютно все равно, какие отношения у тебя были до меня, потому что, представляешь, и у меня какие-то были. Но я не хочу приносить воспоминания о них к тебе, не хочу сравнивать, не хочу вообще об этом думать. Я хочу быть с тобой и хочу, чтобы ты тоже был со мной, был собой настоящим, а не идеальным парнем, модель которого ты выдумал у себя в голове. С чего ты вообще решил, что любить по-настоящему я могу исключительно девственника, который только в миссионерской и без света? - Я не знаю, - шепчет почти беззвучно Сынмин. Он растерян, и Чанбин уже почти готов все прекратить, попросить прощения и умолять его быть уже хоть каким-нибудь, только не уходить, но Сынмин вдруг трясет головой, заводит руку назад и оттягивает ягодицу в сторону, заставляя Чанбина давиться слюной от открывающегося вида. Сынмин двигается, ему неудобно тянуться ближе к Чанбину, и тот сам снова делает шаг вперед, глядит ягодицу Сынмина, размазывает смазку по промежности и мягко толкает фаллос внутрь, входя до силиконовой мошонки. Чанбин отпускает его на секунду, зная, что Сынмин сможет удержать его в себе, и, не придумав ничего лучше, оттягивает ткань трусиков и просто разрывает их на Сынмине, освобождая наконец чужой напряженный член. Чанбин тоже видит это все в зеркале. Он видит, как член Сынмина дергается, сильнее прижимаясь к животу, и как Сынмин касается себя, оттягивая крайнюю плоть и обнажая влажную головку. Он гладит себя несколько раз и отпускает, и его член красиво раскачивается из стороны в сторону, пока снова не прижимается к животу. Чанбин прокручивает игрушку внутри, вынимает ее почти полностью, а потом снова толкает внутрь. Он обхватывает второй рукой член Сынмина и неспешно двигается в нем, одновременно лаская спереди. Он гладит мошонку и сдавливает яички, выбивая из Сынмина высокий стон, он быстро водит рукой по его члену, а потом оттягивает его вниз, внезапно отпуская. Сынмин ругается и склоняет голову, так что на шее остро проступают позвонки. Чанбин знает, что он смотрит, что он жадно разглядывает себя, и ему нравится открывающийся вид. Бедра их обоих видны в зеркале так, что нет никаких сомнений – они оба в чулках, и на Сынмине, живот которого тоже отражается в зеркале, еще и пояс, скрывающий его плоский живот. Чанбин бы каждый день его так бы одевал, чтобы сначала капать слюной и смазкой от его охуенности и красоты, а потом все это срывать, чтобы обнажать все больше и больше кожи. Чанбин гладит его член, хаотично, меняя ритм, то невесомо касаясь пальцами, то с силой сжимая кулак. - Хватит, - твердо говорит Сынмин, и Чанбин остро чувствует эту разницу. Это не потому, что Сынмин снова передумал, это потому, что он, очевидно, уже подошел к какой-то черте, где ему просто необходим Чанбин. Близко, внутри, глубоко. Чанбин швыряет силиконовую игрушку на кровать, ставя себе мысленную пометку прикупить еще каких-нибудь, а потом трется о Сынмина уже своим членом. Он играет с его дырочкой, то несколько раз надавливая головкой, то постукивая по ней. Он кладет обе руки Сынмину на талию и гладит его, наслаждаясь упругостью кожи и мягкостью ткани пояса под пальцами. Он подходит чуть ближе, и Сынмин так открыт для него, что ему даже не надо помогать себе рукой – член сам плавно входит в растянутое отверстие. Они оба громко стонут, когда Чанбин входит до конца, замирая так и наслаждаясь горячей теснотой. Сынмин протяжно мычит и тут же тянет к себе руки, когда Чанбин начинает двигаться. Он дрочет себе пару секунд, а потом отпускает и мотает головой словно не может справиться с ощущениями. - Как ты себя чувствуешь? – спрашивает его Чанбин. - Если бы я мог пустить тебя в свои мысли и показать тебе, как же мне хорошо с тобой, - стонет Сынмин и хнычет от того, что Чанбин начинает двигаться резче, заполняя его глубокими толчками. Чанбин тоже стонет, быстро двигаясь, придерживая Сынмина за талию и наблюдая, как он не знает, куда деть свои руки, как он касается себя, отпускает, переплетает свои пальцы с пальцами Чанбина у себя на талии, отпускает тоже, вновь хватается за член, сжимает яйца. Сынмин, очевидно, не может справиться ни с собственными эмоциями, ни с ощущениями. Чанбин тоже не выдерживает. Он заставляет Сынмина встать ровно, выходит из него и поворачивает к себе. - Что ты… Он затыкает Сынмина поцелуем, понимая, что мечтал только об этом, что ему не хватало этого ощущения чужих мягких губ на своих. Сынмин все также громко стонет, лезет языком в рот Чанбину, и наконец, наконец, проявляет инициативу, когда берет оба их члена в руку и мягко поглаживает. - Давай, чаги-я, подрочи нам, - шепчет Чанбин, целуя его подбородок. Сынмин прикладывает один член к другому в горизонтальном положении и двигает рукой, а Чанбин тянется к его дырочке и проникает двумя пальцами, разводя их на манер ножниц и сильно растягивая колечко мышц. Сынмин от этого целует его только крепче, прижимается теснее и расслабляется, позволяя Чанбину проникать пальцами так глубоко, как только он может из этого положения. Сынмин такой растянутый, мягкий и гладкий, внутри него скользко, и Чанбин гладит упругие стеночки, продвигаясь все дальше пальцами. Он достает до простаты и гладит ее аккуратно, стараясь не причинять дискомфорт, а Сынмин уже просто толкается себе в кулак, все еще держа член Чанбина и бормочет: - Как ты хочешь закончить? Потому что я кончу прямо сейчас, если ты не остановишься. Чанбин вытаскивает пальцы и сжимает обе ладони на ягодицах, разводя их в стороны, а потом опуская и шлепая каждую по очереди. - Повернись в ту же позу, - тихо шепчет он прямо в губы, все еще вылизывающего его Сынмина. Сынмин разворачивается и склоняется над зеркалом, а Чанбин гладит себя пару раз и толкается внутрь – они оба так громко стонут от ощущений, что Чанбину становится немного неловко. Сынмин и раньше стонал открыто, явно демонстрируя свое удовольствие, но Чанбин всегда был сдержаннее, и сейчас он чувствует стыд и возбуждение, думая, что Сынмин знает и слышит, насколько ему с ним хорошо. Может, Сынмин чувствовал тоже самое? Необъяснимое желание спрятаться от человека, в котором так сильно тонешь, чтобы он не узнал степень твоего падения? - Я люблю тебя, - шепчет Чанбин тихо, но твердо, толкаясь все сильнее и играя с членом Сынмина, постукивая по нему, заставляя раскачиваться вверх-вниз, пока тот стискивает пальцы на спинке стула так, что белеют костяшки. Он ничего не отвечает, но Чанбин и так знает, что он чувствует то же самое, потому и хотел сбежать и зарыться головой в песок. Сынмин больше не мог делать вид, что между ними нет чувств, но и выражать свои чувства открыто оказался не готов. Что ж, Чанбин будет говорить о своих чувствах Сынмину столько, сколько потребуется, пока тот не почувствует себя в достаточной степени спокойно, чтобы сказать что-то в ответ. - Черт, мне так хорошо с тобой, - глотая слова, стонет Чанбин и двигается быстро-быстро, пока Сынмин остервенело ласкает себя, мыча и склоняя голову, когда Чанбин стискивает его талию в руках. Он останавливается и выходит, вызывая у Сынмина удивленный задушенный писк. А потом толкается до конца. Чтобы снова выйти. И снова толкнуться. И снова. И снова. И снова. Медленно, чувствуя каждым сантиметром своей плоти горячее нутро Сынмина. - Боже мой! – Чанбин ругается, слыша эти потрясающие стыдные звуки хлюпающей смазки и шлепков соприкасающихся бедер. - Это так хорошо, Бин, сделай так еще, пожалуйста. Он останавливается, оставаясь глубоко в Сынмина и обхватывает его член пальцами. Он ласкает Сынмина, чувствуя, как тот ритмично сжимается, пытаясь получить больше стимуляции, а потом начинается подаваться бедрами назад. Он трахает себя членом Чанбина самостоятельно, и от этого Чанбину становится просто невыносимо хорошо. - Я близко, Сынмин-а, - шепчет он, пытаясь дрочить Сынмину активнее, чтобы тоже довести его до пика, но тот сжимается и двигает бедрами резче, и Чанбин смотрит в чертово зеркало на него, смотрит на кружево чулок и пояса, смотрит на его крепкий член, мелькающий между его собственных пальцев. Он жадно смотрит на то, как Сынмин открыт, как он, не скрываясь дарит ему удовольствие, он смотрит на его спину и шею и видит вздувшиеся мышцы. Этого слишком много. Чанбин вздрагивает, рычит и отодвигается, позволяя сперме капать вниз, пачкая зеркало. Он чувствует собственное удовольствие слегка смазано, потому что единственное что его интересует – Сынмин. И он проникает в него пальцами и двигается внутри, а потом круговыми движениями давит на простату, все еще при этом лаская его член. Сынмин смеется, а потом причитает и, убрав руку Чанбина, оттягивает член вниз, пачкая многострадальное зеркало и своей спермой, оставляя белые разводы и доводя беспорядок до абсолюта. Только тогда Чанбин расслаблено выдыхает и снова толкается в Сынмина членом, тихо мыча оттого, как ярко это ощущается. - Ты обалдел? – устало спрашивает Сынмин, даже не пытаясь вырваться, - я не хочу потом из себя твою сперму выковыривать, отойди от меня, Бин. - Если что-то попадет, я вылижу, - тихо шепчет Чанбин, притягивая его к себе и целуя шейные позвонки, - я всего тебя вылижу, обещаю. Любые твои капризы выполню. Сынмин фыркает, а потом томно ведет рукой по бедру Чанбина сначала оттягивая, а потом царапая короткими ногтями тонкую ткань чулок. Они возвращаются из душа вымотанные и сразу залезают под одеяло и гасят свет. - Я слышал, что ты сказал, Бин. Чанбин кивает темноте и прижимает Сынмина к себе крепче. - Тебя сильно испугает знание, что я чувствовал то же самое уже тогда, когда ты мне просто потрахаться предложил? Чанбин прикрывает глаза и молчит. Он не знал этого тогда, но за последний месяц начал догадываться. Сынмин был неплохим актером и отлично мог скрывать собственные эмоции и не рассказывать о проблемах, но с определенного момента у него это выходило все хуже и хуже, и объяснение многих вещей, его слов, поведения – со временем это стало для Чанбина очевидным. - Мы не с того начали, да, Сынмин-а? – тяжело спрашивает он, - там на парковке ты быстро замял наш разговор о чувствах и быстро согласился поехать в кино. Но нам было о чем поговорить, верно? Я не тороплю и не хочу давить, просто обозначь мне вектор, в котором надо двигаться, чтобы не проебаться, и я все для тебя сделаю. Теперь молчит Сынмин. Так долго, что Чанбин уже начинает искать в себе смелость расспрашивать и дальше, когда Сынмин все же выдает: - Это было тяжело. Изображать незаинтересованность, закатывать глаза, когда ты в очередной раз намекал на секс. Мне было очень тяжело, но эмоции от того, что ты прикасался ко мне, что я был в твоей власти, а ты, в те самые моменты, в моей, - так кружили мне голову, что я забывался, открывался перед тобой, давал волю своим желанием. Я знал, что впереди скорее всего катастрофа, но сцена ревности, которую ты устроил, натолкнула меня на мысль, что я, купаясь в собственных эмоциях, возможно, мог упустить твои. И я испугался. - Мне это не нравится, Сынмин-а. Мне не нравится, что ты боишься меня, стесняешься меня, скрываешь свои чувства и эмоции от меня. Я… мне это не нравится. Горькое раздражение затопило Чанбина, и он поморщился, чувствуя себя беспомощным. Сынмин извернулся в его руках, притянул к себе и поцеловал. - Я не могу обещать, что все изменится в мгновение ока, но мне, возможно, просто нужно было знать, что я для тебя нечто большее? - Ты мне всегда нравился, - проворчал Чанбин, пытаясь удержать улыбку от того, как Сынмин забавно потирался о его щеку вихрастой макушкой, - я бы никогда не высмеял бы твои чувства. Никогда. Даже если бы они были полностью безответными. - Но они ведь не такие, да? В голосе Сынмина все еще была неуверенность напополам с надеждой. - Хочешь, чтобы я сказал тебе это еще раз? М? Тогда раздевайся и тащи смазку. - Эй, с чего это? – Сынмин приподнялся над ним и привыкшими к темноте глазами Чанбин разглядел в них чистое возмущение, - ты что, собрался мне трогательные признания только во время секса делать? - Ну... да? - Охренел? - Так до тебя лучше доходит. - Я тебе сейчас врежу, я серьезно! - Очень страшно, Сынмин-а, очень страшно. Чанбин в три счета скрутил Сынмина в бублик и прижал собой к постели. Тот брыкался, ругался и взглядом метал молнии. - Я буду трахать тебя и признаваться в любви, пока ты в своей голове не свяжешь два этих понятия и не перестанешь сомневаться во всем на свете в отношении меня, ясно? Сынмин явно хочет ответить что-то язвительное, но Чанбин целует его, целует так долго, пока тело под ним не расслабляется, и Сынмин вместо того, чтобы пытаться лягнуть его, закидывает ноги сверху и скрещивает их за спиной Чанбина, притягивая к себе ближе. - Будем спать или будем исследовать силу моей любви? - смешливо спрашивает Чанбин, отстраняясь от Сынмина под его тяжелый недовольный стон. - Спать, - облизываясь, сразу же говорит Сынмин, - но завтра утром… можешь разбудить меня как-нибудь по-особенному. - Это как еще? – Чанбин предполагает, что он имеет в виду, потому что они о таком читали, но скорее в шутку, и он не может поверить, что Сынмин и правда этого хочет. - Ты знаешь, как, - Чанбину плохо видно, но он уверен, что Сынмин покраснел, когда выдохнул это и соблазнительно изогнулся и прикрыл рукой лицо, пытаясь справиться с накатившим на него возбуждением. Его голос звучал томно, низко и возбужденно. - Я сделаю это, когда ты проснешься, я буду внутри тебя. - Используй презерватив, ладно? На всякий случай. - Хорошо, без проблем, - Чанбин улыбнулся, наконец укладываясь рядом и снова подгребая Сынмина под себя, - это не сложно, да? Просто говорить. - Откуда тебе знать, сложно это или нет, если это мне приходиться просить о таком? - Хорошо, в следующий раз я тоже что-нибудь придумаю и о чем-нибудь тебя попрошу, идет? Просто дай мне немного времени. - Все что нам нужно – это время, да? Мы ведь справимся с этим, верно? - Нам не нужно с этим справляться. Наши чувства взаимны и все что нам нужно - просто чувствовать их. Не преодолевать, не искать причин и следствий, не ждать подвоха. Просто люби меня, Сынмин, так, как ты это чувствуешь. Так, как ты это чувствовал даже тогда, когда думал, что ты для меня просто развлечение на пару ночей. Люби меня, как умеешь, а я буду, как умею, любить тебя. Обещаю, у нас все получится очень быстро. Чанбин видит улыбку Сынмина, обращенную в никуда. Он просто лежит рядом, такой растрепанный, теплый и улыбается от слов Чанбина, думая о том, что все будет в порядке. - Спокойной ночи, Сынмин-а. Постарайся расслабиться и заснуть, потому что завтра у нас очень ответственное утро. Сынмин бьет его кулаком в плечо, но не сильно, так, лишь обозначая движение, хихикает и утыкается лбом куда-то в подмышку, заставляя теперь глупо улыбаться уже Чанбина.

***