опять метель

монеточка — «селфхарм»

ася кравчук — «тримай»

* * *

— Череватый, прости господи, ты что ли? — восклицает Кислицин где-то за спиной, выводя Илью из ступора. — Ты бы поменьше у господа прощения просил, — закатывает глаза Влад, тут же разворачиваясь и падая обратно на диван. Остальные следуют его примеру — не всё ж на пороге комнаты стоять, в ногах правды нет, как говорится. — Так вы знакомы? — Марьян, ну ты прям экстрасенс, — сарказма у Влада не занимать, и девушка на это лишь улыбается, безмолвно соглашаясь. — Учились с этим припизднутым в одной школе — добре, шо не в одном классе, он же, на удивление, старше меня. Швидко же ты по съебам дал, — поднимает взгляд на Кислицина — на Илью будто вовсе не обращая внимания, — як только жареным запахло, — улыбается. Дьявольская улыбка. «Раньше была другая», — всплывает в голове Ларионова. Тут же чувствует на себе взгляд, но глаза поднять не решается. Кислицин после слов парня свой взгляд тоже отводит, но лишь на пару секунд, затем возвращаясь к диалогу. — Не думаешь, что конфликты лучше оставить в прошлом? — протягивает руку. — Нахуй твоё прошлое пусть идёт, — в голосе Влада появляется не свойственная ему хрипотца. — «Де ж я так накосячил, что жизнь снова заставила меня лицезреть твой ебальник?..» — а это проносится уже в мыслях. — Влад, а с Ильёй?.. — Нет. Как отрезал. Даже не даёт Марьяне закончить вопрос, снова хватаясь за свой блокнот, открывая его на рандомной странице и начиная что-то черкать. А Илья на другое и не рассчитывал. Сейчас лишь безмолвно даёт Андрею — недоумение на его лице забавляет — понять, что не стоит продолжать этот разговор. Нет, так нет. Напряжение в комнате ощутимо нарастает. Кажется, Илье стоило прислушаться к знакам и ни за что не ехать сюда. Или судьба решила всё за них? — Ребят, клубнику кто-нибудь хочет? — вошедший в гостиную Олег не сразу понимает, что происходит. — А… вы чего такие притихшие? Кто-то умер или мент родился? Разрядить обстановку получается с первого раза, удержаться от смешка не может даже Череватый, оторвавшийся помимо этого от блокнота, как только на стол приземлилась тарелка с ягодами — предусмотрено порезанными на кусочки его благоверным другом. Вместе с Романовой берёт на пробу несколько штук. — Ты где её такую ахуенную в декабре откопал? Или у этой бабки тут огород за домом круглогодичный? — Марьяна недоумённо смотрит на Шепса. — У Деда Мороза попросил. В отличие от некоторых, себя в этом году хорошо вёл. — Привет деду Александру передай, — усмехается Влад, прекрасно зная, где Шепс взял ягоду — у старшего брата: тот круглый год растит в теплицах свои ягоды. Вот кто-то марихуанку выращивает, а этот старый, соответствуя возрасту, всё на грядках да с тяпкой. А Илья понимает, что безмолвно сидеть — словно отшибленный — не собирается. Он тоже умеет непринуждённые диалоги вести. — Что, Владислав, клубничку любите? Очень непринуждённо. А у самого руки непроизвольно к ягоде тянутся, подцепляя пару кусочков. Лишь на секунду соприкасаясь кончиками пальцев с чужими. «Это ты, это я, между нами молния», — в голове Влада дружбан живёт своей жизнью, и Череватому остаётся лишь мысленно послать его обычным: «Толя, иди к чёрту», получая в ответ: «Далеко уходить всё равно не придётся». А следом окаянный решает довести его одной только фразой: «Я же тебя предупреждал». — А вы, Илья, признайтесь, — теперь уже смотрит прямо в глаза, — за «Динамо» болеете, да? Как-то вокруг всё сразу резко замолкает, даже паук в левом верхнем углу комнаты отвлекается от пожирания мухи, чтобы посмотреть за дальнейшим развитием событий. Марьяна, как ни в чем не бывало, что-то печатает в телефоне, Кислицин, понимая весь масштаб трагедии, спрашивает у Шепса, где в доме уборная, и сматывается. А Олег только сейчас осознаёт, что происходит с его другом. Даже уточнять не собирается, факты сопоставлять он умеет — как вот только сразу не понял? Это ведь тот самый Илюшка. Они с Владом знакомы почти восемь лет, тот ему успел рассказать о себе буквально всё, на удивление, ещё за первый год дружбы. Череватый доверился Олегу практически сразу — это, наверное, сыграло роль и в дальнейшем развитии как их отношений, так и всего остального в принципе. Шепс садится рядом с Владом, откидываясь на спинку дивана, и устремляет свой взгляд на Ларионова. — Илья, действительно любишь спорт? — непринуждённо улыбается, вскидывая брови. — Эм. Я не… — Ой, Илья, а давайте я угадаю, раз уж меня на сегодня окрестили экстрасенсом… — Марьяна, кажется, единственная из присутствующих не понимает ничего из происходящего, но чувствует — если сейчас не вмешается, то эти чёрты сожгут весь дом одними только фразами и взглядами. И тогда осинового кола им не избежать. — Раз «Динамо», то, наверное, футбол… — задумывается. — Нет! Хоккей, да? Минск или Питер? Мне вот Минский больше по душе… — А он за Питерский наверняка, — не успокаивается Влад. — Верно говорю, Илья? Любите хоккей? Там же у игроков одна задача. Они мастера своего дела. Красиво бросают.

* * *

Влад почему-то думал, что Илья будет последним, кто предаст его. Кто бросит. Что они подружатся, понимает с их первой встречи, когда Ларионов — десятиклассник, авторитет — шлёт куда подальше борзого восьмиклассника — хотя тот на свой возраст не смахивает, скорее кажется ровесником Ильи, — после его просьбы поделиться сигареткой, и лишь усмехается услышанному: «Шо, жалко, чи шо?» Сигаретой всё-таки не делится, но Череватый понимает: тот не жмотяра, просто из тех самых мушкетёров «я курю, а тебе не дам» — что он там не даст, это вопрос не первой важности, — и это лишь подогревает интерес Влада. Он будто бы специально — а это действительно так — маячит у Ларионова перед глазами при каждом удобном моменте: то на перемене, проходя мимо, окликнет с громким: «Здарова, Илюшка» — перед одноклассниками выпендриться всегда мастак, не все же со «старшаками» дружбу водят, — то за гаражами опять доебётся и выпросит-таки сигаретку, то напросится после уроков вместе дойти до дома — оказывается, они не знали друг друга раньше, живя в соседних подъездах. Со временем Ларионов привыкает к этому бесу кареглазому, чахнет без его компании — да и не против неё вовсе. Понимает прекрасно — тот не отвяжется уже. Знакомит Влада со своим другом Андреем Кислициным — тот не с Ильёй, а в параллели учится, но это не мешает им всё свободное от учёбы время вместе находиться. И Влада это злит. Конечно злит, ведь в кои-то веки у него такой друг заебенский появился, а тут какой-то полулысый — в свои-то шестнадцать — Андрей, оказывается, существует. А Кислицин сразу к Череватому с сомнением относиться начинает. Влад это видит, но париться даже не собирается — хуй ему. Вот только не учитывает того факта, что Андрюшка-то той ещё мразью оказывается. Только и Влад не из простых — отпор даёт достойный. Да такой, что у Кислицина потом только пятки сверкают, когда он посреди учебного года переводится — в другой город. Ларионов узнаёт о переезде друга постфактум, из сообщения в мессенджере, буквально через пару дней, а потом рассказывает об этом Череватому. Конечно Влад не рассчитывал, что крыса эта перестанет с Ильёй общаться, но ему хватало уверенности в том, что тот ничего расскажет, а будет придерживаться «официальной» версии произошедшего. Поэтому он прилагает всё своё актёрское мастерство, читая показанное ему сообщение, и не забывает поддержать Ларионова, пытаясь вложить в эти слова хоть каплю искренности: «Вы ведь не прекращаете общение, це не конец света, он не улетел на Марс, всё заебись, друг, живём».

я пахну как селфхарм, пахну как очень плохой план

пахну детской травмой и истериками до утра

Как-то пролетает год, дружба их крепчает. И только спустя всё это время Влад рассказывает Илье, какой пиздец у него дома творится. Что отец пьёт, что руку поднять на жену и сына для него как два пальца… Что мать лишь терпит, то и дело заявляя сыну, что мужа любит, что это Влад сволочь такая неблагодарная, что они для него всё… Илья ещё долго от шока отходит, осознавая, как раньше не замечал ничего — у Влада ведь и синяки, и вечно дёрганный он какой-то, и про семью до этого момента не рассказывал. В один из дней после очередного скандала дома Влад приходит к Ларионову с просьбой приютить, по возможности, его на пару дней. Тот и не думает отказывать, даже родителей не спрашивает, сразу уводя друга в свою комнату. В итоге это повторяется чаще и чаще, превращается в постоянные ночёвки. Родители Ильи возражений своих не высказывают — те буквально божьи одуванчики, понимающие, добрые, да и коннект с ними у Влада налаживается с первого же разговора. С тех пор Череватый становится практически членом семьи Ларионовых, ночует у них чаще, чем дома — поначалу было неудобно, всё-таки не настолько он наглый, но через какое-то время несколько его футболок случайно появляются в шкафу у Ильи — Влад шутит, что они решили переехать, — а в ванной чудесным образом материализуется личная зубная щётка.

мой запах — это стопроцентный кортизол

я прячу чувства за клоунской маской, лол

я пахну ревностью и ненавистью, но

не бойся, накажу сам себя потом

Вскоре их компанию пополняет Лина — одноклассница Влада, с которой тот, оказывается, дружит класса с шестого — как дёрнул тогда за косичку, получив в ответ локтем в нос, так и закорешились. Вот только спустя какое-то время Череватый начинает жалеть о том, что Илью с ней познакомил. Не может смотреть на то, как он обнимает её, как смеётся с её шуток. Ларионов замечает нервозность друга, но не придаёт ей значения, списывая на усталость от учёбы и груза свалившихся на плечи подростков грядущих экзаменов, а девушка сразу понимает суть эмоций Череватого и лишь подпитывает его ревность, иногда усмехаясь в своих мыслях забавному выражению лица этого невдуплёныша — он же явно ещё не осознал свои чувства… Через какое-то время парень понимает, что ведёт себя как дурак. Мягко говоря. У Лины ведь Юрчик есть, они с ним как попугаи-неразлучники, только тот не особо жалует компанию Череватого, оттого и не гуляет с ними.

пахну как ток, как «не подходи — убьёт»

С того момента Влад сам себя перестаёт узнавать, не понимает своих эмоций. И в итоге слишком замыкается в себе, да и в принципе не ощущает себя собой — с Ильёй начинает меньше времени проводить, чаще не в шутку шлёт его куда подальше, а потом долго корит себя за это.

я пахну как боязнь смотреть тебе в глаза

как много лет искать слова, но так и не сказать

Заглушает эту моральную боль. Режет. Рёбра, щиколотки, а потом и до запястий доходит — приходится скрывать их за часами и браслетами. Иногда понимает, что перебарщивает — то по старым шрамам начинает проходиться, то кровь еле остановит — та будто бы намекает, что уже заебала сворачиваться, — то желание нагрянет неожиданно, когда под рукой даже антисептика не оказывается, но зато лезвие — всегда. Это становится зависимостью, не иначе. Вот только остановиться он уже не в силах. А потом в башке что-то щёлкает, когда они с Ильёй в очередной раз ссорятся. Тот уходит на балкон, хлопая дверью комнаты. А через несколько минут возвращается обратно, замечает Влада всё на том же месте, не сдвинувшегося ни на шаг, лишь опустившего голову, и обнимает его. Крепко-крепко. Понимает, что разговорами ничего не добьётся, только действиями, оттого и продолжает сжимать в объятиях, пока не чувствует, как чужие руки обнимают в ответ. А через пару месяцев Влад понимает — от себя не убежишь. Осознаёт наконец. И не стыдится своих чувств. Ему просто больно от того, что у них нет будущего. Он попытается жить хотя бы настоящим.

* * *

Илья не замечает, в какой момент комната пустеет: сначала сваливает Андрей, потом, после обмена саркастичными фразами, ничего не понимающая Марьяна уходит на кухню, чтобы продолжить незаконченное Шепсом — а тот как раз остаётся сидеть рядом с Владом, моментами поглядывая в сторону Ильи. Отмирая, Ларионов тянется в карман за телефоном, ощущая исходящую от него вибрацию уведомления. Открывает телеграмм, замечая десятки сообщений от Оли. Сейчас он для самого себя покажется сволочью за такие мысли, но не до неё совершенно — ответит потом. — Олег, а вы тоже музыкант? — поднимет взгляд на парня. — Не совсем. Вообще стример, уже несколько лет как — мы с Владом благодаря этому и познакомились. Но я ни на чём не играю, в отличие от него, только пою, — встречается взглядом с Череватым, закатывая глаза. — Ладно, мы поём, — замечая недоумённое выражение лица Ильи, решает рассказать — тот, видимо, жизнью Влада все эти годы не интересовался совсем. — У нас типо… группа, что ли. Ну, мы вдвоём. Выступаем частенько в клубах. Влад тексты песен пишет и музыку — с ней я иногда помогаю даже. А, ну ещё этот виртуоз конечно же играет сам, он со своей гитарой чуть ли не спит, — получает от друга тычок локтем в бок и лишь усмехается. — Короче, он в наших кругах звёздочка. По взгляду напротив понимает, что Ларионов о талантах Влада ни сном, ни духом — неужели ещё со школы ничего не знал? Тут же забивает на эти мысли хер, ему в принципе не так это важно, просто весьма удивительно. — Он вообще постоянно песни пишет. Ну, тексты… — продолжает Шепс, кидая взгляд на блокнот. — Кстати, дай посмотрю, что ты там сегодня так яростно записывал, — берёт его со столика. — Чего это я всё за тебя рассказываю, давай-ка сам, а то у нашего гостя наверное складывается ощущение, что ты немой… — Не твой, — шутит Влад, тут же заходясь в приступе смеха — Олег знает, как его взбодрить. А у Ильи только одна мысль во время разговора в голове всплывает, всего лишь сарказм, не более: «А я вам не мешаю?» — Та шо рассказывать, ну, пишу тексты, продаю потом определённым людям, а те продают ще некоторым людям, только за бо́льшую цену, а эти «некоторые люди» потом числятся як авторы цих песен. — А почему не работаете с артистами напрямую? — а вот сейчас Илье действительно интересно, поэтому приходится держать лицо и невозмутимо поддерживать диалог. — К чему такие сложные схемы? — Не хочу, щоб моё имя везде светилося, — продолжая разговор, Влад, по-прежнему держа в руках гитару, неосознанно водит пальцами по струнам. — Та мне и не жалко, чого. Деньги я с этого всё равно имею неплохие, а остальное не так важно. Я этих текстов в тиждень штук пять написать могу, от вдохновения зависит. А они там всё равно частенько подправляют их, як кому подобается. Мне оттого не горячо, не холодно. Все самые важные тексты я оставляю для наших с Олегом песен, — отрывает взгляд от грифа гитары, переводя его на свой блокнот в руках Шепса, далее обращаясь уже к нему: — Ну, як тебе? Илья понимает, что его сейчас очень грамотно сливают с диалога, но навязываться и не собирается. Поднимается с дивана и идёт в сторону кухни. Лучше посидит там с Марьяной, поближе познакомится, поговорит. Всяко приятнее нынешней компании. — Я смотрю, у тебя сегодня текст под стать настроению? — спрашивает Олег, как только Ларионов уходит. — Это из-за него? — Да це всё Толя, блять. С самого ранку мне намекал, представляешь? — усмехается. — Сначала намёками отдалёнными, а потом всё конкретнее и конкретнее. Ось и навеяло… — Навеяло… Я заметил. Особенно по слову «селфхарм» в первой же строчке, — качает головой. — Продашь? — Естественно, спрашиваешь ще… — Я сейчас, Влад, в ахуе нахожусь таком… Не представляю, как ты держишься, если честно, — кладёт руку на плечо друга. — Надо отвлечься. Давай над вчерашней песней поработаем немного? Хули ещё делать. А эту ты… потом допишешь…

* * *

а ты пахнешь как спокойствие, как в голове тишина

Когда Ларионов заканчивает одиннадцатый класс, Влад лишь поздравляет его ёмким «отмучился» и рассказывает, что сам думает остаться в школе ещё на два года, просто потому что понятия не имеет, чего от жизни хочет. Всегда успеется. Илья поступает на лингвиста, как и хотел, но остаётся в Москве — хоть всегда и мечтал жить в Питере, думал поступать в тамошний университет; даже Владу это не рассказывал. Можно ли сказать, что друг — одна из причин его «не уезда»? Возможно.

ты ромашковый чай и покой

Рассматривая студенческий друга, Череватый сначала задумывается, а потом громко смеётся на всю детскую площадку — на качелях которой они сидят — и не удерживается от комментария: «Уметь пользоваться языком, Илюш, це определённо полезный навык». После чего на весь двор раздаётся смех уже обоих.

я пахну как отстой, но я умоляю тебя, постой

многого не попрошу, у меня запрос простой

пожалуйста, позволь залечь на тебя пластом

Первый переломный момент настаёт спустя полтора года — Череватый уже заканчивает школу, проходя последний рубеж в виде одиннадцатого класса и подготовки к выпускным экзаменам, а Ларионов доживает второй курс универа. Он замечает шрамы Влада. Даже не на запястьях — казалось бы, самом видном месте, — а на рёбрах. Просто Ларионов слишком не вовремя заходит в комнату, когда Череватый переодевается. Тому приходится врать, что шрамы старые, что это всё из-за родителей, что сейчас он не селфхармится. А в мыслях думает только о том, что за чёрт его побрал именно в тот момент решить поменять футболку, ведь раньше всегда старался переодеваться только в ванне или когда дома вообще никого не было. Слишком долго они лежат и разговаривают ни о чём. В итоге обычный, с виду, разговор заходит не туда — Влада будто бы прорывает. Пусть и юлит, как может, но пытается донести то, насколько ему плохо. Он так и остаётся лежать на кровати, утыкаясь Илье в плечо — футболка постепенно пропитывается слезами, — а тот в свою очередь слегка приобнимает его, поддерживая. Этой ночью Илья не спит, обдумывая слова друга. Чувствует, что Влад соврал ему. Соврал о причине его состояния.

угомониться бы в твоих безмятежных руках

но я пахну как страх, как сбежать впопыхах

как среди ночи будить, в слезах поговорить

Второй переломный момент — точнее, разлом — наступает через несколько недель. После тех откровений всё будто бы становится как прежде, но при этом Влад снова начинает отстраняться, а потом и вовсе заявляет, что ему нужно домой вернуться. Домой. Туда, где он не появлялся долгое время. Уже через неделю Илью будит звонок посреди ночи, а голос по ту сторону трубки просит — нет, умоляет — забрать его. Этот хриплый голос, прерывающийся на шумные вдохи, заставляет Ларионова подорваться с кровати и направиться в соседний подъезд. Обнаруживает друга возле его квартиры, тот сидит на ступеньке и, конечно же, курит — хотя по факту сигарета уже истлела до фильтра и сейчас лишь обжигает пальцы. Яркий синяк на скуле, разбитая губа и рассеченная бровь говорят всё за себя, а помимо этого Илья видит, как тяжело Владу подняться на ноги, как он рефлекторно прикасается к рёбрам и шипит от боли. — Влад, какого чёрта ты вообще попёрся домой? — негодует старший, уже сидя на кровати в своей комнате и обрабатывая перекисью кровоточащие раны. — Поднимай футболку, я прекрасно понимаю, что увижу там, — не просит — приказывает. Честно говоря, он не думал увидеть там несколько более старых синяков. Означает это одно — отец не раз избивал Влада в течение этой недели. А тот терпел до последнего, не звонил. Почему? А через секунду внимание Ильи привлекают порезы. Да, он их видит не в первый раз. Но сейчас они кажутся… свежими? Кожа вокруг них будто слегка покрасневшая, припухшая. Он протягивает руку и прикасается к ним, ведёт выше, к следующим, а затем поднимает взгляд. А Влада током прошибает, он только и может, что смотреть на Илью, еле сдерживаясь. — Влад… Зачем?

як тобі сказати без тебе не можу спати

i місяць по кімнаті розкинув сатин

— Больно… — сам не узнаёт свой голос — тот хрипит. — Знаешь, будто в сердце дыра какая-то, будто не заткнуть её ничем. Як ножом из раза в раз… Илья только сейчас понимает, почему Влад домой попёрся — снова решил заглушить моральную боль физически, только теперь другим способом. Чёртов любитель острых ощущений. Обещал же Илье. Но в итоге всё равно не смог. Ларионов находит в аптечке мазь, начиная наносить её на синяки, проводя по рёбрам, пытаясь не сильно давить, не причинять боль. — Илья, мне дуже погано… — Тебе нужно рентген сделать, у тебя точно рёбра сломаны, — он бегает взглядом по телу парня, по его лицу, перемещая руку теперь уже на скулу, нанося мазь и на неё. — Нет… Я не о той боли… — он закрывает глаза, наслаждаясь прикосновениями. Когда Илья заканчивает оказывать — максимально возможную на данный момент — первую помощь, пытается понять, как правильно в дальнейшем построить разговор, о чём вообще говорить. Но, кажется, Влад решает это за него. — Поговорить нам нужно, Илюшка, — даже находит в себе силы улыбнуться. Тянется в карман за сигаретами, достаёт одну и закуривает прямо в комнате — уже дело привычное. Выдыхает. — Я уже со счету сбился, сколько лет живу с этим… Года… три?.. — действительно задумывается, трёт подбородок — признак того, что нервничает. Уж это Илья знает наверняка. А потом поднимает взгляд и улыбается. — Ларионов, ось знаешь, надо было це намного раньше сделать, шоб ты меня сразу нахуй послал…

очі тобі зав’яжу і серце своє покажу

тобі про все розкажу з настільних картин

Сначала накрывает глаза Ильи ладонью правой руки — в пальцах левой продолжая держать практически истлевшую сигарету, — а тот неосознанно тянется к чужому запястью, сжимая его, но не отстраняя. Делает очередную затяжку и на выдохе тянется вперёд. Целует. Слегка сминает чужие губы, не напирая. Боится сделать что-то не так, боится напугать. А Илья не сдерживается и сам подаётся вперёд, отвечая, поддерживая это безумие.

тримай мене міцно, одною рукою

так сильно і ніжно вбивай мене

віддай мені муку, своїми руками

моїми губами лікуй, лікуй, себе

— Прости… — оторвавшись, Влад поднимает взгляд и улыбается. — Мне потрибно было… — смеётся, мотая головой. — Ось только без банальностей, я просто уйду, — тянется к пепельнице на подоконнике, шипя от боли, и тушит сигарету. — Дякую за помощь. — Влад… Смотрит совершенно ошарашенно. Нет, это не от неожиданности. В очередной раз он поражается смелости этого парня. Тот смог даже в таком состоянии сделать то, на что Ларионов не мог решиться, возможно, столько же, сколько и Влад. Какой же он идиот… Он продолжает удерживать его за запястье, не желая отпускать. Понимает, что если отпустит сейчас — ничем хорошим это не кончится. Влада он терять не хочет. Так же, как и не хочет портить им обоим жизнь, как и не хочет давать ложную надежду — в себе-то он по-прежнему не разобрался. Не хочет делать ему больнее. На самом деле, так больно, как сейчас, Владу не было никогда. Илья отводит взгляд, часто моргая. Отлично, этот мальчишка довёл его до слёз.

бо як же тобі порвати, — тi в серці сліди

чи чуєш, як страшно мені у полоні

— Не боись ты, не домой я и не резаться, — снова смеётся, поднимаясь с кровати и вырывая руку из чужой хватки — трактует замешательство Ларионова по-своему. — Влад, — Илья поднимается вслед за другом и встаёт напротив, преграждая путь к двери. Удерживает лицо напротив в своих ладонях и смотрит прямо в глаза, не в силах отвести взгляд.

як в твоїх долонях, нема так ніде

Сначала Влад думает, что ему кажется, что это просто отсвечивает долбанный фонарь с улицы, а потом понимает, что это реальность — в глазах Ильи скапливаются… слёзы? Сердце парня пропускает удар в ложной надежде. — Мне тебе тоже нужно кое-что рассказать. Надо было раньше. Сейчас точно не самый лучший момент, но не сделай я это сейчас — не хватит смелости потом, — произносит эти слова, а сам внутри не верит, что прямо сейчас собирается сказать. Что прямо сейчас собирается разрушить абсолютно всё. — Влад, я уезжаю…

i крила так важко розправити пташці,

коли бідолашку погубить любов