Пособие по некРомантике для начинающих

"Tenderest touch leaves the darkest of marks,

And the kindest of kisses break the hardest of hearts" Florence + The Machine

      Доброта. Вещь, для Ворона неизвестная. О какой доброте может вообще идти речь, когда ещё дети режут друг друга, сражаясь за то, чтобы вырвать у другого право на столь желанное имя? Когда вся жизнь лишь череда убийств, тянущихся в бесконечность. Звон стали, вонзающейся в твоё тело, блеск монет, что падают в чьи-то чужие ладони, а всё, что остаётся тебе – латать раны и радоваться, что это задание тебя не прикончило. Смыкая металл оков у тебя на запястьях и шее, Вороны учат привыкать к постоянной их тяжести. И ты привыкаешь – не рваться вперёд, чтобы не тянуть поводок до боли, не задушить самого себя. Запираешь засовы на сердце, чтобы чужое горе не трогало. Вороны знают выгоду, цели, контракты, договорённости – не доброту.       Ноа думала, что у Дозорных Скорби действует тот же принцип. Она всегда ждала худшего, ориентируясь только на то, что сама испытала и видела. И оттого доброта Волькарина сбила с толку. Оглушила. Заставила сомневаться и плутать, словно по беспросветным сумеркам. И ощущалась чем-то неправильным. У неё ушло немало времени, чтобы привыкнуть, перестать считать, что она крадёт эту доброту у того, кто её больше достоин. Ей казалось странным, что где-то в мире ещё существует что-то настолько искреннее и чистое. Что-то, что де Рива будет защищать до своего последнего вздоха.       Эммрик относился с одинаковым почтением к живым и к мёртвым, не принимал благодарности, словно такое поведение – протянуть руку, помочь, подсказать – нечто само собой разумеющееся. Наверняка он и сам не заметил, как стал перебирать отмычки к чужим сердцам, умудряясь со временем отыскать для каждого подходящую. Ключом к Ноа оказалась та самая доброта. Уважение, понимание, интерес. Так мало нужно было для того, чтобы отпереть замок на сердце с её именем.       Она старалась, правда. Старалась не пускать его, не позволить задержаться дольше необходимого. Проверяла засовы, крепко держалась за свои цепи – так страшно было отпустить их, открыться и понять, что ошиблась.       И конечно же, у неё ничего не вышло. Маг постучал, прежде чем ступить на порог – он всегда вежлив. Звякнул металл, распахнулась приглашающе под его рукой дверь. Эммрик приглашение принял и остался вовсе не на правах гостя.       Когда эльфийка впервые услышала обращённое к ней "дорогая", то подумала, что сходит с ума. Но некромант ведь не только де Риву так называл. И он открывает душу не только ей, полагается не только на неё. Нет ничего, что он мог бы доверить лишь её рукам.       Мысль неприятно кольнула сердце: она не особенная. Эммрик ко всем относится так, с приветливым пониманием. С деликатной внимательностью. Видит Создатель, он делал это без какого-либо умысла. Волькарин поступал так со всеми, и оттого сложно было понять, кто же для него особенно дорог.       Так ей казалось сначала. Ослеплённые непривычным сиянием глаза отказывались различать оттенки. Когда она привыкла к свету его доброты, то научилась видеть и разницу.       "Дорогая Беллара" – лёгким менторским тоном дружелюбного учителя, обращающегося к ученику. Одобрение и радость от поистине неуёмной тяги к знаниям другого. Знаниям, которыми морталитаси всегда был рад поделиться.       "Дорогой Луканис" – вздыхая, с небольшим оттенком усталости в голосе. Знак того, что разговор свернул в не очень приятное русло. Мастер любил рассказывать Эммрику истории из своей работы. Обязательно те, в которых он выполнял контракты на магов. Со всеми подробностями.       "Дорогая моя" – мягко и ласково. Иногда с гордостью. Касание к ладони, почти незаметное, нежность в словах, жестах и взгляде. Столь тёплое обращение доставалось другим мимолётно, никогда не задерживаясь рядом с их именами.       Её же он называл так всегда.

***

      Быстро шмыгнув, Ноа скрывается в тени здания. Людей здесь нет, нет и необходимости прятаться. Это просто привычка, как и осторожно заглядывать за углы прежде, чем войти в комнату. Дав знак Ворону за её плечом, что всё чисто, она сворачивает на соседнюю улицу – и утыкается прямиком во враждебный отряд. Из воздуха они появились, что ли?       Кляня противников перед собой последними словами, де Рива извлекает кинжалы из ножен. Теперь подколок со стороны мастера касательно уровня собственного внимания ей точно не избежать.       Два разбойника и чародей за кучу совместных вылазок научились действовать весьма слаженно. Чисто и быстро, они все профессионалы в конце концов. Стряхнув кровь с кромки клинка, Ноа продолжает прерванный путь. Впрочем, недолго.       Останавливаясь перед дубовой дверью, она замирает. В неверном свете догорающего дня блестело железо. Замок. Проклятье.       Мысленно перебрав все известные ей ругательства, разбойница постаралась вздохнуть как можно незаметнее, косясь на стоящего за её плечом Делламорте. Было видно сразу, что Ворон понятия не имел, как вскрывать замки. Впрочем, она тоже – жертвы обычно сами приглашали её на порог. Ноа прекрасно варила яды, играла в карты, могла ловко свистнуть практически любую вещицу прямо из-под носа владельца, но взлом? Увольте. Человек не может быть хорош во всём одновременно.       Шаря по карманам, она тянула время, отчаянно ища другие варианты. В обход? Долго. Назад? Глупо. Подставлять мастера, прося его открыть дверь, она не станет. Проверяя последний отдел в своей сумке, эльфийка уже приготовилась стойко встретить свою позорную участь, когда из-за спины вдруг раздалось: "позвольте мне, дорогая".       Изящно взмахнув рукой, Эммрик зажёг танцующие в воздухе зелёные искры, что переливались и таяли, превращаясь в лёгкий дымок. Заворожённо проводив взглядом огоньки, разбойница тихо выдохнула. Так же красиво, как и в первый раз.       Труп ближайшего к ним противника выгнулся дугой, вставая на ноги. Дозорный щёлкнул пальцами, накладывая взрывное проклятие и отступил подальше. Переглянувшись, мастер Луканис и Ноа сделали то же самое. Мёртвое тело с разбегу врезалось в дверь, что страдальчески хрустнула в предсмертной агонии, превращаясь в кучку обломков, запачканных кровью. Некромант первым переступил через остатки несчастной двери, подавая де Риве руку. Опираясь на его ладонь, женщина запрыгнула следом. Последним заходит и Делламорте. Вороны обмениваются полными не особо скрытого облегчения взглядами. Конечно, тот факт, что маг умеет вскрывать запертое лучше двух разбойников несколько удручает, но они оба готовы с этим мириться.       Эльфийка обернулась, чтобы в последний раз смерить взором, в котором даже был намёк на сострадание, бедную и уж точно не заслужившую такой участи дверь. В слабом свете тускло блестел искорёженный металл.       Слава Создателю, что замок к её сердцу Волькарин взломал несколько более утончённо.