Черновик судьбы: Во имя любви

Селия окинула печальным взглядом мост, ведущий в Ковейя Кург'аннис, и толпу, маячившую на другом его конце, и покачала головой: – Не хочу их убивать только потому, что они стоят на моем пути. Даже если они сами нападут… – Тогда стой тут, я сам со всеми разберусь! – с раздражением рыкнул Окку. – Или пройдись по берегу, найди и упокой какого-нибудь духа. Предки, ну что за капризы… – Погоди! – встрепенулась Селия. – Помните, в прошлый раз где-то тут был джинн? Он говорил о тайном ходе в Скейн. Может, ну их всех? На этот раз войдем с черного хода? Отыскать джинна оказалось просто – его яркий тюрбан словно светился в этом царстве вечных серых сумерек. Договорится с ним было еще проще: Фентоми вручил им ключ от потайной двери в обмен на слово, что они убьют гигантского элементаля, который скрывался в сырых подземных лабиринтах. – И как это сочетается с твоей неприязнью к убийствам? – поинтересовался Ганн озадаченно, когда они шагали по гулким доскам моста. – Очень просто – я его обманула, – ответила она беспечно. – Не будем мы никого убивать… По крайней мере, намеренно. Ложь – это лучше, чем смерть. Вложенный в еле заметное углубление в стене ключ активировал не дверь, а очередной портал. Шаг – и их снова обхватила липкая и холодная мгла Скейна, а по ушам ударил визгливый вопль: – Спа-а-а-ать!.. Ганн вздрогнул, стиснул зубы и мотнул головой: – Идем быстрее, сейчас мы знаем, что нужно делать. Новая встреча с каргой оказалась совсем иной. Несуразная фигура прыгнула было им навстречу, а потом отшатнулась и замерла. – Я помню… – прошептала Гулк'ауш, ткнув в их сторону когтистым пальцем. И после короткой паузы пронзительно взвыла: – Я помню-помню-помню-помню-у-у-у!!! Ганн шагнул вперед: – Я тоже... мама. Карга задрожала и сгорбилась, словно захотела уменьшиться в размере. Она сделала маленький, неуверенный шажок ему навстречу. Потом еще один – пока не подошла вплотную. Морщинистая, покрытая паутиной и плесенью рука медленно поднялась, ненадолго зависла в воздухе, а потом ласково легла Ганну на щеку. Селия заволновалась – она вовсе не была уверена, что безумие вновь не настигнет Гулк'ауш прямо сейчас. Но Ганн даже не напрягся: он просто стоял и смотрел матери прямо в ее круглые, подернутые влагой глаза. Лицо у него в этот момент было странным: немного смущенным и… нежным? Какое-то время они оба не двигались, безотрывно друг на друга глядя, и будто обменивались не словами, а мыслями или чувствами. Затем карга все также неторопливо отняла от него ладонь, прижала ее к своему лицу и тихо вздохнула: – Вот теперь я буду спокойна. Вот теперь и умереть не жалко – ты унесешь отсюда часть меня с собой. – Умирать вовсе не обязательно, – сказала Селия, сердито сглотнув ком в горле. – Вот же выход. Прямо за твоей спиной. – О, мне нельзя наверх, – Гулк'ауш перевела на нее взгляд. – Я безумна и проклята. Но ты, девочка с моим глазом, ты можешь попросить их снять проклятие. Они не откажут, они слишком тебя боятся, да… – Она опять скрежещуще расхохоталась, но оборвала себя и мечтательно протянула: – И тогда я могла бы уснуть. Уснуть, уснуть, спа-а-ать! Она пошатнулась и побрела от них прочь, сгорбившись и почти волоча по скользкому полу руки. – Спать, спать, ах, как же хочется спа-а-ать… Сыночек, уходи. И ты, девочка с моим глазом, тоже уходи. Уходите все. И заберите память о моих чудесных снах! Следующий приступ безумного хохота сменился бессвязным зловещим бормотанием. Ганн с каким-то удивлением провел ладонью по своему лбу и посмотрел на нее, будто ожидал что-то в ней увидеть. Помотал головой и произнес упавшим голосом: – Она и вправду отдала мне свои сны. Это не тот подарок, к которому я был готов, но… Я хочу подарить ей что-то в ответ. Мы ведь сделаем это? Освободим ее? Пожалуйста! – Обещаю, – отозвалась Селия серьезно. – Я так хотел отомстить, что совсем не подумал, что покой был бы для нее куда ценнее… Мне кажется, я тогда вообще мало о ней думал. Больше о себе. – Зато думаешь теперь. Ганн фыркнул почти весело: – Забота – это как лишай. Подхватишь от кого-нибудь, не заметив, а потом уже весь чешешься, и остановиться невозможно! – Эй! – Селия с притворным возмущением ткнула его локтем в бок. – Это ты меня сейчас шелудивой назвал? – Все в порядке, Ганн, у тебя нет никакого лишая, – совершенно серьезно подала голос Сафия. – Ты все такой же вызывающий раздражение эгоист, каким был раньше. Разве что, чуть более сентиментальный. – Ты умеешь шутить? – восхитился Ганн. – Миледи, каким еще талантом ты нас удивишь? Надеюсь, не шпионским? Они пересмеивались, пока ступени под их ногами не закончились. Селия глубоко вдохнула, глядя на дверь, ведущую в зал Ковена, а потом решительно взялась за ручку и распахнула створку, будто прыгнула с обрыва в реку. … И вновь окунулась в чужие сны. Вновь справилась со спящей охраной Ковена, вновь увидела Основательницу и Аррамана. «Что важнее: долг или любовь?» – спросили они ее. И она снова ответила: «Любовь!». Но подходя к гнилостной громадине Стены, Селия невольно задрожала, замедлила шаг и задержала дыхание. Увидеть Бишопа все равно оказалось больнее, чем она думала. Он смотрел на нее в упор – с уже знакомыми ей жадностью и недоверием. Изломанный, страдающий. Мертвый. Ей захотелось убежать, или разрыдаться, или закричать, будто агонизирующее животное. Но Селия до крови прикусила губу и все же сделала несколько шагов к нему навстречу, выдерживая эту пытку взглядом. Несколько мгновений они молчали, пока молчание не сделалось окончательно мучительным. – Т-ты… – выдавил Бишоп слабым и хриплым голосом. – Какого… Ты не можешь быть и снаружи, и внутри... Что ты тут делаешь? – А потом первым разорвал связь взглядов, с язвительной усмешкой посмотрев на Ганна, стоящего за ее плечом: – А это что за хрен? Неужто каргово отродье – замена нашему дорогому Касавиру? – Даже в Стене кусаться пытаешься, ну что ты за человек? – пробормотала Селия, чтобы не начать плакать от жалости. – Но я сюда не спорить с тобой пришла. Бишоп, я могу тебя вытащить отсюда… – Нет! – вновь рявкнул тот отрывисто. – Я сам выбрал постель из гнили и ядовитой пакости. Так что, руки прочь и перестань изображать героя. Забыть, забыть... Ах, это была бы просто сказка. Раз уж я здесь, не буду сражаться с действительностью, как эти идиоты. Просто перестать быть, да поскорее... Она выслушивала эти слова уже в третий раз, и осознание этого вдруг ее разъярило. – Значит, сдался? – прошипела Селия с гневом. – Ты, тот, кто считал себя самым хитрым и крутым парнем Побережья Мечей? Какого хрена ты задрал лапки? Это Стена тебя дурит, шепчет всякие гадости. Но ты же умнее, чем все эти придурки! Ты не можешь проиграть! Позволишь им посмеяться над тобой? Новая жизнь ждет тебя совсем рядышком, а ты сидишь тут и трусишь?! Ты же тот, кто всегда выживает! – Мягко стелешь, капитан, – Бишоп опять ухмыльнулся, мутный взгляд его единственного глаза чуть прояснился. – Но знаешь, катись-ка ты к дьяволам со своими предложениями и долгами. Я на такое больше не куплюсь. – Да чтоб тебя, упрямый ты осел! – завопила она, сжимая кулаки. – Не будет никаких долгов, слышишь? Воскреснешь – и топай на все четыре стороны! Живи своей замечательной жизнью! Видеть тебя уже не могу, скотина ты этакая! Бишоп вдруг расхохотался странным булькающим смехом: – Это взаимно, детка! Это взаимно, да-а. Уходи-ка отсюда, поняла? Проваливай! Только хуже делаешь. Мне от тебя больше ничего не надо. Нет, уже ничего… Ни-че-го. Селию охватило отчаяние. Зачем помогать тому, кто не хочет помочь себе сам? Зачем она тут стоит и уговаривает его, если ему это не нужно? Вдруг для него и вправду лучше раствориться и исчезнуть? Но потом взгляд скользнул по циклопической колышущейся массе Стены, и ее сердце вновь ожгло ледяным ужасом. Быть переваренным этой мерзостью? Стать ее частью? Никто не заслуживает такой пытки! Даже он. Наверное, даже она... И она смогла ведь перестать мечтать о смерти. Ее спасла надежда. Значит и его спасет. – Ты искупил то, что было, Бишоп, – произнесла Селия тихо. – Там все кончено, понимаешь? Ты умер. И как следует пострадал в этой Стене. А теперь можешь родиться заново. Прошлое больше не будет иметь над тобой власти. Ты станешь по-настоящему свободен. Все, о чем тебе талдычит Стена, – в прошлом, понимаешь? Плюнь на него, как ты умеешь. Позволь мне отвести тебя к будущему! Самое время начать все с начала – так, как ты захочешь! Стать тем, кем ты захочешь! Сделай это, выживи снова! Лицо Бишопа исказило судорогой, следом содрогнулась и Стена, запертые в ней души заволновались, завопили громче и настойчивее. – Пойдем со мной, на свободу, – повторила Селия. – Позволь мне тебя вытащить отсюда! – Они зна-ают тебя… – Бишоп зажмурился, будто прислушивался к чему-то внутри, и снова засмеялся-забулькал. – И ждут! Их всех ты тоже собралась спасать, а? А? – Это сейчас неважно. Тебе-то этим заниматься точно не придется, – Селия покачала головой. – А чем придется? Давай, договаривай! – и, хотя вопрос прозвучал с издевкой, она поняла, что Бишоп начал сомневаться. Но время уже поджимало. Уже скоро сюда заявятся демоны, а потом сон закончится. – Да откуда я знаю? Чем захочешь. Сам и придумывай, – пробормотала она с вновь вернувшимся отчаянием. – Хочешь – живи в лесу с медведями, хочешь – на скрипке играй! Что, если этот параноик откажется? Сможет ли она развернуться и уйти, оставив Бишопа его участи? Эта мысль ужаснула. – И что – никаких долгов? – продолжил допытываться тот, и по его коже бежала беспокойная рябь, такая же, как и по Стене. – В чем тогда подвох? – Ох, боги, дайте мне терпения! Я просто хочу, чтобы тебя перестали пытать!.. Ну, если тебе нужно что-то еще, то допустим, я лично очень хочу плюнуть тебе в рожу за то, что вымотал мне столько нервов! Могу даже по яйцам разок пнуть. Тянет на подвох? – прорычала Селия. Бишоп опять захохотал, открыл глаз, и его искалеченное, изжелта бледное лицо на миг сделалось очень даже живым, а взгляд – разумным: – Ага, значит, все-таки, не все прошлое ушло, а? Ладно. Думаю, с этим я как-нибудь справлюсь... Вытащи меня. Она не стала тратить время на дальнейший разговор, и просто запустила руку в едкую слизь, ухватила Бишопа за руку и потянула к себе – решительно, но нежно, представив, что вынимает из липкой субстанции не мужчину, а плотный шарик с его душой. И за мгновение до того, как возле Стены появились демоны, в ладони Селии появилась черная сфера размером с яблоко – мутная, изъеденная кислотой, но теплая и живая. Она быстро сунула ее за пазуху и атаковала. А вывалившись из сна обратно в зал с просыпающимся Ковеном, поспешно проверила – на месте ли она? И убедившись, что на месте, рассмеялась с таким радостным облегчением, что карги недоуменно переглянулись. – Все в порядке, – сказала Селия. – Освободите от проклятия Гулк'ауш, и мы уйдем. Те угрожающе заквохтали, но она, все еще находясь на волне радостной эйфории, махнула на них рукой: – Вы же видели сны, правда? Вы знаете, что я вас всех уже убивала. Давайте не будем проверять, выйдет ли у меня на этот раз. Мне неинтересно с вами драться, я хочу поскорее вернуться к своим делам. – Никто не смеет угрожать Спящему Ковену… – зловеще начала было ближайшая к ней карга, но Селия ее перебила. – Я никому об этом не скажу, честное слово. Просто отпустите ее, вот и все. – Этот монстр может быть нам полезен, сестры, – задумчиво проскрипела другая карга. Но она решительно покачала головой: – Нет! Выбор стоит не так. Или вы отпускаете Гулк'ауш, или мы деремся, и я вас всех убиваю. Что важнее: ваша гордость или ваши сны? Если вы умрете, все они исчезнут. – Ты слишком долго с ними разговариваешь, – прогудел вдруг Окку. – Давай, просто их убьем и пойдем дальше? Селия покосилась на него с удивлением: раньше он не был таким кровожадным. Наверное, так выглядела медвежья дипломатия. – Ну, может так и вправду проще, – протянула она и все-таки зажгла на ладони заклинание, решив блефовать. Темная сфера у нее за пазухой придавала ей сил. А значит, не было ни страха, ни сомнений – Селия просто знала, что у нее все получится. Что на этот раз все будет правильно. Должно быть, эта уверенность сияла в ней слишком ярко, потому что карга, стоящая в центре, вскинула руку: – Нет! Уходите. Гулк'ауш свободна. Но не удивляйтесь, если ваши сны отныне превратятся в кошмары. – Значит, встретимся в снах, – невесело усмехнулась Селия и первой зашагала к выходу. Угроза показалась ей пустой попыткой Ковена сохранить лицо. Она и не помнила, когда ей в последний раз снилось что-то кроме кошмаров. Горы Рашемена встретили их снегопадом, а потом и вьюгой. Едва отряд успел укрыться в маленькой пещерке, как окружающий пейзаж полностью заволокло воющей снежной мглой. Окку заслонил их от ветра и снега могучим боком, Сафия принялась шарить по сумкам, собирая им ужин, а Ганн склонился над наспех сложенным очагом, пытаясь добыть из заледеневших веток огонь. Селия устало растянулась на спальнике под медвежьим боком и достала сферу души Бишопа. Она задумчиво и нежно погладила пальцами ее неровную поверхность. Честно говоря, выглядела та весьма неприглядно – мутная, покрытая глубокими язвами. Но кто знает, на что сейчас похожа ее собственная душа? – Волнуешься? – Сафия протянула ей отрезанный ломоть хлеба с сыром и кусок вяленного мяса. – Все будет хорошо. Когда мы вернемся, мои… сестры уже закончат готовить тело твоего друга к ритуалу. Селия спрятала сферу обратно, взяла еду и все-таки спросила: – Души, которые я видела в вашей Академии, выглядели по-другому. Блестящие, целые. А Бишоп… Как это на нем отразится? – Ему будет больно, – Сафия вздохнула и села рядом. – Но ты, наверное, и сама знаешь, что такое «душевная болезнь». Это безумие. А еще – постоянная грусть и плохое настроение. Селия отщипнула кусочек хлеба, покатала между пальцами и пробормотала с горечью: – Мне кажется, это и до Стены было его обычным состоянием. Может, это как-то связано с демонами? Ему явно от них досталось в Лускане. Может, они его так искалечили? Но сейчас ему будет еще хуже, да? Сафия коснулась ее локтя: – Мама… Нефрис успела мне рассказать, что Акачи исцелил душу Основательницы. Он влил в нее часть своей души. Поэтому связь между ними до сих пор сильна. Ты можешь попробовать сделать так же, если захочешь. В нашу первую встречу ты делала нечто похожее. Помнишь голема Лиенны? В груди даже запекло от радостного предвкушения. Она сотрет с души Бишопа безумие и вечную хандру, будто ядовитую паутину. Избавит от лишних страданий. Поможет смотреть на мир новым взглядом. Он перестанет всех ненавидеть и научится, наконец, радоваться жизни! Но потом в ее голове зазвучал глуховатый бас мастера Порусета, который говорил о слиянии двух душ: «Это непоправимо изменит исходную личность. К тому же, полученная конструкция будет нестабильна». А вдруг она навредит? Да и обрадуется ли Бишоп непрошенной помощи? – Я дважды воскрешала его против воли, насильно. Разве излечение не станет таким же насилием? – прошептала она, стискивая руки на груди. – Какое у меня право решать за него? Менять его без его ведома? – Смерть изменила его в любом случае. Впрочем, решать, конечно, тебе. Твоя собственная душа сейчас слишком слаба из-за Стены. Есть риск, что ты навредишь себе. – Хорошо подумай, дитя, – пробасил Окку. – Помни, твоя главная цель – Проклятие, а не эта темная душа. – Хоть ты и бог, а все равно дурак, – хмыкнул Ганн весело. Костерок его усилиями все же занялся, шипя и плюясь искрами. – Хотел подбодрить, а сказал гадость. Селия закинула измятый пальцами хлебный мякиш в рот и отдала остальную еду обратно Сафии: – Не ругайтесь, прошу! Я подумаю, Окку, обещаю. А сейчас буду отдыхать. Свернулась калачиком, плотнее прижавшись к теплому боку, и натянула одеяло на голову. Но сон к ней не шел, мысли бегали по замкнутому кругу. Да, она может сперва предложить Бишопу помощь. Но ведь он откажется, в этом Селия даже не сомневалась. И кто знает, получится ли у нее помочь, даже если он вдруг согласится – после того, как душа воссоединится с телом? В Академии о таком варианте даже не шла речь. А если ничего не делать и оставить все, как есть? И снова увидеть мрак или бессмысленность в его взгляде, и знать, что все могло бы быть иначе? Спасут ли его от сумасшествия Колодцы Люру, или для этого нужно иметь связь с миром духов, как у нее? Ведь Окку говорил об исцелении только для своего народа... Она предлагала Бишопу свободу. Но о какой свободе может идти речь, если ты спеленат безумием? Селия на миг ощутила себя на вершине горы рядом с бесноватым шаманом, который ухмылялся, глядя ей в глаза, и ждал ее выбора. Но потом поняла, что выбор очевиден. Она ни за что не сможет оставить Бишопа во мраке умопомешательства. Пусть он ее потом возненавидит. Пусть отругает, оскорбит и уйдет навсегда. Главное – он будет жить, а его душа снова станет целой. А у нее больше нет сил на терзания и долгие колебания. Она просто сделает так, как решила. Селия слабо улыбнулась, и ее рука вновь коснулась сферы. Она представила, как черные щупальца Проклятия тянутся от груди сквозь астрал прямо к ее душе, распятой в Стене Неверующих. Погружаются в нее, высасывая силу, алую, будто кровь, но не впитывают, а держат в себе. А потом касаются души Бишопа и поливают ее бережно, как садовник хрупкий цветок. Проклятие голодно урчало, облизывалось на лежащую в его объятиях душу, но повиновалось ее железной хватке. Не уверенная, что одной порции будет достаточно, чтобы закрыть все эти язвы и шрамы, Селия зачерпнула еще раз. Огладила все еще щербатую поверхность ладонью и потянулась за новой пригоршней силы. А потом достала сферу из-под одеяла и поглядела на нее в свете неяркого костерка. Теперь она казалась прекрасной – мягко сияла и переливалась, будто огромная черная жемчужина. Селия провела по ней щекой и тихо рассмеялась. – Надеюсь, мы не пожалеем об этом, – проворчал за ее спиной Окку. – Я – точно нет, – произнесла Сафия с какой-то непонятной грустью. – Я тоже! – легкомысленно фыркнул Ганн. – Ты снова в меньшинстве, мохнатый старикашка. – Когда-нибудь я все же расплющу твою глупую голову, – рыкнул Окку. Но в его рыке не было настоящей злости. – Как же я вас всех люблю, – прошептала Селия со счастливым вздохом. – Ох. Надеюсь, и я не пожалею. Прижала сферу к груди и тут же уснула.