Пособие по некРомантике для начинающих

"And the heart is hard to translate,

It has a language of it's own,

It talks and tongues and quiet sighs

And prayers and proclamations,

In the grand days of great men and the smallest of gestures,

In short shallow gasps."

Florence + The Machine - All this and Heaven too

      "Милый"... Нет, не то. "Любовь моя" – слишком слащаво и оставляет неприятный привкус на языке. "Дорогой" звучит так, будто они старая семейная пара. Ух. Да почто же так сложно?!       Откинувшись на спинку софы, Ноа провожает задумчивым взглядом рыб, плавающих по ту сторону стекла. Нет, она знала конечно, что слова её не особо-то любят, но надеялась, что хотя бы раз в жизни, в чём-то важном они решат пойти ей навстречу.       Вот уж кто точно является любимцем искусства словесности, так это неваррский профессор. Эммрик на хорошие слова не скупился, у него всё это выходит легко и до боли просто. Словно не в первый раз. Наверняка не в первый раз, фыркает разбойница, вспоминая случайно услышанную беседу про орлесианскую даму, занимающуюся выставкой картин. И не только про неё. Нет ничего удивительно в том, что у такого красивого мужчины было много партнёров. Однако это всё прошлое, а его настоящее Ворон заграбастала в свои очень цепкие руки, и ни за что на свете не отдаст никому.       Её любовь, её опора, островок спокойствия и уверенности, свет маяка в непроглядную бурю. И где только де Рива набрала столько лирики? Несомненно, это всё вина одного мага из Дозора Скорби. Ради него она всегда старалась тщательнее подбирать слова. И потому сейчас мучилась.       Женщина совсем не изящно сползла вниз по спинке, практически легла, продолжая упираться ногами в пол и держалась в таком не очень удобном положении только благодаря какому-то чуду. Разглядывая синеватую бездну за стеклом аквариума, она прислушивается к себе, пытаясь понять, что подсказывало ей сердце. Сердце...       — Mi corazón, – произносит она негромко, проверяя, какой привкус эти два слова оставляют на губах. Неуклюже. Неуместно. Не то. Снова. Ну почему, когда это особенно нужно, все правильные слова в мире словно бы исчезают куда-то, будто и не существовало их никогда?       Mi amor, mi vida, cariño mío. Вертя и рассматривая со всех сторон пришедшие в голову выражения, Ноа никак не может подобрать чего-то подходящего. Чего-то достаточного всеобъемлющего, что вместит в себя всё то, что она чувствует. Но Ворон ведь не только один антиванский знает.       Старательно перебирая оставшееся в памяти, разбойница ищет, только всё без толку. Её познания эльфийского ограничивались парой фраз, что она слышала в детстве и в их достоверности и переводе Ноа не всегда уверена. Ей нужен тот, кто с элвен вырос, знает не понаслышке. Ей нужен долиец.       — Беллара, – прислонившись к столу, женщина складывает на груди руки, — а ты знаешь какие-нибудь слова на эльфийском? Такие чтобы, ну... показать привязанность.       Роясь в груде каких-то странных маленьких деталей, Лютейр кивает.       — Да, а зачем… Ой, – тихо охнув, эльфийка приложила ладони к губам, а её широко распахнутые глаза отыскали лицо Ворона. — Тебе для профессора?       — Беллара, – тон чуть ниже, с плохо скрытой угрозой. Вредить ей де Рива не станет, но кто это поймёт.       — Прости, прости, не моё дело. Так… ну, есть emma lath, "моя любовь", о, и vhenan'ara, "желание сердца"…       Спустя минут десять вышла она от Лютейр с целым листом заметок, взятом у Странницы. Пересмотрела тонкие строчки вновь, пробуя на вкус звуки. Они непривычны, царапают язык и губы, когда женщина пытается их произнести.       Ещё. Ей нужно знать ещё.       — Da`mi, – отвечает ей Даврин на тот же вопрос. — "Короткий клинок". Не знаю правда, насколько его клинок короткий, это надо у тебя спрашивать.       — Иди ты, – фыркает она беззлобно, толкая Стража в плечо. — У Тааш таких шуточек понабрался?       — Обижаешь. Эта моего собственного сочинения. – Хмыкнув, эльф проводит ножом по бруску, снимая ещё одну стружку. — А зачем ты вообще спрашиваешь? Про элвен, не про шутки.       — Просто Эммрик меня всегда называет… ну, ты в курсе. Я тоже так хочу.       — Тебе-то зачем? У него возраст уже солидный, может, он просто имя твоё забыл, вот и отмазывается прозвищами.       — Не ёрничай. Никто из вас меня не зовёт по имени.       Мужчина слегка постукивает краем ножа по дереву.       — А оно вообще есть?       Демонстративно закатывая глаза, она складывает на груди руки.       — Сам себе противоречишь, умник. Продолжишь паясничать или может ещё что полезное предложишь?       — Предложу. Скажи Эммрику, чтобы звал тебя emm'asha.       — Нет уж.       — Ты даже не знаешь, что это значит.       — Но я знаю тебя. Вряд ли это нечто хорошее. Или хотя бы приличное.       — Вам в ваших играх нужно что-то приличное?       — Даврин, – де Рива задумчиво крутит в руках одну из резных фигурок, что она взяла со стола. — Ещё одно слово и эта деревяшка полетит тебе в голову. А она попадёт в цель, я не только ножи хорошо метаю.       Не услышав ответа, женщина оборачивается.       — Чего замолчал?       — Ты же сама сказала "ещё одно слово".       Ноа всё же кидает в него фигурку, которую Страж ловко ловит до того, как та соприкоснулась бы полированным боком с его лицом. Но конечно же разбойница не злится всерьёз.       Позже Даврин всё же говорит ей ещё несколько слов, часть из них Ворон уже слышала от Беллары. И все они звучат не так, как нужно, не ощущаются правильно. Если в её собственных языках нет ничего подходящего, то может найдётся в его?       А вот тут есть проблема. Не спрашивать же ей у Эммрика? А других неварранцев, кроме него, поблизости Ноа не наблюдает. Да и обращаться с подобным вопросом к Дозорным кажется ей несколько неподобающим. Возможно, получится отыскать где словарик?       Ладно, пожалуй, она отложит таинства неварранского на потом.       — Amatus, – говорит Нэв, когда де Рива задаёт свой вопрос чародейке. — Или adore. Значение примерно одинаковое, "тот, кого я люблю".       — Durgakhan, – отряхивая ладони от возни с цветами, Хардинг поворачивается к ней. — "Родная земля". Только это больше к членам семьи относится. У нас не так уж и много слов для привязанности.       Всё это звучит красиво. Но всё равно не то.       Тааш, что составляет компанию Нитке в её комнате, вдруг коротко фыркает:       — Да не парься ты, зови как хочешь.       А как она хочет? Это вопрос хороший. И ответ на него эльфийка знает уже давно, просто самые очевидные вещи всегда сложно заметить, пока тебя в них носом не ткнут. "Милый", "любимый", ей не нужна эта шелуха. Нужно лишь его имя, что звучит на губах так, словно Ноа всегда должна была произносить только его. Может, оно так и есть.       Сбивчиво поблагодарив кунари, де Рива уходит, держа в своих руках единственно нужный и верный вариант. Остановившись на этом, женщина начинает экспериментировать с тоном. Осторожно и тихо – когда хочет о чём-то спросить. С отчаяньем и тревогой, когда блеск отравленного Скверной клинка Порождения мелькнул слишком уж близко к морталитаси. Вкрадчиво, нежно, с улыбкой. Эмоции она вкладывала каждый раз разные. Неизменным оставалось лишь чувство, что будил в ней каждый звук.       У него красивая фамилия. И имя тоже красивое. Мелодичное, плавное, мягкое как взгляд его глаз. Эммрик. Она произносит почти что неслышно, чувствуя звон последней буквы, замирающий в воздухе. Красивое имя. Не то, что её собственное.       Короткое, резкое, Ноа специально взяла себе такое. Прежнее, подаренное родителями, было длиннее, но это всё, что она помнит. То, что в Тревизо есть ещё одна женщина с таким именем, как у неё, одновременно обидно и забавно. Но это хорошее напоминание: она не особенная, таких как она много. Да и имя ей всё равно ни к чему, его заменили собою различные прозвища, их у разбойницы много. "Бестолочь", полученное в награду от мастера Вьяго, когда он только взял её в ученицы и Ноа напортачила с зельем – с тех пор Ворон всегда звал её так. "Пташка", которым шестнадцатилетнюю де Риву одарил её первый любовник. "Рук", Варриков подарок, что прилип к ней как кусок грязи к подошве. А ещё есть "убийца", "лгунья", "воровка". Если так подумать, то "Рук" не самая плохая из её кличек.       Но конечно же то, как к ней обращается Эммрик, намного, намного лучше. Может, когда-нибудь, в один день, вместо этого он произнесёт её имя – тем неизменно ласковым тоном, что берёг для неё. Но даже если и нет, она не расстроится.       Женщина приходит к некроманту в комнату – просто потому что может и хочет. Теперь ей не нужно выдумывать предлоги, чтобы оказаться поближе, провести рядом с ним пару лишних минут.       — Эммрик, – зовёт Ноа его и видит, как он тут же отвлекается от страниц манускрипта, что читал до её прихода.       — Да, душа моя?       Проклятье, ну почему у него это так хорошо получалось? "Душа моя". Что-то эфемерное, вечное, у чего нет цены и без чего человек жить не сможет. Какое интересное обращение. И такое… неваррское.       Морталитаси вновь окликает её, глядит с лёгким вопросом в глазах и чем дольше затягивается эта пауза, тем сильнее ей хочется хлопнуть себя ладонью по лбу. Сама же позвала, сама же стоит как дура, не в силах вспомнить, зачем.       — Вы обратились ко мне – ради беседы, я полагаю?       — Да, точно. – Она незаметно выдыхает. Некромант всегда приходил к ней на помощь, в бою или неловких попытках общения.       — И о чём бы вы желали побеседовать со мной?       — О чём угодно.       Придвигая ближе второй стул и садясь, Ноа смотрит на него, касается нежным взглядом лёгких морщинок у глаз, пробегается по линии скул и седеющим волосам. Как Эммрик всё же красив. Словно каждый слог его имени.       Негромко посмеиваясь, Волькарин закрывает книгу и даже не трудится заложить нужную ему страницу.       — Неужели вас совершенно не интересует тема?       — Я просто хочу вас послушать. Мне нравится ваш голос. – Следующее предложение де Рива произносит почти неслышно. — И то, как вы меня называете.       — В самом деле? – Маг чуть приподнимает брови, а затем одаряет её лёгкой улыбкой. — Не подумайте, разумеется я рассчитывал на то, что вы не будете возражать против подобного обращения. Однако получить подтверждение из ваших уст мне приятно.       — А вы бы сами хотели, ну... чтобы я звала вас так?       Надо же, кажется, у неё вышло его смутить, пусть и немного. Ну и отлично, теперь она не одна, кто волнуется от казалось бы простых жестов и слов, словно нет за плечами прожитых лет и прожитого опыта. А то даже как-то нечестно, что её душевное спокойствие и самообладание дают трещину раз за разом, пока он сам остаётся абсолютно невозмутим.       — Ох, я... Я полагал, вы не делаете подобного из каких-либо личных соображений.       — Так и есть. Я просто не вижу в этих прозвищах смысла. У вас имя красивое, Эммрик, – она застенчиво отворачивается и потому не замечает, как на губах чародея появилась мягкая, чуть смущённая улыбка. Как он отводит взгляд, словно бы набираясь для чего-то смелости.       — Я могу сказать то же о вашем, Ноа. Вы не обвините меня в фамильярности, если я стану произносить его чаще?       — Нет. – Женщина поправляет волосы, проводит рукой по лицу, стараясь спрятать за смазанным жестом румянец. — Конечно же нет.       Ноа. Собственное имя ещё никогда не ласкало слух так, как сейчас. Оно звучит так приятно в обрамлении его голоса.       Оно звучит правильно.