Черновик судьбы: Во имя любви

Давным-давно, в раннем детстве, у Селии была любимая забава, придуманная Реттой Старлинг. Наверное, та просто хотела выставить шумную компанию ребятишек из кухни, где перемывала гору посуды, но подарила им настоящее чудо. Оно называлось «мыльные пузыри». Селия могла часами надувать сверкающие радужные шарики и пытаться поймать их, присвоить, сделать это чудо своей драгоценностью. И неизменно приходила домой с пустыми руками. Часто мокрой, грязной и усталой – но счастливой. Наверное, она занималась этим и сейчас: металась из стороны в сторону, пытаясь поймать мыльные пузыри. Правда, никакого счастья при этом не ощущала. Вспышка надежды – погоня за ней – горькое разочарование. Вот и вся игра. Погружение в Тень было для нее словно нырок в протухшую ледяную воду – слишком уж гадко Селия себя там чувствовала. Но этот мыльный пузырь переливался так заманчиво! Обещал ответы, манил загадками. Вот только в храме Миркула она не нашла ничего, что подсказало бы ей – как перестать быть Пожирательницей душ. Зато услышала очередной рассказ об Акачи-Предателе, память о котором вилась вокруг нее с момента пробуждения в кургане, словно мошкара на солнцепеке. Оказалось, он восстал против своего бога, чтобы спасти возлюбленную, угодившую после смерти в Стену Неверующих. Наверное, ее собственная душа тоже попадет именно туда, раз уж она перестала поклоняться богам. И будет медленно и болезненно там перевариваться, неся пытку болью и безнадежностью. Жаль, вытаскивать ее оттуда будет некому. Впрочем, если ее душу съест проклятие, Стене ничего не достанется. Эта мысль показалась неожиданно утешающей. А потом Селия обнаружила еще один повод для радости – прямо в храме Миркула, в месте, предназначенном лишь для мучений, боли и отчаяния. Селия не очень много знала про Миркула, но того, что успела узналать, ей хватило, чтобы проникнуться к этому богу глубокой неприязнью. Ему было мало просто править загробным миром, нежитью и некромантами – ему хотелось, чтобы живые страдали от страха и отчаяния, а мертвые испытывали вечные муки. Взять хотя бы этот Крематорий с его Печью: ужасающий способ казни и еще более жуткое посмертие – быть запертым в этой боли навечно. А когда она услышала историю мертвого жреца, на ее глаза навернулись неожиданные слезы жалости. – Он сам отправлял людей в огонь, – хмыкнул Ганн скептически. – Не думаешь, что он получил по заслугам? – А чем заслужили смерть его дети? – спросила Селия резко, а потом покачала головой: – Никто не заслуживает такого наказания. А он настрадался уже достаточно. И ей так захотелось помочь этому духу хоть чем-то, что она напрягла свое новое теневое чутье, трогать которое обычно страшилась, и рассмотрела нить, которая привязывала бывшего жреца к Печи. А что, если она возьмет свой голод в кулак, будто клинок, и разрешит ему легонько этой нити коснуться? Если проклятие попытается напасть, она тут же дернет его обратно. Голод послушно сомкнул челюсти – и призрачные оковы распались, освобождая дух из плена. Селия радостно ахнула, и в унисон с ней довольно заурчал ее голод, урвавший крохи пищи. Им пришлось поработать вместе еще – остальные пленники Печи тоже захотели покоя, и Селия его им дала. Но те духи, которых совместная пытка радовала больше, чем покой порознь, на нее обозлились и попытались атаковать. Пришлось воспользоваться этим умением, чтобы упокоить их насильно. Контролировать голод и управлять им оказалось невероятно трудно. Когда бой закончился, Селия без сил облокотилась на мохнатый бок Окку. А потом с удивлением поняла, что снова сыта. – Надо же, эта дрянь может приносить пользу? – пробормотала Селия задумчиво. – Не думай, что сможешь обмануть этим проклятие, дитя, – печально пробасил Окку. – Уж скорее, это оно тебя обманет – усыпит бдительность и вырвется, когда ты будешь меньше всего этого ожидать. Селия лишь вздохнула. – Думаю, пора отсюда уходить, – сказала она. – Меня уже тошнит от Тени. Вернемся сюда еще раз, попозже. Мы, наверное, тут и трети залов не осмотрели. Отложить новый визит в храм Миркула пришлось на куда более долгий срок, чем Селия думала. Когда они вернулись с теневой изнанки в обычный Мулсантир, возле «Вуали» ее догнала странная диковатая девочка – слишком серьезная и самостоятельная для ребенка. Она представилась как Ку’арра и назвала ее проклятие даром. Селия не поверила своим ушам. А что, если этой девочке известно о проклятии больше, чем им всем? Потом она удивилась еще больше – Ку’арра пообещала ей помощь старейшины их племени, затерянного в горах. Просто так, совершенно бесплатно. В душе Селии зашевелились сомнения, но потом она подумала: а разве Зджаэв не прибыла на Торил специально, чтобы помочь ей, и тоже абсолютно задаром? И разве не то же самое после случайной встречи сделал Гробнар, гном не от мира сего? И все остальные ее спутники? А сейчас и Сафия, и Ганн, и Каэлин, и Окку – разве они не шли за ней просто потому, что хотели помочь? И разве не может кто-то захотеть, чтобы проклятие исчезло навсегда и не мучило больше этот край? Селия решила не идти на поводу у подозрительности и откликнуться на приглашение – слишком уж завлекательно мерцал новый мыльный пузырь. Разумеется, трехдневное путешествие в горы обернулась лишь обманом и ловушкой –пузырь снова лопнул. Верить и надеяться было глупо. Горцы оказались оборотнями-утраки: людоедами и безумцами, которые вообразили, будто смогут заполучить способность Пожирателя душ, съев ее, Селии, тело. Селия была готова плакать от разочарования и усталости. Дорога далась ей нелегко: она снова проголодалась, но на этот раз никаких призраков, жаждущих упокоения, им не встретилось. Разве что толпы обезумевших духов-телторов, но упокаивать их у Селии не поднималась рука. Обычная еда не приносила никакого удовлетворения. Как раз наоборот – от нее мутило еще хуже, и даже запахи, аппетитные прежде, начали вызывать рвотные позывы. А когда Селия пыталась есть через силу, ее попросту выворачивало. За время, что они плутали по горам и лесам, голод сделался совершенно невыносимым. Голова теперь постоянно кружилась и болела, а живот резало так, что каждый шаг давался с неимоверным трудом. Селия беспрестанно мерзла, а еще ее изводили кошмары, отнимая возможность отдохнуть хотя бы во сне. Она пыталась делать вид, что все в порядке, но правда все равно вылезла наружу. В бою с ведьмами-отступницами, что устроили в этой части леса свое зловещее капище, Селия то и дело мазала заклинаниями, а потом позорно свалилась на покрытую ледком землю, попытавшись увернуться от вражеского удара. Если бы не Окку, заслонивший ее собой, ведьма снесла бы ей полголовы своим боевым серпом. Бог-медведь лишь рыкнул, когда она попыталась его поблагодарить. Но уже скоро она отплатила ему за заботу по-другому. Возле медленного речного переката их обступили призраки трех гигантских медведей. Для разнообразия они возжаждали не ее крови, а крови своего потомка – Окку. На него обрушились слова презрения, упреки и угрозы: то, что за последнее время привыкла выслушивать она сама. По их словам, Окку предал медвежье племя, и ради дружбы с жалким человеком скормил свой народ проклятию. Селия поняла: перед ней никакие не мудрые духи, а обычное дряхлое дурачье. И еще немного, и их угрозы превратятся в атаки. Она запрокинула голову, глядя на старшего медведя, и спросила его с неожиданными для нее самой обидой и яростью: – А ты сделал бы лучше, а, вождь? Или ты позволил бы Пожирателю душ продолжать бродить по своей земле и превращать ее в пустыню? Гигант открыл пасть, а потом снова ее закрыл. – У-у, сколько раз я такое видела! Вы ничем не лучше людей, – Селия с отвращением покачала головой. – Горазды обвинять, а сами сложили лапы и не сделали ничего, чтобы решить проблему. – Что с вами стало? – негромко и печально пророкотал Окку. – Раньше вы мечтали о небе, о крови и ветре. А теперь устроили мне ловушку, чтобы напомнить о старых обидах... Селия погладила его по мохнатому плечу: – Наверное, потерять мечту легко, если все время оглядываться назад... Окку испустил глубокий вздох: – Вы слышите, предки? Почему мудрые слова говорит Пожирательница душ, а не вы? Медведи потоптались еще немного, а потом понуро ушли, пробормотав, что оставляют Окку его судьбе. Селия обняла его за шею обеими руками: и даже не потому, что хотела поддержать, а потому, что нуждалась в поддержке сама – у нее окончательно закончились силы. И зачем она вмешалась? Неужели Окку не разобрался бы без ее помощи? А теперь ей остается только лечь и помереть, потому что идти она уже не в состоянии. – Может быть, ты все же попробуешь упокоить телтора? – с беспокойством спросила ее Сафия. – Раз уж нам все равно приходится с ними драться. Ты плохо выглядишь. – Убивать, обороняясь, – это неизбежное зло. Эти духи действительно сошли с ума, они больше не слышат Окку и не защищают эту землю. Но использовать для убийства Пожирателя – значит проклясть не только себя, но и своих жертв! – гневно взглянула на нее Каэлин. – Я думаю, что дотерплю до Мулсантира, – соврала Селия устало. Спрятала в разноцветном мехе лицо и продолжила глухо: – А там мы сходим в Тень и непременно отыщем какую-нибудь неприкаянную душу, которую нужно упокоить. Ганн покачал головой: – Не сочиняй, ты не дойдешь... Но я попробую тебе помочь. Неподалеку есть хорошее место для сна. Я провожу тебя туда и покажу, как можно впитывать силу сновидений. Ганн почти волоком дотащил ее до небольшого бездонно-глубокого озерца – одного из множества, спрятанных в этих горных лесах. – Это священное для телторов место, – проговорил он торжественно. – Здесь они постигают себя и обретают сознание. Здесь они черпают силы. Частички их грез все еще волнуют эту гладь и спят на глубине. Вода выглядела привлекательно: синяя, с загадочными искорками, мерцающими на поверхности безо всякого солнца. Она маняще переливалась – будто тонкая кожица мыльного пузыря: ловить его? Не ловить? Но какой в этом смысл? Все равно всем ее надеждам суждено лопнуть, лишь она к ним прикоснется... Ганн истолковал ее сомнения по-своему: – Пей, не бойся. Если что, я тебя выведу. Мне знакомы карты твоих снов. – Подглядывал? – спросила Селия без особого, впрочем, возмущения. Выпустив Ганна из тюрьмы, она заранее смирилась, что ее сны перестанут быть только ее достоянием. Но до сих пор он своего присутствия никак не обнаруживал и ничем не выдавал, что наносит ей визиты. Ганн пожал плечами: – Ты так говоришь, как будто твои сны – твоя собственность. – А разве нет? – Сны – это всего лишь путешествия в иной мир: на План Грез. Этот мир не принадлежит никому, и в то же время – всем, – произнес Ганн нараспев. – Каждую ночь твое тело остается на Материальном плане, а разум отправляется в путешествие. И я всего лишь время от времени составляю ему компанию. План Грез – не всегда безопасное место. Тебе бы следовало радоваться, что ты находишься там под моей защитой, а не волноваться, что я увидел твои секреты. В этом был резон. А что до секретов – Селия и так уже много чего рассказала спутникам. Раньше она слушала бы его, разинув рот, а сейчас лишь кивнула, а потом склонилась над водой, зачерпнула горстью и выпила. Горло обжег ледяной холод, но быстро сменился удивительной свежестью на языке и нёбе. Наверное, более вкусной воды ей пить не приходилось! Ей захотелось попробовать еще, но тело уже сковало дремотной ленью. – И что же, мне прямо на снег ложиться? – пробормотала она, борясь с зевком и разглядывая покрытые изморозью стебельки травы. Ганн непринужденно сел на землю сам, скрестив ноги, расстелил свой плащ и похлопал себя по колену: – Устраивайся. И учти, что наяву такой постелью мало кто может похвастаться. Селия фыркнула и все-таки улеглась головой ему на бедро: холода она боялась больше, чем фамильярности. К тому же, она была уверена, что Ганн не перейдет границу – он предпочитал соблазнять девушек во сне, а не наяву. Похоже, любые обязательства его пугали. Как и Бишопа. Сердце в который раз резануло ледяным ножом, она еле подавила стон: это было больно, как и в первый раз. И Селия не знала, что делало ей больнее – его предательство или его смерть. Теплые колени Ганна вдруг перестали быть удобными. – Зачем тебе мне помогать? – Селия приподняла голову и мрачно посмотрела Ганну в глаза. – Я уже отвечал на этот вопрос, – напомнил тот мягко. А потом подумал и все же сказал: – У тебя любопытные сны. Твоя дорога так плутает меж реальностей, что это завораживает. Мне хотелось бы оплатить удовольствие за этим наблюдать. Рука Ганна сомкнулась на ее запястье. Он стоял рядом с ней в узком каменном подземном коридоре. Селия узнала эти стены сразу же, хотя перевидала уже достаточно подземелий. – Что это за место? – спросил Ганн, с интересом оглядываясь. – Это тут ты очнулась? – Угу, – отозвалась она хрипло. – И заполучила проклятие. Что мне делать? – Не знаю, – Ганн пожал плечами. – Это же твой сон. Хотя... Странно тут как-то. Это все еще Мир Грез, но мы как будто на границе с каким-то другим планом. Может, с астралом? Или, может, мы в Сердце Грез? Порассуждать Ганну не дали. Навстречу Селии вышел незнакомый старик – высокий и статный, как все рашеми. – Ты прав. Этот сон – специально созданный остров посреди Мира Грез, – кивнул он. А потом посмотрел на Селию, и в его глазах страх мешался с надеждой. – Он ждал тебя. Он пообещал, что ты придешь. Будущее текло и менялось, но Голод всегда оказывался сильнее. Пока Он не придумал спрятать его в этом святилище. Лорд Окку поклялся охранять Голод, чтобы ни один смертный не смог стать Маской... Но без этого святилища даже его усилия пошли бы прахом... – О ком ты говоришь? – Селия глядела за его плечо, в знакомый ей зал, окруженный рунированнми колоннами. – Погоди-ка... Это твои кости я там увидела? Это тебе Окку поклялся бороться с проклятием? – Иди туда, – прошептал старик и отступил с ее пути. – Прости дурака, но я защищал это место, как мог. Тебе придется сразиться со своими худшими кошмарами, и если ты погибнешь здесь – ты умрешь и там. И тогда... помоги нам всем боги. От стен отделились тени. Жители Колодца Старого Филина, Эмбера и Западной Гавани. Десятки и десятки лиц, которые она видела мертвыми. Десятки и десятки голосов – тени угрожали, молили о помощи, укоряли, выли, плакали и медленно надвигались на нее. Селия застыла, глядя на них, и не могла заставить себя сделать хоть что-то. Ей не хотелось с ними драться. Ей хотелось умереть. Умоляюще сложенные руки Эми и отца Мерринга сменялись скрюченными, как когти, пальцами Нишки и Кары. А потом – совсем рядом с ней – возник Касавир. По его лицу текла кровь, он молча смотрел на нее, но в его глазах был укор. Его рука тоже протянулась к ней, и... паладин отпрянул, пронзенный слабо сияющим копьем Ганна. – Давай же! Дерись! – крикнул тот, уводя удар нацеленного в нее яркого молота Касавира. – Это не твои друзья, это морок! «Дерись, идиотка!» – прошипел голос внутри нее. «Сражайся!» – поддержал другой голос. Селия закрыла лицо руками. Слышать их оказалось еще больнее. Тени заворчали громче, подступили ближе, и до нее донеслось сдавленное проклятие Ганна, который стоял перед ними в одиночку, защищая ее. Разочарованную, до смерти уставшую, вычерпанную до донышка, глухую и слепую для всего на свете. Ганн коротко вскрикнул, когда на нем повисли сразу три тени. И Селия все-таки призвала свой голод и натравила его на этих призраков, развоплощая их, выгоняя прочь со своего пути. А потом погнала эту волну дальше, разрывая невидимыми челюстями проклятия нить за нитью, прогоняя и свои страхи, и свое отупелое равнодушие. И два призрачных голоса внутри азартно подбадривали, давали советы и направляли ее руку. Через несколько ударов сердца все было кончено. Ганн оперся на копье, тяжело дыша, и бросил на нее косой взгляд. – Ты заставила меня поволноваться, – проворчал он. Селия вздохнула и вместо ответа ободряюще коснулась его плеча. А потом разглядела, кто остался стоять в темном зале среди колонн. Мальчишка. Она зашагала ему навстречу и поняла, что его яркие улыбающиеся глаза кажутся ей странно знакомыми. – Это она, дитя, – вдруг торжественно произнес старик, и Селия замерла. – Ты был прав. – Ты не видела моего брата? – спросил мальчик рассеянно, словно не услышал его слов. – Кажется, он про меня забыл. – Как тебя зовут? – спросила Селия хрипло. – Эреши. Но это имя дали мне жрецы. А мой брат называл меня Арраман. Селия шевельнула губами, повторяя это имя. Оно тоже отчего-то звучало знакомо. – «Арраман» – это «смех» на старом муланском, – тихо пояснил старик. Мальчишка опять улыбнулся, глядя Селии в глаза: – Мой брат говорит, что я смеюсь столько, что хватит на нас двоих. Он рассказывал тебе, что я часто хихикал на службе, и жрецы меня все время за это ругали? И тут Селия вспомнила: – Араман? Так звали Красного Волшебника, который убил мать Сафии! В его глазах почему-то сверкнула радость. Он сунул руку за пазуху, а потом что-то ей протянул: – Вот! Это для тебя! Наконец-то я могу тебе это отдать. – Часть Маски, – пояснил старик благоговейно. Селия сначала протянула руку, а потом растерянно посмотрела на Ганна. Его глаза округлились изумленно и чуточку испуганно: – Это... странная штука. Если ты сможешь взять ее по-настоящему – не рукой... Помни, здесь нет ни руки, ни тебя: только твой разум. Она все же сомкнула пальцы на холодном и гладком куске какого-то материала. – Это то, что мы помним, – зашептал мальчик с непонятной страстью. – Это то, о чем мы мечтаем. Это наши грезы! И теперь они не пропадут бесследно. Ее руку будто прошила ледяная искра. Серый, мутный воздух, который был не воздухом, а плотной взвесью умерших душ. Тысячи солдат, подвластных ее воле. Гигантская крылатая тень с одной стороны, тень поменьше, но тоже окрыленная – с другой. И тень от тени, призрачный след от следа, гнилостный и мощный, – где-то над ее головой. А впереди она: Стена. Громадина без начала и конца, жуткая, звучащая, сочащаяся отчаянием и болью. Уже близко!.. Руку обожгло потусторонним холодом, Селия ахнула и вскочила с коленей Ганна. Вокруг был высокогорный лес Рашемена, присыпанный тонким слоем снега. Снег сыпался с низких небес, пряча их следы, укрывая плечи стылым покрывалом. И оседал на куске маски с древней, почти выцветшей сине-зеленой росписью, который был зажат в ее ладони.