Шарлатан и шарлатанка

День тянулся бесконечно долго, и вечерний визит к Горташу Дайна снова пропустила. Во-первых, после леденящих кровь приключений в канализации она вернулась домой поздно и почти сразу рухнула спать, лишь титаническим усилием воли заставив себя сперва принять ванну. Во-вторых, не идти же на свидание после многочасовых скитаний по клоаке? Нет, если уж посещать эрцгерцога, то при полном параде, и если благоухать, то духами, а никак не зловонными миазмами! Правда, она подозревала, что Энверу-то как раз все равно: если она нравилась ему в пиратском гриме, намалеванном в театре на скорую руку, да и в наряде Воло не вызывала отвращения, то неказистую броню и промокшие сапоги он бы тоже как-нибудь пережил. Однако представать перед ним, да и вообще кем бы то ни было, в столь потрепанном виде Дайне совершенно не хотелось, так что она решила отложить визит и отправилась на Змеиную скалу вечером следующего дня, облачившись в шелковую рубаху с кружевной манишкой и лиловый бархатный сюртук, расшитый золотыми колокольчиками по обшлагам. Увы, оценить это великолепие было некому. Вместо Энвера на Змеиной скале ее встретил железный консул Нуфф, у которого один только вид кружев и колокольчиков вызывал, судя по закаменевшему лицу, сильнейшую изжогу. Глядя на Дайну с высоты своего великанского роста, он сухо сообщил, что сегодня его светлость эрцгерцог принимает посетителей в Высоком Зале. Дайна попросила — разумеется, очень вежливо! — ее туда сопроводить. Поскольку у Нуффа на этот случай имелись, видимо, особые распоряжения, ему ничего не оставалось, кроме как согласиться, и они вместе отправились в Верхний город. Исполинского телосложения полуорк с клыками в палец толщиной, Нуфф производил впечатление столь зловещее, что люди, завидев его, спешили перейти на другую сторону улицы или вовсе свернуть в переулок, но Дайна была не из пугливых. Подумаешь, бэйнит. Подумаешь, полуорк. Даже с таким можно найти общий язык! — Никогда не была в Верхнем городе, представляешь? — сказала она ему, когда они подошли к воротам. — Ну, только в Шири разок, на Дне урожая. Ты знаешь, что ривингтонцам даже в Нижний город просто так не попасть? Налог на вход. Три медяка, между прочим. Лицо Нуффа оставалось каменным. Явно рассчитывая побыстрее избавиться от своей спутницы, он ускорил шаг. Дайна припустила за ним. Пройдя через ворота, они очутились на широкой улице, по обе стороны которой за коваными оградами возвышались ухоженные особняки, увитые алым плющом. В детстве Верхний город и вправду казался Дайне местом обитания небожителей. Простых смертных тут не жаловали, особенно тех, что с рогами. Конечно, сейчас городская стража вела себя любезно, поскольку Дайна явилась в сопровождении Нуффа, и все-таки трудно было избавиться от ощущения, что им обоим — тифлингше и саблезубому бэйниту-полуорку — здесь не место. Улица была, несмотря на слякотную погоду, слишком чистой, вода в фонтанах — слишком прозрачной, цветы на клумбах — слишком свежими, а неторопливо прогуливающиеся от сквера к скверу прохожие — слишком напудренными. Тень угрозы, нависшей над Вратами Балдура, здесь почти не ощущалась; жизнь шла своим чередом. Дайна старалась не слишком вертеть головой, чтобы не производить впечатление пастушки, всю жизнь проведшей среди деревенских хибар, но получалось у нее плохо. Так вот где вырос Астарион, так вот где вырос Уилл! Разноцветные ставни особняков казались яркими, как расписные пряники. По лужайкам горделиво вышагивали, распушив хвосты, павлины, которых раньше ей доводилось видеть только в цирке. — А лорд Горташ тоже держит павлинов? — поинтересовалась она у Нуффа, вспомнив, как Энвер рассказывал ей, что у него есть дом в Верхнем городе — интересно, где именно и какой? — но Нуфф только гневно рыкнул в ее сторону, сверкнув оттопыренным клыком, и остаток пути они проделали в молчании. Когда-то, еще в эпоху Балдурана, когда город был в пять раз меньше нынешнего, Высокий Зал — еще не носивший, конечно, такого названия — считался главным бастионом Врат Балдура, о чем и поныне напоминали окружавшие его крепостные стены. Однако с тех пор прошли столетия, город разросся, бастион утратил прежнее значение, и его перестроили, превратив невзрачное сооружение в прекрасный дворец с высокими башнями, увенчанными остроконечными синими куполами. Теперь под крышей этого дворца решались судьбы города: собираясь здесь, премудрые герцоги и велеречивые патриары до хрипоты спорили о законах, налогах и о том, какую плитку положить на мостовых. Нуфф провел Дайну через небольшой сад, в котором еще цвели, несмотря на холода, поздние розы. Они поднялись по ступеням парадного входа и, миновав устланный белым мрамором холл, свернули налево, в северное крыло, где, как нехотя пояснил Нуфф, и находился рабочий кабинет новоиспеченного эрцгерцога. У входа, по обыкновению, дежурила охрана: еще несколько вооруженных до зубов бэйнитов в таких же, как у Нуффа, железных полумасках. Кинув на них настороженный взгляд, Дайна постучала, дождалась отрывистого «Войдите», толкнула резные створки и переступила порог. Развалившись в позолоченном кресле, Энвер читал какой-то потрепанный свиток, и ноги его — обутые, конечно же, в самые безобразные сапоги на свете — были при этом закинуты на стол. За все время существования Высокого Зала подобной наглости себе не позволял, наверное, ни один великий герцог, однако Энвера это не смущало: в отличие от Дайны с Нуффом, он явно чувствовал себя во дворце как дома, хотя вся обстановка кабинета, по всей видимости, досталась ему от предыдущего владельца — уж вряд ли он добровольно бы окружил себя стульями на гнутых ножках, витиеватыми канделябрами и портьерами из расшитого золотом атласа, зеленого, как летняя трава. — Дайна, — радушным тоном констатировал Энвер, глядя на нее поверх сверкающих мысков собственных сапог. Масляная лампа, горевшая на столе, бросала янтарные отсветы на его лицо: мрачное, небритое и в то же время странно привлекательное. — Ты, как всегда, отрада для моих уставших глаз. Не поведаешь мне, почему ты вчера оставила меня в одиночестве? — Только не говори, что скучал, — фыркнула Дайна, закрывая за собой тяжелые двери. Отложив свиток, Энвер убрал ноги со стола, встал и решительно направился к ней. Тяжелые пряжки на его сапогах, как всегда, хищно лязгали при каждом шаге. — Вообще-то да, скучал, — сказал он и с отточенной легкостью дамского угодника взял руку Дайны в свою. Потом наклонился и на мгновение поднес к губам, запечатлевая почтительный поцелуй на костяшках пальцев. — Более того, я за тебя волновался. Врата Балдура сейчас не самое безопасное место на Ториле. Кто знает, какие ужасы могли с тобой произойти? Вот откуда во вчерашнем бандите столько галантности? Изысканностью манер Горташ мог поспорить с Рафаилом, а иногда, пожалуй, и перещеголять его. Можно подумать, он полжизни провел на светских раутах, целуя ручки прекрасным дамам! — Волновался ты, ага, как же. Неужели господин Яснобород не донес тебе о наших захватывающих приключениях в Счетной палате? — Вернее, о чудовищном погроме, который вы там устроили? — поинтересовался Энвер, погладив большим пальцем ее ладонь. — О, донес, не сомневайся, и уже потребовал баснословную сумму на покрытие издержек. Теперь я жажду услышать все подробности этой удивительной истории из твоих уст. — Тогда моя следующая сказка тебе понравится. Весь день умирала от желания ее рассказать. Отстранившись от него, Дайна шагнула вглубь кабинета. Мест для посетителей здесь было множество — несколько уютных полукресел перед камином, кушетка с малахитовой обивкой вдоль левой стены, ряд роскошных стульев на гнутых ножках вдоль правой, — но она, не удостоив их и взглядом, без промедления упала в кресло, минуту назад освобожденное Энвером. Потом подумала и, скинув ботинки, водрузила пятки на стол, чуть не опрокинув отполированную до блеска медную чернильницу. Развешенные по стенам портреты прежних герцогов, напомаженных и надменных, взирали на нее с осуждением. Какая вопиющая наглость! Какое безобразное поведение, недостойное благовоспитанной леди! А вот Энвер, казалось, не возражал: как Дайна уже не раз успела убедиться, он вообще был падок на нахальство. Интересно, а на трон усесться он ей тоже бы позволил? Дайна почти не сомневалась, что да. — Ну, как я смотрюсь? — осведомилась она у него, пошевелив пальцами ног. — Хороший из меня эрцгерцог? — Гораздо более очаровательный, чем я, — был вынужден признать Энвер. С губ его не сходила довольная ухмылка. — Но вообще-то я надеялся сперва закончить работу, а ты узурпировала мое кресло. — Работа, работа, работа, — печально вздохнула Дайна, устраиваясь поудобнее. — Когда бы я ни пришла, ты все время страшно занят. Твое королевское величество вообще когда-нибудь отдыхает, скажи мне? Ты правитель этого города. У тебя целая орава прихвостней и подхалимов. Поручи все эти бумажки кому-нибудь из них! Ты не можешь один делать всю работу на свете. — Во-первых, большинство моих, как ты выразилась, «подхалимов» ни черта не смыслят в политике... — А во-вторых? — Во-вторых, я люблю держать руку на пульсе. — Это не «рука на пульсе», Энвер, это «хватка на горле». — Можно и так сказать, — согласился Энвер. Склонив голову набок, он, казалось, любовался тем, как она восседает за его столом. — Но сама понимаешь, времени на развлечения мне это в любом случае не оставляет… Не считая, конечно, лучшего из них — общения с тобой. — Знаешь, ты прямо как Рафаил говоришь. Вы оба такие сладкоречивые, просто ужас. — Только в отличие от Рафаила я совершенно искренен. И не имею привычки сдирать с людей кожу живьем. — Точно? А то слухи ходят разные. — Слухи преувеличивают. — Это утешает, — сказала Дайна, хотя и не спешила принимать его ответ за чистую монету. В искусстве вранья Энвер ничуть не уступал ей с Астарионом, а может, даже и превосходил их. — Откуда ты вообще так хорошо знаешь Рафаила? — Я вообще знаю больше дьяволов, чем мне хотелось бы. Менее уклончивого ответа Энвер давать, по всей видимости, не собирался. Подтащив стул, он поставил его напротив стола, уселся верхом, положил руки на изогнутую спинку и остановил на Дайне внимательный взгляд. Солнце почти уже село; в комнате становилось всё темнее. Неяркое зарево лампы плясало на чешуе золотых драконов, змеившихся по мятому шелку Энверовой рубахи. Небрежно завязанная шнуровка открывала широкую грудь, густо поросшую волосами. Оторвать взгляд от этого зрелища было отчего-то очень трудно, хотя Дайна старалась изо всех сил. — Так о чем твоя сказка, мой прекрасный менестрель? — напомнил Энвер. — Молю, услади же наконец слух своего государя. Вот как ему это дается? Почему он выглядит как пират, ушедший в загул после триумфального абордажа, а разговаривает — как вельможа, с юных лет упражнявшийся в красноречии? — Моя сказка о многом, — провозгласила Дайна, борясь с искушением встать и по-человечески перешнуровать ему рубаху. — Она о грозной Кине Девятипалой — королеве разбойников, что без жалости расправляется с врагами. О ее давней подруге — мудрой арфистке Джахейре, прославленной героине Врат Балдура. А еще, конечно, о великом Минске из Рашемена, павшем жертвой страшного заговора баалистов. Но самое — это сказка о миниатюрном гигантском космическом хомяке… — Я заинтригован. Продолжай. — Жила-была во Вратах Балдура девочка с красивым именем Астель. Родители ее, простые бакалейщики, не могли нарадоваться тому, какая у них растет умница и красавица. Но однажды маленькая Астель не вернулась с прогулки домой. До позднего вечера родня искала ее по всей округе, сбилась с ног — и не нашла ни следа. Девочка будто растворилась в воздухе. Безутешная мать всю ночь провела в слезах. А следующим утром, выйдя поутру на крыльцо, она нашла на пороге посылку, перевязанную бечевкой. В посылке лежала пропитанная кровью записка, а в записку был завернут крошечный детский мизинчик… Дайна говорила так долго, что на улице начало смеркаться. Быстро опускались чернильно-синие сумерки. Ветвей садовой рябины, которые еще недавно пламенели за окном, теперь почти не было видно. Энвер, обычно пропускавший мимо ушей больше половины той чуши, которую Дайна с удовольствием порола часами напролет, на сей раз слушал внимательно: он быстро понял, что эта сказка отличается от прочих. Во-первых, она была более или менее правдива, во-вторых, имела к происходящим в городе событиям самое непосредственное отношение. Дайна рассказала про то, как они случайно забрели на территории, принадлежащие Гильдии, и про то, как столкнулись там с зентами, которых гильдейцы наняли для защиты от Каменного Лорда, и про то, как Девятипалая удостоила их личной аудиенции, надеясь побольше узнать об Абсолют… — И что вы ей сказали? — перебил вдруг Энвер, до того молчавший. Ему давно уже надоело сидеть на стуле, и теперь он возлежал на кушетке, созерцая отделанный шелком потолок и лениво подкидывая в воздух стеклянное пресс-папье в форме оскалившегося злобоглаза. — Правду. Немного приукрашенную. — И она оставила вас в живых, хотя знала про нас с тобой? — Ей нужна была наша помощь, — пожала плечами Дайна. — Кина не меньше нашего хочет избавиться от Абсолют, а уж этот Каменный Лорд и вовсе сидел у нее в печенках. К счастью, она уже придумала, как от него избавиться. План ее был прост и надежен, как гондийские часы… — Дай-ка угадаю: он включал в себя господина Ясноборода и мимика в Счетной палате? — Вечно ты торопишь события. — Любезная моя, если не торопить события, ты будешь рассказывать свою сказку до утра. — Ты что, хочешь, чтобы я побыстрее ушла? А я-то думала, мы наслаждаемся каждой проведенной вместе минутой. В очередной раз поймав подброшенное пресс-папье, Энвер кинул на нее косой взгляд и усмехнулся. Как ни странно, они и впрямь наслаждались каждой проведенной вместе минутой — и не только потому, что между ними существовало взаимное притяжение, но и потому, что им друг с другом было весело, как малолетним детям, тайком от взрослых улизнувшим на летнюю ярмарку. — Хорошо, хорошо, я умолкаю, — сказал он, изображая смирение, и снова отправил стеклянного злобоглаза в полет. — Расскажи мне дальше про Кину и этого ее Каменного Лорда. — Так вот, как я уже сказала, план Кины Девятипалой был прост и надежен, как гондийские часы. Ее люди распустили слухи о несметных сокровищах, которые Гильдия решила передать в Счетную палату на хранение, и Каменный Лорд сразу заглотил наживку. Головы он рубил играючи, а вот с сообразительностью у него было туговато. Ни он, ни его шайка не заподозрили подвоха. Но, к сожалению для Кины, подвох заподозрила ее давняя подруга — прославленная друидка Джахейра… — Погоди, Джахейра-то в твоем рассказе откуда взялась? — Дело в том, что Каменный Лорд не был простым головорезом, стремящимся захватить власть над городом. Не был он и верным слугой Абсолют. На самом деле Каменный Лорд был не кем иным, как легендарным защитником Врат Балдура — великим Минском из далеких пустошей Рашемена… — Вот это ты точно сочинила ради красного словца. — Разумеется, могучий Минск даже не подозревал, что стал жертвой обмана. Он-то думал, что объединился со своей давней подругой Джахейрой, чтобы вновь принести во Врата Балдура мир и порядок. Он и представить не мог, что мудрая Джахейра — всего лишь доппельганер, подосланный Орин Красной… Дайна говорила еще долго, и синие сумерки за окном превратились в густую темень. Энвер встал, разгреб кочергой прогоревшие угли в камине, подбросил в угасающий огонь дрова из стоявшей рядом поленницы и вновь разлегся на кушетке. На лице его было выражение глубокой задумчивости; металлические когти скребли по литой поверхности пресс-папье. Он внимательно выслушал историю о том, как Джахейра ринулась спасать Минска, и о том, как Кина пыталась ее остановить, задал несколько уточняющих вопросов насчет битвы в хранилище (рассказ Дайны здесь несколько расходился с рассказом господина Ясноборода, явно преувеличившего масштаб разрушений), потом умолк и больше не перебивал до конца. Дайна в красках описала дальнейшие приключения в канализации, подслушанный разговор баалистов с зентами, убийство лже-Джахейры, воссоединение Минска с его викларан и, конечно, внезапное появление самого загадочного существа в обитаемой вселенной, то есть миниатюрного гигантского космического хомяка по прозванию Бу. — В общем, всё сложилось совершенно не так, как рассчитывала Девятипалая, — подытожила она, когда пришло время закругляться. — И все-таки Кина осталась довольна. С Каменным Лордом было покончено. Премудрая арфистка Джахейра, поняв, что ее другу больше ничего не угрожает, сменила гнев на милость и заключила с Гильдией худой, но все-таки мир, который, как известно, лучше доброй ссоры. Зентов, уличенных в сговоре с баалистами, выгнали из гильдейской таверны взашей. В подземном королевстве наконец воцарился долгожданный покой. Лишь одно по-прежнему беспокоило Девятипалую. Она знала, что угроза Абсолют никуда не исчезла. Городу угрожало нашествие иллитидов. Шансы на спасение таяли с каждым днем. Судьба Врат Балдура — нет, всего Побережья Мечей! — лежала на хрупких плечах юной тифлингши и ее верных друзей. Чтобы остановить Абсолют, они должны были сперва сразить избранницу Баала. Девятипалая прекрасно это понимала, поэтому согласилась пропустить их через свои владения. Более того, она обещала помочь им найти храм баалистов и освободить их друга Гейла… Отрезанную руку которого юная тифлингша, кстати, недавно нашла на своем крыльце. — Ах, Орин, Орин. Только и думает о том, как кому-нибудь что-нибудь отрезать. Закончив созерцать потолок, Энвер уселся на кушетке, закинул ногу на ногу и некоторое время молчал, глядя мимо Дайны в окно, за которым уже воцарился непроницаемый мрак. Затем в задумчивости поскреб шрам на подбородке и добавил: — Признаться, не думал, что у тебя получится очаровать Кину. Найти путь к сердцу Девятипалой вообще нелегко, а уж получить право беспрепятственно разгуливать по ее территории — тем более… И все-таки тебе удалось. — Моей заслуги тут нет. Все благодарности Астариону: это он у нас отлично ладит с дамами в возрасте. — Мы с Астель почти ровесники, чтоб ты знала. Или ты считаешь, что я тоже «в возрасте»? — О нет, мой государь, ты у нас в самом расцвете сил. Энвер посмеялся — неприкрытая лесть всегда его веселила — и снова ненадолго умолк. Потом произнес задумчивым тоном, по-прежнему глядя мимо Дайны: — Как ни странно, у нас с Астель вообще много общего. Я хорошо помню, как она начинала свой путь в Гильдии. Эффективная, безжалостная и гораздо более умная, чем весь тот сброд, с которым ей приходилось иметь дело. Ты знаешь, что она превосходная лютнистка, кстати? Никогда не мог устоять перед женщиной, умеющей обращаться с лютней… Ну, неважно. По понятным причинам мы с ней были в натянутых отношениях… Которые стали еще более натянутыми после моей коронации. — Инаугурации, ты хотел сказать. Энвер дернул бровью, но сбить себя с мысли не дал: — Мы столько лет правили преступным миром Врат Балдура, Астель и я. Никто не хотел делиться. Никто не хотел уступать. Вцепились в свою власть, как собаки в суповую кость... И посмотри на нас теперь. Ее маленькая подпольная империя на грани краха. У меня дела идут не лучше. Орин перерезала глотки очень многим моим людям, начиная с Франка, да и Кине здорово потрепала нервы — а это дорогого стоит, поскольку нервы Кины крепче стальных канатов. Чтобы Девятипалая обратилась за помощью к зентам, которых всю жизнь на дух не переносила? Не думал, что когда-нибудь такое увижу. «Тебе-то какое теперь до этого дело? Зачем тебе твоя подпольная империя, раз у тебя теперь есть титул, трон и вся городская казна?» — чуть было не спросила Дайна, но осеклась. Глупый вопрос. Энвер не принадлежал к числу людей, легко расстающихся с нажитым. В отличие от благородных герцогов, портреты которых с немым укором взирали на них со стен, он всего в жизни добился сам. Построенная им торговая сеть была его собственностью, таким же плодом многолетнего труда, как Стальная Стража, и он не собирался от нее отказываться. А разве бы она, Дайна, на его месте отказалась? Да ни за какие коврижки. Он еще какое-то время смотрел в огонь, крепко задумавшись о чем-то, но недолго. Металлический коготь в последний раз с нажимом скользнул по изрядно поцарапанной поверхности пресс-папье. Наконец выпустив его из рук, Энвер встал, подошел к Дайне, по-прежнему восседавшей в его кресле, и наклонился к ней, уперев ладони в подлокотники. — Раз вы с Киной так хорошо поладили, — сказал он, глядя ей в глаза, — устрой мне с ней встречу. — Что? Это еще зачем? — Собираюсь сделать ей предложение, от которого невозможно отказаться. Дайна не стала напоминать, что Девятипалая ненавидит его всеми фибрами души и при одном только упоминании его имени скрипит зубами на всю гильдейскую таверну. Энвер знал, о чем просит. Он понимал, что Кина к нему на поклон не пойдет и что ему придется встречаться с ней на ее условиях; понимал, что это опасно, потому что последняя стычка гильдейцев с бэйнитами закончилась тремя отрубленными головами; он всё продумал, всё учел, всё просчитал, взвесил все за и против — и в советах не нуждался. Поэтому она просто кивнула: — Хорошо. Я постараюсь. И, не выдержав, все-таки потянулась к нему, чтобы заново зашнуровать его нелепую пиратскую рубаху.