В этой борьбе у него нет шансов

***

Джисон думает, что в этой борьбе у него нет шансов. Где он и где Бан Чан? Джисон с тоской наблюдает, как Чан улыбается Минхо, демонстрируя ямочки, и как тот благосклонно пользуется его вниманием. Джисон сидит в углу студии, когда Чан смешит Минхо и хвалит его, а Минхо краснеет, смотрит на него из-под челки и начинает милашничать в ответ. Джисон стоит в коридоре и покорно ждет Минхо, который выгнал его, сказав, что им с Чаном надо что-то решить вдвоем. Джисон не сомневается, что Чан отписывает Минхо все новые и новые партии, превознося его, преклоняясь перед талантом Минхо. Джисон тоже готов преклоняться и перед талантами Минхо, и перед самим Минхо, но где он и где Бан Чан? В борьбе за внимание своенравного парня с кошачьими глазами Джисон по всем фронтам проигрывает горячему австралийцу. Ему даже почти не обидно. Если бы Минхо задвигал его на второй план, отдавая предпочтение и все свое внимание Хенджину или тому же Феликсу, Джисон наверно был бы в ярости. Но Чану не стыдно проиграть, и как бы Джисон не хотел, у него не получается на Чана злиться. В конце концов он сам виноват в своих неудачах, а на месте Чана мог появиться любой другой качок-красавчик. Что теперь Джисону всех на свете ненавидеть? И он покорно ждет Минхо, стоит в сторонке, пока тот смеется над чужими шутками и игриво уворачивается от чужих прикосновений. Джисон молчит, пока Минхо поставив аниме на паузу болтает с Чаном по телефону, лежа на животе и болтая в воздухе ногами, забавно смущаясь и краснея ушами. Джисон лишь вздыхает и отворачивается, когда эти двое милуются на концертах. И пусть Минхо в итоге и Джисону отмеряет часть своего внимания, горечь поражения от этого слаще не становится. Джисон знает, что у него нет шансов. Ни по одному из пунктов. Он не такой красивый, не настолько накаченный, менее коммуникабельный и даже не такой богатый как Чан. Куда не плюнь, он везде отстает. Это раздражает, злит и печалит одновременно. Джисон плетется в качалку, но не чувствует вкуса победы, когда даже визуально его тело становится больше и рельефнее. Он пытается влезать в их общие беседы и хохмить, и вроде все получается, но после его социальная батарейка всегда падает до нуля и уже он сам вздыхает в трубку и говорит Минхо, что сегодня прогуляться перед сном не получится. Просто, потому что он устал говорить и улыбаться настолько, что не может встать с постели. Джисон выбирает красивую одежду, которая, по его мнению, могла бы привлечь Минхо, но в конце недели обнаруживает, что носит одну и ту же рубашку, потому что запихнул новые шмотки в самый дальний угол шкафа и даже смотреть на них желания нет. Все идет наперекосяк, как и все на так в жизни Хан Джисона. В прочем, ничего нового. Джисон даже не удивляется, только усмехается про себя, когда на вечерней репетиции мельком слышит разговор Чана и Минхо. Они стоят рядом, и Чан мило хихикает, улыбаясь глазами-полумесяцами. Джисон вылавливает из разговора отдельные слова – ресторан, ночь, дорогое. Не нужно быть гением, чтобы понять. Джисон отходит в дальний конец зала и устало валится на пол. Если бы кто знал, каким уставшим он себя чувствует. От себя, от Минхо, от собственной неудовлетворенности жизнью. Ему самому кажется, что он абсолютно теряет концентрацию на танцах, за что получает совершенно обоснованные выговоры от Минхо. Тот ругается, но все равно щадит его, выбирает слова помягче, чем те, которые сказал бы Сынмину или Чанбину. От этого становится легче лишь немного, и Джисон в конечном итоге начинает просто игнорировать чужие слова, пытаясь сосредоточиться на такте и на собственном дыхании. Когда в конце репетиции все начинают разбредаться, он почти упускает момент, когда к нему подходит Чан и что-то спрашивает. Джисон осоловело ему кивает и мычит что-то невразумительное в ответ, поэтому осознает себя только когда Чан подхватывает его под руку и ведет вниз на первый этаж. Джисон знает, что Чан не любит спускаться на лифте, и на каком этаже бы не был, всегда вниз пойдет по ступенькам, так что на очередном повороте Джисон приходит в себя и удивленно таращится на своего спутника. - Хен, извини, я прослушал. А куда мы идем? Чан мило улыбается и осторожно гладит его по голове. - Я так и понял, что ты не слушал, но ты уже успел пообещать, что поужинаешь со мной после репетиции, так что отказы не принимаются. Тем более, что завтра особо дел нет, так что после кафе вместе можем поехать домой. Если у тебя, конечно, никаких других дел на ночь глядя нет. Джисон качает головой, не понимая, на какие такие дела может намекать Чан. А потом вздрагивает. В смысле Чан пригласил его на ужин? А как же Минхо? Или они все втроем будут? Чан узнал, что Джисон тоже таскается за Минхо и решил поставить перед последним вопрос ребром? Типа выбирай либо я, либо он? Джисон чувствует себя уставшим, но даже в такой ситуации не находит в себе сил отказаться и отвязаться от Чана. Он покорно идет за ним следом по вечерним улицам и слушает веселую болтовню. Чан смеется и рассказывает истории про Австралию, и как его бесконечно подкалывает сестра. Джисон заслушивается и невольно улыбается. С Чаном так легко. Они доходят до кафе в мирной атмосфере и с приподнятым настроением. Но усевшись за столик и сделав заказ, Джисон вдруг вспоминает, для чего они тут. - А Минхо же тоже придет? – пряча неловкость и отводя взгляд, невпопад спрашивает Джисон. Чан замирает на полуслове и таращится на Джисона с явным удивлением. - Нет, - говорит он твердо, и теперь уже Джисон вскидывает на него удивленный взгляд, - с чего бы вдруг он приходил к нам? - Ну, я слышал, как вы говорили про ужин сегодня. Я думал, что ты с ним договорился. Джисон не видит смысла скрывать, ведь, по сути, он даже не подслушивал. Он просто проходил мимо и слышал их разговор, и в этом на самом деле нет ничего такого. - А, я понял, - Чан улыбается, и сегодня Джисон тот человек, которому достается билет в первый ряд на его очаровательные ямочки, - я рассказывал Минхо, как Пениэль затащил меня в дорогущий ресторан в Японии в прошлом году. Это было эпично. Ресторан был такой, что там все в бриллиантах и от кутюр были, а я, чтоб ты понимал, по простоте душевной пришел туда сразу после качалки в спортивном костюме. Думаю, мы были самими обсуждаемыми персонами в тот вечер. Джисон прыснул, слишком явно представляя выражение лица Чана, когда тот понял, куда Пэниель его привел, и собственно, хищное удовольствие на лице тайца, которому удалось устроить представление. - Даже представить боюсь, - смеется Джисон и похлопывает Чана по лежащей на столешнице руке, - ты не рассказывал раньше эту историю. - Ну я только спустя год смирился с тем, что она со мной случилась, - Чан смотрит на него с теплотой, и Джисон не может это не замечать, - но если тебе интересно у меня куча историй с Пэниелем, да и не только, про то, как я попадал в разные неловкие ситуации. Могу тебе их все рассказать, если хочешь. Джисон смущенно улыбается и кивает, снова пряча глаза. Как бы там ни было, но с Чаном он чувствует себя исцеленным. Джисон некстати вспоминает, что раньше любой страх, любой вопрос, любая неурядица – и он бежал сломя голову к Чану, а не к Минхо. Вообще, очень долгое время в жизни Джисона никакого Минхо не было. А Чан был. - Расскажи, - тихо говорит он вмиг засиявшему Чану, - мы что-то давненько не разговаривали. Странно осознавать, что их ужин проходит как у давних друзей, которые лет пять друг друга не видели и общались только с помощью телефонных звонков, и то с каждым годом все реже и реже. Особенно это странно, потому что они не просто работают вместе, и дни и ночи напролет в одной студии пишут песни, но они же еще и буквально живут в одной квартире. Тем не менее атмосфера близости так пьянит, что Джисон не может себя остановить. Он говорит, и говорит, и говорит. Рассказывает все смешное, что случилось с ним за последнее время, даже если эти истории Чан от него или от других участников уже слышал. Делится переживаниями, жалуется на Чанбина и ворчит на Сынмина, который вторую неделю подряд срывает ему запись гайда к будущему альбому, критикуя его на каждом шагу. Чан хихикает над ним и говорит приятные ободряющие вещи. С ним так легко. Джисон впервые за долгое время говорит несколько часов подряд и улыбается, не останавливаясь ни на секунду, но после не чувствует опустошения, а затекшие лицевые мышцы скорее вызывают приятное ощущение, чем настоящую боль. Джисон выходит из кафе первым, потому что Чан пропускает его вперед и протягивает свою ветровку. - Тут не слишком-то холодно, - замечает Джисон, но ветровку все равно берет и крутит в руках. - Давай помогу, - Чан забирает одежду из беспокойных пальцев Джисона и помогает ему ее надеть, а потом аккуратно застегивает молнию, стоя совсем близко. Они идут плечом к плечу пешком по ночному Сеулу, решив не брать такси, и предаются воспоминаниям. Джисон, кажется, впервые просит прощение за то, что был такой занозой в заднице, за то, что портил Чану жизнь, был непослушным, неряшливым и задиристым. Им обоим есть что вспомнить, за что извиниться и за что сказать спасибо. Джисон говорит слова благодарности так много раз за их долгую прогулку домой, что под конец уши Чана горят огнем, и он уже почти не в шуточном раздражении рявкает, чтобы Джисон перестал. - Ты не представляешь, как я счастлив, что ты у меня был. И есть сейчас. Его слова эхом разлетаются по улице, заставая сердце Джисона замереть, а потом биться с утроенной силой. - Я всегда переживал о том, что неприятностей от меня было больше, чем пользы. А потом со мной случилось это, - Джисон не может вслух сказать про свои приступы социофобии, - и ты решил говорить мне только приятные вещи, перестал критиковать и ругать. Но я так рад, если ты и правда был счастлив в те времена. - Я надеюсь, что впереди нас ждет много хорошего, - улыбается Чан, стреляя глазами, и Джисон в который раз умиляется его ямочкам на щеках, - потому что согласись, хорошего всегда было больше, разве нет? Джисон мечтательно смотрит на небо, вспоминая. Их было всего трое, тех кто был по-настоящему вместе. Трейни сменяли друг друга, кто-то оставался, кто-то исчезал спустя месяц, но он, Чан и Чанбин всегда держались отдельно и не отходили друг от друга. Их музыка, их песни, их смех в маленькой коморке на задворках старого здания Джупа, которую видимо из шутки кто-то назвал студией – все это до сих пор звучит в голове Джисона, когда грустно, когда радостно, а иногда и просто так. - Мне никогда не было так хорошо, спокойно и уютно как с тобой, с вами двумя, - тихо говорит он, зная, что Чан все услышит. И это чистая правда, потому что несмотря на рвущую душу привязанность Джисона к Минхо, с ним он не всегда чувствовал себя счастливым или по крайней мере понятым. Минхо был игривым, внезапным и сложным. Он мог быть мягким, а через секунду нещадно орал и высказывал все нелицеприятное, хоть и правдивое прямо Джисону в лицо. Иногда он лез с объятиями и нежностями, а иногда кривился от простого похлопывания по плечу. У Минхо было сотни настроений и хоть Джисон и смотрел на него глазами-сердечками, научиться различать их все он так и не смог. Чан же был простым. Когда надо требовательным и строгим, а когда того требовала ситуация, заботливым и внимательным, но все его ипостаси объединяло одно – Чан был предсказуемым. Джисону не надо было часами сидеть и гадать над реакцией Чана на очередную устроенную им дичь, потому Чан всегда был одинаков – и в двадцать, когда они только познакомились и стали вместе творить, и в двадцать пять, когда они стали известны настолько, что стали собирать лучшие стадионы по всему миру. Чан не менялся, он всегда оставался собой и был понятен и близок Джисону. С ним было комфортно, безопасно и хорошо. Джисон знал, что с ростом их популярности он больше не мог сваливать все свои проблемы на голову Чана, поэтому, собственно, ему ровно для этих целей несколько лет назад выделили Минхо, но положа руку на сердце, если бы у него был реальный выбор, к кому в первую очередь бежать, если что-то случилось, Джисон, конечно, бы выбрал Чана. Сейчас Чан самым первым узнавал только об удачах Джисона, о промахах, бедах и печалях, Джисон все же рассказывал Минхо или в последнее время старался и вовсе никому не говорить. Чанбин был неплохим вариантом, но неизменно заставлял Джисона взять яйца в кулак и идти решать проблемы, а не забиваться в уголок и стенать, Сынмин в целом делал то же самое. Феликс и Хенджин больше жалели и переживали, тем самым накручивая самого Джисона только сильнее, а ходить плакаться к самому младшему Джисону не позволяла гордость. Оставался только Минхо, но быть маленьким, ранимым и слабым Джисон перед ним не хотел, потому что хотел ему нравиться, так что приходилось все проблемы держать в себе. Может быть, поэтому в последнее время было так трудно, что Джисон сам за собой начал замечать, что он теряет все краски? - Хан-и, ты в порядке? – мягко спрашивает его Чан, притормаживая за несколько улиц до их дома. Джисон улыбается вполне искренне и протягивает руку, чтобы коснуться плеча Чана пальцами. - Если честно, нет, - Чан округляет глаза и уже хочет что-то сказать, но Джисон мотает головой и продолжает, - но рядом с тобой я как будто вспоминаю, каким могу быть. Каким я должен быть. Мне всегда слишком хорошо и уютно рядом с тобой, так что конкретно в данный момент времени, несомненно, я в порядке. - Оу, - выдыхает Чан, и Джисон хихикает над ним. - Я помню, что я твой первый непутевый ребенок, но наверно не стоит так переживать. Просто почаще вытаскивай меня куда-нибудь, или просто проводи со мной время. Знаю, это эгоистично, но мне иногда так тебя не хватает. Чан поджимает губы и весело фыркает, а Джисон, опустив глаза в пол, и делая шаг вперед, бормочет себе под нос: - На самом деле, мне всегда тебя не хватает. Джисон понимает, что у Чана должна быть своя жизнь, что обещания стэй, что он никогда не начнет отношений до конца контракта, это все просто громкие слова, и Чан имеет права влюбляться и оказывать внимание Минхо или другим людям. Просто, это обидно вдвойне, что мало того, что Джисон теряет время, проводимое с Чаном, так тот еще и влюбился в краша самого Джисона. Все неприятности, которые могли случиться с Джисоном, случились. - Эй! Не смей реветь, - Чан догоняет его обнимает и, весело фыркая, тащит за собой. Остаток пути до дома они проводят в комфортной тишине, и Джисон не может перестать улыбаться своим мыслям. Он уже не помнит, как начался его день, но его завершение такое чудесное, что он просто не хочет расставаться с Чаном. Джисон на полном серьезе раздумывая над тем, стоит ли предложить Чану посмотреть вместе анимэ, прежде чем лечь спать, выходит из лифта и, достав ключи, открывает входную дверь. Чан остается стоять на месте, и Джисон удивленно к нему оборачивается. - Ты чего там застрял? Или неужели ты вдруг решил в компанию еще поработать поехать? Нет, Чан, серьезно, давай отдохнем! Джисон уже начинает возмущаться, когда Чан подходит к нему близко-близко. Джисон думает, что тот хочет успокоить его или обнять, но Чан обхватывает его лицо своими длинными пальцами и, чуть склонив голову, мягко касается губами губ Джисона. Все шутки про то, что время застывает, перед глазами проносится вся жизнь, и мир переворачивается с ног на голову, для Джисона перестают быть шутками. Он застывает на месте, ошарашенно и будто бы со стороны наблюдая за тем, как мягкие губы Чана касаются его собственных, осторожно сминая. Джисон, даже если бы и хотел, все равно не может ни сдвинуться с места, ни что-то сказать. Его шок такой полномасштабный, что он просто стоит, вытянувшись в струнку, пока Чан целует его так, будто бы он самая большая драгоценность. И это, конечно же, приятно, но что происходит? Зачем вообще Чан это делает? У Джисона нет ответа ни на один вопрос, и когда Чан наконец отступает от него на шаг, он все так же таращится, совершенно не моргая. - Я… - начинает Чан, но вдруг замечает реакцию Джисона. И пугается, - боже, прости, я просто… Чан тяжело дышит и смотрит на него болезненного, поджимает губы и сглатывает. Джисон продолжает молчать и смотреть. Они стоят в коридоре жилого комплекса, где находится их с Чаном, Чанбином и Хенджином квартира, входная дверь открыта, и несмотря на то, что сейчас час ночи, чисто теоретически, их могут застать и обитатели общаги, и жители дома. А еще Джисон вдруг отчаянно пытается вспомнить, есть ли в коридорах камеры. - Мне жаль, - выдыхает Чан и осторожно подталкивает его внутрь, заходя следом и закрывая дверь на ключ, - спокойной ночи, Джисон. Спасибо за прекрасный вечер. Он все еще улыбается, кивает, разворачивается и уходит, и Джисон, все еще оторопело стоящий на месте, отчетливо слышит, как щелкает замок в комнате Чана, будто явственно говоря, что идти следом не стоит. А Джисон может и пошел бы, но он просто не знает, что на все это сказать.

***